Тени безымянного озера. Глава 29

Солнце било в глаза, неестественно яркое для «Безымянного-13». Игорь щурился, разглядывая папу, его отец выглядел на десять лет моложе, без седины у висков, без глубоких морщин вокруг глаз. Но самое странное — его взгляд. В нём не было того тяжёлого знания, которое Игорь помнил.

«Да он же не знает! — осенило Седова-младшего. — Папа ничего не помнит!»

— Сынок? — мужчина нахмурился. — Ты в порядке? Выглядишь неважно, даже постарел как-то. Ты будто увидел призрака.

За его спиной из салона «Каравеллы» вышла и Ковалёва в белом халате и небольшим дипломатом в руках. Та самая, но… другая. Её волосы были короче, а в глазах не читалось прежней глубины, что появляется после встречи с невозможным.

— Опять твои эксперименты, Седов? — бросила она настороженный взгляд на Игоря. — Кто это? Почему меня не поставили в известность?

Елена (Боже, Лена!) подошла к Игорю ближе. Никаких кристаллов на руках, даже следов от них, только тёплые пальцы, коснувшиеся его запястья:

— Мужчина, у вас будет приступ. Вам нужно присесть.

Игорь наслаждался её голосом, настоящим, без того металлического отзвука, что был раньше. До него дошло: «Она не помнит. Ничего не помнит!», но он охотно подчинился, присаживаясь на бетонный столбик. А на вопрос отца ответил просто:

— Соскучился по тебе, папа. Вот и решил наведать. Дорога была непростой.

— Да? Ну что же! — Отец подошёл ближе и ласково потрепал сына по волосам. — Давай тебе покажу, чем мы здесь занимаемся…


В кабинете отца пахло свежей краской и табаком. Игорь, сидя на небольшом кожаном диванчике, сжимал трясущимися руками стакан с горячим чаем, пока Вера водила вокруг его тела неизвестным ему прибором.

— Никаких следов радиационного облучения, — пробормотала она. — Но нейронная активность… Будто ваш сын, Алексей Степанович, пережил квантовый коллапс.

Игорь, услышав слова про коллапс, резко поднял голову и задал, по его мнению, самый главный для себя вопрос:

— А теперь расскажите мне, что вы знаете о «проекте Омега»?

В кабинете мгновенно образовалась тишина. Отец переглянулся с Ковалёвой и, прикрыв дверь кабинета, поинтересовался:

— Сын, а откуда ты знаешь про Омегу? Это было закрытое исследование восьмидесятых. Детский психологический эксперимент.

Миронова, до этого тихо сидевшая в угловом кресле, вдруг подняла глаза:

— Я… что-то помню. Рисунки. Семь точек. — Она прикоснулась к виску. — И цифры… 18:47.

Вера резко встала с дивана, роняя на него прибор.

— Но это невозможно! Вы двое не могли… — Она посмотрела на Седова-старшего. — Алексей Степанович, вы должны проверить архив.

Отец в ответ лишь кивнул и вышел из кабинета. Вера вдруг заколебалась, затем сунула Игорю листок, достав его из кармана халата:

— Лаборатория семь. Там ответы. Но будьте осторожны — некоторые двери лучше не открывать…


Лена молчала всю дорогу до лабораторного корпуса. Только когда они остались одни в пустом коридоре, девушка остановилась:

— Я часто вижу сны, — произнесла она, глядя на Игоря. Её голос немного дрожал. — Во сне у меня… другая кожа. И я разговариваю с тенями.

Седов нервно сглотнул. Его пальцы сами потянулись к девичьей руке — тёплой, живой. Никаких кристаллов. Но…

— Ты помнишь монолит? Озеро?

Она покачала головой, но в глазах читалось сомнение:

— Только… чувство. Будто что-то большое смотрит на меня сквозь зеркало. — Она вдруг схватила его за руку. — Кто вы на самом деле?

