Алиса и К

АЛИСА     И   К***




Эпиграф
«Вселенная подарила тебе возможность и право выбора быть кем угодно.
Будь добрым!»



 Герцогиня и Свобода (пролог)
На границе тумана, где исчезают тропы и появляется непрошеная тишина, стояла скамейка. Никто не знал, кто её поставил, но все знали — если ты на ней сел, значит, пришло время задуматься.
Герцогиня сидела там одна. Без шляпки. Без кружев. Без театра. Просто она и чашка чая.
— Свобода, — прошептала она, — это не крылья. Это пустые карманы. Когда даже воспоминания не звенят монетами.
Кот, проявившись половиной хвоста, осторожно заметил:
— А ещё это отсутствие расписания и необходимости объяснять свои поступки.
— Или саму себя, — кивнула она. — Хотя… иногда я скучаю по тем временам, когда меня боялись.
— Скучать — тоже форма зависимости, — проворчал Кот. — В этом ты не свободна.
Герцогиня усмехнулась:
— А ты всё ещё играешь в парадоксы?
— Я не играю. Я в них живу.
Они замолчали. Время сделало вид, что его здесь нет.
А потом Герцогиня встала, отряхнула платье, которого не было, и сказала:
— Кажется, я готова. Пора появиться там, где меня не ждут.
И исчезла — как всегда.



 Беседка на грани с Зазеркальем
(или "Смотри туда, или сюда")
Всем известно, что на самой грани с Зазеркальем стоит беседка — увитая красным плющом, с удобной скамейкой, на которой можно сидеть часами, глядя и туда, и сюда.
Изящная, чуть перекошенная, с тонким ароматом увядших роз и пергамента. Рядом — небольшой сундучок. В нём, по выбору, можно найти: мольберт с красками, флейту с перламутровыми клавишами или вышивальный набор с паутинными нитями всех цветов рассвета. Если покопаться, там обнаруживаются всегдаочиненное перо и чернильница-незасыхайка в виде китайского мандарина. А ещё — стопка нескончаемых листов пергамента, на которых можно писать ровно, не заботясь о переносах и орфографии.
Виды были и правда замечательные. Настолько замечательные, что иногда Алиса начинала путаться: куда она смотрит — туда или сюда? А иногда — и вообще, откуда она пришла.
Только по Коту можно было понять, в каком направлении ты повернута.
Если он был Котом — с ушами, хвостом и улыбкой, висящей в воздухе, — значит, ты смотрела туда.
Если же он появлялся в облике молодого человека с тем самым выражением лица — философско-издевательским и в то же время необъяснимо притягательным — ты смотрела сюда. Ведь в этом мире говорящие коты и их незнакомо-радостные улыбки выглядят весьма… странно. И неубедительно.
Представьте: идёшь ты с лекции по "Психологии поведения дельфинов в брачный период", и вдруг — бац! — на голову тебе падает улыбка. Без подписи, без автора. С предложением... черт знает чего.
Так вот. Алиса сидела в беседке, вышивая гладью сцену из староирландской саги, а Кот, как водится, был рядом. То ли тут, то ли там.
Как ни странно, занимаясь рукоделием, она не переставала думать. А Кот, по всей видимости, медитировал на движение иглы — его глаза следили за ниткой с почти религиозным вниманием.
Было знойно. Воздух дрожал, и всё вокруг клонило в сон.
— Ты придёшь на вечерний крокет к Королеве? — зевнув, спросил Кот откуда-то из тени.
— Там всё как-то очень странно и… бессмысленно, — не поднимая головы, ответила Алиса.
— Но это-то и понятно. Какой смысл может быть в игре, где игроки не вполне в своём уме?
— Цель любого состязания — победа. Я надеюсь, — сказала Алиса и наконец подняла глаза, ища собеседника взглядом.
— В данном случае главное не цель, а сам процесс. Разве не ясно?
Алиса задумалась.
— Скажи, а в чьём же они уме, если не в своём?
— Ни в чьём. Они вообще безумны.
— Но если ума нет, там хоть что-то должно быть. Наверное… глупость?
— Вообще-то у настоящего безумца не хватает ума не только на здравый смысл, но даже и на глупость.
Улыбка проявилась из воздуха — на этот раз чуть дурацкая. И Кот… густо покраснел.
А это, конечно, было абсолютно неестественно. Особенно для Чеширского.








 Одиночество — форма свободы
(в беседке у Зазеркалья, под утренний чай с лавандовым вареньем)
Герцогиня появилась неожиданно — как всегда. Не то чтобы её ждали, но и не были удивлены. В этом мире вообще трудно понять, чего ты ждёшь, пока оно уже не случилось.
— Высшая степень свободы — это полное одиночество, а отсюда мораль… — промолвила Герцогиня, устраиваясь на скамейке, где прежде сидела Алиса. — …если хочешь быть свободной — избавься от всех.
Кот фыркнул, выпустив один глаз из невидимости:
— Это не свобода, а пустота. Свобода без свидетеля — как шутка без слушателя.
— Ты, как всегда, остроумен, — усмехнулась Герцогиня. — Но разве в пустоте нет простора для новых миров?
Алиса, задумчиво помешивая чай, спросила:
— А зачем менять мир? Разве не проще создать новый?
— Именно! — всплеснула руками Герцогиня. — Зачем переделывать глупость, если можно выдумать глупость поинтереснее?
— Или поумнее, — добавила Алиса.
Кот исчез почти полностью, осталась только его улыбка:
— Самое смешное — люди пытаются изменить мир, не меняясь сами. А потом удивляются, почему всё остаётся прежним.
— И создают революции, — заметила Герцогиня. — А на выходе — очередная чайная церемония. Только чашки разбиты, а сахар в дефиците.




