12. Первая встреча с Уралом. Пачелма. Моршанск

МИХАЙЛОВЫ
Документальный эпос


-12-
Первая встреча с Уралом. – Пачелма. – Моршанск

Я помню, как мама однажды засмеялась, увидав старый довоенный снимок:
    - Та девочка в светлом платье – Гришка, разве это я? Какая жизнь длинная штука!
    Та самая девочка, не в светлом платье, а закутанная в телогрейку и одеяла, спасалась от лихорадки на дальней полке стандартного крытого товарного вагона, влекомого паровозом за полторы тысячи километров от дома, в непредставимые дали, всё открывавшиеся и открывавшиеся на востоке России.
    Её буквально выкинули из теплушки взрослые: «бегом, бе-гом, мать твою!» – когда в Ясной Поляне на состав заходили самолёты.
    Два вагона сгорели. Погибла девчонка её возраста. Её убили осколки бомбы, а взрывной волной швырнуло на раскалённую, выброшенную на землю печку-«буржуйку». Этот запах горелой человеческой плоти мама не могла забыть потом.
    Дед не смог выяснить, жива ли Нина. Писать было некуда. Номерной военный завод растворился в бескрайних пространствах страны. Оставалось надеяться, что дочь сообщит свой адрес, но в конце ноября – одно к одному! – его перевели служить в военный комиссариат города Моршанска, всё так же командовать первой частью. Теперь не только мама и он не знали ничего друг о друге. Ольга Ефимовна, вырвись она из Покровского, не знала бы, где искать их. Семья разлетелась в разные стороны.
    Злая зима в тот год была везде, в Саратове и в Воронеже, в Туле и на Истре, в Клину. Но дед и бабушка вообразить не могли, в какое дикое, занесённое снегами, продутое ледяным холодом царство попала их дочь. Чёрные под снежным небом леса, лысые, будто щёткой, вычищенные ветрами склоны гор – и утонувшие в снегу долины, где жили, передвигались, что-то делали люди. Уралу особенно досталось в ту зиму. Часто градусник в декабре показывал двадцать пять ниже нуля, в январе в конце месяца – все тридцать пять.
    Цеха не были готовы. Их предстояло достраивать самим. В тайге, подходившей вплотную к посёлку, было всё – и строительный лес, и дрова.
    Мама поправлялась. Надо было присоединяться к заводским и работать. Секретарь партийной организации завода, не долго думая, определил маму в комсомольские агитаторы. Всё-таки он отвечал за неё, уважал её отца. Вот и пристроил – туда, где, как разумел, не так всё было трудно и страшно.
    - Я не смогла. Что бы я сказала этим женщинам и девчонкам, приходившим с мороза со своих смен? Что я знала такого, чего не понимали они? Сводки с фронта пересказывать им? – так они их и так знали. Очень чистенькое это было занятие. Я не смогла. Я попросилась в вооруженную охрану.
    - Взяли?
    - Взяли, Кот.
    «Принята на работу вахтёром охраны завода». – Так появилась вторая запись в её трудовой книжке. Так она установила внутреннее согласие с собой, нужное ей в те дни.
    - Карабин? Винтовка?
    - Я не помню. Кажется, обычная винтовка. А ещё охраннику выдавали на время смены валенки, шапку, тулуп. Выглядела я по-боевому.
    Своё девятнадцатилетие она встретила так.

А за день до дня её рождения, – будто подарком ей, – начала наступать сперва под Москвой, а потом шире и шире по фронту, Красная Армия.
    Сообщили об этом, правда, значительно позже.
    А первая новость вообще удивила!
    - Уже на Урале, – вспомнила мама, – нам попалась газета – маленький листок – «Орловская правда», отпечатанная в Ельце. Там и прочли, что город Елец освобождён войсками Красной Армии. Он за это время был оставлен и снова освобождён…
    Да, газета «Орловская правда» опубликовала 17 декабря 1941 года текст прямой радиопередачи из Ельца:
    «Слушай фронт! Слушай страна! Говорит Елец, город, освобожденный войсками доблестной Красной Армии от немецких оккупантов. Наш микрофон установлен на одной из центральных улиц Ельца. Отсюда, с высокого берега реки Сосны, отчетливо виден весь город. Улицы, запорошенные рыхлым декабрьским снегом, ещё несут следы разрушений, нанесенных гитлеровскими варварами. Чернеют остовы зданий. Выщерблены пулями фасады домов…»
    Ельцу повезло как никакому из советских городов. Он пробыл в оккупации всего пять дней.
    Сообщили разом – что освобождён, и что перед тем был отдан…