Но Игорь не стал отвечать. Они стояли как раз перед входом в седьмую лабораторию. Дверь в неё была закрыта, но на табличке вместо номера теперь было написано: «Кабинет доктора Мироновой». Игорь смело толкнул дверь, та открылась с тихим скрипом, давая возможность заглянуть внутрь… Дверь подалась с тихим скрипом, словно нехотя впуская их внутрь.

Воздух в кабинете был густым, пропитанным запахом старой бумаги, чернил и чем-то ещё — слабым, едва уловимым ароматом лаванды, будто кто-то недавно пытался перебить затхлость. Помещение казалось застывшим во времени. Стены, обитые потрёпанным зелёным сукном, были почти полностью скрыты под слоем детских рисунков. Сотни листов, приколотых кнопками, закреплённых скотчем, даже просто прилепленных куда попало. На каждом — семь точек, соединённых линиями. Иногда — просто хаотично разбросанные, иногда — выстроенные в чёткие геометрические фигуры. На некоторых листах точки превращались в звёзды, в глаза, в чёрные дыры на фоне космоса.

— Боже… — прошептала Лена, медленно поворачиваясь на месте. Игорь обратил внимание, что в центре комнаты стоял массивный дубовый стол, заваленный бумагами. Журналы наблюдений, стопки исписанных от руки листов, фотографии, а на самом верху — толстая папка с выцветшей надписью: «Группа Омега. Дети с квантовой восприимчивостью».

Игорь подошёл ближе. На столе лежала открытая тетрадь, страницы которой оказались испещрены аккуратным, почти медицинским почерком. Последняя запись гласила: «18.47. Субъект 7 (Л.М.) сообщил: „Она ушла спать“. Эксперимент прекращён. Архив закрыт». А рядом с тетрадью лежала фотография. Маленькая девочка с тёмными волосами, сидящая перед зеркалом в белой комнате. Седов взял её в руки, перевернул и увидел на обратной стороне надпись: «Л. Миронова. Первый контакт».

Елена вдруг вскрикнула. Её пальцы впились в виски, разминая кожу.

— Я помню… — её голос дрожал. — Зеркало… Оно было не просто стеклом. Оно… дышало. Седов не услышал, как в комнату за ними вошла Ковалёва. Вера подошла к шкафу у стены, за раздвижным стеклом которого аккуратно стояли ряды предметов: игрушечные кубики с выгравированными цифрами 18 и 47, колода карт с нарисованными созвездиями, несколько квадратных кассет с надписями — «Голосовой анализ. Группа Омега» и… маленькая коробочка, обтянутая чёрным бархатом. Ковалёва достала именно её и открыла. Внутри лежал осколок чёрного кристалла. Глубокого, бездонного чёрного цвета, в котором, если приглядеться, мерцали крошечные звёзды.

— Это… — Вера замерла. — Это же…

Из глубины коридора донёсся… детский смех и тихий, едва уловимый шёпот:

— Просыпаюсь…

Смех затих так же внезапно, как и появился. Игорь замер у двери, прислушиваясь к тишине, которая теперь казалась звенящей. Его пальцы непроизвольно сжали секундомер — стрелки замерли на 18:47.

— Чёрт! Она здесь. Она всегда была здесь!

Лена стояла у стола, дрожащими руками перебирая фотографии. На одной из них — семь детей в одинаковых серых халатах, стоящих полукругом перед зеркалом. Их отражения… были другими, искажёнными, будто стекло отражало не детские лица, а что-то иное.

— Это мы, — прошептала она, показывая фото Седову. — Но я не помню этот момент. — Её пальцы коснулись изображения маленькой девочки с тёмными волосами. — Хотя это точно я.

Вера достала из коробочки чёрный кристалл. При свете лампы стало видно — внутри мерцали микроскопические узоры.

— Погодите? — Ковалёва подняла кристалл повыше, рассматривая его содержимое на свету. — Это похоже на нейронные связи, — пробормотала она. — Боже, это же запись! Квантовая голограмма сознания.

