Памир-Курчум! часть 5

8. Куда кого несет, зачем?!
С отпуска я вернулся уже в другой отряд. Офицеры в своем большинстве негативно восприняли то, что служить им предстояло теперь не в войсках Краснознаменного Восточного пограничного округа, а в пограничных войсках Республики Казахстан и кинулись писать рапорта на перевод в пограничные войска других стран. В основном это, конечно, в Россию и на Украину, а несколько человек собрались в Белоруссию. Будущее место службы офицеры и прапорщики выбирали сами, в основном по месту своего рождения. Пока я был в отпуске, уже перевелся на Украину прапорщик с комендатуры, начальник узла связи Виктор Нежурбеда. Витя еще весной, когда был в отпуске, решил вопрос о переводе, и вот ему пришел вызов, и он со всей своей семьей уехал. Правда, его перевод не связали мы так уж откровенно с наступившим вскоре почти что массовым бегством с войск, так как процедуру перевода он начал еще до того, как образовались пограничные войска Республики Казахстан.
А вот уже в сентябре 1992-го года желание военнослужащих уехать из Казахстана обуяло большую часть офицеров и прапорщиков. Количество рапортов, что были написаны, в итоге даже не поддавалось подсчету; отдельные командиры стали измерять их толщину линейками. Рапорта же, что написали офицеры, ничего никому не принесли, на них просто не реагировали, что в итоге породило клич: «Спасайся, кто как может!». Офицеры стали искать возможности доставить свои рапорта в какие-либо округа окольными путями. Или они пересылались в письмах родственникам, которые относили их в управления округов, или кто-то из уезжающих в отпуск отвозил с собой несколько рапортов своих товарищей. Пока, правда, и про этот способ «свалить на Родину» сказать было ничего, так что все находились просто в режиме ожидания; что-то дальше будет?!
Более пронырливыми в этом вопросе оказались некоторые «срочники», точнее их родители. Неожиданно резко увеличилось количество тяжело заболевших солдатских близких родственников, о чем командование отряда уведомлялось телеграммой. Конечно, реакция на такие телеграммы была соответствующей; десять суток отпуска по семейным обстоятельствам.
Солдат же, узнав о болезни горячо любимого родственника, почему-то не расстраивался, а быстренько-быстренько обряжался в парадную форму, прощался тепло с сослуживцами, после чего заходил к своему командиру со словами:
-Спасибо за все! Вас я никогда не забуду! – после чего просил написать пожелание в журнале «Пограничник», и был таков.
И солдаты, и командиры знали, что рядовой Пупченко уже не вернется в родное подразделение, а закончит службу в войсках другой страны, где его Родина. Даже, кстати, и не обязательно пограничником. В лучшем случае получит командование части уведомление, что «рядовой Пупченко зачислен в войсковую часть №… для дальнейшего прохождения службы», а чаще было вообще ничего не известно о судьбе солдата. И слали кадры запросы «по месту проведения отпуска» военнослужащего, но как правило, и в этом случае ничего в ответ не приходило.
Правда, не все так поступали. Несколько солдат прямо отказались уезжать в отпуска, заявив, что у них все дома здоровы, и они дослужат на своем месте. Кое-кто же, съездив в отпуск, неожиданно вернулся обратно, чем и удивил, и обрадовал своих командиров.
Командование же всех степеней, что пограничного отряда, что округа на голубом глазу заявляло, что «ну и бегите, если хотите, а вот я, такой-то, от сюда на пенсию пойду». Были и заявления типа, «я, русский генерал, отсюда уйду последним». Не знаю, может быть, тогда и сами они верили в сказанное, но только вот через год этих «заявителей» почему-то в войсках Республики Казахстан не оказалось. И знаете, что самое удивительное? Я их сейчас не осуждаю! Тогда – судил, а вот сейчас, став с возрастом, более компромиссным, понял, что просто они были растеряны не меньше остальных, так что метались точно также. Тем не менее, пусть и сейчас я их не осуждаю, но сам так почему-то не поступил, скорее наоборот.
