Оправдание. Глава 1

Остатки еще одного затянувшегося рабочего дня. За окном — Норфстилл, погруженный в темно-серый свет, будто город накрыли слоем пепла. Седрик скучал, ссутулившись над столом, машинально вращая ручку между пальцами.

Его взгляд, устремлённый в окно, видел вовсе не привычный пейзаж угасающего города — перед глазами представало место далеко отсюда. Это был его родной городок, Саут-Хилл, в конце октября ещё украшенный золотом и багрянцем лесов, прозрачностью озера — словно опрокинутого неба, и высокой травой, играющей с ветром.

Там жизнь казалась предсказуемой, а будущее манило благими обещаниями. Это было место и время, куда Седрика сейчас неумолимо тянуло вернуться. Он был готов отдать все на свете, чтобы исправить...

Телефон на столе взорвался пронзительным звоном. Седрик дернулся, и вырвавшаяся на свободу ручка, описав в воздухе короткую дугу, со стуком покатилась по полу. Мир вокруг внезапно обрел резкие очертания, будто после падения с высоты. В голову сразу же врезались гул разговоров, клацанье печатных машинок и скрип офисных кресел.
Придя в себя, Седрик поднял трубку и медленно поднес ее к уху. Он уже знал, что услышит.

— Где ваш отчет, офицер Майлз? — голос, похожий на приглушенный рык голодного зверя, прозвучал с того конца провода.

Это был капитан Уильям Гэнджер, новый командир административного подразделения — один из самых жестких начальников в Главном управлении полиции города. По крайней мере, так казалось офицеру Майлзу.

Офицер медлил с ответом, откинув со лба острые светло-рыжие пряди. Меньше всего на свете ему хотелось подчиняться Гэнджеру и показывать свое волнение перед коллегами. Но тревога все равно прорывалась — предательски выскользнула из пальцев эта проклятая ручка!

Однако Гэнджер ждать не хотел и повторил свой вопрос. Тон начальника прошёлся по нервам Седрика, словно наждак. Капитан проговорил, растягивая каждое слово, как мясник, выбирающий место для удара ножом:

— Где. Ваш. Отчет?

— Готов, сэр, — ответил Седрик настолько сдержанно, насколько мог. — Сейчас принесу.

Стук брошенной капитаном трубки впечатался в черепную коробку. Седрик вздохнул, подняв глаза к потолку с люминесцентными лампами.

С тех пор как в Управление перевели нового капитана, тот не уставал изводить Седрика необходимостью писать бессмысленные отчёты лишь для того, чтобы заставить все переделывать, чуть ли не растоптав их ногами. Каждый визит в его кабинет завершался дежурной порцией необоснованных обвинений.

«И когда же закончится эта бумажная каторга?», — спрашивал себя сейчас Майлз. Казалось бы, капитан мог привязываться к Седрику из-за его молодости, небольшого опыта работы с документами... Но офицер подозревал: здесь было нечто другое. Гэнджер будто искал его самое слабое место, готовясь нанести тот самый последний удар убийцы-мясника. А все эти придирки были лишь способом вывести Седрика из равновесия. Чтобы занервничал, чтобы выдал себя.

Седрик поднялся с кресла и подобрал ручку с пола. Затем прикрыл глаза рукой в черной кожаной перчатке, и свет на время померк, заставив внешний мир исчезнуть.

Когда-то он был патрульным — казалось, целую вечность назад. Тогда его всюду преследовала опасность погибнуть на службе. Она скрывалась за каждым поворотом улиц и за окнами домов в злачных районах. Она пряталась даже в глазах подростков, укравших оружие у своих родителей и теперь готовых выпендриваться перед друзьями, угрожая полицейскому. И все же ничто бы не сравнилось с той опасностью, которую представлял для Седрика Гэнджер. И лучше бы сейчас снова служить в патруле, лишь бы не отчитываться перед капитаном, который будто хотел выкачать из офицера всю кровь...

Но от реальности невозможно спрятаться: она всегда берет верх, даже над самыми яркими фантазиями и глубокими воспоминаниями. И Седрик, собрав необходимые документы, направился к Гэнджеру — выслушивать очередную уничтожающую лекцию о своей профнепригодности.