Из коридора снова донёсся новый звук. На этот раз не смех, а плач — детский, безутешный. Игорь почувствовал, как по спине побежали мурашки. «Блин… Она не просто просыпается. Она вспоминает!»

Вера вдруг резко поставила кристалл на стол, будто обожглась. Она смотрела на него как-то странно, будто вспоминала:

— Я… я знаю этот материал, — голос Ковалёвой звучал отрешённо. — Это неприродный кристалл. Его вырастили. В бункере… в Томской области. — Она подняла глаза на Игоря. — Но я никогда там не была. По крайней мере… в этой реальности.

— Погоди! — Миронова медленно подошла к ней. — Ты говоришь, будто помнишь то, чего не было.

— Или то, что стёрли, — ответила Вера. Она вдруг расстегнула манжету рубашки. Седов заметил на внутренней стороне запястья едва заметный шрам в форме цифры семь.

— Я думала, это след от детской операции. Но теперь…


Игорь вновь перевёл взгляд на фотографию. Семь детей. Семь шрамов. Семь точек на рисунках.

— Вы все были частью эксперимента, — понял он. — Но кто-то стёр ваши воспоминания.

Вера в ответ нервно засмеялась:

— Не просто стёр. Разделил. Одни воспоминания — в одной реальности, другие — в другой. — Она указала на чёрный кристалл. — А это — мост между ними.

Плач в коридоре внезапно прекратился. Воцарилась тишина, более пугающая, чем любой звук. Лена первой нарушила молчание:

— Если «Омега» просыпается… значит, она ищет что-то. Или кого-то.

Все трое переглянулись. Ответ был очевиден: семь детей, семь частей одного целого, семь ключей. И где-то в этом здании теперь бодрствовало нечто, что помнило их всех.

Кристалл лежал на столе, поглощая свет, словно микроскопическая чёрная дыра. Вера осторожно провела над ним пальцем, не касаясь поверхности, делясь своими впечатлениями:

— Он холодный, — задумчиво она. — Но не просто холодный. Это… отсутствие температуры. Как вакуум.

Миронова потянулась к камню, но Игорь резко схватил её за запястье:

— Не трогай! — Его голос прозвучал резче, чем он планировал. — Ты чувствуешь, да? Он же… зовёт тебя.

Лена медленно кивнула. Её зрачки неестественно расширились, отражая мерцание кристалла.

— Он не просто запись, — произнесла она. — Осколок в каком-то смысле живой. — Её пальцы непроизвольно сжались в кулаки. — И он голоден.

Вера включила портативный спектрометр. Экран заполонили хаотичные линии.

— Материал ведёт себя как квантовый накопитель, но… — Ковалёва замолчала, увидев странную пульсацию в данных. — О боже! Он меняется в реальном времени. Как будто учится!

На этот раз из коридора донёсся неприятный скрип — будто кто-то медленно проводит ногтями по стене. Игорь же лихорадочно перебирал документы на столе. Среди жёлтых страниц с медицинскими отчётами его внимание привлекла фотография: группа учёных в белых халатах стоит перед тем самым зеркалом из детских воспоминаний Лены. А в центре — человек, которого Седов узнал сразу.

— Громов… — прошептал он. Но это был не старый Громов из их реальности. Здешний выглядел на сорок лет моложе. А рядом с ним…

— Отец? — Игорь ощутил, как у него перехватило дыхание. Молодой отец в форме с погонами капитана стоял чуть в стороне, но его поза говорила: он здесь не просто наблюдатель. Ковалёва резко выхватила у мужчины фото:

— Стоп! Это же невозможно! Громов умер в 1991 году. А этот снимок… — Она перевернула его. — От восемнадцатого декабря две тысячи четвёртого года!

Лена вдруг вскрикнула, хватаясь за свои виски, бормоча:

— Две реальности! Они переплелись! Здесь, в этом месте, временные линии…

Её слова прервал громкий треск. Чёрный кристалл на столе дал глубокую трещину, а из неё сочился… нет, не свет. Нечто обратное свету — темнота плотнее, чем должна быть. Вера отпрянула от стола, но не могла оторвать глаз от треснувшего кристалла.

