Затмение часть 7

Сейчас, поедая очередной шедевр невероятного Громбула, я понимаю, что даже после всех моих приключений, ожидать что жить станет как-то проще, понятнее, словно после просмотра новостей по государственному телеканалу, ожидать не приходиться. Истина, которую безуспешно пытались втолковать мне все друзья: в мире, где возможно всё, главное — не растеряться и не забыть себя среди бесконечных отражений абсурда, наконец-то раскрылась полностью. Ну, или почти полностью. По крайней мере, перестала от меня скрываться – уже прогресс.
    В этом городе, где реальность и невозможное давно разошлись по разным сторонам дороги, я упорно продолжаю искать, терять, удивляться, философствовать и смеяться над невозможностью найти разумное объяснение происходящему, продолжая уверять себя, что просто сплю. Сейчас это единственный рабочий способ остаться хоть немного собой. Хотя и молюсь всем богам, чтобы не проснуться.
     — А самое поразительное, — продолжает говорить Акура, — что ты, не профессионал. Не древняя хтонь, не волшебный помощник, и даже не шаман, невесть откуда взявшийся, не помнишь никто ты и откуда, свято уверившая что спишь, и при этом такое творишь! Даже не представляю, научилась своим приёмам, но ведёшь себя, как вдохновенный художник. Как будто всё, чего касаешься, становится частью неведомого полотна.
    Я тихонько усмехаюсь, и отправляю в рот очередной кусок жаркого под пряным соусом из плодов качаро, которые, как поговаривают, выращивают на побегах самого Бычерожца. И даже император не всегда может позволить себе такой деликатес. Но я могу, точнее, после всех событий, которые засекречены и о которых судачит весь город, мне готовы скормить даже сердца особо впечатлительных и благодарных граждан, если, конечно, у меня возникнет такое желание. Но я, больше люблю кофе, вафли и жаркое в исполнении огромного, обаятельного, зеленокожего Громбула, а он точно не станет готовить своих сограждан, за что я ему безмерно благодарна, как и за всю эту вкусную пищу. С тех пор, как я очнулась в своей постели три дня назад, единственное что меня терзает сильнее любопытства – это голод. Мира утверждает, что ещё пара дней и я, наконец-то, наемся. Просто потратила слишком много дари, как всегда, не рассчитав силы, и это такой вот побочный эффект. Да и магия требует не только практики, но и подпитки вполне физической еды.
      — Вы преувеличиваете, — бубню я сквозь набитый рот, в очередной раз ловя восхищённый взгляд Хёси, слегка осуждающий Миры и ровно-спокойный Йока, — Просто, иногда мне кажется, что я смотрю на мир иначе, чем другие. Не знаю, можно ли это назвать талантом.
Акура склонил голову набок, внимательно вглядываясь в моё лицо, словно надеясь, что вот прямо сейчас по моему лбу побежит красная строка с ответами.
    — В том доме, — наконец прервал молчание Йока, — ты отвечала на вопросы детей так, будто каждый их страх и каждая их надежда были тебе знакомы с детства. Началось с того мальчишки, с инеем за место лица, помнишь? Он лгал, но его ложь расцвела у тебя на ладони, как сад. И ты не осудила его ни разу, но через час он сам обнял тебя и привёл остальных детей. И ты слушала их молчание, как другие слушают громкие признания.
Я рассмеялась, больше для того, чтобы увести разговор в сторону. Всегда стеснялась откровенных разговоров. Но все эти люди ждали моего ответа. И Йока, как никто другой имел право знать. Мы так и не поговорили о том, что произошло, после возвращения. Я не поговорила, ни с кем. Словно то, что случилось должно было остаться только моей тайной.
     — Всё очень просто, — наконец решилась я ответить, отхлебнув из большой кружки лавандовый кофе, — если долго всматриваться в лица людей, можно научиться читать не только их поступки, но и скрытые желания и страхи. Люди боятся правды – особенно своей собственной.
– О, не скромничай, – покачал головой Акура, – большинству это только снится. Всё же, отчего именно ты? Ты же точно знала, что предложить смерти, чтобы выторговать жизнь.
      В кафе воцарилась тишина. Больше всего на свете, мне хочется сбежать, чтобы не отвечать, но я знаю, что это неправильно. Я просто встаю, подхожу к окну и распахиваю его, впуская ночной воздух и запах пыльной магнолии с улицы в начале весны. Затем, не оборачиваясь, отвечаю глухим, словно чужим голосом:
— Когда мне было пятнадцать, я выжила после несчастного случая. Если бы вы спросили меня тогда, зачем я осталась жива, я бы не смогла ответить. Но после того случая, каждый человек вокруг стал мне необычайно ясен. Я не вижу их мыслей, но чувствую их боль, как собственную. Не знаю, дар ли это или наказание. Я могу забрать её и отдать проточной воде, заменив на светлую грусть, но обмануть смерть нельзя. Я просто узнала её, а она меня. И я предложила ей вернуть подарок, она отказалась, пообещав зайти позже.

