Роман Переплёт т. 1, ч. 4, гл. 3

Так что понятно, в каком он пребывал настроении, возвращаясь домой. А тут ещё Майорова. Она окликнула его, когда он проходил мимо знакомой тумбы.
Он сделал было вид, что не расслышал и продолжал идти. Но она догнала его и пошла рядом.
- А, опять ты, - хмуро покосился Тверской. – Ну, и с чем на этот раз?
Даша ничего не ответила, но продолжая идти рядом. Так, не говоря ни слова, они прошли целый квартал. И только уже после того, как пересекли Трудовую, Даша вдруг притормозила:
- Ой, смотрите! – вскрикнула она, показывая рукой на воробья. Тот барахтался в сером от пыли снегу, взъерошенный и дрожащий. – Какой потешный, правда? – И она весело рассмеялась. - А какой замарашка! Ужас, как обожаю воробьёв!   
- Воробьёв? – Тверской остановился тоже и задумчиво посмотрел сначала на неё, а потом на копошащегося в снегу воробья. – И что же в них такого замечательного? - поинтересовался он.   
Ему показалось, что вся эта сценка с воробьём не более, как хитрая уловка. Хотя и смех Даши и её волнение выглядели вполне натурально.
- В воробьях? – перестав смеяться, переспросила Даша. В глазах её по-прежнему мелькали шалые огоньки. - Да вы только посмотрите на него! Кажется, ну просто комочек перьев, да ещё и невзрачный. А между тем, вы знаете, какими они бывают отважными.
- Воробьи? – снова покосился на неё Тверской. – Вот уж никогда бы не подумал.
Он повернулся и пошёл дальше. За ним последовала и Даша.
- И напрасно, - без улыбки сказала она. - А я, между прочим, серьёзно.
- Да понял я, понял. Только с чего ты это взяла?
- А хотя бы уже с того, - приняв окончательно серьёзный тон, отвечала Даша, - что они очень и очень независимые. А ещё они очень неприхотливы. Между прочим, такую, как у них независимость и неприхотливость, могут себе позволить только очень отважные люди. А таких, к сожалению, очень немного, - вздохнув, прибавила она.   
- Вот даже как? – слегка нахмурился Тверской. В её словах ему послышался обидный для него намёк.   
- Именно так, - твёрдо подтвердила Даша. - И вообще, воробьи это не то, что голуби, эти разжиревшие, разбалованные попрошайки. И почему, интересно, люди придумали называть их «символами мира». Хороши «символы». Да они только и знают, что мельтешить у людей под ногами, выпрашивать крошки и всё вокруг себя пачкать своим помётом. А вот воробьи, - всё более увлекаясь, продолжала она, - воробьи совсем другое дело. По крайней мере, несмотря на свой неказистый вид, они держатся куда как с большим достоинством. И не под кого не подстраиваются и вообще, ведут себя совершенно естественно. Они не навязываются людям в друзья, а наоборот, держатся от них подальше…
- Ну, и?.. – пройдя ещё немного, спросил Тверской. 
- Что? – удивлённо посмотрела на него Даша.
- Так ты что? Ты ждала меня, чтобы поговорить о воробьях? Свободные, говоришь, независимые? Любопытно, это ты к чему?
Даша ничего не ответила ответить. Вид у неё был задумчивый. Она шла, упорно глядя себе под ноги.
- Нет, я понимаю, - сказал он, как бы размышляя вслух, - я понимаю, что весь этот разговор ты затеяла неспроста. Воробьи, голуби… А, может, ты на кого-то намекаешь? Может, даже на кого-то конкретного? Часом не на меня? Ну, и как? - усмехнулся он, так и не дождавшись ответа: - Ну, и на кого же, по-твоему, я больше похож, на воробья или, может, на голубя? 
- Вы? – Даша быстро взглянула на него и отвернулась. - Ну, вы… А вы не обидитесь?
