Памир-Курчум! часть 4

6.ГКЧП… больше и добавить нечего.
В те далекие годы у меня еще не было телевизора, так что новости из жизни страны я узнавал чаще всего из рассказов сослуживцев. Посудите сами, дома, где я появлялся поздненько, источников информации нет, работы выше крыши, чтобы присесть у телевизора с личным составом, ну как быть? Именно поэтому я и про то, что в Москве что-то происходит, узнал от кого-то из офицеров, после чего не поленился пойти в ленинскую комнату и включил телевизор. Там же шел балет, который меня мало интересовал. Тогда я вспомнил, что есть более древний источник информации, радио! Приемник у меня стоял в кабинете и вскоре я услышал знаменитое заявление ГКЧП, которое, в общем-то, воспринял достаточно спокойно, даже с долей удовлетворения; наконец-то предпринимаются действия по ликвидации бардака, который уже изрядно достал. К тому времени в памяти у людей прочно сидели события в Закавказье, Прибалтике, да и Ошские события, которые меня пусть и символически, но коснулись. Именно поэтому первые мои действия были немного своеобразные; я выйдя из кабинета, прошел в кабинет замполита, показав на портрет Горбачева, сказал:
-Иван, снимай его на …
-Не сниму, пусть висит! – выдал замполит,
-Снимай его, закончилось его время! Не слышал, что ли? – выдал я,
-Начальник политотдела команду не давал, пусть висит! – стоял на своем замполит,
-Ну и тормоз ты, Ваня! Сиди тогда и молись на него, все равно скоро снимешь, - сыграв роль «провидца», высказал я и предложил замполиту сыграть в шахматы, чем мы обычно занимались в любую свободную минуту.
Не буду врать, что услышав заявление ГКЧП, я сразу почувствовал судьбоносные изменения. Я понимал, что происходит что-то важное, большое, не совсем чистое, но уж тех последствий, что нас ждут, и не предполагал. Я ожидал смены руководства страны, изменения курса развития, но что в итоге моя Родина, СССР, «прикажет долго жить» не ожидал. Командование отряда тоже отреагировало на события невнятно. Например, пришла телефонограмма от начальника политотдела, подполковника Беркалиева, что будет телетрансляция обращения Председателя КГБ СССР Крючкова, и чтобы было организовано прослушивание этой речи. Только вот речи-то не было! То шел балет, то еще какая ерунда, а в остальном ничего внятного не было. Спустя целые сутки нас перевели на усиленный вариант охраны границы, хотя и здесь более внятных задач не было, а следом эту самую усиленную и сняли. Комендант еще в первый день пришел к нам на комендатуру и мы, его замы, собравшись вместе, сидели и гадали, куда же дело-то повернет? Понятно, что в Москве было по-другому, но у нас по Алексеевке, как и по нашему областному центру Усть-Каменогорску, да и по столице республики Алма-Ате танки не ездили, так что нам оставалось одно; пассивно ждать.
Вскоре же события стали сменять друг друга как в калейдоскопе; появился Горбачев, по его лицу было видно, что он считает себя триумфатором. Вскоре же печать триумфа сменилась на растерянность; он еще занимал пост Президента СССР, но уже не был лидером, а скорее напоминал побитую собаку, что плохо понимала, за что же ее побили? Не знаю, как у кого, а меня же появилась уверенность, что не все верховные руководители люди умные и дальновидные. Уж что-что, а размахивать приветственно руками у трапа самолета, что привез его «из под ареста», как это делал Горбачев, умные люди точно не будут. А следом, как гром среди ясного неба, новость; ликвидирована коммунистическая партия.