Майлз сжал кулаки и, вскинув голову с напускной решимостью, вошел в кабинет Гэнджера, едва постучав в дверь. Дубовый стол, тяжелые стеллажи, серые картотечные шкафы — хотя обстановка была стандартной, здесь она казалась вытесанной из камня и давила на нервы. Печатная машинка на столе выглядела неким истязательным прессом, а карандаши и ручки были, как хирургические инструменты. Кабинет словно отражал характер самого капитана — настоящая камера пыток. А готическая церковь за окном, наблюдавшая за грешниками с высоты своих шпилей, усиливала это гнетущее ощущение.

Седрик положил папку на стол. Гэнджер, злобно взглянув на подчинённого, принялся затем медленно перелистывать страницы отчета, будто оттягивая момент до начала придирок. Офицер снова вскинул подбородок: «Ну, где сегодня найдете оплошность?»

Но внутри Седрик напрягся, ожидая очередного удара — словесного, но от этого не менее болезненного. Ведь капитан знал, куда бить. Однако вместо привычных нападок Гэнджер подался вперед, и его небольшие, но глубокие чёрные глаза впились в лицо офицера:

— Давно вы встречаетесь с моей дочерью, офицер Майлз?

Седрик замер. Капитан еще ни разу не спрашивал об Энни.

— С августа, сэр, — это было не совсем правдой, но Седрику не хотелось посвящать капитана в подробности своих отношений с его дочерью. — Я думал, она вам рассказывала…

— Конечно, — хмыкнул капитан. — Она упоминала кафе-мороженое. Энни ведь ещё ребёнок для вас, так?  — глаза Гэнджера темнели и превращались в чёрные дыры, готовые втянуть в себя всё, включая Седрика.

— Нет, сэр, — процедил Седрик, стараясь удержать голос под контролем. — И что в наших отношениях предосудительного? Три года — небольшая разница.

— Чтобы этого больше не повторялось! — рявкнул сквозь зубы Гэнджер, и они скрипнули так сильно, что, казалось, вот-вот раскрошатся.

Майлз вздрогнул и почувствовал, как по спине будто пробежали невидимые пальцы, оставляя за собой след из колючих мурашек. Его тело ощутило гнев Гэнджера, однако он сам ещё не понимал, как далеко может зайти отец, доведенный до предела.

В тоне Седрика прорезалась знакомая дерзость:

— Энни может принять решение сама, капитан.

Гэнджер отшвырнул отчёт в сторону и начал, нахмурившись и явно что-то обдумывая, катать по столу карандаш. Затем черты лица капитана вдруг съехали, будто под невидимым напором, обнажив нечто первобытное. Он схватил карандаш и с хрустом разломил его пополам. Отбросив обломки в сторону, Гэнджер прокричал:

— Долго будете делать вид, что ничего не случилось?!

Седрик молчал, в голове зазвенело: «Боже, о чем он говорит?!»

— Садитесь! — голос капитана, усиленный эхом кабинета, казалось, заставил задрожать стекло в окне.

— Есть, сэр.

Седрик как можно медленнее устроился на стуле напротив начальника, не желая сдаваться и показывать испуг.
Гэнджер наклонился к нему через стол, нависая, словно волк над раненой жертвой:

— Что, по-вашему, я здесь делаю? Я ведь не всегда в кабинете просиживал — я был на войне и таких, как вы, в два счета ломал! Думаете, офицер, теперь не смогу? — Гэнджер злорадно усмехнулся. — Впрочем, понимаю, чего вы боитесь. Переживаете за свою «чистоту». Но подумайте, вы и так уже по уши в грязи!

Майлз тоже скрипнул зубами, но нервно и резко и попытался прекратить разговор:

— Я не понимаю, о чем вы, капитан!..

Гэнджер наклонился ближе, его лицо оказалось в паре дюймов от лица Седрика:

— Думаешь, Майлз, я не знаю, чем ты занимался в последние годы? Если не признаешься по-хорошему, я это признание из тебя выбью! — его трясущиеся кулаки, как две кувалды, ударили по столу.

— Сэр, вы забываетесь! — воскликнул Седрик и бросил взгляд на дверь. Нельзя, чтобы в зале это услышали.

Гэнджер наклонился к Майлзу ещё сильнее, почти касаясь его лица. Седрик почувствовал на коже обжигающее злостью дыхание. Тяжёлая рука капитана опустилась на локоть Майлза, лежавший на столе, а затем начала стремительно его сжимать.

— Ты хоть понимаешь, что такое потеря? — тихо прорычал капитан, усиливая хватку.