- Я постараюсь, - слегка поёжился Тверской, почувствовав, как холод проник под пальто. - А, впрочем, не знаю, как получится, - прибавил он. - Но ты всё равно, ты продолжай…
- Вы, - с запинкой отвечала Даша, - вы всё-таки больше похожи… на голубя. Во всяком случае, пока.   
- Ах, вот как! Интересно, интересно, - Тверской был обескуражен, хотя и постарался не показать виду. - Что ж, спасибо, - невесело усмехнулся он: - Спасибо хотя бы за откровенность.  Однако, как я погляжу, ты не больно со мной церемонишься.
- Да, но я же говорю, - заторопилась Даша, даже раскрасневшись от волнения. – Я же говорю, что это только пока. И потом я ведь вас ещё очень мало знаю. А значит, могу и ошибаться.
- Да, да, всё может быть, - задумчиво обронил Тверской.
- А ещё, - прибавила она, явно почувствовав себя виноватой. – Ну, в общем, просто иногда мне кажется, что вы не всегда говорите правду. Ну, то есть на уроках. Или, по крайней мере, не всю правду. То есть, я хочу сказать, что мне кажется, что вы не всегда говорите то, что сами думаете. 
- Вот, как? – вскинул брови Тверской. – Это уже что-то новенькое. И даже весьма. – прибавил: - Весьма, я бы сказал, смелое предположение.  Ну, ну, продолжай… Да, кстати, а откуда тебе известно, о чём на самом деле я думаю? Или, может, ты телепат? Может, ты уже научилась читать мысли? Но, если так, то мне ничего не остаётся, как только снять перед тобой шляпу… вернее, шапку, для шляпы сейчас не сезон.   
- Я не знаю, - смущённо пожала плечами Даша. – Я не знаю, как это получается… И вообще, я же сказала, что мне это только так кажется. Только вы, пожалуйста, ничего не подумайте, - вдруг смутилась она. – Нет, вообще-то я знаю… то есть, я почти уверена, что вы человек честный. Ну, то есть в принципе, понимаете? Нет, правда. Ну, что вы улыбаетесь, я ведь серьёзно? А иначе, - она говорила сбивчиво, так что даже казалось, что ей не хватает воздуха, - а иначе, думайте, я бы стала так откровенно с вами разговаривать? Да ни за что на свете. Просто вы… вы…  как бы это сказать?.. вы только немного… - Она вдруг запнулась и замолчала.
- Так что же всё-таки, «немного»? – подождав немного, подал голос Тверской.
- Да нет, ничего. – Опустила она глаза. – Просто я хочу сказать, что я вас понимаю… Ну, то есть, я понимаю, что у вас должность такая. Поэтому вам и приходится иногда говорить, совсем не то, что сами думаете. А по-другому, видимо, и нельзя.   
- Да,  – сухо отозвался Тверской, – час от часу не легче.  И, что, ты даже можешь привести пример?
- Пример? – Даша явно была в замешательстве.
- Именно. А то ведь сказать можно всё.
- Но я ведь только, - пробормотала она, как бы даже стесняясь на него посмотреть. -  Ну, хорошо, - несколько осмелев, прибавила она, - Тогда возьмём хотя бы последний случай. Ну, помните, это когда я сказала… ну, насчёт сословий и привилегий? А вы ещё меня одёрнули, помните?
- Да, да, что-то такое припоминаю. И, что? Неужели, ты это серьёзно? Вообще-то я подумал… вернее, мне показалось, что с твоей стороны это была лишь глупая шутка. Чего, кстати сказать, я от тебя уж никак не ожидал.
- Шутка! – Даша даже остановилась и напряжённо посмотрела ему в глаза.  – Вы сказали, шутка! – возмущённо воскликнула она. - То есть вы хотите сказать, что я всё это выдумала, и что на самом деле ничего такого не существует? Вы это хотите сказать? – Голос её дрожал, в глазах засверкали искорки. – А, может, вы ещё скажете, что у нас нет номенклатуры? Ну, то есть избранных, и что живут они, как все и не пользуются никакими привилегиями?
