22. Нам бы день отстоять, да ночь продержаться!

До конца клинического часа я молча пролежал на «наре», отвернувшись к стене. Было всё также душно, жарко и шумно. Пик лекарственного «похмелья» уже прошёл, но голова всё ещё болела. Не прошёл и отвратительный привкус во рту и навязчивый «тухлый» запах. Но тяжелее всего было морально. Первая доза, принятая сегодня, казалась исчезающе малой песчинкой перед тем, что еще предстояло пройти. 240 доз! 8 месяцев такого безрадостного существования! Это представлялось абсолютно невыносимым испытанием. Лёжа на этой жесткой «наре», я остро почувствовал свою полную беспомощность перед происходящими событиями. Перед этим солнцем и зноем, перед этим странным и мрачным местом, куда я попал, перед назойливыми постояльцами «тринадцатого района», вроде Бугая, перед Завхозом-Иванычем, перед лекарствами и перед злополучными резистентными палочками. Я не управлял ничем, я не влиял ни на что. И сам я словно исчезал, растворялся в общей массе, называемой «гоблинами», «мультиками» или сухо и формально – «контингент». Ударная доза циклосерина, по всей видимости, также сделала свое дело, и мною овладело ощущение черной тоски и безысходности.
«Отставить! Не раскисать! Терпи, Виталий Владимирович!» - пытался уговорить я сам себя мысленно. Я крепко стиснул зубы и сжался сам, напрягая все мышцы тела, пытаясь остановить подкатывающие слёзы. Слёзы всё равно предательски катились вместе с каплями пота на больничную тощую подушку...
Долгожданный металлический лязг решетки донесся из коридора, ознаменовав окончание клинического часа. Палата тут же пришла в движение. Пациенты зашуршали пакетами. В руках у многих запестрели пачки сигарет.
Сделав последнее усилие воли, чтобы не выдать своего душевного состояния, я глубоко вдохнул и медленно выдохнул, вытер лицо краем простыни, встал с «нары» и направился к выходу.
У сестринского поста уже стоял вездесущий Бугай и о чем-то заговорщицки уговаривал Зою Андреевну.
- Нет! Нельзя! – Твердо ответила медсестра. – Не мешайте работать!
Не получив чего-то желаемого, Бугай тут же переключился на меня:
- Витаха! Ну, как ты, братишка, а? Как тебе новые таблеточки?
- Таблеточки? Таблеточки – супер! Не пойму вообще, что тебе в них не понравилось? – Ответил я, пытаясь изо-всех сил изобразить бодрость.
Бугай нервно хихикнул, а стоявший рядом Дима-Димедрол заливисто заржал.
Оказавшись снова на больничном дворе, я минуту стоял в нерешительности. Со стороны пищеблока шли Ромка и санитарка Николаевна, неся за ручки большую кастрюлю с едой. Видно было, как Ромке это тяжело давалось.
- Поможешь нам? – Увидев меня, спросила Николаевна, как ни в чем ни бывало.
- Конечно! – С радостью отозвался я и перехватил кастрюлю у запыхавшегося Ромки.
Вместе с Николаевной мы быстро оторвались от Ромки, который шел медленно, и внесли кастрюлю по лестнице на третий этаж, в маленькую каптёрку у сестринского поста.
- Фух! Вот спасибо тебе! – Отдышавшись сказала Николаевна и скрылась за дверью каптерки. На сестринском посту никого не было. Я осмотрелся, словно в первый раз увидел свое прежнее отделение. Ноги сами понесли меня на четвертый этаж, в маленькую «келью» №402.
Привычным толчком я отворил дверь и прошел внутрь.
- Здорово, брат! – Поприветствовал меня лежащий на своей койке Серёга. – Как ты там?
- Да вот, решил заглянуть в гости. – Улыбнулся я под маской. – Можно?
- Конечно, заходи! Чай будем?
- Да я без чашки, так зашел.
- Фигня вопрос! У меня одноразовые стаканчики есть!
- Тогда – не откажусь.
Сергей встал с постели и начал готовить «чайную церемонию». Он был всё также дружелюбен и приветлив, как раньше, но не чувствовалось в нём прежней жизнерадостности и задора. Было заметно, что ему нездоровилось. В глазах был лихорадочный блеск, а кожа, казалось, еще сильнее покрылась красной сыпью.
Разлив чай из чифирбака, мы вышли на лоджию. Сергей присел на корточки и закурил.
- Ну, рассказывай, как оно там? – Хрипло спросил сосед и затянулся.
- Да что сказать... Не курорт, конечно. Вообще не курорт!.. Тут у нас куда веселее было.
- Ну, а колеса новые как переносишь?
- Да вот, только первую дозу сегодня выпил. – Ответил я и сделал глоток чая. – Крепкая штука!
- Ну, а как, брат? Ваши «калированные» палочки только крепкими вещами гасить нужно!
- Ну, чем и занимаемся!.. Ты сам то как?
- Да что-то херовато. Вот, видишь, как «обкидало»! – Показал Серёга свои руки, тоже все в красных волдырях. – Эта хрень еще и температуру гонит который день уже.
- М..да! А доктор что говорит?
- Говорит, еще какая-то инфекция присоединилась. Помимо тубика. А что за инфекция – я не понял. Я ж не шарю в этом. – Рассказывал Серый, отпивая чай из кружки. – Сначала думали, что аллергия на наши препараты пошла. Но анализ крови взяли – нет, не аллергия. Сейчас капельницы делают с какой-то желтой фигней.
- Антисептика?
- Кажется, да.