Червоный Король появился, словно его позвали. Он был необычно оживлён — как будто только что придумал нечто великое. Или, по крайней мере, запутанное.
— Чтобы достичь недостижимой цели, о которой ты прежде даже не думала, — пробормотал он, поправляя складки своей новой мантии, — научись делать то, чего никогда не умела, и потому даже не стремилась.
Герцогиня приподняла бровь:
— Это уже почти афоризм. Ещё пара таких — и мы создадим школу парадоксальной логики.
Кот хмыкнул:
— Лучше кружок вышивания философии.
Король остановился, нахмурился и уточнил:
— Нет, нет. Школа должна быть танцующей! Чтобы философия проникала через пятки в голову. А иначе — всё это только слова.
Алиса улыбнулась:
— Танцующая школа парадоксальной логики. Мне это нравится. А кто будет преподавать?
— Шляпник, конечно, — уверенно сказала Герцогиня. — Он давно нуждается в слушателях.






И как по заказу, из-за чащобы вынырнул Шляпник — в пятнистом жилете и с книгой без страниц:
— Я слышал «логика»? Это я. Но предупреждаю: уроки будут нелинейными. Начнём с «если», закончим на «никогда». В промежутке — только абсурд.
Соня, выползая из-под стола, зевнула и добавила:
— Главное — не будить здравый смысл. Он всё портит.
Кот неожиданно чихнул — и в воздухе запахло волшебством. День прошёл. И день был прекрасен. Может быть, даже слишком.









Алиса и Кот (в пещере, во время дождя)
Дождик был не сильный, но, по всей видимости, затяжной. Лужа, быстро образовавшаяся у входа, покрылась большими пузырями — это говорило о том, что ветра, способного разогнать тучи, не было, и дождь продлится долго.
В самой пещере было сухо, пахло водорослями, и места вполне хватало на двоих.
Алиса устроилась на уступе, похожем на каменную скамеечку, а Кот растянулся у её ног. Вид из пещеры открывался на серый пляж, усыпанный валунами. За ним — море: тёмное, волнистое, с мелкими бурунами, и с горизонтом, обрезанным дождевой мглой.
— Ты часто говоришь, что ты безумен. А разве сумасшедший может говорить такие вещи? — спросила Алиса, стряхивая капли дождя с волос.
— Но ты же сама видишь, что тут все безумцы, — лениво протянул Кот. По его спине пробежала мелкая дрожь: несколько капель всё-таки нашли его мех.
— Но никто не признается в этом. Кроме тебя. Хотя в глазах Шляпника я вижу: он догадывается, просто молчит из осторожности.
— Конечно, догадывается. Просто боится лишиться головы. А быть безумцем — легче, чем быть безголовым в прямом смысле этого слова.
— А ты, значит, такой смелый и не боишься гнева королевы?
— Меня уже столько раз грозились лишить этой части тела, что я научился опережать намерения, — и оставлять их с носом. И с моей обворожительной улыбкой.
В доказательство своих слов Кот исчез, оставив в проёме лишь улыбку — перевёрнутую радугу, висящую в воздухе.
— Но если рассуждать здраво… мысленно я, наверное, тоже глуп. Разве может умный взрослый кот так долго жить среди безумцев?
— А как же я? Я, значит, тоже безумна?
— Ты — непосредственна. Любопытна, как ребёнок. Но…
— Что «но»?
— Ты взрослеешь. Очень быстро. И скоро покинешь нас, вернёшься в свой взрослый мир.
— Но я не хочу… — на её ресницах повисли капли, уже не дождевые.
— Такова твоя природа, — философски вздохнул Кот. — И от этого никуда не деться.
— Значит, мы больше никогда не будем разговаривать?..
— Не знаю… Люди в своём безумии придумают удивительные вещи. Всё ради того, чтобы хоть на миг вернуться в детство.
Появится всемирная сеть. Виртуальное пространство.
И если тебе действительно этого захочется — ты найдёшь меня там.
— Мне грустно, Котик.
— Грусть — это послевкусие радости, — сказал он. — Значит, вкус был хороший.












 Тропинка, что вьётся в одиночество
Тропинка вилась беспечно, как ленивое воспоминание. Она подныривала под низко свисающие ветви больших деревьев, изгибалась на переломе холмов, открывая пасторальные виды — такие, какими их, наверное, видел бы молодой Тициан, если бы умел гулять во сне.
На фоне этого прелестного безобразия Кот и Алиса неспешно шагали неизвестно куда и неизвестно зачем, болтая о том, что только кажется пустяком.
Алиса часто сходила с тропинки: то чтобы сорвать особенно симпатичный цветок, то чтобы разглядеть жука на листе дерева, то просто — чтобы послушать, как под ногой хрустит мох.
Кот, как всегда, то появлялся, то исчезал. Хотя — исчезал ли? Его улыбка, даже в его отсутствие, висела в воздухе, покачивалась над тропинкой и медленно истончалась, пока не появлялся он сам.
— Скажи, — вдруг спросила Алиса, — ты одинок?
— А что ты понимаешь под одиночеством? — лениво откликнулся Кот. — Отсутствие кого-то рядом? Или отсутствие желания говорить, даже если кто-то рядом есть? Понять одиночество можно, только пока ты в нём. Оно — вещь в себе. И хорошо, когда можно потом кому-то сказать: "Одиночество — это, знаешь, полезная штука… иногда."
Он улыбнулся той особой улыбкой, что умеет казаться старше самого Кота.
— Мой опыт подсказывает, — продолжил он, — что иногда полезно разлучиться с другом, чтобы найти время по нему соскучиться.
— Господи, ты такой несносный болтун, — всплеснула руками Алиса. — А ещё, к тому же, философ. Я просто спросила: у тебя есть подружка? Кошечка?
— Подружки нет. Но кошечки меня, бывает, навещают, — сказал Кот, блистательно и победоносно улыбнувшись.
— Ну и в чём тогда дело? Почему у тебя нет одной-единственной?
— Потому что не хочу, чтобы любовь стала привычкой.
— Но это неправильно. Так не должно быть.
— Неправильно — хранить рыбу при комнатной температуре больше трёх дней, — невозмутимо отозвался Кот. — А с любовью то же самое. Запах несвежести появляется. Привыкание — это медленное умирание.
— И ты их всех… забываешь?
— Помню. Но помню живыми. Тёплыми. Желаемыми.
— А друзья у тебя есть? Настоящие?
— Конечно. Они — вот здесь, — Кот лапой (или рукой?) дотронулся до груди. — Другого места у меня для них нет.
— А остальные? Где они?
Кот неопределённо махнул в сторону леса:
— Там. И, когда приходят, часто вызывают недоумение… и лёгкое раздражение.
— Значит, ты одинок, — задумчиво произнесла Алиса. — Бедненький…
Кот усмехнулся и сказал просто:
— Мне, по крайней мере, не скучно с самим собой.