За чередой повседневных дел я не особо расслышал эту новость, поэтому для меня получения учетной карточки члена КПСС явилась полнейшей неожиданностью. Мне доложил дежурный по комендатуре, что «Ашалинский» шлагбаум проехал «УАЗик» с отряда с офицерами и я вышел встретить гостей. В машине находились заместитель начальника политотдела отряда майор Утяпов и секретарь партийной комиссии отряда. Я представился гостям, пригласил их пройти на комендатуру, как вдруг секретарь сказал мне:
-О! А тебе твою сейчас сразу и отдам!
Я еще и не понял что «мое» у него находится, как майор протянул мне учетную карточку члена КПСС, которую я и не видел-то ни разу после того, как еще курсантом пограничного училища поставил в ней свою подпись. Опешив, я взял в руке документ и спросил:
-А зачем она мне?
-Как? А мне зачем? Партию-то ликвидировали, так что забирай!
-И что мне с ней делать? – у меня уже глаза выросли выше лба,
-Да что хочешь, то и делай! – спокойно ответил майор,
-И что, могу вон в урну выбросить, или сжечь? – зло, с сарказмом, спросил я,
-Твое дело, - ответил майор,
-И она уже не понадобится, что ли? – так и не «врубившись» в текущий момент, ответил я,
-Ну, кто знает… может, партию восстановят, тогда и снова соберут, а пока поступила команда – раздать, а мы люди военные… - продолжил партийный секретарь, пряча свою позицию под удобную фразу про Устав.
У меня же бушевал в душе пожар. Сколько меня «лечили» партийные органы. Постоянно упрекая меня в том, что я «за Уставом не вижу главного…» что « моя партийная совесть неизвестно где» и так далее. А вот только дали команду ликвидировать передовой авангард советского народа, как эти же самые партийные руководители, как ни в чем не бывало, выполнили эту самую ликвидацию. Я подумал, что если у них было бы пусть немного чести, даже не партийной, а хотя бы человеческой, то хотя бы отказались от выполнения этой унизительной процедуры – раздачи учетных карточек. Хотя сейчас я считаю, у каждого свое понятие о чести и достоинстве свои понятия и уже не сужу так строго ребят-политотдельцев за их поступки. А тогда же я думал иначе. Я никогда не был оголтелым партийцем, но воспитанный на той, коммунистической и советской идеологии, действительно гордился своей принадлежностью к КПСС, сознательно вступал в ряды партии. Я неоднократно, стараясь быть принципиальным и честным, выступал на партийных собраниях с критическими замечаниями, часто не щадя и своих начальников, что порой возвращалось мне «бумерангом». Уже где-то с год в войсках появились первые офицеры, что вышли из рядов партии, в том числе и мой друг Сергей Лукин. Я не поддерживал их, о чем всегда открыто заявлял, считая, что в тяжелые периоды нам бы лучше плотнее сплотиться, а не отстраняться друг от друга, даже если и не согласен с позицией высшего руководства страны. Руководство нужно менять, а не бежать в сторону считал я. И вот меня предали! Не я предал, а меня! Оказывается у «авангарда советского народа» не было единства и сплоченности, при первом серьезном испытании «авангард» разбегался. Эта учетная карточка по сей день, хранится дома, как память о моем прошлом. Однако в партиях я больше не состоял, и не собираюсь, дабы снова не нарваться на предательство.
«Свежебывшие» коммунисты вели себя по-разному. Кто-то начал беззастенчиво язвить над замполитами, кто-то промолчал. И учетные карточки; кто-то просто молча унес, кто-то выбросил по тихому, но были и такие, что демонстративно сожгли. Наш не так давно избранный секретарь партийной организации комендатуры (это не замполит комендатуры, а другой офицер), свою карточку сжег, а следом, по команде естественно, жег и документы партийной организации, разглагольствуя:
-Ну, и что, если подумать, мне дала эта партия? – и дальше в таком духе.
