Шквал

    Неожиданная передышка, против ожидания, не принесла облегчения. Каким-то дерганым оказался конец пути. Уже ничего не хотелось, и смутное сознание отказывалось продолжать эпопею. Кураж пропадал. Тогда я купил ящик бурбона Penny Packer из Кентукки и, таким образом, решил для себя проблему оставшихся семи недель.

    Выходили черным проливом ввечеру. Двигатель, наевшись свежего масла, нежно напевал. Равнодушные острые тучи быстро проносились с правого борта на левый. Канал расширился и щекотнул свежим дыханием, отдав нас океану. И опять ветер задул в корму, снасти вытянулись в струнку и мы полетели. Сутки перевалились, штурмана поменялись вахтами, радары крутились молчаливо, принося только зеленые шорохи пустых волн. Мне стало скучно на мостике, я спустился в каюту и сладко растянулся на хрустящей простыне…

    Сон мой оборвался внезапно на пути из постели к умывальнику. Я летел под рукомойник, несмотря на поставленные заранее штормовки на койке. Еще не открыв глаза, вцепился намертво в дверную ручку и понимал, что ее нельзя выпускать из рук ни в коем случае. И тут же полетел обратно, закрывая головой и коленками раззявившиеся из под койки рундуки. Гитара со всего маху влепилась в переборку и умерла, треснув декой. Мелькнула мысль о массивном графине, но тот был в подставке. Телефон взрывался, но я уже карабкался по трапу, вырывая поручни. Все сыпалось за переборками и двери кают мне аплодировали по пути. Но главным было то, что свет горел исправно в коридорах. Это как лампада. Значит, все в порядке.

    Шквал свалился неожиданно. Два океана побелев от ярости, решили побороться этой ночью в этом месте. Нас в расчет не приняли. И мы оказались лагом к волне. Но тут же выровнялись на восток. Кэп, отражая лицом бледную луну, стоял молча на мостике. Но я знаю, о чем он думал. О том же, что и я, и все. Слава богу, что машина надорвалась чуть раньше! Она теперь была главной. Бесполезен был и радар и шлюпки с проржавевшими кран-балками. Это не беспечность. Это четкое понимание тщетности.

    Теперь мы вспарывали брюхо океанам, хотя это было не очень здорово. Были бы в грузу, досталось бы меньше, но рисков больше. Но мы были пусты как сенегальский барабан, и амплитуда возросла. Теперь просто проваливались всем килем в бездну, на секунды оторвав ноги от палубы, и как бы приятным это ни казалось, нельзя допускать такого состояния, потому как палуба тут же врезается в пятки, подгибая коленки, и на тебя наваливается небо, опуская твои потроха в пропасть. Но небеса поражали своим безразличием в эту ночь. Где-то они были очень далеко от нас, и не трогал их ничуть маленький кораблик, срывающийся вместе с людьми во тьму. Это был выбор этих самых людей, и никому до этого не было дела. Ночь сворачивалась в клубок, а волны только прибавили в силе. Ветер перестал быть попутным и шквалы со всего размаха били в лицо. Солнце так и не появилось, ему было неоткуда. Небо казалось залитым водой. Только волны слегка посинели, но усталости в них не чувствовалось. Древний океан был похож на молодого свирепого бога. Он хотел сокрушить небеса, а, заодно, и нас стереть в порошок. Но первые были слишком высоко, а мы тоже не сдавались и упрямо задирали бак к тем же высям, кроша сам океан на мелкие брызги. Те с размаху влетали на иллюминаторы мостика и сползали жалостливо безобидными ручейками на толстом стекле.

    В каюту я спускаться не стал, а заснул тут же в рубке, после ночи. Человек не машина. И, слава Богу, что машина не человек. В сон влетали посторонние звуки падающих предметов, а руки держались за скобу на переборке. Но когда крен был особенно крут, медленно переворачивая уставшее тело, мозг привычно подсчитывал градусы остающиеся до критического. И когда судно долго не возвращалось обратно, было уже все равно во сне и не хотелось просыпаться. Потом что-то поменялось. Я перестал болтаться по дивану, а кровь приливала к голове и отходила. Качка стала строго килевой…мастер спустился в радиорубку и впервые закурил… Значит, что-то наладилось.

    Волны на воле все так же перекрывали палубу, но та уже загорелась. Солнце, хоть и тусклое застыло невысоко и уже отбрасывались тени на всем живом. Никогда не радовался так теням. Но раз есть они, значит, есть и свет! Мы переваливались в Атлантику, а она поласковее будет. Но позади, на западе оставалась белая стена все таки опасная уже для идущих за нами следом.
Мы потеряли шлюпку, один трал и все топовые огни. Такая плата за проход проливом имени пирата сэра Дрейка.

    …А в моей каюте палуба была посыпана родной землей из последнего кокнутого цветочного горшка и вдребезги щедро залитая отличным виски.

далее  http://proza.ru/2025/07/18/1495