Где-то под потолком, гудит шмель и носятся в догонялки синекрылые мотыльки, нарушая тишину кафе шорохом крыльев, и от этого тишина, кажется, стала плотнее ночи.
— Если вы считаете меня художником, — не оборачиваясь, продолжаю я, — пусть так. Но я лишь учусь рисовать человеческие судьбы светлыми линиями, где это возможно. Даже если я сама – всего лишь набросок.
    Я не вижу, что происходит за столиком, упорно рассматривая облака за окном, но чувствую, как Акура медленно кивнул, словно впуская моё признание в свою душу. Остальные продолжают молчать и даже ложки отложены в сторону.
— Удивительно, — произносит он наконец. — Но таких "художников" и любит этот мир. Потому что иногда случайный взгляд, случайное слово способны изменить всё. Не магия, не дар свыше, а человеческое участие. И, быть может, в этом и кроется настоящее чудо.
      Я смотрю как над крышами домов встаёт солнце. На улице уже совсем светло. И улыбаюсь, впервые по-настоящему за эти дни, словно что-то очень тяжёлое, липкое, странное только что свалилось с моих плеч, перестав придавливать к земле, И, я в этом уверена, это означает начало новой главы книги жизни, ещё не написанной, но полной удивления и надежды.
     А мои друзья подняли кружки и шумно им ударив друг об друга, выпили, в неразделимой гордости за то, что всё-таки делают то, на что решаются немногие.

Такие пушистые облака в почти бесцветном небе, я смотрю на них, слегка приподняв бровь, спокойно и без лишних эмоций. В другое время смесь голубого, ржавого и серебряного, над моей головой вызвала дикий восторг, но сейчас нет, внутри меня только тишина.

— Люди часто считают безразличие чем-то безопасным или скучным, — наконец оборачиваюсь я, устраиваясь на подоконнике, обнимая коленки руками, — оружие глупцов и слабых. Но вы заметили другой край, не так ли? Не все видят, как оно действует – режет и лечит одновременно. Прошу, продолжайте.

Акура, задумчиво крутит в руках любимую трубку. Видимо решая, набить её вновь, или не стоит. Наконец, решившись, убирает во внутренний карман пиджака.
— Я видел многие вещи: рождение, смерть, страх, всё, что вложено в нас с детства, словно ягоды рассыпанные по зимнему снегу, их потом долго собирают в нашем мире знахари, в твоём — психотерапевты, да только не всё собирается. Твоё «фигня, прорвёмся» – как корка льда: все, что тревожит, отскакивает. Это – защита, даже не маска. Мастерство. А для меня – загадка. Ты срываешься в пропасть словно яйцо из корзины, не задумываясь, что там, внизу: острые скалы или перина. А после не можешь даже кружку удержать в руках, всё расплёскиваешь, осознавая, что сотворила.

Я согласно кивнула. Его слова раздавались в голове эхом, словно кто-то выбивал пыль из старого ковра: сначала раздражает, потом становится привычным ритмом.

