Проклятая деревня

Дом стоил подозрительно мало. Даже для старой деревни, затерянной среди холмов и вековых сосен. Обшарпанный, но крепкий. Старинные ставни, резной фронтон, огромная русская печь внутри. Артём не верил в мистику. Он работал в IT, логика и рациональность — его оружие. Когда наткнулся на объявление о продаже, лишь пожал плечами: «Подумаешь, бабки пугают соседей байками. Главное, дом есть, крыша не течёт, документы в порядке».

Он купил его быстро. Оформление прошло гладко — слишком гладко, даже нотариус как будто торопился поскорее завершить сделку. Артём не заметил. Он мечтал о тихом месте, где можно бывать на выходных, вдали от шума города.

Пятничным вечером он прибыл в деревню. Лес окружал её со всех сторон, и лишь старая дорога, местами заросшая травой, соединяла поселение с внешним миром. Дом стоял на отшибе, ближе к опушке, в стороне от центральной улицы.

Местные оказались приветливы. На завалинке сидели старики, бабки у колодца махали руками, дети играли в мяч. Одна пожилая женщина, заметив, что он остановился у ворот, подошла и с улыбкой спросила:

— Новый хозяин, что ли?

— Да. Я — Артём. Купил вот этот дом.

— А-а, дом старой Прохоры. Ну, с новосельем тебя, милок, — её глаза странно блеснули, но она добавила с той же доброжелательностью: — Только смотри, ночью не шатайся по улице. У нас тут лесной зверь может выйти… или кто похуже.

Артём усмехнулся, не придав её словам значения.

— Спасибо. Я не суеверный. Отдохну тут от города.

— Вот и хорошо. Только если что — утром приходи, чайку попьём, я у крайней избы живу.

Он распаковал вещи, закрыл ставни и устроился на диване у печки. В доме пахло сухой древесиной, немного прелой тканью, но было уютно. Потрескивал огонь, чайник тихо посвистывал. Снаружи стемнело, и лес шептал своими ветвями.

Ночью он проснулся от крика.

Сначала подумал, что это лиса или сова — в лесу, мол, всякое бывает. Но затем донеслись другие звуки. Будто кто-то волок тяжёлое по дороге. Скрежет по камням. Глухие шаги. Ещё один крик — человеческий, рвущийся, как будто вырванный из горла.

Он сел, сердце застучало быстрее. Тихонько подошёл к окну и приоткрыл штору.

Деревня была погружена в сумрак. Только вдалеке, где-то между домами, мелькала чья-то тень. Движение странное — не шаги, не бег, а как будто кто-то перетекал из одного места в другое. Длинные, изогнутые силуэты. Один из них, показалось, повёл носом в воздухе, словно принюхиваясь.

Артём резко задвинул штору. Сердце громко колотилось в груди. «Показалось. Устал. Просто переутомился». Он лёг обратно, но сон больше не шёл.

Утром деревня была такой же мирной, как и днём. Петухи кукарекали, бабки на лавке опять судачили о чём-то, как будто ночью не происходило ничего необычного.

Он подошёл к соседу, который колол дрова у своего забора.

— Извините, вы не слышали ночью крики?

Сосед замер, молча посмотрел на него.

— Какие крики?

— Ну… не знаю. Будто кто-то звал на помощь. И… ещё странные шаги, как будто что-то тяжёлое волокли.

Старик медленно потер подбородок.

— Наверное, лось. У нас тут всякое по ночам бывает. Шумит, рычит. Глупый он зверь, может и шуму наделать. Ты не обращай внимания, молодой. Городские — они всё себе надумывают.

— Ага, наверное…

Артём чувствовал, что ему врут. Старик отвечал с улыбкой, но глаза были настороженными, будто проверял, поверит ли тот.

Весь день он провёл на участке, пытаясь отвлечься. Косил траву, наводил порядок в сарае, чинил старую лавку. Но к вечеру всё чаще ловил себя на том, что посматривает на лес.

С наступлением ночи тревога нарастала. Он запер все двери, задвинул ставни, затопил печь, чтобы хоть немного заглушить страх. Но сердце всё равно билось как у загнанного зверя.

Снова крики. На этот раз ближе. Женский, визжащий, будто её режут. Затем раздался глухой мужской хрип, словно кому-то сдавили горло. Шаги. Царапанье по стене. Кто-то прошёл прямо за окном.

Артём вскочил. Он не выдержал. Медленно, дрожащими руками, открыл ставню.

По дороге шли фигуры.

Полуголые, сероватые, с длинными руками и вывернутыми суставами. Глаза светились бледным светом. Рты раскрыты в беззвучных криках. Они не шли — они ползли, тащились, изгибались, как сломанные куклы.

На одном из них была бабкина косынка. На другом — детская рубашка, но лицо — безглазое, с чёрной дырой вместо рта. Один прижимал к груди что-то... было похоже на человеческую голову.

Артём отпрянул от окна, сел на пол, зажал рот руками, чтобы не закричать. Он не знал, сколько прошло времени. Когда всё стихло, уже светало.

Он выбежал из дома и первым делом направился к старой женщине, что говорила с ним в первый день.

— Вы знали! — почти закричал он. — Я видел… это. Этих… тварей! Они были тут, в деревне!

Старуха смотрела на него молча, а потом тяжело вздохнула и кивнула в сторону лавки.

— Садись, расскажу.

Он сел. Она налила ему горячего травяного чая. Пахло зверобоем и чем-то горьким.

— Это проклятая деревня, милок. Давно ещё, до революции, тут была большая трагедия. Барышня одна жила, красавица. Влюбилась в простого парня, а отец не дал благословения. Тогда они ночью сбежали. Но догнали их в лесу. Он-то погиб сразу, а её привязали к дереву. И не убили. Оставили. На съедение зверю.

— Что за зверь?

— Не зверь. То, что приходит по ночам. Тогда оно только-только просыпалось. С тех пор — каждую ночь оно выходит, а с ним те, кто здесь умер не своей смертью. Повешенные, сожжённые, убитые. Их духи не ушли — они здесь. И кто видит их — уходит с ума… или остаётся.

— Зачем вы мне не сказали?! — голос Артёма дрожал.

— А кто бы тебе поверил? Ты ж городской. К тому же — сам дом купил. А он, знаешь, сколько раз продавался? Пять. Ни один не остался.

Артём вскочил. Он не стал больше ничего говорить. Побежал в дом, наспех собрал вещи, забросил в багажник и, не попрощавшись ни с кем, выехал по заросшей дороге.

Когда машина скрылась за поворотом, старая женщина всё ещё сидела на лавке и смотрела ему вслед.

Он больше не возвращался туда. Ни в выходные, ни по делам. Через полгода дом снова появился в продаже. Цена — ещё ниже.