О дельфинах и Боге
Кот лежал на спине, разметав лапы по обе стороны от себя, и смачно поплёвывал скорлупками от семечек в редкие облака, проплывавшие над ним ленивыми ватными клочьями. Необычно? Возможно. Но ведь это Чеширский Кот — ему можно чуть больше, чем другим.
Алиса стояла у мольберта. Светло-голубой картон был наполовину покрыт акварельными пятнами, превращавшимися в нечто похожее на пейзаж — или на память о пейзаже. Она молча рисовала, прикусывая губу и щурясь от яркого света.
День был по-летнему тёплым, медовым. Таким, что, кажется, в воздухе плавает волшебство и никто не спешит его ловить — просто дышат им.
— А что ты знаешь о дельфинах? — спросила она, не отрывая взгляда от краски, которую растушёвывала мокрой кисточкой.
— Всё, — самоуверенно отозвался Кот, не меняя положения. — Я же Чеширский. Мне полагается всё знать. По крайней мере — в рамках нужного разговора.
— А правда, что дельфины — единственные млекопитающие, которые занимаются сексом ради удовольствия?
Кот приподнял одну бровь (или ухо?) и усмехнулся.
— Единственное известное мне млекопитающее, которое делает это ради удовольствия — это человек. У него патологическая любовь к процессу. Больше даже, чем к результату.
— Плохой пример, — нахмурилась Алиса, сделав на листе широкую полоску морской волны. — У людей с этим всё сложно. Слишком часто всё заканчивается не там, где начиналось. Они ошибаются. Потому что... любят просто так.
Она сбилась, и слова запутались в мыслях, как нитки под пальцами.
— А зачем тогда человеку любовь? — задумчиво спросила она, опуская кисточку в воду.
— Как зачем? — Кот сел и выгнул спину. — Это ведь дар. Божий. Или так говорят.
Кот уставился на неё пристально, с прищуром, как будто хотел заглянуть за её слова.
— Но Бога ведь нет, — медленно проговорил он. — Я его ни разу не видел. А раз нет — то и подарков быть не может. Логично?
— Ты — кот, — слабо улыбнулась Алиса. — Ты и не должен его видеть.
— А ты? — навострил уши Кот. — Видела? И он тебе что-нибудь дарил?
Алиса замолчала. Потом покачала головой:
— Нет... Людям тоже не дано его видеть.
— Тогда зачем людям то, чего не видно, от того, кого не видно?
Ответа не последовало. Только тишина и плеск кисточки о банку с водой.
Кот зевнул, потянулся и снова развалился в прежней позе, мурча:
— Правильно! Всё — ради удовольствия. А дельфины тут ни при чём.
Он замолчал на миг, а потом добавил:
— Ты просто повзрослела, Алиса.









Чаепитие среди секунд
— Скажи, Шляпник, а почему ты никогда не носишь часы?
— Потому что время боится меня, — ухмыльнулся он. — Я пытался однажды догнать его… Но оно убежало в будущее и захлопнуло дверь.
— И ты с тех пор не пытаешься?
— А зачем? У меня есть вечное сейчас. Правда, иногда оно пахнет печеньем… А иногда — плесенью.
Кот мурлыкнул:
— Вечное сейчас — это вечный ты. И это утомляет.







О времени
На качелях под старой яблоней, чьи ветви лениво раскачивались вместе с ними, Алиса и Кот наблюдали, как тени медленно ползут по траве.
— Почему взрослые всегда спешат? — спросила Алиса, глядя в небо, где облака плавно меняли форму, не торопясь никуда. — А дети — нет?
Кот лениво разлёгся на верхней перекладине качели и ухмыльнулся:
— Потому что для взрослых время — это хищник, который всё время подкрадывается. А для детей — это лес. Можно идти, где захочешь, и никто не укажет путь.
— А почему оно становится хищником?
— Потому что взрослые его приучили. Они дали ему зубы: часы, дедлайны, будильники. И теперь время кусается, если не бежать.
Алиса задумалась:
— Значит, взрослые сами виноваты, что всё время бегут?
— Конечно, — кивнул Кот. — И самое смешное: они бегут, чтобы успеть туда, где они всё равно будут недовольны.
Качели вздохнули под их весом, и Алиса раскачалась чуть сильнее.
— А можно не бежать?
— Можно. Но тогда ты — бездельник. А бездельник — враг времени. А значит, он свободен.




 О добре и зле
Они оказались на гигантской шахматной доске, где фигуры оживали при каждом их приближении. Белая ладья прошла мимо, кивнув вежливо, а чёрный слон выразительно хмыкнул, как будто знал больше, чем говорил.
— Почему одни белые, а другие чёрные? — спросила Алиса, наклоняясь, чтобы потрогать чёрную пешку, которая фыркнула в ответ.
— Потому что так проще различать. Даже если разницы — почти никакой, — Кот появился на клетке D4 и обернулся вокруг собственной тени. — Добро и зло — это не цвета. Это направление взгляда.
— То есть?
— Если ты стоишь на белой клетке, чёрные кажутся врагами. Но если поменять сторону — они вдруг станут своими.
— А как тогда понять, что правильно?
— Никак, — пожал плечами Кот. — На этой доске все делают свои ходы. А понять — это уже следующий ход. И он не всегда твой.
Алиса посмотрела вверх — шахматное небо было в клетку. И ни одной белой или чёрной звезды. Все — серые.











 О личностях
Они сидели у пруда. Вода была гладкой, как зеркало, и отражала не лица, а мысли. Кот исчезал по частям — сначала хвост, потом лапы, потом улыбка.
— Ты заметила? — спросил он, оставаясь одними глазами. — Я каждый раз исчезаю по-разному.
— Да. Иногда сначала голос, а иногда — усы, — кивнула Алиса. — Ты это специально?
— Неа. Это... настроенческое. Иногда мне хочется исчезать от мира, а иногда — от себя.
— Значит, ты никогда не бываешь собой до конца?
— А кто бывает? — хмыкнул Кот. — Все мы — лоскутное одеяло из вчерашнего настроения, чужих фраз и случайных мыслей. Где тут "собой"?
Алиса долго смотрела на своё отражение — оно шевелилось отдельно от неё.
— А если я захочу быть просто собой?
— Тогда тебе придётся узнать, кто это. А это — самое страшное путешествие. Без карты. И с зеркалами вместо дверей.








 Встреча с Времячком (младшим братом Времени)
(В таинственной комнате с часами, которые идут вразнобой)
Алиса и Кот входят в мастерскую, где всё тикало, но никто не знал, который час. В центре комнаты крутился мальчик в полосатом жилете и с песочными часами на шее.
— Я — Времячко. В отличие от старшего брата, я люблю играть, а не подгонять, — весело заявил он.
— Значит, с тобой можно не спешить? — удивилась Алиса.
— Можно даже остановиться. Главное — не застревать. Стоячее время воняет прошлым.
Кот добавил:
— А ещё оно липкое. Лучше всё-таки иногда двигаться.












 Карточная Колода в отставке
(В саду, где бывшие карты играют в домино и философствуют)
Алиса встречает старую Пиковую Даму, которая теперь вяжет шарфы из паутины.
— Раньше я приказывала головы рубить, — вздохнула она, — а теперь вяжу. Видишь, как меняется власть, когда исчезает страх?
— А вы жалеете? — спросила Алиса.
— О, нет. Без страха мне наконец захотелось быть живой.
Кот мурлыкнул:
— Даже королева может стать человеком. Главное — вовремя сбросить мантию.







 Комната забытого смысла
(Дверь в комнату появляется только, если задать неправильный вопрос)
Алиса, случайно спросив «Зачем быть кем-то?», попадает в пространство, где фразы зависают в воздухе, как облака. Тут её встречает Профессор Почемучник — старик с книгой, у которой нет обложки.
— Вопросы — это как двери. Но не все двери ведут наружу. Некоторые — внутрь.
— А если я заблуждаюсь?
— Поздравляю. Значит, ты двигаешься.











 Мост над Забвением
Алиса, Кот и Герцогиня идут по подвесному мосту, который исчезает за их спинами.
— Этот мост ведёт к воспоминаниям? — спросила Алиса.
— Не совсем, — ответил Кот. — Он соединяет то, о чём ты забыла, с тем, чего никогда не знала.
— А если оступиться? — Герцогиня держалась за поручень, хотя, казалось, боялась не высоты, а неуверенности.
— Тогда ты узнаешь, что внизу вовсе не пропасть. А просто другая дорога.
— Забвение не уничтожает, — задумчиво сказала Алиса. — Оно сортирует.


 Пир Шутов
В окружённом зеркалами зале собираются персонажи, которых никто не воспринимает всерьёз: Шляпник, Соня, Кролик, даже сам Кот.
— Почему нас зовут дураками? — спросил Шляпник, наливая в чайник варенье.
— Потому что говорим вслух то, что другие боятся даже думать, — ответила Соня, прикрыв глаза.
— А без нас этот мир бы рухнул, — вставил Кролик. — Он держится на несерьёзности.
— Шутка — это правда, в маске лёгкости, — подытожил Кот. — Только так она проходит внутрь


 Времячко и Застывшие Часы
Алиса снова встречает Времячко, который теперь грустит — его брат, Время, замёрз где-то в верховьях Зазеркалья.
— Все боятся остановки, — говорит он. — А иногда она — единственный способ услышать тишину.
— Может, его не остановили... может, оно просто задумалось? — предполагает Алиса.
— Если Время думает — это уже чудо, — вздыхает Кот. — Обычно оно только требует.








 О Тени
На опушке леса появляется странная девочка с чёрной лентой на запястье. Она представляется как Тень Алисы.
— Я та, кем ты могла бы стать, если бы выбрала иначе, — говорит она.
— Ты злая?
— Я — невыбранное. А оно всегда чуть-чуть обижено.
— Тогда пойдём вместе, — предлагает Алиса.
— Нет, — улыбается Тень. — Тогда я исчезну.




 Библиотека несказанных слов
Кролик ведёт Алису в подземную библиотеку, где хранятся книги, которые никто не написал.
— Здесь живут все мысли, от которых отказались, — говорит он.
— Почему они всё ещё существуют?
— Потому что иногда они нужны. Просто позже.
— А можно прочитать?
— Только если не боишься забыть, кем ты была до этого.


 Лабиринт Уточнений
Они вошли в сад, где тропинки менялись местами каждый раз, когда кто-то что-то уточнял.
Алиса остановилась у развилки.
— Куда ведёт эта дорожка?
Из зарослей показался существо в пенсне и с блокнотом — Архивариус Уточнений.
— Это зависит от того, что вы имели в виду под «ведёт». Пространственное движение? Метафорическое развитие? Или философское направление?
— Она просто хочет пройти, — объяснил Кот.
— Тогда придётся пройти по всем дорогам. Последовательно. Чтобы исключить недоразумение.
— Иногда путь проще, чем его описание, — вздохнула Алиса, выбирая путь наугад.




