Памир-Курчум! часть 2

2.Первый Праздник на новом месте.
Праздник начался сразу с утра. На комендатуру постоянно прибывали различные делегации от местных районных организаций, приносили какие-то подарки, поздравляли. Все, конечно, знакомились со мной. Я чувствовал себя как-то не очень уютно, так как еще не стал «своим», но праздничное настроение, тем не менее, у меня было. Все же День Пограничника – особый Праздник, даже во время службы, скорее всего, единственный. К тому же я думал, что влияние пограничников в райцентре, где существует пограничная зона, очень велико и мнил себя на тот момент по степени влияния не меньше, чем уровень второго секретаря райкома. Уровень первого секретаря я, как само собой разумеющееся, отводил коменданту. Парень я был амбициозный, а опыт службы на Мургабе моим представлениям «номенклатурной иерархии» соответствовал. Там так и было, так что считал я так не без оснований. Здесь же, как выяснилось позже, было немного не так, но первое время я этого не знал.
В установленное время прошла торжественная часть, потом отличный концерт районного Дома Культуры и к обеду мы от «официоза» освободились. «Неофициальная часть», как я узнал, планировалась «на природе», на берегу реки Теректы, что протекала со стороны границы у комендатуры. Перед началом мероприятия некоторые отправились сервировать стол, а я с прапорщиком Резниковым и капитаном Ткаченко выехал в поселок, за спиртным. Там выяснилось, что деньги на спиртное не собрали, но я по Мургабским правилам, успокоил приехавших со мной, заявив. Что пользуясь случаем. Хочу «проставиться» на новом месте и закупил требуемое количество спиртного. Денег у меня было с собой более, чем достаточно и я считал такое положение вещей само собой разумеющимся. После, кстати, мне пытались собрать и вручить деньги, но я наотрез отказался.
Праздник шел своим чередом. Было много выпивки и закуски, я себя не ограничивал и вскоре, как и положено, хорошо набрался, после чего счастливо заснул на травке, что в общем-то, не считал чем-то зазорным. Часам к восемнадцати все собрались расходиться, разбудили и меня. Я к тому времени был почти «в норме», но сильно удивил меня один факт. Некоторые женщины стали сочувственно говорить мне:
-Алексей! Ткаченко «младший» сфотографировал тебя! Положил возле спящего бутылку и сфотографировал!
Они сочувствовали мне, считали, что у того на меня теперь существует какой-то компромат, но я-то так не считал! Пусть я был и моложе большинства, но не считаю, что у меня было так уж мало опыта. Просто мой опыт был немного другой! И не факт, что этот опыт был маленький! За моими плечами уже были и взлеты, и падения, так что принцип у меня по жизни был «не верь, не бойся, не проси». Ну, я и заявил:
-Нет, пусть напечатает! И мне даст фотку, на память о первом дне на комендатуре!
Все решили, что я «по пьянке не догоняю» о чем идет речь, но я уже не был очень-то пьян и говорил осознанно. Для себя же я сделал несколько выводов.
Во-первых, большинству офицеров и прапорщиков, как и членам их семей. Я понравился, поэтому они и решили меня предупредить.
Во-вторых, нужно повнимательнее присмотреться к здешним порядкам и как можно лучше оценить «кто есть ху» из здешних старожилов. А в общении «фильтровать» людей жестче.
Вернувшись с «природы», мы уже более узкой кампанией расселись во дворе другого жилого дома. Старого одноэтажного, но с отдельным двором. Здесь проживал комендант и прапорщики-ветераны; Пономаренко, Назаров и начальник «местной» заставы майор Чекуров. Здесь мы с ним только и познакомились. Миша Чекуров был худенький, даже сухой, подвижный и доброжелательный парень моих лет, старше всего на полтора года. Он закончил наше училище и тоже три года служил на Мургабе, заместителем начальника на заставе «Памирская»! К тому же я вспомнил его; когда мы прибыли только-только в отряд, то он рассчитывался, чтобы убыть в Курчум и заходил к нам в «приежку» знакомиться. Все бы пошло дальше, скорее всего, спокойно и мирно, если бы не один из представителей шефов с Усть-Кменогорска, Жук Василий Васильевич. В будущем он оказался неплохим мужиком, а здесь, так как был тоже выпивши, почему-то «докопался» до меня. Как до самого молодого, демонстративно и с издевкой стал называть «сынок», причем даже тогда. Когда я не вступал в разговор, он просто без причины окликал меня:
-Эй, сынок!
У меня появилось вполне здоровое желание урезон6ить «папашу», доказав ему прежде всего мое физическое превосходство. В тоже время я понимал, что этого бы не следовало делать. Я сидел, никого не задирал. А он все продолжал свое:
-Эй! Сынок! – и вызывающе смеялся.
Я объяснил «папе», что если он не прекратит, то это для него может не очень хорошо закончиться, но все почему-то урезонивали меня, а вот «шефу с подарками», к тому же занимающему в Усть-Каменогорске большую должность на титано-магневом комбинате, почему-то никто не говорил слова. В итоге я сделал правильный вывод и просто ушел домой. Так и закончился мой первый Праздник на пограничной комендатуре «Алексеевка», далее начинались будни.
Первый настоящий день службы.
Двадцать девятого мая я проснулся очень рано; такая привычка у меня еще была на заставе, если случилось «возлияние», то в пять тридцать я, без малейшего признака похмелья, готов к труду и защите Государственной границы. В семь утра я пришел на комендатуры; выбритый, наглаженный и свежий. Дежурный изобразил мне подобие доклада, но что-то по поводу содержания его я сказать ничего не мог, так как не знал его сути. Резонно решив, что нужно сначала послушать доклад, что дежурный сделает коменданту, потом расспросить своего начальника по существу доклада, а уж после что-то требовать, я просто заставил дежурного привести в порядок форму одежды. Что тот неохотно, но выполнил, прошел в свой маленький кабинетик, что находился через стенку от «комендантского».
Осмотрев его. Я понял, что очень давно здесь не было хозяина. Дело было не в пыли, что не очень-то и большим слоем располагалась на мебели, окне и полу, а в пустоте полок шкафа, какой-то не живучести.
- Что ж. буду обживать! – подумал я и крикнул дежурного, чтобы тот отправил ко мне солдата для наведения порядка.
Ждать пришлось долго. Дежурный говорил, что «уборщик сейчас придет», но того все не было и не было. Я поднялся на второй этаж. Где располагались помещения личного состава управления комендатуры и попробовал отправить первого попавшегося бойца для этой работы, но каждый из них заявлял, что «у меня такая-то задача, я не могу». Все же с грехом пополам дежурный привел какого-то воины, как выяснилось «с приежки», и тот стал наводить порядок. Меня бесило такое поведение солдат, но я понимал, что я «чужак», и соответственно если сейчас начну «рвать и метать», то толку не будет. В тоже время душа многолетнего начальника заставы страдала и металась от такого положения дел.
