На толкучке

Мой сосед по комнате давно приспособился зарабатывать на знаменитой одесской «толкучке». Одев на себя пару свитеров, курточку, прихватив с собой еще какие новые или чуть поношенные вещи, возвращался обычно с другими свитерами, вещами и в новой курточке. Узнав, что у меня есть родственники на севере, предложил:
– Слушай, Володя, на толкучке сейчас «в ходу» пуховые вещи – детские шапочки, варежки, шарфы, платки. Я племяннице шапочку купил, еле за десятку сторговался. Их на северах вяжут и, наверное, за копейки продают. Пошли своим родичам, друзьям деньги, пусть пришлют тебе посылочку, подзаработаешь немного.

Почтовый конвейер удалось  включить быстро, за модный сезон осень–зима 69/70 несколько переводов ушли на север, а вернулись посылками на юг и денежными купюрами в карманы перекупщиков. Говоря иначе, тогда мы с северными родственниками были спекулянтами, а сегодня нас назвали бы бизнесменами. Где же тот Маяковский, который рассудил бы, «что такое хорошо и что такое плохо?».

Рано утром в очередной выходной, выгрузив из своего поношенного портфеля заумные конспекты и учебники, я загрузил его пуховыми шапочками, шарфиками и повез на толкучку. Эх, вот уж не зря так называли стихийный промтоварный рынок тех лет. Однажды, завершив торговлю, чтобы «сжаться» в толпе, прижал к груди свой опустевший портфель и двинулся к выходу. Не пустили. Один из покупателей схватил двумя руками мой видавший виды портфель и тоном, не требующим возражений, резко спросил, как будто я ему что–то должен:
– Сколько?

Неожиданно. Жалко расставаться, привык к нему. Портфель пока еще прижат к груди. Соображаю, сколько? Вспомнил, за новый побольше просили пятнадцать. У меня старый, поменьше, сообразил:
– Двадцать.

Так к дневной выручке добавил еще пять рублей, и теперь уже с новым портфелем протолкнулся к выходу из толкучки. Заработал, теперь за науку – в институт, в библиотеку, за расчеты и чертежи, за дипломный проект!