 Перепутье Личностей
Они оказались на перекрёстке, где стояли фигуры с разными масками: Смех, Грусть, Уверенность, Страх. Все были копиями Алисы.
— Это я? — тихо спросила она.
— Это те, кем ты была, когда хотела кому-то понравиться, — ответил Кот.
Из толпы вышла Госпожа Ничья, одетая во всё серое:
— Я — та, кем ты становилась, когда забывала, чего хочешь.
— Я… не помню тебя.
— Это и есть моя работа, — улыбнулась та и исчезла.



 Тень и Часы
Возле заброшенной башни они вновь встретили Тень Алисы. Теперь она держала в руках старинные часы без стрелок.
— Зачем тебе часы, если в них нет времени? — спросила Алиса.
— Чтобы помнить, что время не внутри часов. Оно внутри тебя.
— А можно отмотать?
— Только боль. Воспоминания — нет.
Кот молчал. Только усы его шевелились в такт невозможному времени.






Лестница в Никуда
Где-то в небе висела лестница. Алиса полезла вверх, пока ступени не закончились. Там, на краю, сидел невидимый мальчик.
— Кто ты?
— Никто. Я живу там, где все перестают быть кем-то.
— А ты не боишься упасть?
— Я уже не держусь.
Кот появился рядом, стоя в воздухе:
— Никто — это не отсутствие. Это начало нового.



 Принцесса Версия
В зеркальном зале, отражающем каждый шаг иначе, Алиса встретила юную принцессу в плаще из газетных вырезок.
— Я — Принцесса Версия, — сказала она. — Я представляю всё, кем ты могла бы стать. Всё, что ты не выбрала.
— Ты — сожаление?
— Я — возможность. Если ты не выбрала — значит, могла. Я живу в «если бы».
Алиса задумалась.
— А можно тебя обнять?
— Только если простишь себе всё, чего не случилось.


 

Возвращение Герцогини
Они снова собрались в той самой беседке у Зазеркалья.
— Я тут подумала, — сказала Герцогиня, — может, одиночество — это не свобода, а просто способ защититься?
— Защита от чего? — спросила Алиса.
— От разочарований. От любви. От самого себя.
Кот мурлыкнул:
— Настоящая свобода — это когда не боишься быть с кем-то. Даже с собой.
И они сидели молча. Но в этом молчании не было одиночества.






 Улитка Экзистенция и бесконечное «а зачем?»
У подножия мягкого холма, где травы шепчут сны земли, Алиса встретила Улитку. Она медленно ползла по мху, оставляя за собой светящийся след и произнося едва слышные фразы.
— Привет, — сказала Алиса. — А ты кто?
— Я — Улитка Экзистенция. Я двигаюсь медленно, потому что каждое «зачем» требует времени.
— Ты спрашиваешь «зачем» каждый раз, когда движешься?
— Именно. Без «зачем» нет направления. А без направления нет смысла движения.
— А если двигаться просто потому что красиво?
— Тогда ты — художник. Я же — философ. Мы ползём разными тропами.
Алиса улыбнулась:
— А если быть и тем, и другим?
Улитка задумалась:
— Тогда ты Алиса. Что, в общем, тоже философия.









 Сова Метанойя и разговор при полной луне
На верхней ветке Дерева Забытых Имен сидела Сова. Она носила пенсне и вела личный дневник, в который записывала не то, что происходит, а то, что могло бы произойти.
— Скажи, а что ты там пишешь? — спросила Алиса, подняв голову.
— Я записываю варианты. Каждый выбор, что ты не сделала, становится историей здесь.
— Значит, ты хранишь все «а если бы»?
— Именно. Я — хранителька метанойи. Это слово значит «изменение ума». Я слежу за тем, как могла бы измениться ты, если бы выбрала иное.
— Это грустно?
— Иногда. Но чаще — вдохновляюще. Ведь каждый день ты можешь стать кем-то ещё.
Алиса задумалась:
— Тогда я выберу быть собой. Хотя бы сегодня.
Сова кивнула:
— Сегодня — хорошее начало.

 

Лиса-Циник и разговор о вере
На перекрёстке троп, где листья опадают вверх, сидела Лиса — ухоженная, сверкающая, ироничная. Её хвост блестел, а глаза — нет.
— Ты ведь Алиса, — сказала Лиса. — Та, что ещё верит в чудеса?
— Иногда. А что?
— Просто интересно: каково это — жить с иллюзиями?
— А каково — жить без них? — парировала Алиса.
Лиса усмехнулась:
— Честно? Скучно. Но безопасно. Никаких надежд — никаких разочарований.
— А если надежда — это тоже форма мудрости?
— Или форма безумия, — фыркнула Лиса. — Но, знаешь, иногда мне снится, что я верю. Просыпаюсь — и скучаю.
Они долго молчали. И в этом молчании Лиса, возможно, поверила чуть больше, чем хотела.

 

Паук-Плетельщик и кувшин с тенью
В ветвях, натянутых как арфа, жил Паук. Он плёл не только паутину, но и воспоминания.
— Ты не боишься забыть? — спросила Алиса.
— Я записываю всё. Мои нити — это чьи-то слова, чьи-то сны.
— А если порвётся?
— Тогда тень из кувшина выльется в мир. И кто-нибудь вдруг вспомнит то, чего не было.
— Значит, память — это тоже игра?
— Всё игра, если ты умеешь плести узоры.