Вскоре пришел комендант, которому дежурный сделал подробный доклад. Я же подошел, поздоровался. Владимир Николаевич удивленно посмотрел на меня, удивившись отсутствию следов похмелья, после чего сказал, что сегодня я буду знакомиться с комендатурой, со служебной документацией, а завтра мы познакомимся с заставами правого фланга, которых четыре. Немного погодя я пошел завтракать. Завтрак оказался в общем-то дерьмовым. Я поинтересовался у повара, всегда так, или только сегодня? Тот удивился и спросил, что мне не нравится? Вроде бы все, что положено, на столе присутствует? Я же в ответ спросил, а комиссии, что приезжают на комендатуру также кушают? Повар ответил, что смотря какие комиссии. После завтрака я решил прояснить этот вопрос и пошел в канцелярию пятой заставы, к старшине, молодому парню прапорщику Олегу Филиппову, по привычке решив, что раз повар «заставской», то и склад ПФС тоже. Прапорщик же просветил меня, что повар в столовой с заставы, а вот продукты выдает прапорщик Лобзин, он же ставит тому задачу на кормление офицеров. Я понял, что все и здесь не так просто, а посему удалился.
Вскоре я стал свидетелем шоу, что именуется «развод на работы личного состава комендатуры. Прапорщик Лобзин построил личный состав управления комендатуры и прикомандированных с «приежки» и стал ставить задачи, послушав которые я легко пришел к выводу, что пару задач ему определил комендант, а остальные он придумывает на ходу. После такого «развода» я зашел в кабинет, который занимал Лобзин и спросил, чем он руководствовался, распределяя солдат на работы? И где план, согласно которого они должны их выполнять. В ответ я услышал, «что он и так все знает, что делать, все будет нормально». Тогда через часок я попросил его пройтись со мной по территории и показал солдат, которые «гоняли балду», так как было им просто нечего делать. Прапорщик усмехнувшись, ответил, что так было всегда.
-Больше не будет! Ясно? – сказал я, солдаты распущены, на чертей похожи, а тебе и дела до них нет! А еще старшина!
-Товарищ капитан! Я вообще не старшина, а начальник склада! И это не мой личный состав, а я просто работаю с ними по приказу коменданта!
-А кто их начальник? – удивился я,
-Майор Скоркин!
-Так он же в командировке? И что, не старшины резервной заставы нет, ни замполита? То есть люди предоставлены сами себе? – спросил я,
-Так точно!
Сказать было нечего и я пошел к коменданту, делиться своими соображениями по этому, как мне показалось, вопиющему поводу.
-Тащ полковник! А кто людьми командует?
-Какими людьми? – удивленно спросил комендант,
-«Комедатурскими»! Они же без командира?
-Как без командира? А Лобзин?
-Так он же начальник склада, шестая сетка! Он же им и не командир? А люди распущены до нельзя, шляются целыми днями в тапочках по комендатуре, бездельничают! – довольно зло выпалил я.
Коменданту, бесспорно, моя тирада не понравилась, но он сдержался и ответил:
-Ну, вот наведи порядок, если считаешь нужным!
-Ну, я же не начальник резервной заставы, и не буду здесь находиться сутками! Мне же еще и на заставах, очевидно, работать придется, даже по минимуму полмесяца проводить на границе! Это же невозможно!
-Короче, что ты предлагаешь? – прервал мои гневные размышления комендант,
-Нужно как-то решать вопрос! Например, кого-нибудь из прапорщиков перевести на должность старшины резервной заставы, а то у нас два прапорщика вообще на пятой тарифной сетке, Лобзин на шестой, а старшина-то девятая!
-На резервной заставе восьмая! – ответил комендант, после чего добавил:
-Думаешь, так они и горят желанием пойти на эту самую резервную заставу? Было время, был здесь и начальник, и замполит, и занятия с бойцами проводили! А сейчас – Скоркин в командировке, а больше никого! Ну, а в целом ты прав, я подумаю! – закончил комендант, после чего предложил мне послушать его доклад по обстановке на участке комендатуры, подробно ознакомиться со схемой участка, а также и топографической картой.
И вот я услышал доклад, доклад настоящего профессионала! Начиная с первых фраз « Первая пограничная комендатура «Алексеевка» 134-го пограничного отряда охраняет Государственную границу с Китаем. Протяженность участка сто три километра шестьсот сорок метров…» стало ясно, что про охраняемый участок подполковник Ткаченко знает все, а сам участок знает, очевидно лучше, чем содержимое собственной квартиры. Доклад длился минут тридцать, при этом не было сказано ни одной (!) лишней фразы! Все исключительно по делу. Я слушал и внимал каждому слову «шефа», как «за глаза», чисто для себя одного уже назвал коменданта, а внимать-то было чему. После Мургаба я считал, что на «классическом» участке границы особо запоминать нечего, но быстро убедился, что это не так. Участок комендатуры имел огромное количество дорог, мостов, бродов, инженерных сооружений и был очень сложен. Тем не менее, подполковник Ткаченко мог охарактеризовать его подробнейше, применимо к времени года, суток, состоянию погоды. После того, когда закончил доклад, комендант привычно спросил: «Вопросы ко мне?», я понял, что вопросов не имею, но вот изучать мне этот самый участок предстоит ни один месяц. А Владимир Николаевич уже рассказывал мне про офицеров пограничных застав, опять же подробно характеризуя деловые и личные качества каждого. Офицеров он тоже знал прекрасно, но вот мое впечатление о «майорской» комендатуре можно было назвать разочарованием. Дело в том, что в бытность свою начальником заставы я наслушался от многочисленных окружных комиссий мнений, что «раньше, когда на заставах сидели майоры, то вот порядок-то был! А сейчас все не то!» А сейчас же у меня стали появляться пока что сомнения, что майор начальник заставы – это благо. Человек достиг «потолка»на заставах, которые ему за годы службы изрядно надоели. Надоели и заставы, и сама должность, которая требовала максимального напряжения сил, как моральных, так и физических. А этих самых сил становилось все меньше и меньше! Все чаще сдавали нервы при руководстве «любимым личным составом», а особенно от многочисленных ревизий, комиссий, складов, поломанной тем же «любимым личным составом» техники. К тому же все труднее было выпускать ночами пограничные наряды, встречать их, ходить на проверки службы, разбираться с «пролетами» солдат, выслушивать по поводу всего выше перечисленного от старших начальников различные нотации. Уже безразличными стали взыскания, что накладывались за эти самые прегрешения, хотелось просто меньше напрягаться, что интуитивно и делали многие начальники застав. К тому же майором можно было стать только после минимум восьми лет службы, а к тому времени подрастали дети, им требовалось идти в школу, а у тех, кто постарше они туда уже ходили, и в мозгу офицера вырастал светлый и желанный образ в штабе отряда. Хотелось в этот саамы штаб, пусть и на «капитанскую» должность, пусть придется двадцать дней в месяц быть в командировках на тех же заставах, но уже ни за что не отвечать. Да, за все болеть, переживать, но непосредственно не отвечать! Написать справочку «по результатам работы в составе группы …» и пусть командование отряда принимает решение, выносит мозг уже другому начальнику заставы. Пусть кто-то другой пси***т, а мы свое ужи отпсиховали. И осуждать людей за такие желания было нельзя, кто побывал в этой шкуре меня поймет, а остальным оставлю только право повторять лозунги, типа «должен, да обязан».