В этот момент в дверь постучали. Она распахнулась, и в проеме появилась сотрудница подразделения. Гэнджер нехотя разжал пальцы, но его взгляд все еще будто держал Седрика в плену. Офицер же, воспользовавшись моментом, рванулся к выходу, чувствуя, как глаза капитана, полные ярости, прожигают на спине огненное клеймо. Гэнджер что-то крикнул ему вслед, но эти слова утонули в грохоте захлопнутой Седриком двери.

***

Он выскочил в зал административного подразделения и прижался спиной к казённой стене, пытаясь унять разбушевавшееся сердцебиение и восстановить дыхание. Локоть ныл от боли. Руки вспотели и тряслись, и Майлз, забывшись, хотел сдернуть с них перчатки. Но сразу вспомнил о своем старом правиле — не снимать этот аксессуар на глазах у посторонних.

Его взгляд метался по залу и любопытствующе-укоризненным лицам коллег. А за окном виднелось спасение.

Седрик решительно направился к рабочему месту и рывком снял со стоявшей рядом вешалки свое форменное чёрное полупальто. Надевая его на ходу, он спустился на парковку и сел в служебный автомобиль.

«Тебе просто нужна перезагрузка!» — сказал он себе, уткнувшись лбом в руль.

Седрик завел мотор и машина выехала на тускнеющие улицы Норфстилла, где каждый камень и каждый фонарь, казалось, знал об офицере свою тайну.

Норфстилл, расположенный на Среднем Западе, был вымирающим городом. Кирпичные коробки домов, потрепанные временем вывески, лица прохожих, на которых застыло выражение безысходности, и небо, вечно затянутое рваными облаками, словно ветхой тканью — все было пропитано унынием. Казалось, яркие краски, солнце и радость обходили этот город стороной. Даже лето, обычно щедрое на тепло и свет, не могло оживить его. Норфстилл медленно угасал, словно готовясь раствориться в кромешной тьме — улицы сужались, фонари мерцали слабее с каждым годом, а люди ходили, не поднимая глаз, будто боялись увидеть, как город окончательно рассыпется. Хотя, возможно, когда-то все было иначе…

Седрик сам не заметил, как оказался к югу от центра — там, где на небольшой улочке скопились всевозможные лавки и магазинчики. Проезжая мимо одного из них, Седрик вдруг почувствовал прилив любопытства. Ему стало интересно, увидит ли он Джованни — толстого итальянца за пятьдесят, владельца минимаркета. Офицер непрерывно вглядывался в окно витрины, пока не заметил Джованни, жёстко посмотревшего на него в ответ. Во взгляде толстяка читалась злоба, острая, как нож, заточенный обидой — будто он видел перед собой не полицейского, а вора.

Поймав этот режущий взгляд, Майлз вдавил педаль газа, проклиная свое любопытство, и машина повезла его прочь с улицы, на которой он раньше чувствовал себя королем.

Автомобиль резво ехал вперёд, а Седрик все больше погружался в размышления, как в ледяную воду, и каждый вдох становился все тяжелее. Глаза Джованни, переполненные  злостью, напомнили Седрику о его вине перед Гэнджером.

Пальцы впивались в руль, то ослабляя хватку, то снова сжимая. Седрик глядел перед собой, но словно видел не дорогу, а свое будущее. Мысли в голове крутились вокруг такого, казалось бы, простого решения почти всех проблем: «Границы города теперь открыты — почему бы не попробовать?» — шептал внутренний голос, соблазняя свободой. Шеф полиции угрожал найти и арестовать Седрика, если тот попробует сбежать. Но Майлз был готов рискнуть.

Он вдавил педаль газа до упора, машина резко ускорилась, и город, как старая фотография, стал размываться за стеклами, теряя четкость очертаний.

«Я тоже мог бы сбежать… исчезнуть», — промелькнула знакомая мысль.

Педаль уходила в пол, Седрик вцепился взглядом в узкую полосу асфальта. Чуть наклонившись вперед, он словно пытался уйти от преследователей или от самого себя. Дыхание обжигало горло, а сердце билось всё чаще.

Внезапно перед глазами, как путеводный свет маяка, возникло лицо лейтенанта Рикардо Родригеса — верного друга и человека, которому Седрик был многим обязан. «Нет, побег — это предательство» — поняв это, словно ударившись о невидимую стену, он резко сбросил скорость.
Седрик затормозил рядом с мерцающим желтоватым светом фонарем и вцепился в руль, будто ища в нём опору. Перчатки натянулись на костяшках пальцев, словно вторая кожа, пропитанная памятью о былых поступках. Офицер часто дышал, и казалось, ему не хватило бы и всего воздуха на свете.

