Уходить, так с музыкой

Ярослава не раз предлагала купить картину "Зов океана", но она отказывала. Это была её лучшая работа. Она не могла торговать воспоминаниями. Картина висела в спальне, над кроватью. Единственная, остальные картины в их доме были его.

- Нам нужно отдохнуть друг от друга. - Он передвинул на столе вазу, чтобы не смотреть ей в глаза. - В пятницу я уезжаю.

- Куда?

- В Сочи.

- С кем?

- С Васькой.

У неё завибрировала жилка на лбу.

- Ты же не любишь море?

- Почему это не люблю?

- Я много раз звала тебя. Ты же знаешь, как я люблю море. Это моя стихия... Но ты говорил, что ненавидишь жариться на солнце. И теперь ты едешь на море без меня? С Васькой?

- А что такого? Он хотя бы не будет выносить мне мозг.

- Ты едешь с ней.

- Не начинай.

- Тогда я тоже поеду.

- Езжай куда хочешь, только не со мной. Твои вечные претензии мешают мне творить. Я устал. Мне нужен отдых.

- Откуда у тебя деньги?

- Я продал «китов».

- Что? Ты продал мою картину? – Она метнулась к двери, ведущей в спальню, но вспомнила, что утром картина была на месте. Она заправляла постель, и если бы картина отсутствовала, он бы заметила. Она не могла не заметить.

- Что значит «мою»? Всё, что в этом доме до сего дня было общим. Мы и раньше продавали твои картины. В чём дело?

- Картина на месте.

- Я продал её заочно. Ярославе. Она давно просила. Она завтра за ней придёт, отдай ей, пожалуйста.

- Она не могла. Она знает, что для меня «Киты».

- Я сказал, что ты согласилась. И хватит пучить глаза. Что ты привязалась к этой мазне? Надо сказать, довольно средненькая картина. А Ярослава дала за неё хорошие деньги.

- Ты продал «Китов» и теперь на эти деньги поедешь на море с этой безмозглой малолеткой. Ты совсем потерял совесть?

- Прекрати. Я еду с Васькой. А уж кого он с собой возьмёт - это его дело.

Ей вдруг захотелось смеяться. Громко, истошно, но она сдержалась, лишь улыбка, кривая, уродливая, исказила лицо.

- Ты мог бы продать свою китайскую вазу. Она стоит дороже.

- Вазу? Не придумывай, ты же знаешь, что она для меня значит, и вообще, как можно сравнивать. – Он внимательно посмотрел на вазу, будто видел её впервые. - Однако у тебя самомнение.

Простояв минуту в молчании, она всё-таки пошла в спальню и через минуту вернулась в гостиную с картиной в руках. Он сидел в кресле, что-то разглядывая в телефоне. Она положила картину на стол рядом с вазой.

- Ты бы завернула её во что-нибудь, - буркнул Передвигин, не отрывая взгляда от телефона.

- Сейчас. – Фрида порыскала глазами по настенной полке, но не увидела то, что искала. – Ага! - Она метнулась к тумбочке, открыла ящик, что-то достала и спешно вернулась к картине. Он успел только мельком посмотреть в её сторону. Рука взметнулась, и остриё ножниц вонзилось в полотно.

- Что ты делаешь?! - Он вскочил, но не двинулся с места, что-то остановило его. Возможно, остервенение, с которым она кромсала холст. А может дикий, судорожный не свойственный ей смех. Он слышал его впервые.

Растерзав картину, Фрида бросила её ему под ноги.

- Истеричка! – Он пнул подрамник, единственное, что осталось целым. – Чего ты добилась? Денег я не отдам, сама теперь с Ярой объясняйся, а я переночую у Васьки. Больше не хочу тебя видеть. И да, хочу напомнить, что это моя квартира. Так что собери вещи и чтоб, когда я вернулся, тебя здесь не было.

Он засунул телефон в задний карман брюк и, перешагнув раскромсанное полотно, направился в прихожую. На выходе остановился.

- И наведи здесь порядок. Такой, чтоб ничто мне больше о тебе не напоминало.

Он ушёл. Она словно вросла в пол.

Фрида окинула взглядом комнату. "Собери свои вещи!". Все вещи в этой комнате были её. Они были приобретены ею, на её деньги. Даже ремонт был только её личной заслугой. Передвигин от участия самоустранился. Всё было подобрано и расставлено по её вкусу и всецело принадлежало ей, кроме затёртого до дыр плюшевого кресла у окна и китайской вазы. Да ещё зеркала в бронзовой оправе. Тоже старого, с грязно-серой кляксой, выщербленной от времени амальгамы. В отражении клякса ложилась уродливым пигментным пятном аккурат ей на лицо. Зеркало пугало. Она старалась не смотреть в него, даже украдкой, и давно бы отнесла на помойку, если бы не Передвигин.

Фрида не была красавицей, собственное отражение никогда её особо не радовало, оттого и не жаловала она зеркала, а это - так просто ненавидела. Она верила, что в старинных зеркалах заключены души всех, кто в них когда-нибудь смотрелся. И если зеркало хранит отражение злого человека, то оно само становится "злым".

"Такое зеркало всегда холодное на ощупь, перед ним гаснут церковные свечи, и оно способно принести неприятности, вплоть до смерти. Зеркало нужно разбить, и только так можно избавиться от проклятия, которое в нём заключено", - говорила её бабушка. Соседи считали бабу Симу колдуньей, но это было неправдой, просто бабушка много знала.

Фрида схватила китайскую вазу и замахнулась. "Через зеркало можно навести порчу", - зеркало говорило с ней голосом бабушки Симы. "Если какой-либо человек посмотрит в ваше зеркало с пожеланиями зла, то эти пожелания могут исполниться".

Фрида посмотрела в зеркало. Мутный взгляд, перекошенное злобой лицо, пигментное пятно на щеке. Рука медленно опустилась.

Ну что ж, уходить, так с музыкой!

Вы прочли отрывок из детектива Елены Касаткиной "Морок безумия". Полностью книгу читайте на Литрес, Ридеро, Амазон.