Вот в такую атмосферу я попал в сентябре 1992-го года, вернувшись с отпуска. Атмосфера неистребимого бардака поселилась в пограничном отряде, и самое главное, что не было оснований ожидать, что он, то есть бардак, в ближайшее время закончится. Вскоре началась работа по перестройке охраны границы на осеннее-зимний период 1992/1993 годов. Мы встретились с Мишей Чепановым, посидели, почесали головы и оба подали рапорта о переводе в Тихоокеанский пограничный округ. Почему туда? Да просто кто-то ехал в отпуск во Владивосток, вот мы и отправили с ним бумажки. Если бы этот «кто-нибудь» ехал в Ленинград (или уже Санкт-Петербург?), то отправили бы туда. А пока же продолжили свою повседневную деятельность, к которой я уже, признаться, полностью привык. Я не знаю, как бы для меня запомнился тот период времени, если бы не случай, что не вписывался в привычные рамки; мне поступила команда убыть в отряд для работы на учебном пункте для подготовки к службе призыва осень 1992-го года.
Вообще-то ничего сверхъестественного бы не произошло, если направлен я был туда, например, начальником штаба учебного центра, но вся пикантность ситуации состояла в том, что начальник отряда, полковник Солдатченков, принял решение назначить меня на время работы учебного пункта… начальником первой учебной заставы!!!! А начальником второй и третьей учебных застав назначались, соответственно, заместители коменданта второй и третьей комендатур капитан Миша Чепанов и майор Миша Чекуров! Сказать, что у нас «в кишках кипело» - значит, ничего не сказать. Более лояльный к любой начальственной прихоти и почти всегда на все согласный Миша Чекуров слабо выражал негодование, а вот мы с Чепановым буквально рвали и метали. Действительно, для работы на учебном пункте в должностях начальников учебных застав обычно откомандировываются заместители начальников застав, лейтенанты, или в крайнем случае, старшие лейтенанты, а здесь целые заместители комендантов! Пикантность ситуации еще состояла в том. что начальником штаба учебного пункта был майор Юра Скоркин, что был подчинен мне по службе на комендатуре. В общем, я и по сей день слабо понимаю, с чем связано решение начальника отряда, но даже мой очень дисциплинированный и исполнительный «шеф», Владимир Николаевич Ткаченко и то очень нелицеприятно высказался о данном решении начальника отряда. Ну, потрещали мы, а делать-то и нечего; нужно ехать в командировку.
В назначенный день мы, все трое замов комендантов, собрались на нашей комендатуре. Чекурову вообще-то было отсюда не по дороге, однако он, используя случай, посетил Алексеевку, где у него проживали тесть с тещей. Погундели привычно о решении и командира, да и отправились в путь, а ехать-то было всего три часика. И вот мы уже стоим у дверей «учебного», а прапорщик, дежурный по этому самому «учебному», проводил нас до какой-то комнатушки и показал застеленные кровати; вот здесь вас и велено расселить, товарищи офицеры! И видно, что прапору и неловко, но в тоже время и злорадство определенное проглядывает; ну-ка, поживите, господа! Вспомните молодость! Ну да уж хрен тебе, «кусок»! Бросил ему коротко:
-За вещами следи, иначе голову оторву! – разворачиваюсь к «Мишкам»:
-Пошли в КЭС!
И вот уже через полчаса тащат воины «учебного» за нами наши баулы, а Миша Чепанов вертит на пальце ключи от квартиры; нашли себе жилье! А следом, зайдя в политотдел, мы, тоже без труда, разжились и телевизором. Дальше – больше; поход в продслужбу – и посуда у нас появилась, и продукты в полном ассортименте, причем без всяких накладных. Так что, с бытом вопрос был решен. Но это разве сложности для трех прожженных границей офицеров? Сложнее было другое!
