Её второе Я

       Нет, не любят в наших краях женщин, раз поскупились на женский род для платья – главного женского атрибута,  можно сказать, второго «я» каждой из них. Вот во Франции другое дело: достаточно посмотреть на её символ – Марианну.  А немцы такие же,  как мы. Зато  англичане пошли дальше всех:  если в России и Германии платью приписали пусть и средний, но всё-таки род, то английский и этим пренебрег. Несправедливо это.
       Усматривая в этом гендерную дискриминацию, автор из чувства сострадания к объекту  решается на преступление и  будет использовать  при упоминании платья  женский род. Да простят нас строгие критики.
       Они усвоили  своё нынешнее место и научились с ним мириться. Конечно,  хотелось большего, которого они, по своему мнению,  заслуживали. Но поскольку изменить это обстоятельство не было в их силах, приходилось довольствоваться нажитыми воспоминаниями, благо, они были яркими, запоминающимися и вполне примиряли с сегодняшним положением. Больше всего их удручало бездействие, на которое Она их обрекла много лет назад. Иногда им хотелось одёрнуть её, зазнавшуюся, приписывающую исключительно себе полученные заслуги и достигнутые успехи, не понимающую или не желающую  понять, что не будь их, вряд ли из неё бы вышло что-нибудь путное.
       Им была отведена верхняя полка шкафа, где они удобно расположились. Нет, думали они, надо всё же отдать ей должное  -  Она сохранила им жизнь, вернее, продлила их, пусть и старость. Ведь Она могла безжалостно с ними расстаться, как это обычно делается со старыми вещами, захламляющими новую жизнь.  Она этого не сделала, значит, всё-таки понимает их ценность и значит, они Ей дороги. О будущем, вернее, о существовании такового понятия как будущее,   они ни не задумывались и жили настоящим.
       Они не были ни требовательны,  ни капризны. Напротив, были очень рады каждый раз, когда Она становилась на стремянку, забиралась на верхнюю ступеньку  и останавливала взор  на одной из них. Это случалось редко, но они терпеливо и с нетерпением ждали момента возрождения. Каждый раз при виде Её в них начинала теплиться слабая надежда, ещё не совсем угасшая, что она выберет их,  и жизнь заиграет с новой силой.  Обычно Она бережно брала одну из них в руки, спускалась, подходила к зеркалу, прикладывала её к повзрослевшему телу, горестно вздыхала и возвращала  объект внимания на место.
       Юбки и блузки, висящие в этом же шкафу на разноцветных вешалках,  были вполне довольны своим статусом и считали вполне естественной принадлежность к женскому, женственному роду.  А вот платьям не повезло: их не удостоили такой чести. Они всегда с плохо-скрываемым презрением относились к юбкам-блузкам, как к чему-то  недостаточному, нуждающемуся в дополнении.  Уж как так получилось, здесь не станем обсуждать: для этого есть лингвистические умы, не нам чета, но факт налицо – им приписали какой-то средний  (правда, сейчас, модный) род.  Ни то ни сё. Обидно.   
       Как-то вечером, когда настали холода, а отопление ещё не включили, и им было зябко, они затеяли вечер воспоминаний. Правда, не при свечах,  как подобало бы,  зато лучик яркого света, пробивавшийся через дверную щель,  делал обстановку располагающей к доверительной беседе.  Удивительно, но несмотря на свой возраст - а был он уже давно пенсионный - они прекрасно сохранились  и были просто хоть куда.
        Первым послышался хрипловатый – она покуривала в ту  вспоминаемую пору – голос Бледно-Сиреневой. Она ещё больше побледнела за эти годы в отсутствии солнца.
         « На людях моя жизнь была короткой, но яркой. Вышла я  из-под  рук соседской портнихи тёти Дуси.  Надев платье, Она, т.е. моя хозяйка, решила меня обновить,  идя в гости, где я волей случая чуть не погибла, зато стала объектом  всеобщего внимания и  заботы. Чего вряд ли кто-то из вас,  дорогие подруги, добился». При этих словах она высокомерно окинула взглядом  присутствующих.  «Когда Она держала в руках полный бокал, кто-то из гостей случайно задел Её,  и почти все содержимое бокала выплеснулось и украсило мой фасад. Должна сказать, что цвет получившейся отделки прекрасно монтировался с  моей сиренью, но Она почему-то расстроилась, слёзы выступили на глазах.  Будучи натурой тонкой, а посему совершенно непрактичной,  Она не знала, что делать в таких случаях. По совету опытной подружки был немедленно поставлен чайник, и не прошло пяти минут, как от запятнавшего меня вина не осталось и следа. Но лично мне было очень приятно, что все так хлопотали вокруг меня и окружали заботой».