Конечно, были исключения и в этой среде. Одним из таких исключений был подполковник Ткаченко Владимир Николаевич, что прослужил «в строю» всю свою службу; комендант же – тот же начальник заставы, только сразу над несколькими заставами. И пусть лично наряды ночами выпускать приходится редко, это единственное «послабление» в плане физической нагрузки, которое компенсировалось не меньшей, чем у начальника заставы, ответственностью за все те же вопросы. Таким же исключением в последствии стал и я. «Наградой» же за преданность границе таким офицерам, за редким исключением, становилось как правило, досрочное увольнение в запас по собственному желанию. Такого пункта для увольнения в запас, как по собственному желанию, в те годы, кстати, не существовало. Увольнялись же по этому самому «желанию», как правило, через госпиталь, так как при таких нагрузках к сорока годам ни один офицер здоровым не оставался. Сейчас поднимается вопрос об увеличении предельного возраста пребывания на военной службе для офицеров и прапорщиков. Мне трудно судить о целесообразности данного решения; если стало легче служить, то может и правильно, а вот если нет, то просто глупо. Но повторюсь, это судить не мне, а тем, кто сейчас охраняет наши рубежи.
Далее мы пошли в склад вооружения и боеприпасов, который я должен был принять. Вот уж что я не ожидал! Думал, это уже в прошлом, но тем не менее, пересчитал оружие и боеприпасы, подписал ведомости и забрал ключи. Сладом до этого заведовал лично комендант и состояние его было хорошим, недостач каких-либо не было. Я еще больше проникся уважением к этому человеку, осознав, как же много на него «навалено», причем такого, что бы и валить не следовало.
Вскоре настал обед, который оказался более несъедобным, чем завтрак. Поковырявшись в «первом» и «втором», запив компотом с хлебом, я стал ждать прапорщика Лобзина, который обедал дома, причем полноценных два часа, с тринадцати до пятнадцати. Личный состав комендатуры и «приежки», в которой солдат было больше, чем в подразделениях, был предоставлен сам себе, ища развлечения по своему вкусу. Такого свинства я стерпеть не мог, а выгнал «комендатурских» на строевую тренировку. Провести ее мне не составляло труда, к тому же я любил строй и в итоге увлекся. «Народ» бунтовал, как мог, это меня заводило еще больше, да и необходимо было поставить себя так, чтобы быстрее настало время, когда я смог бы управлять ими также, как управлял недавно на заставе. К пятнадцати часам подошел Лобзин, изобразил повторный «развод на работы» и удалился в кабинет. Я пошел следом. Паша Лобзин, как выяснилось, делал отчет по продслужбе, что мне было как нельзя кстати. Разрешив ему сесть, я поинтересовался:
-Слушай, всегда так паскудно кормят офицеров на комендатуре?
-А что? Разве не нормально? – вроде бы смиренно, но с каким-то внутренним вызовом ответил прапорщик,
-Откровенно говоря, вообще дерьмо! За такое питание я тебя выдеру, как Бог черепаху!
-А как я должен Вас кормить, тащ тан? – задал Лобзин встречный вопрос,
-Ну, хотя бы, как комиссию с отряда, что возглавляет командир! А для тебя лучше, если и кормить ты меня будешь еще лучше! – невольно скаламбурил я, - иначе я тебе не позавидую!
-Тащ тан! Я подчиняюсь коменданту! – кинул «пробный шар» прапорщик,
-Че-е-его? Коменданту – само собой, а в отношении меня – читай Устав! Или выучить его хочешь? Я устрою!
-И где я на Вас продукты возьму? Свои, что ли носить буду? Сушествуют же нормы! –влетая окончательно спросил прапорщик,
-Ну-ка, дай мне свой отчет? Я посмотрю! – распорядился я,
-З-зачем? – глупо спросил прапорщик,
Но я уже его не слушал, а взяв тетрадь «№48а, тетрадь учета продовольствия, фуража и тары на пограничной заставе», задал вопрос:
-Сколько у тебя «мертвых душ»?
-Каких «мертвых душ»? Вообще нет, - скороговоркой ответил прапорщик, бегая глазами.
-Так, на довольствии у тебя сегодня состоит … человек личного состава, а реально по списку – так, пятая застава - … человек (сколько на местной заставе человек я уже знал), на комендатуре …
-Я понял Вас, тащ тан! Я понял!!! – тараторил прапорщик, а я уже чувствовал, что обалдеваю; количество людей, что состояли на довольствии, реальное количество превышало - более чем в двое! Я уже понимал, что наша (очевидно, уже «наша»?) комендатура является своеобразным проходным двором». На нее заезжают все, кто едет на вторую комендатуру, многочисленные «гости отряда», что едут в том же направлении на неизвестное мне пока озеро Маркаколь, чтобы добыть хариуса и еще более редкого ускуча, что без «заначки» на ней служить нельзя, но что-то эта самая «заначка» была уж больно жирной!
- Ну как, я себе продукты нашел? – спросил я, пристально смотря на прапорщика,
-Конечно, тащ тан! Я все понял! – усмехаясь ответил прапорщик.
Я не поленился, просмотрел отчет полностью, задав для проформы еще ряд вопросов, причем все по существу, вышел со словами:
-Ну, на ужин посмотрю, что ты понял!
Только я вышел из «прапорской», как увидел пару солдат, на которых уже в полный голос «оторвался» за «гнусный внешний вид». Первую пограничную комендатуру впервые пронзил мой рев, на который из кабинетов выскочили практически все офицеры комендатуры, что были на месте. Эт меня не остановило и я, добавив голоса, уронил их в положение «упор лежа», заставил выполнить двадцать «сгибаний-разгиабний рук». Рев был настолько неожиданным, что солдаты даже не рискнули «качать права». После этого я заставил привести форму одежды в порядок, пока я «отсчитываю до десяти» и бегом отправил… куда? Да и сам не знаю.
