Помню

        Когда-нибудь мы вспомним это,
        И не поверится самим...               

Б. Окуджава

        Очередной год проходит в делах-заботах, но наступает 26 апреля, и память уносит меня в далёкий 86-й.
        Нас тогда под утро подняли по тревоге. Ещё только-только светало. За несколько минут в полной экипировке перемещаемся в парк боевых машин, занимаем штатные места, заводим технику, прогреваем двигатели и ждём следующей команды.
        - Опять какая-то фигня случилась! – ворчали мои сослуживцы дембеля.
        Можно понять. Май месяц на носу, скоро демобилизация отслуживших свой срок, а тут такое.
        Этой весной просто какой-то обвал тревог. В марте подняли среди ночи. Что? Куда? Ни слова, ни полслова. В кромешной тьме колонной выдвинулись в ближайший городок на железнодорожную станцию. Там погрузили технику на платформы и эшелоном направились куда-то на северо-запад. Под утро узнали, что едем через три области участвовать в учениях на Ржищевском полигоне.
        Неделю по весенней распутице по уши в грязи играли роль условного противника: окапывались, отстреливались, проводили дислокацию, отступали. Наши доблестные вооружённые силы наносили по «противнику» удары, наступали, пытались взять в окружение, разнося нас в пух и прах.
        Отыграли на «отлично», без потерь. Хотя по тогдашним законам в ходе проведения подобных учений допускалось потерять до 3 % личного состава. То есть 3 человека из 100. Но повезло. Все остались живы, если не считать мелких травм и ранений.
        Наш батальон тогда в очередной раз подтвердил звание лучшего в Киевском военном округе (при Союзе это была вся Украина), а комбат получил очередное воинское звание. Ходил петухом. Ещё бы! С такими бойцами можно было горы свернуть. Отдал приказ и мы, стиснув зубы, могли его хоть голыми руками выполнить.   
        Не успели по возвращении с Ржищевского полигона отмыться, отоспаться и привести технику с вооружением в порядок, как в начале апреля новая тревога. Погрузились, завелись, ждём команду «фас». Оказалось, что случилась какая-то заварушка на Ближнем Востоке, и нас хотят на самолётах перебросить через Балканы помогать дружественному сирийскому государству бороться с повстанцами. Но опять повезло - утром дали отбой.
        Хотя замполит ехидно улыбался и «подкалывал»:
        - Что? Дембель в опасности? Уже о доме мечтаете? Не расслабляйтесь! В любой момент может вновь поступить команда, и тогда уже точно поедите на своих танках по сирийским пустыням.
        Команда так и не поступила. Значит, действительно повезло.
        Что же в этот раз 26 апреля? Мы, ожидая, с ночи до полудня просидели в технике без еды и питья.
        - Как они достали своими тревогами! Давайте уже куда-нибудь! – возмущались дембеля.
        Ближе к обеду дали «отбой». Вернули в расположение, построили на центральном проходе. Объявили, что ночью взорвался реактор Чернобыльской атомной станции. Что такое радиация, никто из нас толком тогда не знал. Её ведь не понюхаешь, не пощупаешь. Знали, что опасно для здоровья, но насколько ; не осознавали. А так как наши танки имели противорадиационную защиту и могли окапываться с помощью специальных откидных лопат, крепящихся прямо на корпусе, то нас планируют отправить в зону отчуждения загребать радиационный мусор.
        Мы напряглись в ожидании. Мысль о том, что дембель вот-вот «накроется медным тазом», начинала поедать сознание. Но повезло и в этот раз. Отправили не нас, а соседнюю роту химзащиты. Такие же ребята дембеля. Их построили на плацу перед казармой в полной экипировке и шагом марш. Только в спины им посмотрели. Больше мы их не видели. Им совсем не повезло.
        После майских праздников начались первые отправки на дембель. Меня отпустили 16-го мая. Уже 17-го был дома.