       «Тоже мне история про привлечение внимания! Вот послушайте, что я вам расскажу. На сей раз та же тётя Дуся создала нечто совершенно волшебное,» - начала Тёмно-Синяя.  «Представляете? Маленькое строгое платьице  с двумя рядами крупных белых перламутровых пуговиц, большой белый шелковый воротник и такие же, отороченные  шелком,  манжеты. От меня было глаз не отвести. Ну вот, как-то раз, собираясь на концерт в филармонию, Она меня надела. Что и говорить: по дороге  я приковывала к себе  восторженные взгляды  всех прохожих, включая женщин.  А когда я оказалась  на сцене  перед огромным полным  залом, собравшимся на меня посмотреть, и говорить нечего. Меня долго не отпускали, пока  Она не закончила  какую-то длинную речь, по окончании которой публика, видимо, была настолько  ошеломлена моей красотой, что даже аплодисментов не последовало.  Я боялась только одного: как бы слёзы, проливаемые Ею после исполнения музыки (а была это Шестая симфония Чайковского!),  не оставили след на белом воротнике».
 
      Как оказалось из разговора, тётя Дуся успела за свою долгую жизнь и соседство с Нею, сотворить ещё один шедевр.   Её мама,  зная, что грядет вручение дочери красного диплома  с отличием по окончании университета,  подарила Ей изумительной красоты отрез изумрудно-чёрно-жёлтого   панбархата на выпускной наряд.  И вот что они узнали от Изумрудной: 
       «Ничего вы не понимаете! Всё зависит от нас, а  вовсе не от людей. Вот    у вас в жизни было внимание, от которого ни тепло, ни холодно, а вот при виде меня мужчин  просто бросало в жар. Казалось бы, пустяк, крошечная деталь,  а как работает этот  незамысловатый  разрез рукава от плеча до манжеты! Вы не поверите: эффект  потрясающий! Когда Она сгибает  руку и обнажается локоть, которого  я нежно касаюсь, мужчины от меня просто с ума сходят!  А вы говорите – внимание».

     Неожиданно раздался раздражённый голос: «Ну, что вы тут раскудахтались,  как куры? Сейчас я вам докажу,что в Её судьбе главный - это я!» Это был недавно-затесавшийся-между-ними Чёрный костюм, тихо дремавший в глубине полки.  «Меня Ей сшили  на заказ к защите диссертации: прелестный облегающий лиф  с оборкой на подоле, защипленные плечи, короткий рукав-фонарик, узкая юбка  с разрезом  и главное украшение – большой,  красиво завязанный на груди бант в крупный горох. Когда Она мельтешила  в Зале заседаний, развешивая иллюстрации к своему предстоящему докладу, нашелся человек, сказавший ей правду: “Зачем Вы  это делаете, ведь всё равно они (читай: члены Ученого Совета)  будут смотреть только на Вас?». Под этими словами он, естественно, подразумевал меня. Так оно и вышло. И вы, надеюсь, понимаете, что если бы не я, не было бы блестящего результата защиты, без единого черного шара! То есть, не будь меня, Она не защитила  бы  диссертацию, не стала  кандидатом наук, а вскоре и доцентом с огромной зарплатой, позволившей  купить квартиру в престижном столичном районе, где Она смогла выделить  целую полку для такого старья, как вы. А что касается меня, то, думаю, я тут оказался случайно, по ошибке, ведь ещё совсем недавно у меня была прекрасная личная жизнь с изящной вешалкой в соседнем шкафу.  Как видите, в Её судьбе  я самый главный! Так что, давайте-ка, посторонитесь, а то разлеглись, понимаешь».
       С этими словами он довольно грубо оттеснил  экс-красавиц. Они хотели было  возмутиться некорректным поведением,   и одна из них даже,  осмелев, сказала: «Вы не джентльмен. Хоть и в чёрном». Но остальные  интеллигентные платья, будучи выше нахального костюма, молча взмахнули подолами,  перемещаясь в оставленное для них место, а Изумрудная, смолоду острая на язык и имеющая большой жизненный опыт, процедила: «Мужик, что с него взять?»

        Их разговоры невольно слышали две подружки, болтающие(ся) на ближайших плечиках. Слушая воспоминания старушенций, сами уже не первой молодости, Белая с  Красной  переглядывались, будучи уверены, что они не скоро займут среди них  место, ведь Она уже  не один год надевает их и в пир, и  в мир, и  в добрые люди, и расставаться, судя по всему, не собирается.  Втайне они соперничают друг с дружкой, но обе по-прежнему хороши, разве что с небольшими потёртостями  во внешности, и  каждый год, как пригреет солнышко,  весело соскакивают с плечиков, придавая Ей, да и себе, молодости, энергии, задора, а главное – веры в себя.
 
        Наутро, перебирая одежду, висевшую в шкафу  и бренча вешалками,   как  костяшками счётов, Она невольно обратила внимание  на беспорядок на верхней полке, которого накануне не было. Терпеливо  и   аккуратно Она придала платьям удобную позу, и с удивлением увидев Чёрный костюм   в центре полки, восстановила статус кво   и   вернула  его, сопротивляющегося,  на прежнее место.

        А когда Она ушла на работу, заслуженные платья лишь многозначительно обменялись улыбками: они вновь испытали уже забытую радость от Её прикосновения. Только Чёрный продолжал сердито бурчать в своём углу, мол, его здесь не ценят. Но на него уже никто не обращал внимания: каждая думала о своём -  разбередил их души вчерашний разговор…