И это была её жизнь. Она охраняла площадку завода, питалась по карточкам, слушала сводки Информбюро и надеялась на перемены к лучшему. Сначала, конечно, в целом – разгромить гитлеровцев. Потом, может быть, и в своей личной жизни.
    Она ещё и себя-то не нашла в этой жизни, – а её будущее уже определяли невидимые ткущиеся нити судьбы. Ангины, особенно тяжелые, не проходят бесследно. За ними потянутся болезни суставов, артриты, они усилятся ещё и голодными предстоящими маме 1943-45 годами. А ещё последствия ангин – это будущие болезни сосудов и болезни сердца, с ними ей придется плотно познакомиться потом, позже.
    Но самое удивительное, по-своему заразное, но по-своему волшебное, – я не знаю, как назвать это. Так люди заболевали Севером, но Челябинская область – это совсем не Север… Болезнь огромной страною?.. Сколько бы мрачных холодных впечатлений не привезла она из Уфалея с собой в родную среднюю Россию в 1942 году, пройдёт немного времени, и её потянет обратно.
    Её позовёт к себе Урал. Потом Сибирь. А потом и Дальний Восток.
    Это мистика какая-то. Но так оно и будет.

Сорок второй, ледяной и продутый уральскими ветрами год, оказался милостив: пошли письма. Мама писала в Елец отцу и не получала ответа. Писала в Елец знакомым – чаще без ответа, но кто-то всё же черкнул пару строк: Михайлов теперь в Моршанске Пензенской области, пусть напишет туда! Мама написала – и отец ответил.
    Она писала ему про холода, – он прислал красноармейский полушубок и тёплую шапку на голову. И рассказал, что Ольга Ефимовна пропала, так и не успев, видно, выехать из Покровского. Фронт быстро вышел за станцию Черемисино, за Поныри, но о его Лёле ничего не было слышно.
    «Маму мы потеряли, – писал он. – Мне страшно представить потерять ещё и тебя». Он добавил, что, может быть, скоро уйдёт на фронт.
    - Я показала письмо парторгу завода.
    «Мне надо ехать к отцу», – сказала я.
    «А если ты приедешь и не застанешь его? Что тогда?»
    «Тогда тоже уйду на фронт».
    К тому времени её просто вытурили из заводской охраны. В отделе кадров разобрались, что держат в охранниках девчонку с десятилетним образованием – таких грамотных тогда считали по пальцам, их не хватало везде. Кадровики её забрали к себе – «ответственным исполнителем по карточкам». Ну, за такую работу она не держалась. Парторг это знал.
    «Поезжай», – сказал он. В феврале «в связи с выездом на постоянное место жительства к родителям» она попрощалась с заводом № 351.
    Она купила на рынке в Уфалее муки. И, поделившись мукой с хозяйкой, у которой жила, попросила, чтобы та напекла ей хлеба в дорогу.
    - Булки получились румяные, аппетитные. Без отрубей, без жмыха, без всего, что добавляли в хлеб по карточкам, – рассказала она.
    Они с хозяйкой разрезали эти булки, насушили сухарей. Сухари мама разложила порциями себе на десять дней пути. И всё, в дорогу! Написав отцу, что пусть не пишет больше на Урал, она – в какой уже раз! – отправилась в путь на верхней полке старого плацкартного вагона.
    С мешком с сухарями и документами и со скатанным одеялом под головой, не снимая полушубка (шапку всё-таки украли в поезде), запивая кипятком день за днём свой сушёный хлеб, она почти беззаботно приближалась к неизвестному ей Моршанску.
    На десятую ночь, съев последние сухари, она уснула и спала тревожно. Проснувшись, почувствовав, что поезд стоит, сонно спросила: «Где мы?»
    «Пачелма», – сказали ей. – «Станция Пачелма. Последний перегон, километров сто с чем-то до Моршанска. Пустяки. Спи. Утром дома будешь. Разбудим».   
    Она проспала до обеда. С прыгнувшим сердцем подскочила: проспала город?!
    «Спи, – успокоили её. – Пачелма».
    В тот день она пила один кипяток. Старалась дремать, чтобы не думать о еде. Открывала глаза: едем, нет? «Пачелма, чтоб её. Застряли!» Опять час-другой сна. И опять: «Пачелма!»
    И ещё одна ночь в этой Пачелме. И утро. И день. И только тогда поезд покатил дальше под низким предснежным среднерусским небом. А скоро и мягкий снежок замельтешил за окнами.
    В Моршанске на вокзале у милиционера она спросила дорогу к военкомату.
    Повязав на голову единственное, что у неё было, летнюю газовую косынку, в овчинном тулупе, в ботинках, обходя грязь, лёд и лужи, она шла по улицам незнакомого города.
    Кончался февраль. Была оттепель. Шёл и таял снег.


______
На снимках слева направо:
Пейзаж Южного Урала. Долина реки Уфалейки.
Верхний Уфалей. Железнодорожная станция. https://pastvu.com/p/603263

Предыдущая глава: http://proza.ru/2025/07/13/1000
Продолжение: