Аноним. часть вторая. гл. 26, 27

ГЛАВА 26

   Ступая босыми ногами по мокрому травертину, Аркес широко раскинул руки и, закрыв глаза, он вошел в горячий пар.

  Личная ванная комната папы. Какое чудо.

Сияющий мрамор и блаженство.

  Подобную роскошь он позволял себе лишь украдкой, вкладывая деньги в руки нужных людей, пока кардиналы, собравшиеся на конклаве, выбирали имя, которое будет объявлено миру.

   Возможно, он еще будет наслаждаться этим удовольствием, если Карафа, верховный глава священной канцелярии, выйдет победителем конклава. Старый, могущественный кардинал не раз выражал ему свою симпатию. Оставалось  надеяться на его избрание и ждать, когда Возвышенный Отец осознает, сколько любви он вкладывает в служение ему.

 Кто знает, быть может и он когда-нибудь станет папой. Для этого требовалось время и назначение кардиналом. В остальном он на правильном пути.

 Окутанный паром, он чувствовал себя Адамом в Божьем облаке, кружащим над теплым и влажным лесом земного рая.
 
  Он перевел взгляд в туман и заметил свою Еву. Она была там, гибкая и жадная,  ожидая его, чтобы вонзить ногти в его кожу, заставить  брызнуть кровью, очистить его. Аркес опустился на колени.

Взявшись за бич, он начал хлестать себя по спине, медленно и без  стона. Mea culpa {моя вина (лат.)}
Резкий шорох
Mea maxima culpa.

 Крючки, прикрепленные к концам четырех кожаных ремней, принялись умерщвлять плоть, кусать и рвать ее удар за ударом, и пот, вызванный паровой баней, медленно стекал, смешиваясь с кровью. Потеряв счет ударам, он положил кнут и погрузился в молитву.

  За молочным облаком пара раздался тихий голос.
— Простите за беспокойство, Ваше Преосвященство.

 Молодой доминиканец  держал в руках полотенце и тщательно сложенную белую рясу, готовый вытереть и одеть инквизитора.

—Что?

—У меня  сообщение для вас.

—Не сейчас.

— Это очень важно.

—От кого?

—От… —  монах-доминиканец колебался,  прежде чем произнести это имя.— От кардинала Карафы.


                ГЛАВА 27


 Аркес остановился у стены, расписанной фресками. Он не помнил, чья это работа. Для него она была просто одной из многих; вскоре она будет стерта и заменена другой, которая, в свою очередь, станет одной из многих.

 Он поднял глаза к Мадонне с младенцем, окруженной ангелами и святыми: у нее было милый и снисходительный лик. Или, по крайней мере, так могло показаться тому, кто, как и он, искал повсюду знаки прощения. Он окинул взглядом большой пустой зал, который был частью заброшенного крыла Апостольского дворца и ждал только сноса или восстановления, в зависимости от прихоти того или иного папы.

   Он снова встал перед фреской,  опустился на колени и сложил руки.

Сейчас он оказался перед устами ангела — темный миндаль, окруженный розовыми губами. Он прикоснулся к ним своими, словно желая поцеловать и прошептал:

— Вы хотели поговорить со мной, Ваше Преосвященство?

  Голос Карафы прогудел в трубке, соединяющую его комнату с фреской, и достиг  ушей Аркеса, слабый, но отчетливый:

 — Как продвигается твое расследование?

   В период проведения конклава собравшимся кардиналам строго воспрещались любые контакты с внешним миром. Правила гласили, что доступ к конклаву мог иметь лишь ризничий с помощником-клириком, два церемониймейстера для мессы, исповедник,  два цирюльника, хирург, фармацевт с одним или двумя помощниками, восемь или десять человек, подходящих для выполнения общих полезных дел, таких как поднос дров, уборка и выполнение других подобных дел. Все эти люди  выбирались тайным голосованием коллегии кардиналов.


  Любой, осмелившийся нарушить правила, должен был быть с позором изгнан, лишен должностей и льгот, а кроме того высечен до полусмерти.

 Аркес знал это.

  Голос его дрожал, мешая предстать пред Карафой безмятежным и уверенным в себе, как ему хотелось.

— Расследование продвигается с большим успехом, Ваше Преосвященство — начал он.

  —Хорошо. Рассказывай.

Казалось, голос Карафы тоже дрогнул, если не  от чувства вины, то  из страха быть обнаруженным. По крайней мере, так могло показаться кому-то вроде Аркеса, который не желал чувствовать себя единственным, рискнувшим нарушить правило.

 Даже могущественный Карафа не мог чувствовать себя в полной безопасности.

 В обязанности нескольких прелатов по ту сторону фрески входило посещение и тщательное обследование келий кардиналов, поисков отверстий в стенах, полу и потолке. И тот, у кого обнаруживались, в мгновение ока лишался всего.

