Лагерь Зелёный бор

Охрана лагеря "Зелёный бор"

Когда Никита устроился ночным охранником в детский лагерь "Зелёный бор", он не ожидал ничего, кроме тишины и скуки. Лагерь находился в глубине леса, в тридцати километрах от ближайшего посёлка. Сезон закончился, дети разъехались, корпуса опустели. Оставались только сторожа, которые по очереди дежурили ночью. Работа казалась лёгкой — просто следить, чтобы ничего не сгорело и не украли.

— Главное, не спи на посту, — сказал ему при приёме сменщик, седой дядька по имени Аркадий. — И если услышишь ночью, что кто-то бегает, не выходи.

Никита хмыкнул.

— Это ещё почему?

Аркадий посмотрел на него серьёзно, с каким-то усталым взглядом.

— Здесь уже давно кое-что бродит. Не человек, не зверь. Больше не скажу. Смеяться будешь — сам с этим разберёшься.

Никита усмехнулся, решив, что старик просто пугает новичка. Вечером он заступил на дежурство. Уютный охранный домик, термос с чаем, рация — всё, что нужно для спокойной ночи.

До двух часов ночи всё было тихо. Ветер шелестел соснами, где-то вдалеке ухала сова. Время тянулось медленно. Никита вышел покурить, когда вдруг услышал шорох. Что-то мелькнуло между деревьями. Он напрягся. Слишком крупное для лесного зверя. И слишком быстро двигалось.

Он направил фонарь в сторону, но свет выхватывал лишь стволы деревьев.

— Кто здесь? — крикнул он.

Ответом была тишина.

Он вернулся в домик, но не успел закрыть дверь, как раздался топот. Быстрый, хаотичный, как будто кто-то несся по дорожке мимо столовой. Никита выскочил снова, но ничего не увидел. Только шторы на окнах колыхались, словно от сквозняка.

Он вернулся внутрь и включил камеру наружного наблюдения. Чёрно-белое изображение показывало вход, дорожки, часть леса. На экране что-то мелькнуло — высокая тень, быстро пересекшая территорию.

Он перемотал запись назад. И снова — тень. Не человек. Движения слишком неровные, резкие. Четыре конечности? Или это просто помеха?

Никита начал чувствовать беспокойство.

На следующую ночь он решил обойти территорию. Взял фонарь, рацию, и пошёл вдоль спальных корпусов. Всё казалось нормальным, пока он не заметил, что одна из дверей открыта. Он подошёл и заглянул внутрь. Полумрак. Пыль. Пустые кровати. Но в углу — что-то было. Он посветил туда. Глаз. Красный, мерцающий, на уровне человеческой головы, но скошенный, нереальный.

Никита отшатнулся. Существо прыгнуло — стремительно, бесшумно. Только шорох и треск под ногами. Он побежал обратно в охранный домик, захлопнул за собой дверь, заперся и задвинул все щеколды.

Ночью доносился вой. Негромкий, но тянущийся, как скрип ржавого металла. Никита сидел с ножом в руках, глядя на дверь. Но никто не входил.

Утром он позвонил Аркадию.

— Это было. Оно — было.

— Я ж говорил, — ответил тот спокойно. — Это не первый год. Мы просто не выходим.

— А что это?

— Не знаю. Когда-то здесь был монастырь, до лагеря. Сгорел дотла. Погибли люди. Говорят, кто-то из них остался. Или не совсем человек был. С тех пор по ночам тут…

— И что, никто ничего не делает?

— Главное — не подпускать к себе. Если впустишь — назад уже не выйдешь.

На следующую ночь Никита снова дежурил. На этот раз он не выходил. Сидел в темноте, без света, только наблюдая через окно. В какой-то момент что-то начало царапать дверь. Сначала тихо. Потом сильнее. Он услышал дыхание. Тяжёлое, хриплое.

И голос. Не то шёпот, не то визг:

— Открой… я видел тебя…

Он затаился. Сердце стучало в висках.