-Алексей, ты что кричишь? – спросил меня комендант,
-А что, смотреть на них что ли? На солдат не похожи! – ответил я,
-Ну, ты так все же не кричи! Спокойно надо!
-Придет время, будет и спокойно, - ответил я.
Оказывается, до меня здесь выходил из себя только комендант, которого народ чтил, уважал и конечно, побаивался. Остальных офицеров и прапорщиков, как мне показалось, солдаты в общем-то, меньше всего праздновали, выполняя их распоряжения как одолжение. А когда не выполняли вовсе, то те прибегали к единственному средству воспитания, стращая тех, что «доложат коменданту». Это, конечно, действовало, но для меня лично такое положение дел было неприемлемым, я сам считал себя полновесным командиром.
По этому поводу при мне больше комментарий не было. Только Иван Учеваткин высказал:
-Во! Вам бы, командирам, только шашкой махать!
-А вам, замполитам, только бы сопли сосать! – парировал я (школа Коваленко!), чем ликвидировал у него дальнейшую охоту комментировать мои действия.
Вскоре подошло время совещания офицеров и прапорщиков у коменданта, по планированию завтрашнего дня. В семнадцать часов сорок пять минут мы собрались в его кабинете; замы справа от него, а все остальные, точнее прапорщики и капитан Ткаченко, слева. Комендант выслушал доклады о выполнении поставленных им задач от прапорщиков, отдал необходимые распоряжения, а после обратился к замам, если у нас что к ним? Меня так и подмывало поставить задачу Лобзину определить план завтрашних работ подчиненным, но я решил не торопиться, время еще не пришло. У Ивана Учеваткина и подполковника Ертышпаева, заместителя по разведке, тоже ничего не было, и комендант отпустил прапорщиков и Алексея Ткаченко домой. Выслушав замов о выполнении задач, он довел, что завтра мы с ним едем на правый фланг, знакомиться с заставами. Таким образом, в восемнадцать часов я оказался свободен! Я не имел никаких задач, а до утра было делать нечего и я отправился в столовую.
Лобзин сделал выводы. Качество пищи, конечно, было тоже самое, но количество рыбы, масла, сгущенки было в достатке. Со мной ужинал старшина заставы прапорщик Олег Филиппов и все удивлялся, что это Лобзин так расщедрился? Я же не счел необходимым пояснять ему причину перемен.
Сложности становления на новом месте.
Вечером того же дня с Маркаколя вернулся старший прапорщик Назаров Евгений Павлович, что ездил с «шефами» на рыбалку, в том числе и памятный мне Василий Васильевич Жук. Я бесцельно бродил по территории, когда увидел их и Ивана Учеваткина, что направились за забор городка на речку чистить рыбу. Кампания позвала и меня, а Жук извинился за свое поведение позавчера, я впрочем, тоже. Мероприятие на речке не обошлось без бутылки. Закусывали же рыбными разносолами, в том числе и чудесной икрой ускуча, что мало в чем уступает лососевой. Вскоре вернулись и я решил пойти на пятую заставу, постричься. Я пытался это сделать раньше, на комендатуре, но меня заверили, что ни один «комендатурский» солдат не умеет хорошо стричь, а хороший парикмахер есть на заставе. То, что я немного выпил, меня не напрягало, так как я руководить не рвался, а вообще считал это моим личным делом. Если солдату это запрещено, то офицеру вроде нет? Тем не менее, когда я спросил про парикмахера у капитана Дмитриева, что был ответственным на заставе, то он сказал:
-Товарищ капитан, не стоит! Вы же пьяны!
-А что здесь крамольного? Почему я должен прятаться от солдат? У них – два года службы, а у нас до пенсии! Сухого закона нет, так что не их это дело! Тем более, что я не собираюсь командовать кем-то?
Капитан ничего не ответил, а пошел яко бы за парикмахером, но вскоре вернулся и сообщил, что у того сон.
-Ну, сон – это святое! Не хотелось бы завтра на границу не стриженным ехать, но придется! – ответил я.
С одной стороны я понимал, что действительно, на комендатуре офицеров и прапорщиков не как на заставе и не дело, если каждый будет выпивши шататься по подразделениям, но с другой стороны считал, что я «не каждый». В будущем, кстати, хорошо подумав, я пришел к выводу, что новое положение обязывает и вести себя по другому и сделал выводы. А тогда я во многом хотел держать линию поведения, какую держал на заставе. Тем более, что видел; пусть пятая застава считается лучшей в лучшем отряде, но реально этой заставе ох как далеко до наших мургабских застав. Во всяком случае, в вопросах уставного внутреннего порядка и дисциплины. Боевую готовность, боевую подготовку и пограничную службу я еще не сравнивал, но предвидел (так оно и оказалось), что они тоже не лучше. И никакое отсутствие офицеров «с запахом» на это не влияет? Именно поэтому. Распрощявшись с мечтой постричься. Я решил завести разговор с Сергеем Владимировичем Дмитриевым, почему он после училища служит исключительно на первой своей должности? Ему через месяц должен бы выйти срок на «майора», но кто ему его даст, на капитанской-то должности? Я высказал, что готов ему во всем помочь, чтобы он стал начальником заставы, что мне обидно смотреть, что он, выпускник Алма-Атинского училища не растет, напомнил, что наш и их дивизионы в училище жили в одной казарме…
Дмитриев же разговор не поддержал, а очень попросил, чтобы я шел домой. Это я и сделал. Проснувшись утром, я проанализировал свое поведение и понял, что так поступать больше не следует; хорошо это, или плохо, но так здесь принято, а значит, так и буду поступать. Во всяком случае, пока.
Я всегда был сторонником того, что «царю – царево, а кесарю – кесарево». Я сам один единственный раз за службу допустил, что пьяный руководил подразделением; отмечая свой двадцать девятый день рождения, потренировал дважды заставу по команде «к бою». И пусть тренировку провел по всем правилам, одевшись по полной форме, но решил, что был неправ. Я при проведении любого мероприятия в подразделении обязан был показать свое серьезное отношение к нему. Если личный состав видит, что командир может к чему-либо относиться несерьезно, то и от людей трудно ждать ответной отдачи. Впрочем, это актуально не только по отношению к алкоголю; несерьезно, не выкладываясь, а отбывая номер, можно относиться к делу и абсолютно трезвым, и результат будет такой же.
Знакомство с участком.
Часов в десять утра мы с комендантом выехали на границу. Путь наш лежал по дороге в Курчум до знакомого мне шлагбаума, а вот и застава «Ашалы». Здание было типовым, что были в больших, или даже огромных количествах построены на китайском участке границы в 1968-69 годах, в период резкого обострения на границе с Китаем. Мрачноватые одноэтажные сборно-щитовые здания, обложенные кирпичом, такие же были и дома с квартирами. Таких застав было в достатке по всей советско-китайской границе, похожими были и мои «Чечекты». Начальник заставы, майор Загидуллин Рашид Нургалямович, седовласый, лет около сорока, с усталым и каким-то привычно виноватым взглядом, встретил нас, доложил коменданту, поздоровался, познакомился со мной и повел нас в канцелярию, двигаясь какой-то усталой походкой. Комендант стал ему за что-то выговаривать, но майор даже не оправдывался, а лишь виновато вздыхал, да смотрел куда-то в сторону своим потухшим взглядом. Застава производила такое же впечатление, словно копируя своего начальника, а личный состав сразу куда-то разбежался, иногда выглядывая из-за углов. Некуда было скрыться дежурному по заставе, он крутился неподалеку, раздражая меня свей формой одежды. В итоге я не выдержал, а взяв за ремень, приподнял его. Парень был не мелкий и очень удивился. Я же спросил у него:
-Ну что, о стенку шваркнуть? Я могу!
-Н-ненадо! – выдавил сержант,
-Тогда подтяни ремень для начала! Чтобы я не мог тебя за него взять! – миролюбиво ответил я, опуская воина на землю, после чего продолжил, - а за одно и сапоги почисти, а подошьешься потом. Ясно?
-Ага! – неожиданно ответил воин, что мня конечно, расстроило и я удивляенно, чуть по жестче, спросил:
-Ясно?!
-Так точно! – ответил сержант и собрался было уйти, но я скомандовал:
-Стоять! – воин встал, а я ему снова:
-Иди! – воин снова собрался молча смыться, а я в ответ:
-Сейчас молча свалишь – поползешь по пластунски! Иди!
-Есть! – вдруг достаточно бодро ответил сержант, видно вспомнив родную сержантскую школу, и почти по уставному, удалился. Я же обходил территорию затсавы. Сопровождаемый весьма живым и бодрым прапорщиком приблизительно моего возраста, Виталием Геннадьевичем Осинцевым. Что пытался пояснять, где у них что находится. Эти пояснения мне не очень были нужны, так как что и как выглядит на заставе, я и сам хорошо знал. И тогда я реши спросить у старшины, почему же у них на заставе такой бардак? Он же, старшина, непосредственно и отвечает за внутренний порядок! Но в ответ я услышал то, что на прежнем месте службы слышать не мог, у нас жаловаться не приветствовалось.
-Тащ тан! А что я сделаю? Говорю начальнику, что мне надо людей, наводить порядок на складах А он отвечает, что у нас занятия! Я ему говорю, что нужно баню ремонтировать, людей надо, а он мне опять людей не дает! – и вот в таком духе прапорщик «присел» мне на уши на несколько минут. Я был удивлен и какое-то время слушал, но потом прервал:
-А в субботу ПХД у вас наводят? А кровати личному составу после подъема заправить тоже кто-то мешает? Или кто-то мешает заставить солдат подшиться, бляхи почистить? Про начальника мне нечего здесь петь, с ним разбираться не ваше дело, Виталий Геннадьевич, но вашей работы я тоже не увидел! – закончил я.
-Все устраним, тащ тан! – услужливо воскликнул прапорщик,
-Ну, посмотрим! – ответил я и пошел назад, к коменданту, что стоял возле «УАЗика». И мы поехали на третью заставу, на «Карачилик». Поехали по кратчайшему пути, так сказать, по промежутку», так как застава дислоцировалась между двумя сигнализационными комплексами. По дороге я заговорил про «Ашалы», не скрывая того негативного впечатления, что она на меня произвела. Не лучше мнение у меня было, кстати, и о пятой заставе, но мнение о ней я пока решил держать при себе, резонно полагая, что это может обидеть коменданта. По поводу «Ашалов» же Владимир Николаевич сказал, что они его и самого уже «в конец задрали», после чего добавил:
-Скорее бы Загидуллина в штаб перевели! Толку с него все равно не будет, а так хоть у нового начальника желания работать будет больше!
А я подумал, что не дело доводить начальников застав до состояния, когда от них нет на заставах толку, а потом уже переводить. И в тоже время почувствовал, как же зависим комендант от кадровой политики, которую проводит командование отряда! Я за это короткое время успел убедиться в высочайшей военной и пограничной квалификации коменданта, но реально понял, что он не очень-то много может сделать один, если подчиненные командиры подразделений решительно не хотят что-то серьезно улучшить. Я сидел и гадал, как же мне самому строить свою работу, чтобы изменить положение дел, но увы, не мог придумать. Я понимал, что все мои усилия будут разбиты о стену нежелания таких вот начальников застав что-то менять.
Так мы и доехали до «Карачилика», где начальник заставы был капитан Чепанов Михаил Геннадьевич. Или просто Миша Чепанов. Которого я помнил, как старшину роты в третьем дивизионе училища, что учился на курс моложе меня. Я помнил его худым парнем, а сейчас передо мной стоял плотный. Даже полный капитан. Он тоже узнал меня, и мы с ним очень тепло поприветствовали друг друга.
Третья застава была очень старой, саманной, с толстенными стенами. Главной ее особенностью было то, что уже этим летом должно было начаться строительство новой заставы, так что Мишу ждали веселые времена. «Застава Чепанова» выгодно отличалась «Алексеевки» и «Ашалов». Личный состав на лету ловил каждое слово начальника, стремглав бросаясь выполнять, да и все остальные вопросы смотрелись намного лучше. А главное, что не было безразличия у людей, так как его не было и у начальника. Самое приятное впечатление произвел и замполит заставы, старший лейтенант Сергей Великотный. Интересно, что по полноте он мало уступал начальнику, но мало уступал и в расторопности. Нелохо смотрелся и заместитель, лейтенант Корнев, который ждал со дня на день «старшего лейтенанта».
Миша сразу же пригласил нас пообедать, предложив варианты, «у него», или в столовой; комендант выбрал столовую. Обед был настоящий «заставской», с разносолами, так что неплохое настроение еще улучшилось. Еще Миша нагрузил нас арбузами, которых у него было полным полно; на участке в тылу у него работали арендаторы-корейцы, с которыми начальник и свел дружбу. Комендант же поинтересовался, едят ли солдаты арбузы? Чепанов же засмеялся:
-Нет, тащ полковник! Не едят! Их у меня уже даже свиньи на свинарнике есть не хотят, не то что солдаты!