 Зеркальная Девочка
На поляне, окружённой гладью прудов, Алиса увидела себя. Или не совсем себя — другую, почти такую же. Только волосы были чуть длиннее. Взгляд — чуть усталее. А в руках — книга, которую Алиса ещё не читала, но почему-то уже узнавала.
— Ты — я? — спросила Алиса.
— Я — та, кем ты становишься. Каждый день, пока ты спишь. Пока думаешь, что только играешь. Я — из твоего завтра.
— А зачем ты пришла?
— Чтобы напомнить. Время пришло.
— Возвращаться?
— Просыпаться. Но не забывать.
— А ты помнишь?
Зеркальная Девочка улыбнулась — чуть грустно, чуть нежно.
— Я помню всё. И потому смотрю в зеркало каждый раз, когда теряюсь. Чтобы снова увидеть тебя.
Они долго смотрели друг другу в глаза. И в отражении не было страха. Только тёплая, звенящая тишина — как у окна в раннее утро.








 
Вечернее чаепитие, или Когда время забывает идти
В саду, где луна отражается в чайнике, а пирожные подают на книгах, покрытых мхом, вновь собралось старое общество: Алиса, Шляпник, Соня и Мартовский Заяц. Кот иногда появлялся в дымке над самоваром, но в беседу почти не вмешивался.
Шляпник, расплескав чай в чашку без дна:
— Время сегодня пунктуально опаздывает. Это знак. Надо пить медленнее.
Алиса задумчиво подперла щёку рукой:
— А может, это мы опаздываем относительно него?
Мартовский Заяц энергично замахал ушами:
— Глупости! Время не может быть раньше нас. Оно боится встречаться с нами напрямую. Всегда посылает стрелки вместо себя.
Соня, сонно вытянувшись на подушках:
— Время — как чай: если его забыть, оно горчит.
Шляпник, подкинув в воздух ложку:
— Привязанности — вот что мешает времени быть лёгким. Всё, к чему мы привязаны, тянет назад.
Алиса, медленно:
— А если не привязываться ни к чему, то мы вообще перестанем быть?
Заяц, покачиваясь:
— Тогда останется только движение. Ты будешь идти, но не знать — откуда и зачем.
Шляпник (после долгой паузы):
— Возможно, в этом и суть. Всё, что мы знаем — случайно. Всё, что не понимаем — фундаментально.
Соня, зевнув:
— Абсурд — это когда ты сидишь на чаепитии и не понимаешь, зачем ты на чаепитии. Но продолжаешь есть булочку. Потому что она вкусная.
Алиса, усмехаясь:
— Иногда мне кажется, что всё наше существование — булочка без начинки. Мягкое, сладкое, но совершенно бессмысленное.
Шляпник, восторженно:
— Именно! Но ведь смысл — это приправка. Его можно добавить самому.
Заяц, переливая чай из чашки в блюдце:
— Но кто добавляет приправу к булочке? Разве только сумасшедшие…
Кот, проявившись одной улыбкой в паре:
— Или дети.
Алиса, тихо:
— Тогда пусть я буду и тем, и другим.
Все замолчали. Где-то за деревьями Времячко играл в кости с закатом. А чай продолжал остывать, не торопясь никуда — в отличие от людей.


Сцена с Додо, или Про память и повторение
На берегу зыбкого озера, где вода отражала не небо, а прошлое, Алиса сидела рядом с Додо — важной птицей в пенсне и с чернильным пером за ухом.
Алиса, глядя в водную гладь:
— Почему мне кажется, что я это уже видела?
Додо, морщась:
— Потому что видела. Всё повторяется. История — это не река, а водоворот. Только имена меняются.
Алиса:
— Тогда зачем вообще помнить?
Додо:
— Чтобы знать, что это повторение. И иметь хоть призрачную надежду поступить иначе.
Алиса:
— А если я не хочу иначе?
Додо:
— Тогда не зови это ошибкой. Называй привычкой. Привычка — это ошибка, ставшая мебелью в голове.





 Белая Королева и разговор о будущем
В старом зимнем саду среди заснеженных роз, Алиса сидит рядом с Белой Королевой, укутанной в шарфы и слова.
Королева:
— Я помню, что будет завтра. Но забываю, что было вчера. Это крайне неудобно.
Алиса:
— А как вы не путаетесь?
Королева, грустно:
— Постоянно путаюсь. Но у будущего есть одно преимущество перед прошлым — его ещё можно испортить по-новому.
Алиса, задумываясь:
— Тогда почему мы боимся будущего?
Королева:
— Потому что не уверены, что справимся с новым способом быть собой.




 Беседа с Гусеницей — о формах и содержании
На грибах, растущих лестницей в небо, Алиса находит Гусеницу, которая сегодня курит чай, а не кальян.
Гусеница, лениво:
— Ты изменилась.
Алиса:
— Я взрослею?
Гусеница:
— Нет. Ты просто перестала бояться быть непонятной.
Алиса:
— А это плохо?
Гусеница:
— Это необходимо.
Алиса:
— Но если я не вписываюсь в чужие формы…
Гусеница, выдыхая пар:
— Тогда создавай свои. Только помни — форма без содержания быстро трескается. Как пустой орех.

 


Сон наяву. Беседа с Пятнистым Оленем
На границе леса и сновидения, где деревья спят стоя, Алиса встречает Пятнистого Оленя — существо из тех, кого никто не может запомнить точно.
Олень:
— Ты уверена, что сейчас не спишь?
Алиса, в раздумьях:
— А если сплю?
Олень:
— Тогда берегись слов. Во сне каждое слово — ключ от чьей-то двери.
Алиса:
— А если я не найду, чью?
Олень:
— Тогда слово останется с тобой. И однажды потребует выхода.