— Время… — её голос звучал сдавленно. — Оно же не линейно. Особенно для квантовых систем. 18:47 — это не просто время. Это…

— Состояние, — закончила за коллегу Лена. Глаза Мироновой блестели. — Как спин электрона. Вверх или вниз. До или после. — Она посмотрела на Игоря. — Это момент, когда они разделили реальность.

Игорь вспомнил слова отца из другой временной линии: «Я должен был выбрать одну реальность из бесконечности». Секундомер в его кармане вдруг стал тёплым. Он достал его — стрелки начали бешено вращаться, показывая то 18:47, то 00:00, то 12:34…

Из трещины в кристалле вырвалась струя ледяного воздуха. И в ней — голос: «Просыпаюсь. Иду. Найди меня у сердца». Лена неожиданно схватилась за грудь, как будто что-то сжало её сердце.

— Она здесь. Она уже проснулась.

Старое зеркало в углу кабинета покрылось инеем, хотя в помещении было душно. Игорь медленно подошёл к нему, чувствуя, как с каждым шагом воздух становится гуще, словно он движется сквозь жидкое стекло.

— Не… — Лена попыталась удержать мужчину, но девичьи пальчики лишь скользнули по его рукаву. — Оно не отражает. Оно поглощает.

Игорь замер в сантиметре от зеркальной поверхности. Его отражение было нечётким и каким-то размытым. Но самое странное — оно отставало на секунду, повторяя движения с едва заметной задержкой.

— Эффект квантовой задержки, — прошептала Вера, проверяя показания прибора. — Чёрт, я поняла! Это не просто зеркало. Это… интерфейс.

— Я помню! — резко выкрикнула Миронова. — Мы стояли перед ним. Семь человек. И… — Её голос задрожал. — Оно показывало нам другие версии себя.

Игорь ничего не ответил. Он поднял руку, почти касаясь поверхности. В отражении его пальцы превратились в щупальца темноты, тянущиеся к нему из глубины зеркала.

— Дверь, — произнёс он утвердительно. — Но куда?

Чёрный кристалл на столе вдруг взорвался с тихим хлопком. Осколки рассыпались, образуя на полу странный узор — семь точек, а из глубины зеркала донёсся растянутый шёпот:

— До-о-мо-ой!

Все замерли от неожиданности, но дверь кабинета резко распахнулась, и на пороге появился его отец. Его лицо было бледным, а в руках он держал старый револьвер системы «Наган».

— Отойдите от зеркала все, — голос мужчины звучал металлически. — Сейчас же.

Игорь не двигался, изучая лицо отца. В глазах папы он увидел не злость, а… ужас. Глубокий, животный ужас.

— Отец, что ты сделал? — тихо спросил Игорь, и тот опустил пистолет. Рука папы дрожала.

— То, что мне приказали. То, что… казалось правильным. Он посмотрел на Лену. — Мы думали, что контролируем процесс. Что разделение реальностей будет временным.

Вера резко подняла голову, рассматривая своего начальника:

— Разделение? Вы… вы сознательно создали ответвление?

— Не я! — Седов-старший ударил кулаком в дверной косяк. — Громов. Он нашёл способ. 18:47 — это не время. Это… код. Ключевая точка бифуркации*. (*момент разделения системы на два возможных состояния). Лена вдруг закашлялась. Из уголков её глаз потекла чёрная жидкость.

— Она близко, — прошептала она, вытирая тёмную жижу под глазами. — Омега… она идёт по нашим следам.

Зеркало за их спинами замерцало, отражая теперь не кабинет, а бесконечный коридор с семью дверями. Из глубины которого доносились медленные и тяжёлые шаги. К ним словно кто-то приближался. Шаги за зеркалом звучали как удары сердца — ритмичные, неумолимые. Воздух в кабинете сгущался, наполняясь запахом озона и статикой. Вера прижала ладонь к зеркальной поверхности, тут же отдёрнула руку, словно обожглась.