        В первые минуты матушка от неожиданности растерялась. Телефонов тогда не было, и я свалился словно снег на голову. Весь такой крепкий, здоровый в красивом парадном мундире со значками на груди: воин-гвардеец, воин-спортсмен, механик-водитель 1-го класса танка Т64-А, стрелок-разрядник, отличник боевой и политической подготовки….. Она первым делом усадила меня за стол, метнулась на кухню, принесла полную тарелку домашнего борща. Пошла за вторым блюдом, а когда вернулась, то обнаружила тарелку пустой.
        - Сынок, а ты что борщ вылил?
        - Нет, мама, съел.
        - Да когда же ты успел, я ведь только минуту назад как его принесла?
        Она была в шоке, но так меня натренировали в спецподразделении. Приём пищи: на завтрак и ужин – три минуты, обед - пять минут. Разъедаться было некогда, нужно было приказы выполнять.
        Дальше наступили гражданские будни. Несмотря на то, что в нашем политехническом институте была военная кафедра, которая якобы давала отсрочку от призыва в армию, после второго курса забрали всех, кто не служил. Я, как староста группы, отправив всех не служивых, ушёл последним. Теперь, спустя два года, нужно восстанавливаться на третий курс.
        В деканате своего факультета встретил дембеля Бокалина (по кличке «Бокал»). Тоже пришёл восстанавливаться. Разговорились. Оказалось, что он проходил подготовку в той же учебке, где и я, только ему повезло больше – он первые полгода особо не напрягался, а после с удовольствием остался дослуживать сержантом, «дрессируя» вновь прибывающую молодёжь.
        Мне не повезло. Я попал в подразделение так называемых «смертников». Тех самых, что готовили на войну в Афганистан. Так нас за глаза называли сержанты, что занимались нашей подготовкой. Мы прошли в учебном центре жесточайшую подготовку (см. «Солёный песок» и «Мой бег»). Готовили на всякий случай два состава. По завершении мы уже понимали куда уйдём. Некоторые хитрили всевозможными способами, только чтобы не попасть на войну. Кто-то умышленно ломал себе руки, ноги, пальцы. Мишка Данилов из Мариуполя вообще наглотался перед самым выпуском какой-то «химии» и с сильнейшим отравлением слёг в госпиталь.
        Мне предлагали после прохождения спецподготовки остаться в учебке. Сержант Иванов шипел на ухо:
        - Подумай хорошенько своими мозгами где лучше. То ли в любой момент погибнуть в Афгане, то ли живым здесь остаться. Будешь салаг гонять, как мы вас. Оставшиеся полтора года здесь гарантировано живой или там неизвестно сколько. Ты ж не придурок. Я кому попало не предлагаю.
        Да, я не придурок, но не захотел, отказался. То ли «дрессура» издевательская меня не устраивала, которой нас подвергали, превращая в машин для убийств. Издеваться так же над другими я не хотел. То ли самолюбие взыграло: хотелось применить на деле всё, чему научили. Зря, что ли так напрягался из последних сил? То ли ещё что-то. Я отказался.
        Нас тогда в конце октября 84-го на плацу построили в полной экипировке для отправки. Стоим две роты по стойке смирно, а перед нами «покупатели» прохаживаются, рассматривают, прицениваются. Сразу видно, что они оттуда. У них шинели пулями простреленные, погоны подпаленные войной, а из потускневших грустных глаз веяло холодом и смертью. Не то, что наши холёные, вылизанные офицеры из учебки.
        Ходили туда-сюда, ходили, присматривались, думали и увели с собой соседнюю роту. Мы растерялись. Нам даже обидно стало. Как же так? Почему не нас? Для чего же мы тогда полгода терпели «муки ада»?
        - Радуйтесь, придурки, - кричали нам на прощание сержанты. – Целуйте землю! Вы в Советском Союзе остаётесь! Повезло вам!
        За нас потом, когда мы прибыли к месту дальнейшего прохождения службы, офицеры чуть ли не бились, пытаясь взять к себе в подразделение. Потому что нам долго объяснять не нужно. Мы любой приказ хоть голыми руками, хоть одними зубами. Потому что мы из «смертников». «Солдат не должен рассуждать, его задача – выполнять приказы!», - так нас учили в центре. «Хоть умри, солдат, но приказ выполни!», - запомнил на всю жизнь слова комбата. - «А умудришься остаться живым, так вообще получишь благодарность или даже награду».