 У Улыбки без Кота, или О том, что остаётся
Алиса брела по туманной тропинке, когда вдруг увидела её — улыбку. Просто парящую в воздухе, без Кота. Ни глаз, ни ушей, ни даже намёка на хвост.
— А ты чего тут одна? — осторожно спросила Алиса.
Улыбка слегка дрогнула:
— Я не одна. Я — воспоминание. А воспоминания не бывают одинокими, пока кто-то их помнит.
— Ты скучаешь по Коту?
— Нет. Я просто — осталась. Он ушёл, как уходят все. А я задержалась. Ведь чаще всего именно улыбка остаётся последней.
Алиса села на пенёк, огляделась:
— А может, ты и есть самое важное в нём?
— Может быть, — прошептала Улыбка. — Или, наоборот, — самое ненужное. Красивое, но бесполезное. Как пуговица от потерянной рубашки.
— Или как последняя строчка сна, — сказала Алиса. — Которую уже невозможно вспомнить, но она всё ещё в тебе.





 Паутина смысла. Разговор с Пауком-Писателем
На старом чердаке, среди забытых слов и книг без заголовков, Алиса встретила Паука. Он сидел в углу и плёл паутину из букв.
Паук, не поднимая головы:
— Не наступай на пунктуацию. Она хрупкая.
Алиса, удивлённо:
— Ты пишешь?
— Я сплетаю. Всё, что пишется, потом забывается. А всё, что сплетается — остаётся между строк.
— А зачем?
— Чтобы хоть кто-то увидел смысл. Хоть раз. Хоть на мгновение. Даже если это будет таракан.
Алиса рассмеялась:
— А если никто не увидит?
Паук, чуть тише:
— Тогда это будет моё. Личное. В этом и есть свобода автора — прятать сокровища, даже если их никто не ищет.
— А если слова запутываются?
— Значит, смысл зрел. Когда слово становится паутиной — в него кто-то попадётся.
— А кто чаще всего попадается?
— Сам автор. Он же и жертва, и охотник. И мухой тоже был когда-то.
Алиса долго смотрела на ажурные сети из глаголов, точек и тишины. И подумала, что, может быть, самые важные истории не рассказывают вслух. Их просто оставляют — висеть в углу, дожидаясь вечера.






 Память — не то, что было, а то, что осталось
(вечереет. чаинки кружатся в воздухе, как забытые мысли. Алиса с Котом под деревом, Шляпник — где-то рядом, собирает прошлое по осколкам чашек)
Алиса, глядя в полупрозрачную чашку:
— Я не уверена, что помню детство. Скорее, я помню, что когда-то помнила его.
Кот, лениво свесившись с ветки:
— Память — это не сундук, а сито. Всё нужное высыпается первым.
Алиса:
— Но почему остаётся именно то, что не хотела бы вспоминать?
Кот:
— Потому что ты думала, что оно пройдёт. А оно осталось дожидаться, пока ты станешь слабее.
Шляпник, неожиданно появившись с чайником на поводке:
— Я однажды потерял целый день. Искал его под кроватью, в чайнике, даже в шляпе. Нашёл только запах печенья и подозрение, что был счастлив.
Алиса:
— И что ты сделал?
Шляпник:
— Записал это как воспоминание. Всё, что записано, становится правдой. Или хотя бы удобной ложью.
Кот:
— Вот видишь. Память — это не документ. Это черновик, который правит настроение.
Алиса:
— Значит, я могу пересочинить прошлое?
Кот:
— Не пересочинить. Перечувствовать. А это гораздо опаснее.
Шляпник, поглаживая чайник:
— Иногда я вспоминаю вещи, которые не случались. Но они мои. И я скучаю по ним больше, чем по настоящим.
Алиса:
— Может, мы и есть из того, чего не было?
Кот, почти исчезая:
— Главное — помнить, что ты забыла. Остальное приложится.








 Хранитель Обрывков — разговор о памяти и вымысле
В полузаброшенной башне, где лестницы ведут в никуда, Алиса встречает странного персонажа — старичка в мантии, усеянной записками. Он шепчет сам себе, а на его шляпе покоится чернильная капля, вечно не капающая.
— Кто вы? — спросила Алиса.
— Я Хранитель Обрывков. Собираю всё, что было забыто. И всё, что никогда не происходило.
— Это как?
— Вот, например: ты когда-то мечтала стать птицей. Но забыла. А я помню.
Алиса улыбнулась:
— А зачем хранить то, чего не было?
— Потому что именно из этого строится то, кем ты могла бы быть. Возможности — хрупкие создания. Их легко раздавить фактами.
— А воспоминания?
— Это просто ложь, которую мы любим.







 Спор с Пауком-Аргументатором
В углу философского сада, среди лоз, свисает паутина. В ней сидит паук с моноклем и книгой «Как быть правым и не вызывать раздражения».
— Ты снова пришла без доказательств? — буркнул он, увидев Алису.
— Я пришла с вопросами.
— Хуже. Вопросы разрушительны. Они, как ветер, не дают паутине быть симметричной.
— А если симметрия скучна?
— Тогда ты анархист. А я — системщик. Но мы оба живём в одной паутине.
— Значит, можем ужиться?
— Временно. Пока ты не начнёшь качать нити. Тогда я превращусь в логическое возмездие.
— Это угроза?
— Это предупреждение. Логика — не враг фантазии. Она просто предпочитает держаться на расстоянии.





 Мост через Тишину
В месте, где все звуки становятся эхом мысли, Алиса идёт по мосту, сотканному из паутин, света и забытых голосов. Там её ждёт Незримый Проводник — голос без тела.
— Ты боишься остаться одна, — сказал голос.
— Я не уверена.
— Значит, боишься.
— Может быть. Но в одиночестве я слышу себя.
— Не путай себя с эхом.
— А как отличить?
— Эхо повторяет. Ты — сомневаешься.
— Тогда я жива?
— Да. И это главная неловкость бытия.