Нужно поговорить с лейтенантом, пересказать ему слова Гэнджера. Вместе с Родригесом Седрик должен что-то придумать, чтобы найти сына капитана… живым.

Небо всё темнело, обещая скорый дождь. Спешащие домой прохожие бросали на Майлза мимолетные взгляды, словно выплескивая на него своё осуждение. Он отвечал им вызывающе, и они тут же стыдливо отворачивались.

На душе — тоска и усталость. Но нужно было возвращаться на работу, и Седрик развернул машину к Главному управлению. Он готовился к разговору, который должен был либо дать ему новую надежду, либо окончательно уничтожить его.

***

Уже через пару минут он почти бежал к кабинету лейтенанта Родригеса, ловя на себе цепкие взгляды его детективов. Они не собирались ничего забывать, но все же не пытались сдать Седрика. И он был благодарен им за молчание.

Он приблизился к приоткрытой двери кабинета Родригеса и нерешительно заглянул внутрь. Получив короткий кивок-разрешение от лейтенанта, он вошел и тихо закрыл за собой дверь.

Кабинет лейтенанта располагался в глубине детективного подразделения. Через окно в боковой стене кабинета просматривался рабочий зал, позволяя сохранять связь с командой. На других стенах висели схемы расследований и зарисовки портретов разыскиваемых преступников. У стен стояли картотечные шкафы, на столе — пишущая машинка и телефонный аппарат с дисковым набором. Здесь же аккуратно выстроились стопки бланков и отчетов и пара фотографий в деревянных рамках. На снимках — многочисленные родственники Родригеса, коллеги из участка, где он раньше служил и, конечно же, его невеста. Атмосфера же здесь была совершенно отлична от той, что царила в кабинете Гэнджера — на рабочем месте Родригеса Седрик всегда чувствовал себя в безопасности.

— Рикардо... — начал Седрик, но голос предательски сорвался.

Родригес не торопил его, лишь слегка наклонил голову, его внимательный взгляд цвета крепкого кофе оставался спокойным. В его жестах виднелась профессиональная выдержка — он прекрасно знал, как важно сейчас дать Седрику время собраться с мыслями.

Присутствие Родригеса действовало на офицера расслабляюще, как если бы Седрик был путником, нашедшим укрытие от бури. Но офицер засомневался: говорить ли Рикардо об угрозах Гэнджера? Вроде бы, для этого он сюда и пришел, но... Это ощущение равновесия в кабинете, с одной стороны, защищало от внешней «непогоды», но с другой — было сейчас слишком хрупким внутри, готовым лопнуть от любого неровного вздоха или биения сердца.

Офицер смотрел на Родригеса взглядом, в котором легко можно было прочитать сомнение. Рассказать лейтенанту об угрозах Гэнджера — означало признать правду и неминуемо разрушить иллюзии, которые взращивались слишком долго.

Секунды тянулись с болезненной медлительностью. Родригес ждал, когда Седрик закончит фразу. Но Майлз не решался открыть лейтенанту причину своего беспокойства.

— Гэнджер снова докапывается до моей работы. — пробормотал наконец Седрик, решив пока умолчать об угрозах. — И он впервые спросил об Энни...

— Послушай, — Рикардо покачал головой. — Я знаю, что ты переживаешь. Но давай пока считать, что Гэнджера просто беспокоят твои отношения с его дочерью. И все эти придирки...

— Я понимаю, о чем ты, Рикардо. Но сегодняшний разговор... — Седрик перевёл дыхание. — Гэнджер как будто что-то подозревает...

— Седрик, посмотри на меня. — Рикардо дождался, пока встревоженные голубые глаза встретятся с его спокойным взглядом. — Если бы у него были причины подозревать тебя в причастности к исчезновению его сына, он бы действовал иначе.

— Но что, если... — Седрик осекся. Он глянул сквозь окно в стене на суетящихся в зале детективов. — Что, если он присматривается? Ищет мои слабые места?

Родригес задумался. Затем поднялся из-за стола, обошел его и встал рядом с Седриком. Он двигался плавно, уверенно — это были движения человека, который видел множество сложных ситуаций и всегда находил выход.

— Никаких «если». Прямых доказательств твоей вины нет, так что он не сможет тебе ничего предъявить.