Начальником учебного пункта был назначен майор Шакалов Сергей Викторович, по основной должности значившийся заместителем начальника штаба – начальником отделения боевой подготовки отряда, по простому говоря. ЗНШ-2. Кстати, он же был и «однокашником» Миши Чекурова по училищу. Начальником штаба учебного пункта, соответственно заместителем начальника, был майор Скоркин Юрий Николаевич; по основной должности – начальник резервной заставы пограничной комендатуры «Алексеевка», мой непосредственный подчиненный (!). Замполитом учебного пункта был майор, старший инструктор политотдела отряда.
Командирами учебной автороты и учебной роты связи были, как и положено, молодые офицеры. И как могли себя чувствовать мы, три заместителя коменданта пограничной комендатуры, которых начальник отряда поставил на непонятно какой уровень, руководствуясь какими-то одному ему ведомыми интересами? Если это было в тот момент целесообразно, то почему же начальник отряда не собрал нас, не поговорил, не объяснил свое решение?
Приказ начальника не обсуждается, а выполняется, что нами и было сделано осенью 1992-го года, но сейчас, по прошествии двадцати лет ничего мне не мешает обсудить и оценить его. Оценка моя по-прежнему не расходится с той, что я выставил тогда, причем она очень и очень не высока.
«Коса на камень» нашла практически сразу. Стоило начальнику учебного пункта довести до нас любое решение, как сразу же или я, или Чепанов начинали доказывать его нецелесообразность, а в ответ предлагать свое, что было может, и не лучше (но и не хуже), чем у майора Шакалова, но оно было наше, а значит именно оно и было правильным! Сергей Викторович, как нормальный офицер, такого терпеть не мог и все заканчивалось банальным скандалом, которые происходили даже не ежедневно, а на дню по несколько раз. Правда, за состояние дел нам тяжело было выставить претензии, так как с нашим опытом не составило труда так организовать дело, когда сержанты работали и за страх, и за совесть, но разве начальнику учебного от этого было легче? Он не управлял половиной командиров подчиненных подразделений, а это разве придется по душе нормальному командиру, которым без сомнения и являлся Сергей Викторович Шакалов. Добавить к этому можно лишь, что начальника штаба и замполита учебного мы вообще не замечали. Так долго продолжаться не могло и первый скандал вышел прямо на разводе между мной и замполитом учебного центра. Когда командование «учебного» вызвало на линию командиров подразделений, то замполитза что-то стал «наезжать» на командира учебной автороты, молодого лейтенанта. Дело, в общем-то, нормальное, но мне не понравилось, как это делал опытный майор; вальяжно, с пренебрежением к молодому офицеру! В другой ситуации я бы, конечно, не влез, а высказал бы майору свое неудовольствие после, но здесь был другой случай! Лейтенант, волею нашего начальника отряда, пусть и временно, и не в подразделении постоянного состава, но оказался со мной равным должностью, и я проецировал поведение его на себя, на такого же командира учебного подразделения, как и лейтенант, а поэтому прямо из строя высказал:
-Тащ майор! Вы за языком-то следите! Думайте, что говорите!
«Политотделец» задохнулся от гнева и понес уже на меня, упирая в основном на то, что это не мое дело и я должен пред ним стоять и молчать. Я же «не заводился», а очень корректно возразил:
-Тащ майор, мы в равных должностях и равных званиях! Согласно Устава Вы не имеете права мне даже замечания делать, так что рекомендую замолчать!
Начальнику «учебного» стало вообще невмоготу. Что делать? Конечно же, пробовать хотя бы сохранить лицо замполита. А поэтому он сказал:
-Володин, прекратите!
-Да я и не начинал! – парировал я,
- Кто начал, тот пусть и заканчивает!
Майор Шакалов решил, что вопрос закрыт, а вот «проигрывавший по очкам»замполит, успокоиться не мог. Только мы дошли до здания, как он позвал меня «разговаривать дальше». Ну, разговаривать – значит, разговаривать. Я зашел в кабинет начальника учебного и спросил у замполита, что он хотел? Тот же не нашел ничего лучше, как начал ту же песню. Что пел и на разводе. А потом начал просто пытаться угрожать, фантазируя. Какие кары хотел бы послать на меня, чем только вызвал у меня приступ смеха.