Я же глядя на него, думал, что пусть у него очень и очень не задалась служебная карьера, и должность-то секретаря он получил благодаря стараниям командования комендатуры во многом из желания помочь ему немного приподняться. Но все же человек много лет выходил на разные трибуны и произносил другие, как считалось, «правильные» вещи, с кого-то спрашивал, «как коммунист с коммуниста», так почему сейчас-то это с него полезло? Единственным положительным моментом случившегося, считаю, что мой жизненный опыт обогатился сразу на много вперед. При других условиях я бы многого бы не понял, может быть даже, по сей день. Правда, вряд ли бы это было плохо. С окончанием этих событий закончился отпуск у коменданта, и я снова стал просто заместителем, без всякого «исполнения обязанностей». А вскоре мы, «служа Советскому Союзу», уже знали, что служим умирающему Государству, так как «день смерти» нашей страны был назначен. Как это страшно, понимать, что будущее не ясно, но продолжать служить. Вот тогда я и понял бывших офицеров Российской Империи, причем и «красных», и «белых», да и «зеленых» тоже. Понял людей, ставших один миг свободными от Присяги, от Государства, ничего больше не умеющих, кроме как служить своей стране. Правда, тогда еще надеялись на какой-то «новый Союз», ждущих нового служения, но вообще-то растерянных, не понимающих что делать дальше. Иными словами, преданных.

Володин добавил(а) 13.10.2012 в 07:32
7.Коренные изменения моей собственной личности.
Тем не менее, пока наша служба, да и жизнь, не изменилась. Весь сентябрь я проработал на границе; то на заставах в составе различных групп, то до умопомрачения проводя стрельбы с личным составом застав. Стало легче руководить начальниками, так как с одной стороны, ко мне уже немного привыкли, а с другой стороны и многие оценили мои умения, в основном в плане работы с личным составом. Появились и видимые изменения в отношении солдат управления комендатуры, которые прежде всего они внешне стали больше напоминать военнослужащих, своим внешним видом, подтянутостью. Были сдвиги и в их личном поведении; уже крайне редко стал слышен солдатский мат. Его, этот самый мат, использовал в основном я. Это, конечно, меня не красило, но что уж из себя ангела строить? Наказывая других, сам я жил по принципу, что «старшим в ж…у не заглядывают». Это, бесспорно, были издержки моего воспитания, но уж «что выросло, то выросло». Комендант меня урезонивал порой, но в основном я его устраивал, так как поводов по службе и своим отношением к делу для недовольства не давал, свое место в системе руководства комендатурой начал находить. Мы стали очень дружно работать в составе комендатурской группы на границе, где мне выделялись практически все занятия с личным составом по боевой подготовке, которые я любил и умел проводить. Иван Учеваткин проводил массу воспитательных мероприятий, проводил много индивидуальных бесед, а комендант же вел всю аналитическую работу. Мы буквально «вскрывали» суть воинских коллективов, докапываясь до самой сути взаимоотношений на заставах, и результаты этой работы на отдельных заставах приносили плоды. В ходе работы мы практиковали и разнообразные проверки службы нарядов, которые проводили с выдумкой, так что во время нашей работы скучно не было ни нам, ни офицерам застав, ни бойцам. К тому же нам удалось скинуть и такой «балласт», как начальника заставы «Ашалы». Майора Загидуллина перевели в отряд, в штаб, а пришедший на его место старший лейтенант Андронов очень старался, осваивая новую для себя должность. Его энергия, не безразличие к службе передались и личному составу. Уже во время нахождения на заставе не возникало ощущения, что находишься «в тылу врага». Правда, перевод в штаб другого майора, начальника «Зеленого лога» Николая Телкова не усилил заставу. Его должность принял бывший заместитель с «Карачилика», старший лейтенант Корнев. Ему явно не хватало умения заменить сильного начальника, но коллектив там был не плохой, а помочь молодому офицеру было нашей святой обязанностью. Понемногу покинули должности и «старые замы»; перевелись, кто как Валера Кувшинов начальником заставы на вторую комендатуру, а кто и как Шарапов с «Зеленого лога» и за пределы округа. Некоторые же, как старшие лейтенанты Даниленко и Архипов просто уволились, что не было особой потерей. Ребята они были не плохие, но служить решительно не хотели. Жалко только было замполита с «Николаевки», старшего лейтенанта Березина. Этот офицер, даже когда дождался приказа на увольнение, до последнего часа очень добросовестно продолжал работать на заставе.