Мы говорили долго о всякой всячине, налили еще по кружке чая. Крепкий чай (как его называл Серёга – «купец») немного прояснил мысли. Голова больше не болела, привкус металла во рту чувствовался меньше. Но чем дольше я находился в своей бывшей «келье» - тем тяжелее становилось мне на сердце. Вокруг было всё до боли знакомо, но в то же время – что-то изменилось. Это была та же палата, но это уже была не моя палата. Я был здесь чужим. И всё вокруг вдруг показалось чужим. Я подумал, что Серёга и Ромка – они здесь останутся сегодня. А мне нужно будет возвращаться в «тринадцатый район». Они, быть может, уже через считанные недели уйдут отсюда насовсем. На их место придут другие. И никто здесь больше обо мне не вспомнит, не предложит кружку чая. А я всё также буду там! Я снова вспомнил свой последний вечер в этой палате. «Интересно, как тут лежать зимой?» - подумалось мне тогда. «Ну, вот и посмотришь!» - С горькой иронией ответил я сам себе... Зима! Господи, да где еще эта зима? Как же до нее еще далеко! Здесь лето не знаешь, как прожить! Месяц! Неделю!..
- Знаешь, Серый, я, пожалуй, пойду уже. А то скоро закроют нас на «тихий час», а я пройтись еще по воздуху хотел. – Стал прощаться я, почувствовав, что опять «накрывает».
- А-а-а, ну смотри. Заходи еще, если что! – Дружелюбно ответил Серёга.
- Обязательно! А ты поправляйся давай! – Подбодрил я товарища.
С четвертого этажа я спустился почти бегом.
- Что Вы здесь делаете, молодой человек?! – Услышал я вдогонку строгий голос, проходя по третьему этажу. Я обернулся. На меня в упор смотрела рыженькая медсестра. Взгляд ее был очень серьезным.
- Я заходил забрать свои вещи из палаты. Кое-что забыл. – Ответил я первое, что пришло на ум.
- Вам здесь нельзя находиться! У Вас МЛУ-ТБ! Это очень опасно для наших больных! – Строго проговорила она.
- Вы правы... Больше не повторится... – Виновато опустив голову, тихо произнес я и пошел прочь, не оглядываясь.
Меня словно окатили холодным душем. Слёзы сами полились ручьем, и я уже был не в силах сопротивляться этому. Сбежав вниз по лестнице, я вышел через «чёрный ход», чтобы не попадаться на глаза другим пациентам, и опустился на ступеньки крыльца, обхватив голову руками.
- Могу я чем-то помочь? – Услышал я вдруг чей-то незнакомый голос.
Я поднял глаза. Рядом со мной на крыльце стоял темно-русый мужчина лет 45, в белом халате и очках. Я и раньше видел, как он периодически курил здесь, на крыльце, но пересекаться с ним в отделении мне не доводилось.
- Спасибо большое... Не думаю... – Тяжело выдохнув, ответил я.
- И всё-таки... Может расскажете, что Вас так расстроило? – Незнакомец говорил это с явным участием и сочувствием, не из праздного любопытства.
Я попытался выдавить из себя что-то членораздельное, но не вышло. Из меня вырвался только громкий всхлип и снова ручьем потекли слёзы.
- Давайте мы поговорим в другом месте. – Предложил незнакомый сотрудник диспансера.
Мы прошли буквально пару шагов. Совсем рядом с дверью служебного выхода находилась неприметная дверь, которую я раньше даже не замечал. На двери была табличка с надписью: «Психолог». Незнакомец открыл дверь своим ключом и пригласил меня внутрь.
Кабинет психолога был крохотный, но очень уютный. Здесь помещался только небольшой журнальный столик, два кресла друг напротив друга и маленькая книжная полка. На стенах были обои с совсем домашними большими цветами. После «тринадцатого района» этот островок уюта и тишины казался чем-то фантастическим.
- Присаживайтесь. – Пригласил меня незнакомец, указав на одно из кресел, а сам непринужденно расположился на втором.
- Меня зовут Виктор Петрович. Я работаю здесь психологом. – Представился очень просто и непосредственно человек в халате.
- Очень приятно. Виталий. – Немного успокоившись, ответил я.
- Что же у Вас случилось, Виталий? Может расскажете? – Снова спросил Виктор Петрович и сделал паузу. – Не волнуйтесь, всё, что Вы скажете – останется в этом кабинете. И диагнозов здесь никто не ставит.
- Да, я понимаю...Видите ли... Вчера мне уже поставили диагноз... МЛУ-ТБ!.. И перевели в третье отделение!..
- Понимаю, понимаю! Очень суровое место. Это правда. – Кивнул понимающе психолог. – Что Вас больше всего там поразило? Что тяжелее всего?
Мне было очень сложно собраться с мыслями и выделить то, что тяжелее всего. Я принялся взахлеб рассказывать всё, что произошло за последние полтора суток...
- М...да, восемь месяцев продержаться в таких условиях – задача не из лёгких. – Произнёс Виктор Петрович, когда я окончил свой монолог. – А смогли бы Вы там продержаться ещё два дня?
- Думаю, да... – Согласно кивнул я.
- Тогда давайте договоримся, что через два дня примерно в это же время мы с Вами встретимся здесь и поговорим обо всём случившемся подробнее. Как Вы на это смотрите?
- Было бы здорово.
- Тогда так и сделаем! А сегодня у меня, к сожалению, запланирована сессия с другим пациентом через десять минут.
- Тогда я пойду. Спасибо большое! – Ответил я, вставая с кресла.
- Вы точно в порядке?
- Более-менее. – Неуверенно ответил я.
- Тогда – до встречи через два дня! – Резюмировал психолог и протянул мне руку.
Из кабинета психолога я вышел с некоторым облегчением. В моем положении ничего не изменилось, но у меня появилась маленькая цель: продержаться два дня! Главное – она была осязаемой и достижимой. Продержаться еще два дня! А дальше – будет видно.