На данной заставе были и можно сказать, мой объект. Здесь находился полевой учебный центр комендатуры, со стационарным стрельбищем. Комендант пояснил мне, что это «мое» хозяйство. Шесть застав из семи здесь ежемесячно занимаются, за каждой заставой закреплен день, кроме «Карачилика», которая в связи со своим месторасположением использует стрельбище в любой удобный момент. Я обрадовался, так как увидел что-то конкретное из того, чем мне придется заниматься.
Вскоре мы прибыли на заставу «Зеленый лог», тоже сборно-щитовую, как и «Ашалы». Начальником был майор Телков Николай Васильевич, плотный мужик в очках. Застава мне тоже в целом понравилась. Твердый, не показной порядок, начальник держался с достоинством, было видно, что чувствует себя уверенно, а личный состав, как и у Чепанова, ловил каждое его слово. «Ложкой дегтя» же был мой разговор с заместителем начальника, капитаном Шараповым. Это был офицер «с прошлым», за плечами уже была даже неудачная должность начальньника заставы, мой ровесник и выпускник того же года, только с Московского училища. Мы с ним осматривали выгородку», территорию вокруг заставы. огороженную «системой» и он по своей инициативе начал жаловаться на начальника; то не так, да это не эдок. Я такого не любил и высказал, что застава приличная и это явно заслуга начальника. Шарапов сразу же дал «задний ход» и заявил, что «я его не так понял, что Телков хороший начальник» и т.д. Я же для себя сделал «зарубку» на память, что замбой на «Зеленом» - человек скользкий. Замполитом на заставе служил старший лейтенант Андрей Карпов. С его братом Виктором мы ранее служили на Мургабе, на соседних заставах и пользуясь случаем, я передал тому привет. И вот вскоре мы выехали на нашу правофланговую заставу, «Алкабек». Застава охраняла участок, соседствующий с Зайсанским отрядом, а стык проходил по реке Черный Иртыш. На первом участке системы по основному рубежу, на берегу Иртыша дислоцировалась группа малых катеров, состоящая из четырех катеров «Аист», которой командовал старший мичман Егоров, в подчинении у него было тринадцать матросов. Они все прошли обучение в специальной школе в Анапе и служили полноценные три года. Туда мы и выехали в первую очередь, или как просто называли «на пирс». Вот где во истину было приятно! Территория моряков была идеально вычищена, буквально вылизана. Личный состав, независимо от года службы, был вышколен во всем. С матросами было очень приятно общаться, будто я оказался на бывшей своей заставе; вежливые, грамотные и исполнительные парни. С ними и в ответ ведешь себя также, так как нет необходимости орать, требовать элементарных вещей.
Мичман угостил нас чаем, посетовал. Что не предупредили, а то бы он заварил ушицы, но я резонно решил, что уха-то от меня никуда не денется, и особо не расстроился. Мне такое подразделение было в диковинку и я очень бы хотел поработать здесь, сходить дозором на катерах к линии границы, в поселок Буран в тыл, освоить «речную» часть службы. Это мне было просто интересно с профессиональной точки зрения.
Вскоре мы прибыли на «Алкабек». Кирпичное двухэтажное, относительно новое здание заставы смотрелось неплохо, а вот дальше впечатление портилось. Конечно, бардак не доходил до уровня «Ашалов», но вот где-то с «Алексеевкой» был вровень. Только спальное помещение смотрелось лучше, но не потому. Что военнослужащие вовремя и хорошо заправляли кровати, а потому, что над каждой кроватью был натянут противомоскитный полог. В связи с близостью Иртыша комаров на заставе была масса и ели эти насекомые все живое. Офицеры и прапорщик Сухогузов. Старшина заставы, не обращали на них внимания – привыкли. Также вел себя и комендант, а вот меня комары буквально съедали! Терпеть было тяжеловато, но я держался, хотя и не без труда. И вот еще одна ожидаемая новость; среди встречающих стоит капитан Кувшинов Валера. Он мало изменился за те три года, что покинул Мургаб, кроме того, что недавно вот стал капитаном. Лейтенантом он долго ходил в нашем отряде, правда, было за что. Я знал его как хорошего парня, надежного товарища, но весьма ленивого и не особо исполнительного офицера. К тому времени я уже понимал в людях кое-что и надежды, что Валера стал трудоголиком, не питал. Познакомившись с начальником, старшим лейтенантом Алексеем Шишковым, спросив разрешения у коменданта, я уединился с Валерой и мы стали делиться новостями, которых было с избытком. Когда первый запал иссяк, то я спросил:
-Ну и как ты здесь?
-Да нормально! – ответил Валера,
-И начальник как? – памятуя разговоры на «Зеленом» и «Ашалах», бросил я пробный шар,
-Да нормально, ладим! – ответил Валера, а у меня отлегло от души. Пусть Валерка хоть лодырь, но порядочный.
-Валера, ты понимаешь, что я уже е начальник заставы, поэтому при людях и по службе держаться будем официально, - сказал я,
-Само собой, как иначе? – ответил Кувшинов, - я же понимаю!
-А ты что еще даже не начальник? – спросил я,
-Да я и не хочу, так спокойнее, - ответил мой мургабский товарищ,
-Ну, смотри, тебе жить. – закончил я разговор и мы пошли смотреть заставу.
Даже беглый осмотр привел меня к выводу, что подтвердился в будущем. Начальник заставы управляет людьми с трудом, но будучи человеком добросовестным, очень переживает неудачам и старается чего-то добиться. Только вряд ли у него что получится, если не дано работать с людьми, то не дано. Это качество врожденное. Однако даже беглый взгляд на служебную документацию говорил, что парень прекрасно знает это дело и любит его, «штабист» получится прекрасный. Только вот сможет ли старший лейтенант дождаться момента, когда окажется в штабе? В отряде, как я успел заметить, в штаб можно попасть только майором, состарившись на заставе. Парень может и не выжить!
Трудно сказать, как бы случилось дальше, если бы через немногим более, чем полтора месяца, не закрутились крутые события, что изменили нашу жизнь, причем кому как. Офицеру Алексею Шишкову в итоге в лучшую сторону, и слава Богу!
И вот мы едем обратно. Перед моими глазами мелькают столбы сигнализационного комплекса «С-175» - слева и такие же столбы оградзабора, бывшего ранее тоже сигнализационным комплексом «С-100». Лента КСП, дорога и степь, унылая и скучная. Боже, неужели еще месяц назад я наблюдал свою родную «Аксу», а вокруг были горы в снегу? Из души они не ушли, а чувство, что мне до них не дотянуться, ворошит тоску еще больше. Господи, помоги! Как же я хочу на Памир!!! Не помогает.
Фланг левый.