- Нет, ничего подобного я говорить не собирался, - слегка вздохнув, отвечал Тверской. - Да, но ведь это всё-таки…
- Что? – в запальчивости перебила она. – Ну, что «всё-таки»? Или, может, вы хотите сказать, что они это заслужили и вообще, что всё так и должно быть? Я правильно вас поняла?
- Вообще-то я не то хотел сказать, - несколько смешавшись, возразил Тверской. – Скорее наоборот. То есть, я хочу сказать… Ну, словом, что в этой части, по крайней мере, я даже готов с тобой согласиться. Спору нет, нашему обществу ещё далеко до совершенства. С этим трудно было бы спорить. И вот эти самые привилегии, попытки создать для себя условия, несравненно более комфортные, чем те, в каких живут и работают все остальные, всё это и меня возмущает.
- Ага! Вот видите! – торжествовала Даша. – Значит, всё-таки мы в чём-то с вами сходимся?
- Отчасти да, - невесело усмехнулся Тверской. - Что и говорить, много у нас ещё такого, что лично я ни объяснить, ни оправдать не могу. Да и не собираюсь этого делать, - прибавил он, сожалея, что вообще ввязался в этот разговор. - По мне так всё это лишь говорит о некотором отступлении от начальной линии. Возможно даже, об отступлении от основополагающих принципов. Однако, это ещё не значит…   
- И ведь смотрите, - не дослушала Даша, - ведь до чего даже доходит. Им уже мало привилегий, так они ещё и…
- А кстати, кто это «они»? – перебил Тверской, испытывая ничуть не меньшее волнение. – Вот ты, к примеру, кого ты имеешь в виду?
- А то вы не знаете, - усмехнулась Даша. – А кто у нас всем заправляет? Ну, конечно же, партийно-советскую номенклатуру. Я говорю про тех, которые как бы в насмешку над всеми нами, продолжают называть себя «слугами народа». Хороши «слуги», нечего сказать. Кстати, Сергей Петрович, а вы в курсе, что у них,.. ну, у этих самых «слуг»… что у них даже больницы давно отдельные? Где уж точно не такие условия, как в обычных. 
- Подумаешь, новость, - хмуро проворчал Тверской. – Да разве только больницы. Я знаю, что у них даже есть отдельные цеха… да что там цеха - целые фабрики и заводы, на которых в условиях строжайшей стерильности, готовится для них широчайший ассортимент продуктов. Причём из сырья наивысочайшего качества. Так что я и про это знаю. Как и про специальные пайки с дефицитными продуктами, которые они регулярно получают. Да, да, они и члены их семей. Да мало ли что ещё…
- Так ведь и я о том же, - живо подхватила Даша. - А кстати, вы видали, какие для них строят дома? Не дома, а настоящие хоромы. А какие квартиры! И, видимо, тоже по специальным проектам. По крайней мере, в «хрущёвках» они уж точно не ютятся. Знаете, я тут как-то побывала у одной своей знакомой в гостях. У неё папаша какая-то шишка в облисполкоме. Так вот, вы бы только видели! Это не квартира, а что-то невообразимое! Обои, паркет… а какие потолки, какая планировка! Да там даже в футбол можно играть. Не те клетушки, в которых живут простые смертные. Но при этом от них только и слышишь о равенстве, об их якобы главной заботе, о росте благосостояния народа. Да, как же…      
Она всё продолжала и продолжала, от волнения путаясь и перескакивая с предмета на предмет. У неё раскраснелись щёки, глаза лихорадочно поблескивали. Похоже было, что всё это в ней давно накапливалось и вот, наконец, выплеснулось наружу.
А между тем, чем сильнее она распалялась, чем убийственней приводила примеры, тем мрачнее становился Тверской. Он не то, чтобы был ошарашен. В конце концов, она не сказала ничего такого, чего бы он не знал раньше. Более того, он мог бы ещё к этому кое-что и добавить. А просто всё это его ужасно угнетало. И угнетало по большей части от ощущения полной своей беспомощности. В том, чтобы хоть как-то на это повлиять. Видимо, поэтому он чаще всего старался избегать разговоров на подобные темы.   
