Тот, кто смотрит в окна

— Бабушка, ну хватит тебе. Страшилки это всё, — сказал Миша, отставляя кружку с горячим чаем на деревянный стол. — В двадцать первом веке живём. Кто сейчас по деревням ходит, да ещё в окна ночью заглядывает?

Бабушка Вера сидела у печки, укутанная в тёплый платок. Её морщинистое лицо было спокойно, но глаза смотрели на внука серьёзно, почти тревожно.

— Ты, Миша, смеёшься, а здесь, в Моховке, такие вещи лучше вслух не обсуждать. Особенно после захода солнца.

— Да брось, бабуль, ты же знаешь, я из города. У нас максимум — странный сосед, и тот в тапочках.

— В городе у вас свои ужасы, а у нас — свои. И этот... он не человек.

Миша нахмурился.

— Кто — он?

— По ночам, как только темнота садится на деревню, кто-то начинает ходить по улицам. Без звука, как будто скользит. Ни собаки не лают, ни сова не ухнет. Только шаги — медленные, глухие. А потом — стук в окно. Сначала один. Потом пауза. Потом ещё один. Чёткий, аккуратный, как будто кто-то проверяет, слышишь ты или нет.

— Ну и кто же это может быть? Может, кто-то из местных пугает?

— А вот никто его не видел близко. Только ощущают. Некоторые говорят, что это тень. Высокая, худощавая фигура. Всегда стоит лицом к окну. Но лица-то и не видно — будто маска или вовсе пустота. Только глаза светятся... тускло, как лампочка, что догорает.

Миша невольно бросил взгляд в окно. За ним темнел лес, казалось, он начинался сразу за домом.

— И что, часто он приходит?

— Не каждый день, — вздохнула бабушка. — Но когда стучит — это всегда к беде. Те, кто открывали дверь после этого, потом или исчезали, или совсем с ума сходили. Были случаи... Мы не забыли.

— Ты серьёзно сейчас?

— Помнишь Анну Степановну? Старушку с соседней улицы, которая постоянно сидела у окна и ждала внука?

— Да, она ещё всё время на лавочке сидела летом.

— А потом вдруг перестала. Закрылась. Говорила, что к ней по ночам кто-то заглядывает. Мы думали — старческий маразм. А потом её нашли мёртвой в кресле. Лицо искажено страхом, окно настежь. И на подоконнике — следы. Но не человеческие. Будто когтями землю скребли, но не оставили ни одного отпечатка ноги.

Миша поёжился. Он чувствовал, как холод прокрадывается из-под пола. В деревенском доме, окружённом лесом, такие разговоры звучали куда реальнее, чем в городских стенах.

Он встал и подошёл к окну. Закрыл его на щеколду, на всякий случай.

— Ладно, бабуль. Я пойду спать. Завтра с утра поеду обратно.

— Я тебе постель приготовила в той комнате. Только штору не забудь задвинуть. И если ночью услышишь стук — не вставай. Что бы ни было, не смотри в окно.

— Понял, понял, — отмахнулся он, пытаясь улыбнуться.

Ночь опустилась на деревню густым покрывалом. Лес за домом шептал и стонал, будто жил своей жизнью. Миша ворочался в постели, не находя сна. Печка потрескивала в соседней комнате, придавая хоть немного уюта.

А потом он проснулся.

Стук.

Один. Пауза. Второй.

Он сел на кровати, прислушался. Может, послышалось? Сердце билось чаще, чем хотелось бы.

Стук. Снова.

Он медленно подошёл к окну и аккуратно отодвинул штору. На улице было темно. Лишь тусклая луна слегка освещала двор. И там, у самого окна, стоял кто-то.

Фигура. Высокая. Неподвижная. Лицо не разобрать — как будто чёрная пустота. Но глаза... два тусклых, бледных огонька, смотрящих прямо на него. Ни страха, ни злобы. Просто взгляд. Пронзающий до костей.

Миша резко отпрянул. Штора задвинулась обратно. Он в панике бросился в постель, натянул одеяло до подбородка и пытался не дышать.

Стук больше не повторился. Но всю оставшуюся ночь он чувствовал, как кто-то наблюдает. Непрерывно. Снаружи. Из темноты.

Утром бабушка поставила перед ним завтрак — горячую кашу и чай.

— Видел? — спросила она, не глядя на него.

Миша не ответил. Лишь медленно кивнул.

— Вот и не говори больше, что это сказки.

Он больше не спорил. И в деревню больше не возвращался.