Утро наступило неожиданно. Свет солнца прорезал комнату. Всё было спокойно. Но дверь снаружи — вся в глубоких царапинах.

Никита уехал через два дня. Работу бросил. Больше никогда не возвращался в "Зелёный бор". Но иногда, по ночам, он просыпается от звука — два быстрых царапающих удара в его окно. А потом тишина. Он не подходит. Он знает, кто там.

Прошло три месяца. Никита уже работал в другом месте, в небольшом магазине на окраине города. Спокойная работа, дневные смены, никакой ночной тишины и лесных стуков. Он не рассказывал никому, почему ушёл из лагеря. Только иногда, просыпаясь в холодном поту, он вспоминал те глаза в темноте.

Однажды вечером ему позвонил Аркадий.

— Привет, парень. Ты ведь больше не работаешь у нас?

— Да. Давно уже.

— А знаешь, что странно? С тех пор, как ты ушёл… существо стало активнее. Каждую ночь теперь ходит. Даже днём в камерах какие-то тени. Люди боятся. Один новенький пропал — его просто не нашли после смены. Камеры показывают, как он вышел на улицу. И всё. Больше ни кадра. Как будто исчез.

— Я предупреждал, — тихо сказал Никита. — Вы знали, что это место проклято.

— Я теперь думаю, ты что-то с собой утащил. Оно будто привязалось. Может, ты ему интересен.

После звонка Никита начал замечать странности. По ночам ему снились сны о лагере. Один и тот же — он идёт по пустым корпусам, слышит стук, видит тень. Иногда он просыпался с ощущением, будто кто-то стоял рядом. Пару раз ему казалось, что в окне что-то мелькает.

Однажды он нашёл на подоконнике глубокую царапину. Словно кто-то с усилием провёл когтями по дереву. Вокруг дома были следы, но не чёткие — вытянутые, вытоптанные как будто чем-то тяжёлым и неровным.

На третий вечер он проснулся от шороха в коридоре. Кто-то ходил по квартире. Он схватил кухонный нож и медленно вышел из спальни. Тишина. Свет не горел. И только на полу — мокрые следы, ведущие от входной двери к его комнате.

Он проверил замок — он был закрыт изнутри.

На следующее утро он собрался и поехал обратно в лагерь.

Аркадий встретил его молча. Старик выглядел измученным, осунувшимся.

— Ты вернулся. Почему?

— Оно пришло за мной. Я не знаю, как, но оно теперь со мной. Я должен понять, что это такое.

Они сидели у охранного домика, когда Никита увидел, что один из дальних корпусов… открыт. Хотя все были заперты. Он пошёл туда.

Внутри пахло сыростью и гарью. На стенах проступили странные символы, как будто их выжгли. В углу стояло зеркало. Старое, треснутое.

Когда Никита посмотрел в него, он увидел себя. Но за его спиной — тень. Высокая, нереально вытянутая, с головой, склонённой вбок. И она двигалась.

Он обернулся — никого. Но в зеркале она оставалась.

— Что ты хочешь? — прошептал он.

И в голове прозвучал голос. Не звук, а мысль. Грубая, как царапанье по стеклу:

— Ты видел меня. Теперь ты часть. Вернись ночью.

Ночью Никита вернулся в тот же корпус. Он зажёг свечу и сел напротив зеркала. В полночь в стекле появилось лицо — перекошенное, безглазое. И оно заговорило.

Он не помнил слов. Только боль. Темнота. И крик.

Утром Аркадий нашёл его лежащим на полу. Глаза были открыты, но он ничего не видел. Он дышал, но не отвечал. Рядом — разбитое зеркало и следы когтей по полу.

Никиту увезли в больницу. Диагноз: кататония. Он не двигался, не говорил. Но каждую ночь, в ровно 2:00, его глаза расширялись. И губы шевелились.

Будто кто-то говорил через него.

Лагерь "Зелёный бор" закрыли через неделю. Навсегда.