— Шизофрения – единственная комфортная форма существования в любом мире, — усмехаюсь я, — и, если это плата за мою нынешнюю жизнь – принято и возврату не подлежит. Я всю жизнь, ту жизнь, гонялась за чудесами, или они за мной, как поглядеть, в каждой сточной трубе во время дождя слышала музыку, летала над реками с каждым сдунутым с ладони пером, в каждой луже наблюдала небо и загадывала желание на каждый парашютик одуванчика. Мир, знаете ли, без этого слегка скучный, и даже надоедливый. Ты можешь вырастить отстраненность, или прослыть чудачкой за непомерную влюблённость в жизнь, и любое из этих состояний, в какой-то момент, превращается в удобную оболочку, но цену за это платишь не всегда деньгами. В остальном — добро пожаловать! Если заплутали между смыслами и мыслями, ищите ближайшее дерево с подозрительно живым взглядом. Может быть, оно впустит и вас... Я выбрала любовь, но без щита и розовых очков.

Акура усмехнулся. На улице раздался глухой удар городских часов. Мы молчали, прислушиваясь как редкие прохожие щелкают подошвами по мокрому асфальту.

— Хватит! — Хёси щелчком пальцев разгоняет остатки захмурившегося было утра. — Мы победили, дети спасены, а то, что этот хмырь успел в последний момент сбежать, что ж, будет чем заняться завтра! А сегодня мы празднуем! Не забыли, что у нас гуляние запланировано? А вы тут со смурными физиономиями сидите, словно вот прям сейчас хоронить кого пойдём.
— Он вернётся, — хмурюсь я, — за мной. И разнесёт этот город в клочки, пока не получит желаемое. Я – гарантия его вечности. И мне придётся снова от вас уйти. Вот только не представляю, куда и как теперь это пережить.
— Да пойми ты, — вздыхает Хёси, и от этого вздоха колышется листва на деревьях ближайшего парка, — эта история как рябь на воде. Мешает, да, но не топит же. Морок этот – он как ветер, что пытается задуть свечу. Силен, спору нет, но свеча-то горит. Пока ты горишь, пока ты чувствуешь, пока ты помнишь, кто ты есть такая – никакой морок тебя не одолеет.

Я комкаю в руках край своей рубашки.
— Легко тебе говорить, ты же дух. Тебе-то что? А как мне тут с этим жить?! С этим… знанием, что я опасность для всего этого мира. Оно же липкое, как патока, и лезет в душу, как червь.
– Ну, во-первых, не «что», а «каково». А во-вторых, я не просто дух. Я дух-хранитель. И моя работа – как раз в том, чтобы такие, как ты, не утонули в этой патоке. Так что, соберись. У тебя распрекрасная жизнь, у меня работа. И если мы оба будем их делать хорошо, то никакое торжествующее небытие нам не страшно.
Хёси замолкает, глядя на меня с понимающей и немного грустной улыбкой. Он знает, что слова – это лишь малая часть битвы. Главное – это вера. Вера в себя, вера в город, вера в то, что даже в самом темном углу всегда найдется место для света. А свет, как известно, Морок не любит.

Хёси прав, как всегда, впрочем, от этого не легче. Мы выиграли бой, но настоящая битва впереди. Я могу хоть сейчас сбежать, из мира что снился мне каждую ночь, и попав в который, всё это время жила как во сне, местами страшный, но такой потрясающий. А сейчас я не знаю, что делать. Мне не хватает храбрости бороться за этот город, за жизнь, которую могу потерять в один момент и, самое страшное – осознание, что, проиграв, я больше никогда ни где не смогу родиться, став пожизненной батарейкой для Морока. Сейчас ещё есть шанс сбежать, как в той, позапрошлой моей жизни, я уверена, что тогда тоже струсила, но смогла закрыть за собой дверь, чтоб безликие тени не пробрались в этот прекрасный мир. Вот только сегодняшняя я без понятия как это сделать — закрыть дверь. Больше всего на свете, хочу остаться, и боюсь до тошноты не смочь, подвести всех, проиграть, навеки погрузив во мрак все миры разом. Хорошая перспектива выбора не так ли? Куда не глянь везде попадалово. Нам всегда даётся выбор, вот только он не всегда нас устраивает. — Эй, — кричим мы во вселенную, — где другая дверь, за которой всё в шоколаде и все выжили?! Почему тут только две, за каждой из которых скрывается по жирному песцу?