Уверенность в голосе Родригеса снова заставила Седрика расслабиться — но только на миг:

— А вдруг он начнет копать?

— Мы к этому подготовимся. Но пока давай считать, что он просто защищает свою дочь. И у него не получится запугать тебя, если ты сам не позволишь.

— Я не знаю, смогу ли я...

— Сможешь, — твердо ответил Родригес, положив руку ему на плечо. — И я всегда буду рядом.

Майлз взглянул на Родригеса, ища хотя бы крупицу сомнения на его лице. Но оно отражало лишь стойкую уверенность.

— Если я окажусь в тюрьме... это будет конец всему, — устало выдохнул Седрик.

Рикардо наклонился к нему:

— Даже не думай об этом, слышишь? Ничего не будет. Он тебя не подозревает! — лейтенант сделал акцент на последних словах, словно пытаясь укоренить эту мысль в голове офицера.

А Седрик попытался поверить Рикардо, но даже мимолетное воспоминание о словах Гэнджера, его взгляде, резких движениях и о том, как он схватил Седрика за локоть, погасило слабую надежду, оставляя после себя лишь горький привкус осознания. В голове отчетливо прозвучало: «Еще как подозревает!»

Но вслух, через силу, он произнес иное:

— Может, ты и прав, Рикардо.

— Вот и отлично! — Родригес слегка сжал его плечо. — Просто делай свою работу. А прочее оставь мне.

Похоже, Седрику удалось спрятать смятение под этой дешёвой маской расслабленности. Но сказать правду ведь когда-то придется. Нельзя же все время притворяться, что опасности нет.

— Но я должен тебя спросить, — вдруг произнес лейтенант более твердым голосом. — Ты больше ничего не вспомнил?

Седрик покачал головой.
— Обязательно скажи, если вспомнишь хоть какую-нибудь мелочь. Только учти, что я тебе доверяю, понимаешь?

— Я понимаю, — Седрик опустил голову. — Но ты не представляешь, как это тяжело — почти ничего не помнить о произошедшем.

— Мы справимся с этим, — слова Рикардо заставили Майлза поднять взгляд.

Родригес смотрел на него пристально, убеждающе. Но Седрика не отпускало беспокойство. Надо было рассказать Родригесу о поведении Гэнджера, пока не стало слишком поздно. Пока тот, вытащив тузы из рукава, не перекрыл все старания Седрика и лейтенанта.

— Рикардо… — снова начал Седрик.
Но вдруг замер на пороге откровения — его прервал резкий звонок телефона на столе Родригеса, заставивший обоих полицейских вздрогнуть. И лейтенанта не оставляет в покое начальство.

— Извини, мне нужно зайти к капитану Томпсону, — сказал Рикардо Седрику, когда положил трубку.

— Он уже требует отчет по этому делу?

— Он доверяет мне…

— Так не может продолжаться вечно. Рано или поздно правда выяснится. И если окажется, что я виноват…

— Даже не думай об этом сейчас! — повторил Рикардо. — Иначе будешь нервничать, и тебя действительно начнут подозревать!

Майлз мог только молча кивнуть.

— Подожди меня здесь, — бескомпромиссно сказал лейтенант и направился к начальнику.

Седрик же, оставшись один, устроился за столом лейтенанта. Привычно подперев щеку ладонью, он уставился на удручающий пейзаж за окном. Тяжелые, грязные тучи медленно плыли по темнеющему небу, сея мелкий, острый дождь. Под их покровом город оживился: все больше жителей спешили укрыться от непогоды в кирпичной скорлупе своих квартир.

Сквозь дверь доносились голоса детективов, с улицы — шум дождя и проезжающих автомобилей. Эти звуки действовали на Седрика подобно колыбельной, и он начал погружаться в дрему.

Накопленный за все последнее время стресс обрушился на него всей тяжестью. Закрыв глаза, офицер увидел смутные образы: сначала лейтенант Родригес что-то пытался сказать, затем капитан Гэнджер угрожал чем-то далеким, неясным, но устрашающим. А потом появилась Энни. Она бежала к Седрику издалека. Ее пышные, почти белые волосы сияли, словно нимб, обрамляя лицо, и слегка развевались на ветру. Приблизившись, она произнесла только одно слово: «Остановись!»

Затем все потонуло в хаотичном водовороте, и воспоминания затопили разум. Перед Седриком развернулась картина последних двух лет его жизни, будто сложенная из разноцветных фрагментов пазла. А по краям — кровавые разводы.