Назавтра мы с комендантом, где-то после обеда. Посетили заставу «Николаевка». Это бесспорно, юыла одна из самых сложных застав в СССР. Дело в том, что в центре участка находилась одноименная деревня, которая находилась прямо на линии границы! Сигнализационный комплекс шел прямо по краю огородов местных жителей, а за ним же было зауженное КСП, потом узенькая дорога, опять же узенькая полоска КСП и «первая линия» сигнализационного комплекса, за которой сразу была речка Алкабек и Китай. К тому же отсюда начинался «острый оспариваемый участок», на который претендовали как наши, так и китайцы. Дело там вообще запутанное, и хотя с течением времени я в этом разобрался, но утомлять этими описаниями не буду. Просто скажу, что одна из пограничных вышек, на которой все светлое время суток служил пограничный наряд, находилась прямо-таки в огороде местных жителей. Фамилия их была Манчиновы, а эта вышка в жизни семьи сыграла важнейшую роль; две дочери хозяев вышли за муж за пограничников и по сей день служа с мужьями, счастливо проживают в браке. Далее, сразу за деревней, «второй линии» системы не было, а шла только одна, уводя вверх, уже в горы в сторону заставы «Александровка», нашей самой левой.
Застава же, тоже старая и сборно-щитовая, находилась в тылу участка, через дорогу от поселка, в небольшой котловине Практически все пограничные наряды на участок шли через деревню, деревенские девушки, уже в …надцатом поколении с удовольствием дружили с пограничниками, а местные мужики всегда готовы были угостить солдат местной бражкой, которую по-сибирски, как и у меня на родине, называли пивом. Нужно ли говорить, что справиться с такой заставой было очень непросто? Но начальник заставы майор Нургали Калдыбаев в общем-то, с этой частью работы справлялся, как, впрочем, ис руководством пограничной службой. Это, конечно, в данной ситуации было, бесспорно, главным. Другие вопросы-проблемы были маленько запущены, но логическое объяснение этому было. Начальник ждал перевода в штаб, который должен был состояться сразу же по возвращению с округа капитана Стрелкова, что был уже там на утверждении на должность. Приятное впечатление произвел и замполит заставы, старший лейтенант Березин, который к сожалению, решил уволиться из войск, написал уже рапорт и ждал решения вопроса. Тем не менее, работать не заканчивал, старался добросовестно выполнять свои обязанности, причем успешно. А вот заместитель, старший лейтенант Грибненщиков, несмотря на отличные внешние данные, был несколько робок, не очень решителен. Мне запомнилось, как он лично, разлиновав картонный листок, делал перечень закрепления вооружения заставы за личным сотавом, что в общем-то, был бы и на фиг не нужен. Конечно, если ему так удобнее, то и ладно, только зачем же писать-то самому! Я и задол вопрос:
-А Вы что сами-то пишите? Никто из солдат что ли не может эту работу выполнить?
-Знаете, тащ тан, если я сам сделаю, то я буду уверен, что сделал правильно, а если это сделает солдат, то попробуй разберись! – гордо ответил старший лейтенант,
-Вот завтра от вас переведут одного солдата, и весь Ваш список уже придется черкать. И вид уже нормальный потеряет, и на фиг будет вообще не нужен. И Вам придется не только из «оружейки» оружие выносить и в форме 3-арт списывать, но список переписывать. А там смотришь, и еще кого переведут! – огорошил я «замбоя». По его виду стало ясно, что такой сложный вариант ему не пришел в голову, но Грибенщиков, понурившись, упрямо продолжил выполнять никому не нужную работу.
Ну, да и ладно, пусть пишет – подумал я, - за это не надо не поощрять ни наказывать. Посмотрим, что по другим вопросам! А вопросы были, причем много. И вопросы были такие, что «замбой» должен выполнять независимо от задач. Что поставил ему начальник, так как они непосредственно прописаны для него в руководящих документах.
Также на заставе был старшина-сверхсрочник. Младший сержант Бровченко, который характеризовался как слабенький и должен был вот-вот уволиться по окончанию контракта. Мне бросилось в глаза, что парень два года «сверхсрочной» проходил младшим сержантом. Что уж если и не «старшиной», то уж «старшим сержантом» он бы за время сверхсрочной мог бы стать! Не стал, так и уехал домой, прослужив дополнительно к «срочной» два отнюдь нелегких года.
Дня три я спокойно пожил на комендатуре, в общем-то бездельничая и входя в обстановку. Комендант один выехал на «Александровку», приказав мне прибыть за ним в субботу, где и я должен был познакомиться с единственной неизвестной мне заставой нашей комендатуры.
Накануне моей поездки, которую я должен был осуществить на «комендантском УАЗике», подполковник Ткаченко позвонил мне и стал диктовать заявку по продслужбе, что нужно было бы загрузить на заставу. Это, в принципе, удивило меня, так как обеспечение застав, хотя и осуществлялось с комендатуры, но имело четкий порядок. В понедельник и пятницу автомашина «ГАЗ-66», что была оборудована для перевозки продуктов, отвозила хлеб, который кстати, получали с районного хлебозавода, и другие продукты, согласно заявки с застав, на две левофланговые заставы, а во вторник и субботу – на четыре заставы правого фланга. Развоз осуществлял почему-то не начальник склада, а ветеринарный фельдшер пограничной комендатуры, а наш ветеран, старший прапорщик Пономаренко Виктор Иванович. И сейчас было непонятно, почему же сегодня, в пятницу не привезли эти продукты, а нужно вести их в субботу мне, да еще и на «УАЗе» коменданта? По моим понятиям это следовало бы поручить тому, кто виновен в том. что на заставе нет продуктов; или начальник склада, что не выполнил заявку, или старшина заставы, неизвестный мне пока прапорщик Ковалев, что не подал заявку во время. Или в этом случае, еще лучше, начальник заставы, капитан Хвостов, которому старшина подчинен. Ну, да ладно, рано мне пока лезть со своим уставом, думаю, нужно хотя бы понять, почему та происходит, добраться так сказать, до первоисточника проблемы. Тем более, что чем больше я наблюдал за своим непосредственным начальником, тем сильнее убеждался в его высочайших профессиональных качествах. Таких офицеров я за службу вообще видел очень мало.
Впрочем, может у него тоже где-то и «замылился глаз», а где-то и «не дошли руки» до какой проблемы? Мне нужно было совершенствоваться, и я считал, что когда стану комендантом, то должен обязательно превзойти своего учителя, как без скромности скажу, получилось в свое время на заставе, где я в свое время сменил отличного начальника, Коваленко Станислава Евгеньевича. Эволюция должна быть непрерывной, а именно поэтому я и рассматривал каждую ситуацию со своей собственной точки зрения, готов был высказать свое мнение любому начальнику.