 Бабочка Сожаления — лёгкость непрощённого
На краю Луга Воспоминаний Алиса увидела Бабочку. Её крылья были полупрозрачны, будто сотканы из лёгкой грусти, а цвет — смесь весеннего неба и пожухлой осени.
— Ты дрожишь, — сказала Алиса.
— Потому что я живу в том, что уже прошло, — ответила Бабочка. — И всё равно трепещу.
— А зачем ты возвращаешься?
— Я не возвращаюсь. Это вы ко мне приходите. Каждый раз, когда вспоминаете то, что не сделали.
— А если простить себя?
— Тогда я исчезну. Но ты будешь скучать по мне. Я — память о несбывшемся. Без меня твоя история будет короче.
Алиса потянулась рукой — и Бабочка исчезла, оставив только лёгкое чувство недосказанности. И это чувство, как ни странно, стало легче, чем сама попытка удержать.



 Флейтист-Безмолвник и разговор в звуках
На опушке леса стоял Флейтист. Он играл мелодию, которую можно было только почувствовать — не услышать. Ноты витали в воздухе, как запах дождя, которого ещё не было.
— Вы не говорите? — спросила Алиса.
Флейтист молча поклонился и сыграл несколько звуков.
— Это ответ?
Он кивнул.
— Тогда… как мне задать вопрос?
Флейтист протянул ей флейту. Алиса попробовала дунуть — но звук получился рваным, как мысль, не успевшая родиться.
— Я не умею.
Флейтист улыбнулся и провёл пальцем по воздуху. В ответ зазвенели листья.
— Иногда, чтобы говорить, нужно сначала замолчать, — прошептала Алиса. — А чтобы понять — перестать слушать.
Флейтист кивнул. И музыка продолжилась — внутри неё.




 Ожидальник и диалоги с будущим
На пересечении трёх троп стоял странный домик, где жили Ожидальники. Они сидели в креслах и ждали: писем, гостей, ответов, чудес, конца или начала.
Алиса присела рядом с пожилым Ожидальником:
— Что вы ждёте?
— Всё, чего ещё нет. А ты?
— Я ищу то, что уже было.
— Тогда мы родственники. Я — про будущее, ты — про прошлое. Никого нет в настоящем.
— А что здесь?
— Только кресло. И чайник. И лёгкая тоска по неслучившемуся.
— Но ведь можно встать?
— Можно. Но тогда ты потеряешь право на ожидание.
Алиса долго думала. И встала. А Ожидальник кивнул, будто так и должно было быть.






 Бабочка Сумерек и дыхание ветра
На закате, когда солнце уже не светит, но ещё греет, Алиса стояла у старого пня, где, по слухам, хранились сны прошлых лет. Воздух был неподвижен, как перед шёпотом. В этот миг на её плечо опустилась Бабочка. Тонкая, почти прозрачная. Цвета увядающей луны.
— Ты кто? — прошептала Алиса, боясь спугнуть дыханием.
— Я Бабочка Сумерек, — ответила та, не шевельнув ни крыла. — Я летаю между тем, что ещё не забылось, и тем, что ещё не наступило.
— Значит, ты знаешь, что будет?
— Нет, — тихо звякнули её крылышки. — Я чувствую. Как чувствуют корни перед дождём. Или тени — приближение света.
— Это страшно?
— Лишь для тех, кто любит быть уверенным. А ты ведь — не уверена?
Алиса подумала.
— Я просто иду.
— Тогда тебе не страшно. Страх приходит к тем, кто остановился и начал считать шаги.
Бабочка вспорхнула, но не улетела. Она зависла прямо перед лицом Алисы, будто разглядывая её изнутри.
— А почему ты выбрала меня?
— Я не выбираю. Я появляюсь там, где тишина зовёт по имени. Ты давно молчала внутри себя. И теперь тебя стало слышно.
Алиса кивнула, не зная зачем. Просто кивнула. Иногда этого достаточно.
Бабочка исчезла — как вечерний ветер: кажется, был, а может, и нет. Но в воздухе остался запах сирени. И лёгкость, будто её только что отпустили за руку.





 
Финал. Прощание с Котом
На краю леса, где мир сворачивается в точку, Алиса стояла, глядя в сторону заката. Воздух пах прощанием. Кот появился не сразу — только его тень на траве, потом глаза, и, наконец, вся улыбка.
— Ты уходишь? — спросил он.
— Да. Пора. Я чувствую — начинается что-то новое.
— Ты возвращаешься в тот мир?
— Да. Я стану взрослой. Может быть, даже серьёзной.
— Это не обязательно, — шепнул Кот. — Серьёзность — выбор, а не обязанность.
— Я буду скучать.
— И я. Но ты ведь помнишь путь?
Алиса кивнула.
— Тогда мы обязательно встретимся. Когда ты снова задашь вопрос, на который нет ответа.
Алиса улыбнулась сквозь слёзы:
— А ты ответишь?
Кот исчез, оставив только голос:
— Возможно. А может, спрошу в ответ.
И лес закрылся.
И осталась только дорога.
И шаги.
И лёгкий отблеск улыбки — где-то за плечом.


Эпилог. Отражение
Мегаполис гудел, спешил, переливался холодным светом экранов и витрин. Где-то далеко шёл дождь, но сюда он ещё не добрался. Алиса — уже взрослая, уверенная и немного уставшая — шла по улице с телефоном в одной руке и кофе в другой. Шла быстро, почти на автомате, как это делают миллионы.
Остановилась — случайно — у зеркальной витрины старинного книжного. И увидела.
Себя — но не ту, к которой привыкла. Девочка с лентой в волосах, в сапожках, с пыльцой фантазии в глазах стояла по ту сторону стекла. И за её спиной — смех Кота, шляпа на ветке, чаепитие в бесконечном полдне.
Алиса вздохнула.
И в этот момент вспомнила всё.
Как она пила чай с Шляпником, спорила с Герцогиней, слушала Сову и спорила с Лисой. Как Кот исчезал и возвращался, как зеркало открывалось и закрывалось. Всё было. Всё есть.
Она улыбнулась.
— Скоро, — прошептала она.
И пошла дальше. Уже чуть медленнее. С ощущением, что всё ещё возможно.




;;