Они уже минут двадцать топтались на одном месте, напротив кинотеатра «Октябрь, не дойдя нескольких шагов до перекрёстка Шевченко-Ленина, где обычно расходились каждый в свою сторону.
Тут Даша вдруг вскинула голову и посмотрела на Тверского так, словно только что очнулась.
- Странно, - смущённо пробормотала она, - а ведь мы давно уже пришли, а я этого даже и не заметила.
- Однако, сколько же в тебе накопилось желчи, - задумчиво проговорил Тверской. – Согласись, для шестнадцатилетней девушки это, по меньшей мере, перебор.  Не представляю, и как с такими мыслями ты собираешься жить. Ведь это же… это даже и для взрослого человека груз совершенно непосильный.
- И что делать? – упавшим голосом спросила Даша. – Может, вы предлагаете, ничего не видеть, не слышать, а ещё лучше, вообще ни о чём не думать. Это вы предлагаете?   
- Что за чушь, - выдохнул он и зябко повёл плечами. – И ничего такого я тебе не предлагаю. В конце концов, это такая вещь… Словом, тут каждый сам делает свой выбор.
- Ну, а вы?
- Что, я?
- А вы уже сделали свой выбор?
- Однако, - усмехнулся он, - ну, и вопросики ты задаёшь.
- А всё-таки?
- Н-не знаю, не уверен, - капельку подумав, отвечал он. – Возможно, мне ещё это только предстоит. Рано или поздно. Но в любом случае, скажу тебе откровенно, меня обычно тошнит от подобных смакований. Этим особенно любят заниматься диссиденты и прочие такие же проходимцы. Это их хлебом не корми, а дай позубоскалить поизобличать. А между тем сами палец о палец не делают для того, чтобы хоть что-то исправить в этой жизни. Каждый на своём месте, понимаешь. Встречался я с такими. У нас их хватало в институте. На язык-то они все были горазды, а как до дела, так сразу в кусты. И куда что девалось. Куда девались вся их принципиальность и вся бескомпромиссность. Потом сами же и строчили друг на друга доносы, «куда следует».  Только бы спасти свою шкуру, только бы их не отчислили из института. Вот и ты. Тебя послушать, так можно подумать, что ты не молодая девушка, а битая-перебитая судьбой старуха, у которой ничего в жизни больше не осталось, как только жадное желание копить злобу, замечая вокруг себя только всё плохое и не видя всего того позитивного, что встречается на каждом шагу. Да при этом ещё и брюзжать, как ржавые петли на воротах, источая накопившуюся желчь. Между прочим, я бы мог бы прямо сейчас, не сходя с места, привести тебе кучу примеров и всего того, что внушает оптимизм и что в значительной степени укрепляет веру в счастливое будущее. Да, да, могу, и ты напрасно улыбаешься. Могу, но не стану этого делать. По крайней мере, не здесь и не сейчас. И вообще меня сейчас заботит другое…
- Что? – как бы снова очнувшись, переспросила Даша. - Вы что-то сказали? Извините, Сергей Петрович, я немного задумалась.
- Я говорю, мне просто интересно, откуда ты, вот такая молодая и по сути не успевшая толком понюхать пороху, уже столько всего такого нахватались? Во всяком случае, что бы ты ни говорила, я никогда не поверю, что всё это ты сама… Да, да, тут явно чувствуется взрослое влияние.
Он чуть было не проговорился насчёт её отца. Но вовремя передумал. Однако он успел заметить, как тень беспокойства пробежала по лицу его юной собеседницы. Она, видимо, уже и сама поняла, что слишком уж увлеклась и наговорила слишком много лишнего. 
Наступило молчание.
- Ну, хорошо, - бросив на неё взгляд, произнёс Тверской, - хорошо, можешь не отвечать. Тем более, что я и сам могу догадаться. Думаю, не такая уж это большая загадка.
Произнеся это, он сухо кивнул и направился к перекрёстку. А Даша ещё какое-то время продолжала стоять, словно задумавшись о чём-то.   


Продолжение: