Нас двое в комнате...

«Нас двое в комнате: собака моя и я», – любил повторять, про себя и вслух, бывший лётчик, майор в отставке Осенев, цитируя Тургенева.
Когда пёс по кличке Штурман умер, Игорь Петрович снова остался один.
В одном уставшем сердце слилось воедино сразу два нерадостных чувства – одиночества, или осиротелости, и горечь утраты близкого существа.
Существа, с которым можно было говорить, которому можно было о чём-то рассказывать, и даже читать книги. И Игорь Петрович подумал, что собака все эти годы спасала его от привычки говорить с самими собой. По крайней мере, говорить с животными не кажется окружающим чем-то нездоровым.
В то время, когда Осенев ещё не отказался от пустой и глупой надежды «найти спутницу жизни» (это потому что у него ещё не было собаки) и однажды двоюродная сестра уговорила его на знакомство с «одной хорошей женщиной», привычка «думать вслух» подвела офицера.
Накрыв стол, сестра вдруг вспомнила, что неплохо бы ещё «сбегать за фруктами», оставив потенциальную пару наедине.
После мучительно долгих минут молчания Игорь нашёл, по его мнению, наилучший выход из неловкой ситуации – «временно отойти на более выгодные позиции».
– Руки помою, – сказал он, громко откашлялся (это было как бы компенсацией за все невысказанные им слова) и «сбежал от невесты» в ванную комнату. В надежде дождаться возвращения сестры там.
Осенев мыл руки неспешно и тщательно. Под струёй мягкой и тёплой воды плавно потекли и мысли. Сначала, конечно, про себя. Потом – вслух. Сначала – почти шёпотом. Потом – тихим, но всё же голосом. Незаметно для самого себя Игорь Петрович «разговорился»...
Говорил о том, что его волновало прямо сейчас, – как давно не общался с женщинами, как это невероятно сложно, тяжело, невыносимо, да и вообще он никогда этого не умел! И зачем он вообще согласился? И так-растак эту сестру!
Во время этого «акта самоанализа» (или почти что «самоисповеди») майор забыл и об «ушедшей за фруктами» сестре и о «хорошей женщине», оставшейся сидеть за накрытым столом в полном и неуютном одиночестве.
Каким же ударом для военного лётчика стал тот факт, что всю его «исповедь» – слушали… Выйдя, наконец, из ванной, он вздрогнул от неожиданности, – в прихожей, почти за самой дверью стояла уже засобиравшаяся сбежать гостья. Она – всё слышала. И это «всё» и «всё слышала» – было ярко и явно отображено на её лице.
– Ой… Простите, – выдавил из себя смущённый и покрасневший Осенев, и попытался объясниться, – Понимаете, я уже очень долго живу один… Поговорить – не с кем. И это… Говорить… Вошло в привычку.
– Ничего-ничего, – не менее смущённая женщина в свою очередь попыталась сделать вид, что «ничего страшного», что «ничего не произошло».
Но… На самом деле «привычку» она нашла достаточно настораживающей для того, чтобы связывать свою судьбу, пусть даже ненадолго и только «ради эксперимента», с мужчиной, пусть даже и с бывшим лётчиком.
Следующей «более выгодной позицией» стала уже собственная квартира. «Четыре стены». Пусть даже – их в действительности больше. Отступление. Поражение. Провал. Фиаско.
Квартира и – привычная жизнь – наедине с самим собой.
Наедине с собой – было спокойно. Но – слишком спокойно. Наедине с собой – было тихо. Но – слишком тихо.
Майор Осенев вспомнил, как однажды в этой «жизни наедине с собой» вдруг появился Штурман. Именно «вдруг». Потому что это «вдруг» побежало за ним во время вечерней прогулки. И это «вдруг» – совершенно логично стало другом по кличке Штурман.
Штурман – сам нашёл человека. Точно.
И человеку без «штурмана» – было тоскливо.
– Завтра, – сказал вслух Игорь Петрович, – пойду в питомник.
И там его, непременно, найдёт ещё один друг. И возможно, он тоже станет Штурманом. Или Джеком. Или ещё кем-нибудь. Главное – что он станет другом.
А Игорь Петрович обязательно будет ему читать.
– Нас двое в комнате, – начнёт он негромким голосом, – собака моя и я…

22.06.2024