Тот в итоге выдал вообще полную глупость, сообщив мне. что «еще молодой майор, чтобы ему указывать». Тогда я расчетливо отправил его уже, по-моему, «в нокаут», выдав:
-Что ж. сочувствую тебе! Думаю, что я-то в твои годы обязательно стану подполковником! А угрозы свои запихай себе… да куда хочешь – туда и пихай! Может, пригодятся в будущем. Для лейтенантов! – после чего вышел в коридор, не желая продолжать дальше бессмысленный треп.
В этот же день настала очередь и начальника учебного; Сергей Викторович опрометчиво заговорил со мной на «ты», соответственно и я ответил ему в таком же духе. Шакалов повел себя умно, сразу сменив тон разговора, а после попросил задержаться в кабинете, когда отпустил остальных и спросил:
-Вы сторонник официальных взаимоотношений?
-Нет, вряд ли! Скорее я не сторонник одностороннего «тыкания»! – на конкретный вопрос дал я конкретный ответ. Точки над i были поставлены и к этому вопросу мы больше не возвращались. А вскоре же произошли случаи, что сделали положение нашей «троицы» и вовсе привилегированным.
Всем известно, что в любом подразделении назначается на сутки дежурная служба; дежурный, его помощник и дневальные. Так было и на учебном пункте. Причем, проблем особых не было, но почему-то начальник отряда выдал команду майору Шакалову. Чтобы на «учебном» еще были бы и «ответственные» из числа «командиров учебных подразделений» на каждом этаже! На первом этаже находилась учебная авторота, на втором – рота связи и застава Миши Чекурова, а вот дальше - моя и Миши Чепанова. И вот вечер. Совещание на «учебном», майор Шакалов доводит про «ответственных» и начинает опрашивать, кто будет ими сегодня? У автороты – проблем нет, да там кроме пары офицеров еще и пяток прапорщиков-инструкторов, на втором этаже Чекуров, хитрозадо свалив (понимает, шельма, что мы с Чепановым взбунтуемся, а дальше будет видно), договаривается, что сегодня «ответствуют» связисты, и остаемся мы, я и Чепанов. Майор Шакалов спрашивает:
-Ну, у вас кто? Решайтесь!
-Сержант Зенцов! – улыбаясь, называет Миша Чепанов фамилию своего старшины-«срочника», а Шакалов в ответ:
-Нет, так не пойдет!
-Ну, мы-то тоже не пойдем! – в тон ему выдаю я,
-Товарищ майор, я вас официально предупреждаю, что если вы не будете выполнять мои распоряжения, то… - ну, и дальше в том же духе. Причем, правильно же говорит! И я в душе его понимаю, и знаю, что и он понимает меня! Но вот оказались же мы все заложниками одного, мягко говоря, непродуманного решения! И глупо говорить про всякие истины, что «команды не обсуждаются…»! Обсуждаются, всегда обсуждаются! Особенно те, что отданы бездумно. А может, и не бездумно, но если они непонятны подчиненным, то всегда будут обсуждаться.
Прошу эту простейшую истину уяснить всем; и сержантам и генералам. Если они хотят быть именно командирами, а не самодурами. Лично сам и командовал, и самодурствовал – всякое было, так что эту истину уяснил прочно. Жаль, что не смолоду. Да ладно, отвлекся.
Преимущество же перед Сергеем Викторовичем Шакаловым у меня тогда несомненно было. Заключалось оно только в одном; у меня было больше смелости. Я не боялся вызова к начальнику отряда, был готов высказать и ему все, что думаю о его решении «усилить» учебный пункт заместителями коменданта вместо заместителей начальников застав. А вот выпускник академии им. Фрунзе, только что назначенный ЗНШ-2 майор Сергей Шакалов такой смелости тогда себе позволить не мог. Но вот обидно мне было, что «копья ломать» пришлось именно с ним! С хорошим офицером, человеком, да и моим земляком. Но и смириться с тем положением, в которое нас захотел поставить командир, я не собирался, как и Миша Чепанов, а заодно и примкнувший к нам Чекуров.