Вопрос повисает в спертом воздухе моего отчаяния, эхом отдаваясь в измученной голове. Две двери. Две возможности. Две гарантированные катастрофы, упакованные в яркую обертку выбора. Что ж, выбор без выбора – тоже выбор, верно? Просто невелик шанс, что он приведет к радуге и единорогам. Скорее, к радиоактивным единорогам, плюющимся кислотой.
А ведь так хотелось верить в сказку, в счастливый конец, в deus ex machina, спасающего всех в последнюю секунду. Но, похоже, боги, если они вообще существуют, сейчас слишком заняты селфи в Инстаграме, чтобы обращать внимание на наши жалкие мольбы. А я, да какой вообще из меня герой? Вот только никто моего мнения не спрашивал, выдал красные трусы на четыре размера больше, без инструкции к какому месту их прикладывать для хэппи энда.

И что теперь мне остается? Только стиснуть зубы, собрать остатки воли в кулак и открыть одну из этих чертовых дверей. Не важно, какую. Важно сделать это с гордо поднятой головой, пусть даже навстречу самому лютому песцу. Ведь даже в самом мрачном пекле можно найти искру надежды, пусть крохотную, едва заметную, но способную разжечь новый огонь. Главное – не сдаваться, не позволить отчаянию поглотить себя целиком. Иначе, какой смысл во всем этом?

И тут смысл пришёл сам. Просто особым образом притопнуть левой пяткой, и вылететь в окно на встречу рассвету. Никто не в праве приказывать ветрам в какую сторону дуть, куда мчаться и где ночевать. Ветра свободны от принятия решений и открывания дверей. Их стихия – бескрайнее небо, дом – переменчивые облака, музыка – шелест листвы и свист в ущельях гор. Они танцуют вальс с пылью на забытых дорогах, шепчут колыбельные волнам океана, и нашептывают истории затерянным душам. В них нет груза ответственности, нет бремени выбора, лишь бесконечный поток движения, неутолимая жажда странствий.

Люди, человеки, напротив, прикованы к земле, скованы правилами и обязательствами. Каждый шаг – решение, каждое слово – выбор. Мы строим стены, запираемся в них, и сетуем на тесноту. Забываем, что за стенами тоже есть мир, полный возможностей, пусть и со своими опасностями.

Но иногда, достаточно просто вспомнить про левую пятку. Забыть про страх, про сомнения, про ожидания окружающих. Отпустить себя, словно ветер, и позволить унестись туда, куда зовет сердце. Моё сердце звало меня на пустынную площадь, которая несколько ночей назад казалась замершей во времени. Сейчас же, тихая, почти стерильная, она была лишь затравкой для предстоящего бала — праздника, что собирался стать ярким всплеском света и жизни. Скоро её займут фокусники, срывающие завесу невидимого, торговцы сластями, чьими ароматами наполнят воздух, продавцы разноцветного смеха, драконы, извергающие бабочек, и куча всего такого, что я даже не в силах себе представить. Всё-таки это праздник в честь вернувшихся домой детей, тех, кто оставил свои страхи и тревоги за порогом, чтобы снова окунуться в магию простого веселья, и совсем чуть-чуть меня, в городе, населённом всеми невероятностями бесконечных вселенных.

Пролетая над восстановленной площадью, до меня наконец-то дошло, что единственное правильное решение, которое могу принять — это выйти из обреченности и позволить быть себе счастливой здесь и сейчас. Вот она, моя третья дверь. Только будучи счастливым человеком, без внешних вмешательств, мы способны пробудить в себе силу абсолютной любви к этому миру.

Какая разница, что будет завтра? Главное, чтобы оно было! Ведь даже если путь окажется не таким уж и безоблачным, это будет мой путь. А если и вляпаюсь во что-то непостижимое, то уверена, Мира меня с того света достанет, Хёси утешит, Акура одарит очередной мудростью, а Йока полыхнёт зелёной яростью, отбивающей вляпываться в приключения аж на целых пятнадцать минут. Так что, пляшем!

Ослепительное солнце катилось по лазурному небу. Город, глазами полными тепла и любви, смотрел прямо на меня. В них не было ни осуждения, ни жалости, лишь бесконечное принятие. И в этот момент, словно молния, меня пронзило осознание: я дома…