Саркофаг для императора
Славу исследователя и дипломата Яна Виткевича, неоднократно в одиночку совершавшего рискованные дипломатические вояжи из Оренбурга в Бухару и Кабул, полвека спустя поддержал его соотечественник, полковник Лев Семенович Барщевский.
Туркестанская «стажировка»
Во второй половине XIX века обязательным условием служебного продвижения для офицера русской армии (конечно, если он не имел великокняжеского происхождения!) была служба в Туркестане. Тяжелые природные условия, а подчас и периодические военные действия здесь, давали право на получение внеочередного звания, а также на поступление в Академию Генерального штаба.
В 1876 году в Самарканд переводится выпускник Одесского юнкерского училища, поручик 55-го Подольского пехотного полка Лев (Леон) Семенович Барщевский. С этого момента практически вся его служба в Туркестанском военном округе проходит в этом древнем восточном городе.
Послужной список этого офицера никак не предполагает его исследовательских пристрастий: «младший офицер Самаркандского батальона; начальник батальонной учебной команды; командир роты; заведующий оружием 11-го Туркестанского батальона; командир роты 17-го Туркестанского линейного батальона...» и т.д.
Кроме того, надо заметить, что служба его в Туркестане проходила в период острых военно-политических конфликтов: на территории Ферганской долины только что закончились бои с остатками кокандских войск, и, хотя последний хан Коканда – Худояр - вместе с гаремом и большей частью прихваченной государственной казны уже отправился на почетную пенсию в Оренбург, бои со скрывавшимися на территории Памира и Кашгарии шайками кочевников не прекращались ни на минуту. Еще одной важной составляющей сложной военно-политической обстановки в регионе была начавшаяся в 1879 году масштабная операция по присоединению территории Туркмении, длившаяся с небольшими перерывами около шести лет.
В большинстве этих операций в той или иной мере участвовал весь личный состав весьма скромных здесь контингентов русских войск – несколько Туркестанских пехотных батальонов да три полка Оренбургского казачьего войска, разбросанных по маленьким гарнизонам от Красноводска до Памира.
Лавры первооткрывателя
Однако, если отложить служебные формуляры Военного министерства и обратиться к документам гражданских ведомств, в деятельности молодого офицера открывается другой, глубинный, пласт: с первых дней своей службы в Самарканде, он ведет гигантскую исследовательскую работу, а также начинает собирать коллекцию «восточных древностей» (медных и керамических сосудов, одежды, украшений, оружия, рукописей на арабском, фарси и других восточных языках), которая в будущем станет предметом вожделения десятков музеев России и Европы!
По роду своей службы и в силу личных пристрастий, Барщевский участвовал не менее чем в двадцати экспедициях и рекогносцировочных поездках по Туркестанскому краю, обычно носивших сугубо геолого-топографический характер. Не случайным потому представляется и тот факт, что географ и ботаник В.И.Липский, в знак благодарности своему спутнику (выполнявшему в экспедиции роль коллектора, фотографа, а зачастую и переводчика) один из вновь открытых ледников Гиссарского хребта назвал именем Л.Барщевского.
Очень тепло отзывался о нем и известный русский востоковед Ю.О.Якубовский: «Спросите любого из ученых исследователей нашего края, - русских и иностранных - Бонвало, Н.И.Веселовского. графа А.А.Бобринского, В.И.Липского, Н.Н.Щербину-Крамаренко, профессора В.В.Бартольда - чем каждый из них был обязан этому страстному путешественнику-любителю, избороздившему со своим верным проводником Якубом вдоль и поперек и Бухарские владения, и Зарафшанскую долину. Добрая половина коллекций Самаркандского музея пожертвована Львом Семеновичем: прекрасные фотографические снимки, разнообразные предметы по археологии, великолепные коллекции минералов и образцы руд, представленных из открытых им месторождений. Немало положил он труда и денежных затрат на разработку каменного угля, и дело это погибло только потому, что не встретило никакой материальной поддержки».
Сам исследователь с удовольствием вспоминал об этом периоде своей жизни. Так, в 1887 году Лев Семенович прочитал для членов Императорского Русского Географического Общества (ИРГО) цикл лекций «Об исследовании ледников в Маргузорских горах в юго-восточном Туркестане».