Вскоре прошла и престройка охраны границы на осеннее-зимний период, которую мы комендатурской группой отработали на двух заставах, а следом, в конце октября и итоговая проверка по боевой и политической подготовке. Наступил ноябрь, и я отбыл в очередной отпуск. Рассчитался я заранее, побывав в отряде в октябре, и просто в установленный день выехал на автостанцию села «Алексеевка», сел в автобус и… через семь с половиной часов уже обедал в Усть-Каменогорске, в квартире своего брата. Все было буднично, уж точно не как недавно на Памире, где поездка в отпуск была событием чрезвычайным.
Город, знакомый с детства, напоминал мне рынок в воскресный день. Куча мелких киосков, на обочинах тротуаров торговцы всем, что только можно придумать. Находясь в городе первые два дня, я перепробовал массу разнообразного алкоголя. Здесь были и какие-то цветные ликеры, и коньяки, что гордо обзывались «Наполеон» и «Камю», и… что только я не попробовал. Брат мой, Валентин, не пил вообще уже несколько лет, но к моим возлияниям относился снисходительно-понимающе. Когда же на третий день я проснулся, пусть и не особо страдая похмельем, но все же с определенной долей дискомфорта, Валя сказал мне:
-В холодильнике пиво свежее, поправься, если хочешь!
-Нет, брат, я не пью. Вообще больше не пью,
-Ну, как знаешь, ответил Валентин.
Было пятое ноября 1991-го года, с этого дня и увольнения в запас я больше не выпил ни капли алкоголя. Это решение я принял, чтобы никогда не компрометировать себя в глазах своих подчиненных, многие из которых были намного старше меня. Нужно сказать, что о выборе своем я никогда не пожалел, даже несмотря на то, что в обозримом будущем на мою долю выпали жесткие, а то и жестокие испытания, которые может быть и с дозой алкоголя было бы пережить легче. Но у меня была цель, и для ее достижения алкоголь помощником не являлся.
Свою «трезвость» я закалил в отпуске, чем сильно удивил друзей детства. Но это их только «отфильтровало»; друзья остались, а собутыльники отошли в сторону. По трезвому проводить отпуск было не трудно, но непривычно. Появилась масса времени, которое я занял книгами. Я и раньше читал много, но все же иногда и отрывался на гулянки. Сейчас же читал ночи напролет, а днем, отоспавшись, гулял по окрестностям городка, а вернувшись домой, снова читал. Тем более, уже появилась первая «макулатура», которую тогда еще я воспринимал как «правду жизни», да плюс к этому и «сенсационные разоблачения» нашего «поганого прошлого» тоже занимали мое сознание. Но уже тогда стали появляться первые, пока еще не окрепшие, ростки сомнения; если все было так плохо, то почему же были достигнуты и огромные успехи нашей страной?
Отпуск мой закончился практически одновременно с ликвидацией Советского Союза, хотя нас это еще не коснулось в полной мере; пусть образовались новые Государства, однако руководство пограничных войск в бывшей стране оставалось единым, и мы очень надеялись, что так и останется. В этом нас, кстати, уверили и наши командиры всех степеней, начиная от начальника отряда и выше. Почему они нам врали? Может, им врали тоже? Но все же на каком-то этапе эта лестница вранья должна же была закончиться! Однако, если и заканчивалась, до нас это не доходило.