        И вот мы с соратником Бокалом восстанавливаемся в любимый вуз. Все документы сдали, но осталась одна формальность – нужна ещё справка на прохождение радиационного контроля. После взрыва на Чернобыльской АЭС стали требовать такой документ.
        Ехать за справкой нужно почему-то в городскую баню № 9. Странно как-то всё, но поехали. Зашли туда, никого нет. Прошли дальше. В большом зале на полу лежат горы человеческих волос, дальше горы всякой одежды, обуви, сумок с чемоданами. Мы в шоке смотрим на всё это, недоумевая.
        Вдруг слышим грозный голос:
        - А ну быстро отойдите оттуда подальше!
        Сзади нас стоит медбрат в белом защитном костюме, маске и с какой-то «пушкой» в руках.
        Видя нашу растерянность, поясняет:
        - Там очень сильно фонит. Людей из Чернобыля привезли, сейчас в бане санобработку им делаем.
        Действительно, за окном виден банный двор, до отказа забитый жёлтыми «Икарусами», на которых привезли несчастных.
        Узнав нашу проблему, подносит «пушку» прямо к моему горлу. На приборе стрелка колыхнулась и остановилась.
        - Тебе можно сказать повезло, - поясняет он. – Радиации на тебе не много, почти как при ярком солнце.
        Понятное дело – я от Чернобыля в пятистах километрах служил. Бокалу не повезло. У него стрелка буквально рвалась за пределы шкалы в бесконечность.
        - О, друг! Ты что в самом Чернобыле служил? С такой дозой я тебе справку не дам. Даже не мечтай. Тебе к этим надо, что сейчас в бане моются! – возмутился медбрат.
        Бокал всеми фибрами души принялся уговаривать медбрата, поясняя, что он себя чувствует великолепно, и ему очень-очень нужно дальше учиться, и всё такое. Тот, немного поупиравшись, в конце концов, сдался.
        - Ладно! Только учти, тебе нужно будет радионуклиды выводить из организма, - посоветовал он на прощание.
        - А как это делать? - спросил Бокал.
        - Пей побольше всякой жидкости: соки, компоты, молоко…, - принялся пояснять медбрат. - Красное вино можно в небольших количествах.
        - Вино? - оживился Бокал. - А водку с пивом можно?!
        Медбрат поморщился и нехотя выдавил:
        - Ну, ладно. Можно, только иногда и чуть-чуть. Не усугубляй!
        На обратной дороге Бокал рассказал, как ему не повезло с дембелем, и где он нахватался такой большой дозы радиации. Когда рванула ЧАЭС, весь личный состав учебного центра регулярно возили на всякие подсобные работы вокруг станции. Она ведь находилась можно сказать рядом – на другой стороне водохранилища. Ничего плохого им, конечно, тогда не рассказывали. В начале мая Бокал дембельнулся из учебки в звании сержанта. Но в Киеве прямо в метро его остановил военный патруль и замерил на приборах. Естественно, он невероятно фонил. Весь его красивый парадный мундир в целях безопасности порезали на куски, отобрали и дембельский чемодан со всем содержимым. Бокала переодели в какие-то рваные спортивные штаны, футболку и стоптанные тапки. В таком виде он вернулся из армии домой.
        Чернобыль тогда достал всех. Кого в большей степени, кого в меньшей. Смотря куда ветер дул. Листья на деревьях и кустах как-то не по сезону быстро посохли и осыпались ещё в начале лета, трава пожелтела, в воздухе непонятная гарь стояла, от которой першило в горле, урожай на огородах пропал. А зимой мы, будучи уже студентами третьего курса, не успевали снег лопатами разгребать вокруг учебного корпуса. Валила с неба со страшной силой Чернобыльская зима.
        А вот при постановке на воинский учёт в военкомате Бокалу повезло. В военном билете ему поставили штамп и отпустили. А мне не повезло.
        – Имейте в виду, – сказал строгим голосом офицер, возвращая мне военный билет. – Если что, мы вас сразу вызовем.