Не все в этих экспедициях, конечно, было гладко. К примеру, о том, в каких условиях проходила экспедиция по Восточной Бухаре - самой труднодоступной части региона - отчасти повествует «Программа сообщения капитана Л.С.Барщевского», с которой он выступил на заседании ИРГО в апреле 1895 года: «… Вынужденная ночевка на леднике. Крепость Регар. Зверское обращение правителя крепости с посланниками Эмира Бухарского. Перевал Мура. Тяжелый подъем. Ледники перевала... Маленькое недоразумение с проводниками- бухарцами. Машеватский святой Идрис-Пайгамбар. Остатки пещерных людей в Машеватской пещере... Опасности движения по горным карнизам в ночное время. Гибель лошади с образцами горных пород...».
Однако наиболее легендарная часть биографии Л.Барщевского связана с его археологической коллекцией. Со слов русского востоковеда Д.И.Эварницкого, в ее основе лежало собрание муллы Гафиза, приобретенное Барщевским в 1891 году после смерти последнего у его наследников. В последствии эта коллекция им активно пополнялась во время многочисленных поездок по краю и в ходе самостоятельных археологических раскопок на городище Афрасиаб, близ Самарканда. В конце своей службы в Туркестане Барщевский предложил властям Самарканда купить ее для местного музея за символическую цену, на что последние ответили отказом. Стесненный в средствах офицер вынужден был часть коллекции, в которую входили сотни бесценных экспонатов, продать французскому коммерсанту и коллекционеру Манжини. Дальнейший их путь, увы, так и остался неизвестен...
Судьбу собранных им и, к сожалению, утерянных для потомков восточных рукописей и археологических находок разделила и часть насчитывавшей пятьсот девяносто негативов на стекле уникальной фотоколлекции Л.Барщевского. Это были снимки географических объектов, археологических памятников и находок, а также сто восемнадцать клише, воспроизводивших антропологические типы населения Средней Азии.
Однако, несмотря на всю трагичность жизненных обстоятельств, вынудивших исследователя расстаться с ними, оставшейся части с лихвой хватило для того, чтобы навеки упрочить его славу. В феврале 1896 года в ознаменование заслуг в области изучения Средней Азии Лев Барщевский был избран членом ИРГО. Помимо этого он являлся членом общества ихтиологии и геологии, а также Московского Ботанического общества. Его научные заслуги также были отмечены как в России, так и за рубежом: он был награжден орденом Бухарской золотой звезды, золотой медалью состоявшейся в 1885 году Парижской международной выставки (гордостью экспозиции которой были его фотографии, сделанные во время путешествия с И.Л.Яворским) ; серебряной медалью Русского Императорского Географического Общества «За полезные труды» (после путешествия в Каратегин и Дарваз в 1896 году), а также золотой медалью Выставки Фотографий, состоявшейся в Варшаве в 1901 году.
Приискать достойный самоцвет...
В 1896 году Л.Барщевский переведен на службу в европейскую часть России, но вскоре, неожиданно, вновь потребовались его «азиатские» знания. Дело в том, что надгробие умершего в этом же году русского императора Александра III было решено облицевать драгоценным камнем. К примеру, на облицовку надгробия его предшественника, Александра II, было использовано несколько тонн красного алтайского родонита. Ясно, что и захоронение вновь почившего императора должно было быть не менее роскошным! Правительственная комиссия постановила срочно «приискать достойный самоцвет», избрав среди полудрагоценных камней лазурит. Как известно, месторождения самого ценного лазурита (темно-синий с золотой искрой) находятся в Афганистане. Но и на территории Восточной Бухары находили камни поразительной красоты. Только есть ли среди них монолит нужного размера? Это сомнение, высказанное специалистами-геологами, заставило изменить направление поисков.
Вспомнив об исследовательской деятельности Льва Семеновича, командование срочно снарядило экспедицию «для приискания нефритового монолита для саркофага в Бозе почившему ИМПЕРАТОРУ АЛЕКСАНДУ III сроком на шесть месяцев с 1 июля 1897 по 1 января 1898г.». Однако и нефрита нужного размера экспедиции найти так и не удалось. В результате надгробие пришлось оформить белым мрамором.
Вернувшись из экспедиции, Л.Барщевский продолжил военную службу и в 1904-1905 годах участвовал в русско-японской войне.
Для российской науки Лев Семенович Барщевский остался одной из самых крупных фигур отечественного востоковедения, вклад которого в науку до сих пор до конца не оценен по достоинству.
Свидетельство о публикации №225071900485