Вернулся я на комендатуру в период жестоких буранов, когда «добрый хозяин собаку из дома не выгонит», просидев в отряде из-за этого лишних несколько суток, проживая на учебном пункте, где начальником штаба учебного, впрочем, как всегда, работал мой друг, он же и начальник резервной заставы нашей комендатуры майор Юра Скоркин. Прибыл же с колонной из отряда, которая обычно трех-четырех часовой путь преодолевала весь день. Комендант радостно встретил меня и пригласил домой, поужинать. Когда сели за богатый стол, то Владимир Николаевич достал бутылку водки, но я сказал:
-Владимир Николаевич, я больше вообще не пью! Закодировался!
-Как? Зачем, ты же не сказать, чтобы злоупотреблял? – удивился комендант,
-Нет, я сам себя закодировал, больше пить не буду!
Комендант с сомнением посмотрел на меня, видно не особо поверил, но произнес:
-Ну, здорово! Теперь я вообще спокоен, мне всегда расслабиться можно, так как зам у меня всегда трезвый! – сказал комендант, хотя уж ясли быть объективным выпившим я его видел, а вот пьяным никогда.
Мы поужинали, и я пошел в свою квартиру, где было всего одно, но знаковое изменение; это телевизор. К сожалению. Негде было купить новый, но я приобрел цветной телевизор у офицера КРТП, когда тот уезжал в академию. Дома теперь было не так скучно.
Буквально назавтра у меня в кабинете раздался телефонный звонок. Звонил подполковник Метелев, который убыл в Маканчи на должность начальника штаба и предложил мне должность коменданта в своем отряде. Я отказался, чем удивил своего давнего начальника-сослуживца.
-Ну, ты подумай несколько дней, я еще позвоню! – ответил мне Олег Алексеевич.
Вскоре мы работали комендатурской группой на заставе «Алкабек». Войдя в канцелярию, я увидел, что комендант разговаривает по телефону. Увидев меня, Владимиор Николаевич произнес:
-Ладно, сам с ним поговори, вот он пришел!
Я взял трубку:
-Привет, Алексей, Метелев! Ну, надумал?
-Никак нет, товарищ полковник! Буду здесь служить пока, а там посмотрю!
-Ну, как знаешь, - недовольно произнес Метелев, - смотри, не пожалей! – закончил он и попрощался.
-Ты что мне не докладываешь, что тебя комендантом приглашают? – задал мне вопрос Владимир Николаевич,
-А зачем? Я же отказался, и не собирался передумывать! – ответил я,
-А что ты отказываешься? – спросил комендант, а после добавил:
-Ты, бесспорно, потянешь!
-Не хочу, буду здесь служить, а там посмотрю, - отрезал я,
-Ну, Алексей, я-то рад, но все же ты зря. Нужно карьеру делать, пока молодой! – на этом мы разговор и закончили.
Мне и правда, не хотелось куда-то уезжать. Если я и жалел о чем, так это о том, что «пролетел» мимо должности коменданта на Мургабе, а так я просто чувствовал, что эта должность от меня не уйдет. Тем более, что мне только через полгода предстояло получать «майора», а после до «подполковника» было еще долгих четыре года. В академию же теперь я точно не собирался, так как чувствовал, что нас ждут большие перемены. Свое будущее я впервые за много лет не видел даже пунктиром.
Я уже начал подсчитывать выслугу лет до пенсии, до которой оставалось, с учетом «льготных лет», чуть больше года. Если до развала страны я об этом серьезно не думал, то сейчас почему-то такие мысли мою буйную голову посещали все чаще и чаще. Смысл дальнейшей службы становился не очень понятным, а значит, не исключался и уход из армии.
Вскоре мы встретили и Новый, 1992-й год. Горбачев уже сказал свое последнее «прости», мы все служили в суверенном Казахстане, но еще пока в одних войсках. Определенные надежды мы питали на Всеармейское совещание, что проходило, по-моему, в феврале, но и оно не внесло ясности. Немного буянили на нем старшие и младшие офицеры, а вот генералитет почему-то отмалчивался, призывая к спокойствию, которого и не было.