        Я не понял и слегка растерялся, но военкомовская женщина, заметив моё состояние, тихо пояснила:
        – У вас в личном деле буква «С» стоит. Это значит «спецподразделение». Тем более, вы прошли спецподготовку в Афганистан. А таких первым делом, если, например, какой-нибудь конфликт, военная помощь братским странам, попытка переворота или, не дай Бог, война случится. Так что будьте всегда к этому готовы.
        Я тогда особо не придал значения её словам. Какой конфликт, какая война? Тут учиться нужно дальше. Пока служил в армии, поменялась программа обучения, добавились новые предметы. И чтобы окончательно восстановиться на третий курс, нужно за лето-осень выучить пару новых предметов и сдать по ним экзамены, плюс – защитить один курсовой проект и получить несколько зачётов. Так что я сразу с головой окунулся в учёбу. Её слова сбылись в 2014-м году и потом в 22-м. Но это уже другая история.
        С Бокалом я часто пересекался и в институте, и в общежитии. Он ходил красномордый, весёлый и всегда под лёгким «шафе».
        На мои вопросы о его пьяном состоянии, улыбаясь, оправдывался:
        – Ну, ты же помнишь, что мне медбрат в бане сказал? Это я с радиацией борюсь, радионуклиды вывожу.
        Закончились студенческие годы. Я уже несколько лет отработал по специальности, когда случайно встретил Бокала. На улице меня кто-то окликнул. Я его не сразу узнал. А когда подошёл ближе, был шокирован: седая голова, сгорбленная одутловатая фигура, серый цвет лица, толстенные стёкла очков. Только по голосу понял, что это он.
        Я по-дружески хлопнул его по плечу. Он скривился от боли. По его признанию радиация его всё же достала через много лет. Появилась сильнейшая слабость в теле, слепота, мышцы отслаиваются от костей….  Больше я его не видел никогда.
        Получается, что, если бы я тогда, испугавшись попасть в Афган, согласился бы сержантом дослуживать в учебном центре, то меня постигла бы такая же участь. А так и в Афган не попал, и в Чернобыль не отправили, и по сирийским пескам не суждено было повоевать. Только с возрастом начинаю понимать - смерть буквально рядом ходила, а трудности, через которые пришлось пройти, не просто так выпадали на мою долю.
        Каждый год 26 апреля я вспоминаю одно и то же: глаза уходящих в Афганистан пацанов из соседней спецроты, боевые тревоги перед самым дембелем, спины ребят из роты химзащиты, навсегда убывших в Чернобыль, больного Бокала. В мыслях прошу у них прощения за то, что мне повезло, а не им.
        До сих пор помню многое и многих, хотя что-то потихоньку с годами забывается:
        Учебный центр в пгт Десна Черниговской области.
        в/ч (войсковая часть) № 77038 - С.
        Командир роты – капитан Чос.
        Командир спец. взвода – старший лейтенант Киленко.
        Сержантский состав: старший сержант Назаренко, сержант Калатуша, сержант Бычков, младший сержант Иванов.
        пгт Гвардейское Новомосковского района Днепропетровской обл.
        в/ч 15627.
        4-я танковая рота 2-го танкового батальона 384-го танкового полка, 42-й танковой дивизии 4-й танковой армии Киевского военного округа.
        Командир дивизии – генерал Адибеков.
        Командир полка – подполковник Орлов.
        Начальник штаба полка – майор Золотухин.
        Замполит – капитан Векличев.
        Комбат – майор Пуртов (позже майор Пастухов).
        Начальник штаба батальона – капитан Костюков.
        Замполит батальона – капитан Филиппенко.
        Зампотех батальона – майор Ильенко.
        Начмед батальона – рядовая Пейчева Зоя Степановна.
        Командир роты – капитан Кива (позже старший лейтенант Шамратов).
        Зампотех роты – старший лейтенант Ковальчук.
        Вы – моя история, вы – часть моей жизни. Я вспоминаю вас и в мыслях обнимаю. Обнимаю и рядовой состав, с кем приходилось делить кусок хлеба и глоток воды. Мне повезло с вами. 
        Вот только с личным не повезло. А может и повезло? Но это уже совсем другая история.

26 апреля 2025 г.