— Квантовая когерентность на макроуровне, — прошептала она, глядя на дрожащие пальцы. — Как в эксперименте с котом Шрёдингера, только… Она посмотрела на прибор. — Там не одна суперпозиция. Там их семь.

Лена прижалась спиной к стене, её дыхание стало прерывистым. Чёрные капли из глаз теперь стекали по щекам, оставляя следы, похожие на трещины.

— Она идёт за своими частями, — хрипло сказала Лена. — Мы же… мы разорвали её на семь детей.

Капитан Седов беспомощно опустил револьвер. Его лицо стало пепельно-серым.


— Не мы — я, по приказу Громова. Он показал на зеркало. — Это не дверь. Это ловушка. Мы заманили её в зеркальный лабиринт и разделили сознание между семью носителями…

Игорь подошёл ближе к зеркалу. Его отражение теперь полностью исчезло — вместо него в глубине коридора медленно двигалась тень, принимая то форму человека, то нечто бесформенного.

— Теория квантовой декогеренции, — бормотала Вера, лихорадочно листая данные на планшете. — Они не просто разделили «Омегу» — они заморозили её состояние. Но теперь… Она посмотрела на Лену. — Наблюдатель проснулся. Волновая функция коллапсирует.

Зеркало дрогнуло. Из него вырвалась рука — точная копия Лениной, но полностью чёрная, будто вырезанная из ночного неба. Чёрная рука застыла в воздухе, пальцы медленно сжимались, будто пробуя натянуть невидимые нити реальности. Лена отпрянула назад, её собственные руки непроизвольно повторили движение — будто зеркальный двойник управлял ею.

— Квантовая запутанность в чистом виде, — прошептала Вера, наблюдая, как показатели прибора зашкаливают. — Они связаны на субатомном уровне. Лена — это якорь, удерживающий «Омегу» в нашей реальности.

Капитан Седов резко выхватил револьвер, но Игорь остановил его:

— Пап, пули не помогут против уравнения Шрёдингера.

Чёрная рука начала менять форму, превращаясь в жидкую тень. Воздух вокруг зеркала искривился, создавая странные преломления. Игорь видел одновременно семь разных отражений Мироновой, каждое в разном возрасте. Вера быстро подсоединила провода от прибора к раме зеркала и крикнула Игорю:

— Она использует Лену как проводник, но мы можем превратить это в преимущество. Если «Омега» связана с Леной, значит…

— …Мы можем изменить правила связи, — закончил Игорь, доставая секундомер. — Пап, я мельком помню, что в твоих записях было упомянуто про «инверсию наблюдателя»? Ты не мог объяснить?

Седов-старший побледнел:

— Это теоретический протокол. Никто не решался… Он посмотрел на Миронову, чьё тело теперь покрывали чёрные узоры, повторяющие древние символы на стенах. — Это уничтожит кристаллическую матрицу. Навсегда.

Лена повернулась к ним. Её глаза были теперь полностью чёрными, но голос звучал ясно:

— Делайте. Пока я ещё могу удерживать её.

Вера судорожно подключила последний провод, давая пояснения Игорю:

— Я сейчас перенаправлю квантовый сигнал через ваш секундомер. Когда стрелки совпадут…

— …Лена станет не наблюдателем, а наблюдаемым, — Игорь завершил мысль, понимая весь ужас плана: «Омега» окажется в ловушке собственного отражения.

Зеркало взорвалось осколками, но вместо стекла на пол упали… кристаллы. Те самые, что когда-то покрывали тело Лены. Теперь они были чёрными как смоль. Из разбитого зеркального проёма хлынула тьма. В ней угадывались очертания семи детей, сливающихся в одну фигуру.

— Сейчас! — закричала Вера, командуя, и Игорь нажал кнопку секундомера…