Вскоре комендатуру покинул и начальник заставы «Карачилик» Миша Чепанов, что стал заместителем коменданта второй комендатуры, заняв место Николая Кожемяченко, ставшего там же комендантом, сменившего одного «из могикан», подполковника Савина, а следом на третью комендатуру заместителем ушел и Миша Чекуров с заставы «Алексеевка». «Карачилик» принял Чепановский зам. Коля Авдеев, а «Алексеевку» Василий Тарабан, что начинал службу на «Алексеевке», после был переведен куда-то на третью комендатуру. Единственным ветераном был Дементьич Хвостов, но не долго, его сменил Вадим Федоров, а Саня стал офицером штаба. За этими событиями миновала зима, весна, да и лето. Я уже стал самым настоящим заместителем коменданта, без труда разбираясь в нашем сложном комендатурском хозяйстве. Моя трезвость дала богатые плоды; авторитет мой стал практически непререкаемым, уступая лишь по понятным причинам комендантскому.
С Владимиром Николаевичем мы служили дружно, хотя иногда и случались у нас разногласия, но это и нормально, а поэтому мы их долго не копили, а всегда выясняли. Работа на комендатуре мне была понятна, пусть и не со всеми вопросами я был согласен, но уже понимал, что каждый руководит так, как ему удобнее. Да и пограничный отряд жил пока что привычной жизнью, такой же как при Союзе, хаоса еще не настало, но уже он начинал ощущаться где-то рядом. Признаки его? Да я и сейчас не могу объяснить, просто вот появилось ощущение временности происходящего – и все. Было ощущение, что скоро все изменится.
Последнее почти «советское» лето.
Летом 1992-го года мы последний раз получили полноценный выпуск из пограничного училища, полновесных лейтенантов. В тоже время все до одного это были выпускники Алма-Атинского училища, и лишь чуть позже, уже из Чунджинского отряда к нам прибыл «последний привет» из Голицино, лейтенант Виталий Хорошев. А «алма-атинцы», лейтенанты Саша Махуров на «Алкабек», Федор Иванов на «Зеленый Лог», и Роман Доровских на «Николаевку» прибыли летом. Еще за весну и лето я получил «приветы» с Мургаба. Сначала на «Николаевку» прибыл служить заместителем старший лейтенант Юра Медведев, который прослужил три года, охраняя посольство в Лаосе. Офицер он был неплохо подготовленный, но по своим качествам не очень-то способный к военной службе, именно поэтому на Мургабе его в свое время усиленно «сплавляли» в загранку, что я и сказал коменданту. Но разве у нас был выбор? Нужно было работать с теми, кто есть. А вот летом меня ждал приятный сюрприз.
Мой в прошлом родной Мургабский отряд больше не относился к нашему округу, его еще в декабре передали в КСАПО, тем неожиданнее было предложение о переводе по «прямой замене» начальника «Зеленого лога» старшего лейтенанта Павла Корнева на Мургаб. Откуда должен был вскоре прибыть начальник. Я гадал, кто бы это мог быть? И очень обрадовался, когда оттуда прибыл Руслан Закиев! Уж он-то был сильным офицером, его я знал давно и близко. Руслан в свое авремя пришел с училища на заставу к моему «правому соседу», на «Озерную», потом стал начальником на заставе «Ак-Байтал». Это был очень деловой и деятельный офицер, с прекрасно с первых дней складывающейся карьерой. И очень жаль, что этот блестящий офицер погиб в расцвете лет и сил не успев до конца реализовать свои блестящие способности.