Утром на УАЗике» коменданта, с водителем рядовым Полюдовым, парнем расторопным и грамотным, но не в меру наглым я выехал на «Александровку». От деревни Николаевка дорога пошла в гору, а Полюдов начал с чувством превосходства бывалого воина говорить:
-Тащ тан, сейчас крутые горки-то будут, да дождик прошел! Еще и не поднимемся!
-Это не горки, это так, сопочки! – ответил я, думая про себя, что не видел ты, воин, горок, не ходил по ним, тем более, не ездил. И вспомнилось мне, как на «шишиге» с Юрой Швецовым выезжали на перевал Тузакчи, что выше пяти тысяч двухсот метров над уровнем моря. Что бы ты сказал сейчас, рядовой Полюдов, если бы был там? Молчал бы, наверное?
Но вот, наконец-то, показалась старая саманная застава, чем-то напоминающая «Карачилик», это и была «Александровка». Начальником на заставе был капитан Хвостов Александр Дементьевич, офицер грамотный и жесткий, знающий себе цену. Хвостов ждал вскоре звание «майор», но несмотря на безоговорочный авторитет среди личного состава, на многие вопросы по простому говоря, «забил». Например, мне не понравился внутренний порядок на заставе, внешний вид личного состава, но в тоже время понравилась открытость и дисциплинированность солдат. А такое возможно лишь в подразделении, где авторитетный командир. Если же у командира особо большого авторитета нет, то и бойцы больше «в себе», и на любого офицера смотрят как на врага, что желает «наехать» на них исключительно по собственной прихоти, выдвигая не нужные, по их солдатскому мнению, требования.
Приятное впечатление на меня произвел и старшина заставы прапорщик Борис Ковалев, и замполит Эрик Росляков. В тоже время. когда я указал начальнику на слабый внутренний порядок на заставе, то Хвостов отнесся к моим требованиям очень снисходительно, а позднее в разговоре сказал. что он мне не подчиняется, а подчиняется только коменданту, упирая на Устав пограничных войск, часть вторая. Действительно, если до Устава в «Инструкции по охране Государственной границы» было черным по белому написано, что начальник заставы подчиняется начальнику отряда, коменданту пограничной комендатуры и их заместителям, то в уставе «заместителей» исключили. Может, гений, что его писал и руководствовался какими-то высшими соображениями, но офицерам эти соображения были не ведомы. И не знаю, ведомы ли они были тем, кто его ревизовал и утверждал, но вопросов по этому поводу возникало не мало. Я же не стал что-то доказывать, а молча подал начальнику Устав Вооруженных Сил, показав место, где было написано, кем тот утвержден, а после показал пункт в «пограничном» Уставе, где было сказано, что «по остальным вопросам руководствоваться Уставом Вооруженных Сил». Вообще, мы в будущем раза три поспорили с Сашей Хвостовым по этому поводу, и в итоге он «качать права» перестал. Работали мы дружно.
Немного погодя, я поинтересовался у начальника, как получилось так с продуктами, что комендант сам дает заявку, что привезти на заставу? Вроде бы и старшина есть, и не перегружены они службой на горной заставе? Дементьич не стал крутить, а прямо сказал:
-Ну, про…л я, не бывает что ли?
У меня вопросов не появилось, а ответ мне понравился. Так что не знаю как у Хвостова, а меня появилась симпатия и к нему лично, и к его личному составу.
Немного погодя мы с комендантом поехали обратно. На пятом участке правого фланга, где местность называлась «Дальняя степь» Владимир Николаевич скомандовал водителю, подъехать к памятнику. Это был небольшой обелиск, на котором в камне была фотография майора, а из надписи на камне следовало, что комендант пограничной комендатуры майор Демченко Николай Сергеевич погиб в бою с нарушителем границы 17-го марта 1987-го года.
Я помнил этот случай. Тогда я был уже начальником заставы, о нем нам сообщили телеграммой. Нарушитель из Китая уничтожил семью чабана, оставив в живых только пожилую женщину, которую заставил кормить его. Эта женщина, на глазах которой только что убили ее мужа и сыновей, проявила какое-то запредельное самообладание. Улучшив момент, она сбежала, добралась до стыка с заставой «Николаевка» и сделала «сработку» системы. Прибывшей тревожной группе она сообщила эту ужасную новость. После был бой, в котором погиб комендант, а нарушитель был уничтожен.
-Вот меня и перевили с Бобровки сюда, после того, как и погиб Коля Демченко! – сообщил мне Владимир Николаевич, после чего продолжил:
- А следом еще при задержании нарушителя на «Зеленом логу» вожатый случайным выстрелом местную девушку ранил! Отношение местных после этих случаев какое было сам понимаешь, так что ох и нелегко пришлось! Буквально по крупицам все приходилось налаживать, да еще и заместителя почти всегда не было. Надеюсь, ты здесь надолго? – закончил комендант, скомандовав водителю:
-Поехали!
Я же думал про себя, что трудно ответить, надолго я здесь, или нет? Если бы не случай, опять же, служил бы сейчас комендантом на Мургабе - и все бы было по-другому, а так что будет дальше? Да кто знает! Но я уже понимал, что мой опыт здесь станет намного более разносторонним, богатым. Хотя, по прошествии лет и то не могу ответить, хорошо это, или плохо? В чем-то хорошо, а в чем-то и не очень.
В субботу и воскресенье мне особых задач не было, а из событий случилось одно, но очень заметное. Из командировки прибыл мой памирский друг майор Юра Скоркин, с которым мы служили на Мургабе начальниками застав.
Нужно сказать, несмотря на то, что Юра был старше меня, проблем во взаимоотношениях с ним, как с подчиненным не возникло, хотя и служили мы недолго. Его постоянно выдергивали в командировки; то на учебный пункт, то за «отбором» личного состава, то за «призывом». К тому же начала вырисовываться бурная личная жизнь, для которой оставалась только ночь, так что понедельник настал внезапно. И не успели мы его пережить, как получили команду встречать группу офицеров округа во главе с начальником боевой подготовки полковником Москалевым Александром Ивановичем. Эта группа, в состав которой входили офицеры округа и отряда, должна была принимать зачеты по боевой подготовке за первый период обучения. Меня, к моему удивлению, тоже включили в ее состав, так что первая моя работа на границе началась вместе с «окружниками». Едва группа прибыла на комендатуру, как вскоре мы выехали на участок заставы «Карачилик», где в полевом учебном центре и должна была состоятся проверка боевой подготовки некоторых застав, которые должны были туда прибыть к определенному сроку.

 на фото-Курчумский погранотряд.