  И все же установленные правила, повторяемые из века в век,  лишь доказывали существование и постоянство преступлений, которые они были призваны искоренить.

— Ты все еще там?

—Да, Ваше Преосвященство.

— Тогда не молчи.

 Что на самом деле должно было беспокоить Аркеса, так это то, что ему нечего было сообщить Джанпьетро Карафе.

— Я изъял очень много картин,— продолжил он.—  Кроме того,  подверг суровому допросу члена конгрегации, к которой принадлежит Аноним; тот называет себя Тремадио. Я уверен, что скоро принесу вам хорошие новости. Дни Анонима сочтены.

—Дни? — гнев  Карафы звучал из отверстия оттенком вероломства. — Ты понимаешь, что конклав продолжается и новый понтифик  может быть выбран не через день, а через несколько часов?

— Ваше  Преосвященство, гарантирую вам.…

— Мне не нужны твои ручательства. Мне нужно, чтобы ты  взял этого дьявола и его покровителя. Немедленно…

—Я…

—Тело той девушки… оно вновь появилось, не так ли? Я слышал, они оставили  в ее лоне послание для нас.

  По спине Аркеса пробежали мурашки страха. Кардинал Карафа проводил дни, запертый в Сикстинской капелле, и все же он как всегда был осведомлен обо всем.

— Они требуют прекратить их преследование и освободить их сообщника, Ваше Преосвященство. Они угрожают выставить неоднозначные картины против Святой канцелярии и против вас лично, если мы не сделаем то, что они просят. — он не посмел рассказать ему о картине, на которой Карафа изображен в образе папы и убийцы.— Уверяю вас, Ваше Преосвященство, скоро они будут у меня в руках.  Я не подведу вас.
 Наступила долгая пауза. Ангел, одолживший лицо кардиналу, молчал, открыв рот, словно пораженный услышанным.

— Ваше преосвященство, вы здесь?

— Мне сообщили, что в городе объявился некий Рафаэль Дардо, и что он ходит и задает вопросы. Ты знаешь об этом?

 Аркес вздрогнул. Как мог он, Карафа, узнать о человеке,  имя которого сообщила ему проститутка?
 
 Фамилия Дардо появлялась в нескольких зашифрованных  письмах Тремадио, однако имя не называлось.  Карафа никак не мог прочитать протокол допроса по той простой причине, что  никакого протокола и в помине не было.

— Несколько лет назад, — сказал Аркес, наклоняясь к фреске. — один из его братьев, художник, был осужден Святой канцелярией.

— Знаю, я лично следил за этим делом.

— Ваше Преосвященство ... у вас  дар всегда быть в курсе всего и мудро судить обо всем, как подобает  Святому Отцу.

— Я не наивный юнец и мне твоя лесть ни к чему. Теперь слушай. Я хочу, чтобы ты разобрался с этим сующим свой нос куда не надо..

— Кое-что я знаю о нем, Ваше Преосвященство: он — торговец произведениями искусства и, вроде бы, добрый католик. Он не интересуется ни религией, ни вопросами Церкви.

— Вы уверен?

— Я знаю, что он якшается с еврейским алхимиком, но тот, насколько мне известно, совершенно безопасен.

—Это все, что ты о нем знаешь? Тогда я помогу тебе. Рафаэля Дардо интересуется  не любым полотном. С тех пор, как его брата сожгли заживо, он поставил себе цель — помешать  работе римской инквизиции. Он разыскивает еретических художников, покупает их проклятые работы и хранит их в безопасном месте. А если тебе этого мало, он прочесывает городские трущобы  в поисках Анонима и его картин.  Знал ты об этом?

— Конечно, Ваше преосвященство. Я позабочусь, чтобы Дардо больше не потревожил вас.

—Ты глупец, Аркес. Не стоит недооценивать этого человека. Он очень умен и наверняка  уже понял и узнал больше, чем ты. Если он продолжит копать, то может вытащить на свет такое, что тебе было бы лучше похоронить раз и навсегда.

— Я знаю, что мессер Дардо приехал в Рим в качестве агента Козимо Медичи. В документах барджелло сказано, что ему и его другу-еврею разрешено ношение оружия. Вы думаете, что герцог Флоренции поручил ему поиск информации о нашем художнике?

— Возможно, — ответил Карафа.— Однако я более склонен полагать, что он занимается этим от своего имени. В любом случае, здесь, в Риме, находится кто-то, кто подстраховывает Дардо и произведения искусства, которые он должен передать герцогу. А как тебе известно Козимо не друг нам. Поэтому будь  осторожен.

— Я буду крайне осмотрителен.

— Учитывая обстоятельства, я вынужден снова довериться тебе, Аркес, но больше не подводи меня.

— Можете рассчитывать на меня, Ваше Преосвя...— он остановился, ухмыльнулся и поправился:— Ваше Святейшество.

—А теперь ступай.