Правда, причина перевода стала понятна, когда мы с комендантом чуть-чуть подумали. Неожиданно очень быстро сделал карьеру в недавнем прошлом старший офицер разведотдела округа подполковник Закиев Болат Сейтказинович, двоюродный брат Руслана, что вскоре стал сначала полковником и начальником разведотдела округа, и почти тут же получил генеральское звание. Именно он и буквально «выхватил» Руслана из КСАПО, организовав «прямую замену». Тем не менее, в этом случае замена была явно со знаком «плюс». Мы очень тепло встретились с Русланом. Я выехал к нему на заставу и мы проговорили несколько часов обо всех друзьях и знакомых. Из разговора с ним я, в частности, узнал, что мой бывший зам, он же был и начальником у Руслана на «Озерной», Саша Леонтюк стал заместителем коменданта на «Тохтамыше». Что интересно, во мне видно окончательно угас главнокомандующий; я испытал просто радость, без малейшего налета ревности, чему удивился даже сам. Это был первый признак ликвидации честолюбия, которого еще недавно у меня было «выше крыши». Еще меня обрадовало, что мой последний «Аксуйский» зам. Юра Болкунов стал на «Озерной» начальником вместо Сани.
Кроме этого я узнал, что моя бывшая застава «Аксу», продержавшись «по инерции» полгода, стала «больной пятой» отряда, а мой сменщик Коля Ложенко перевелся в Маканчи. И вообще Руслан нарисовал какую-то безрадостную картину существования отряда; кадровая чехарда на всех уровнях, ликвидация старых добрых традиций. Мы судачили про наш Мургаб, а мне было больно за отряд; видно он остался в душе у меня навсегда.
В июле коменндант убыл в отпуск, причем выехав на Родину, а двадцатого июля мне позвонил начальник отряда и сообщил, что приказом Председателя комитета охраны границы СНГ мне присвоено воинское звание «майор». Что ж, вот я и дослужился до «салюта», дай Бог только дожить бы до него, по позже! Теперь я уже окончательно, даже внешне, напоминал «корифея границы», опытного и всезнающего.
До прибытия офицеров с училища мы впервые испытали кадровый голод. Офицеров не хватало, все чаще и чаще приходилось усиливать заставы кем-нибудь с комендатурского звена. А это только или Иваном Учеваткиным, или мной. Был еще и тридцати восьми летний капитан Алексей Ткаченко, но он принял решение закончить службу, что и осуществил, сославшись на плохое здоровье.
Алексей Алексеевич убыл в санчасть, а вскоре и в госпиталь, а вскоре был комиссован. Вообще-то он был прав; карьера у него не сложилась, пенсия была уже выслужена, и в итоге этот вариант оказался лучшим. Пусть так, но и на комендатуре управленческое звено стало еще меньше.
В отряде произошло еще одно «знаковое» изменение. Дело в том, что застава третьей комендатуры, «Акалаха», самая левофланговая находилась на территории России и мы узнали о решении передать ее в Забайкальский округ. Перед передачей ее должны были полностью укомплектовать, а начальником туда был отправлен начальник заставы «Алкабек» капитан Алексей Шишков, начальником же туда отправили замполита с «Карачилика» капитана Сергея Великотного, офицера неплохого, но политработника «до мозга костей». К тому же никак не мог найти себя в должности начальника заставы неплохой офицер, начальник заставы «Николаевка» капитан Стрелков Евгений Федорович; заставу буквально съедали «ЧП», и исправить положение дел никак не удавалось. Если же еще добавить ряд пограничных поисков по задержанию нарушителей границы на участке комендатуры, то лето было «веселым».
Вот в такой ситуации в августе месяце, после возвращения из отпуска коменданта, я убыл в очередной отпуск. Летний отпуск всегда хорошо, но вот только восемнадцатого августа, открыв какую-то газету, я узнал, что на базе пограничных отрядов, дислоцированных в Республике Казахстан, созданы пограничные войска суверенного Государства. Так что, и служил я уже, оказывается, в конкретном Государстве; в Республике Казахстан. И подчиненные мне подразделения уже охраняли Казахско-Китайскую границу.

 на фото-линия границы в зоне ответственности Курчумского погранотряда.