После совещания я собрался было идти в нашу «квартиру», но Чепанов неожиданно выдал:
-Леш, пошли к нач. штаба!
-Да бестолку! – сказал Чекуров,
-Ну, пошли! – сказал я, так как этот бунт я готов был всегда поддержать, а при необходимости и возглавить.
Уже выходя, я оглянулся на Чекурова:
-Ну, ты идешь?
-Конечно, иду! – раздалось в ответ, и мы уже через минуту вошли в кабинет подполковника Утяпова; вчера еще бывшего начальником военно-политического отдела, а сегодня ставшего начальником штаба. Вошли мы очень решительно, да и вид был соответствующий, что начальник штаба, видимо, даже немного опешил, а поэтому спросил:
-Мужики, что случилось?
-Таварищ подполковник, мы офицеры, или пастухи? – сходу выдал я, а дальше по очереди с Чепановым мы быстро изложили проблему.
Начальник штаба отреагировал моментально:
-Я лично разрешаю вам троим не ходить ответственными по учебному! Но дежурными, когда подойдет очередь сходить будет надо!
-Да это не вопрос! Разрешите идти? – сказал я,
-Идите! – разрешил начальник штаба, видимо испытав большое облегчение, когда три возмутителя спокойствия покинули его кабинет.
А покой в отряде мы и правда потревожили. Если раньше, бывая в отряде, мы не особо лезли в дела подразделений, то сейчас, взбешенные своим нынешним положением, мы не с Чепановым не проходили мимо ни одного солдата, чтобы не прицепиться к форме одежды, или отданию воинской чести. Пользуясь своими звездами, мы останавливали строи подразделений, заворачивали их на плац и приводили в порядок. Особенно в этом вопросе усердствовал я, так как «майорская» звезда на погоне для тех лет была величиной большой. Чепанову было это делать сложнее с его «четырьмя мелкими», и Мишу это немного угнетало, но я всегда был готов выручить друга. К тому же Миша со дня на день тоже ждал «майора»; ему еще летом отправили на звание, причем досрочно. Мы еще по дороге в отряд договорились, что весь отряд должен оценить последствия решения командира.
Результатом нашей деятельности стало, что при нашем появлении на территории редко можно было встретить одиночного солдата; гарнизон вымирал, будто сам командир делал обход. «Зенитом» же нашего бешенства стал случай, когда стройрота шла куда-то, но завидев меня и Чепанова. Сержант подал команду:
-Рота смирно! Равнение на … ПРАВО!
-Вольно! – скомандовал я, обалдевая. Слева от отвернувшейся от него роты шел начальник штаба отряда. Это произошло немного позже, а пока, на утро после нашего визита к начальнику штаба меня (одного!) вызвал к себе начальник учебного и сходу заявил:
-Товарищ майор, я вас вчера предупредил, но вы демонстративно игнорировали мою команду! За игнорирование моей команды я объявляю вам выговор!
-Есть, выговор! – безразлично ответил я,
-Вы ждете, что я побегу жаловаться командиру, но зря! Сейчас я объявил вам выговор, потом объявлю строгий выговор, потом отстроню от руководства учебной заставой, а потом уже только доложу командиру…
-Дело в том, товарищ майор, что вчера мы ходили к начальнику штаба и он лично разрешил нам не ходить ответственными! – перебил я,
Настала пауза, а после обескураженный начальник «учебного» выдал:
-Этого не может быть!
-Вот еще! Ну, спросите у Чепанова с Чекуровым! Мы трое ходили, или позвоните начальнику штаба! – сказал я.
Здесь, как нельзя во время, в кабинет по какому-то делу заглянул Чепанов и на вопрос майора Шакалова ответил, что какой смысл врать-то?
На Сергея Викторовича было жалко смотреть. Он отпустил нас, но мы понимали, что человеку, в общем-то, незаслуженно плохо. Но мы знали, что ни его, ни нашей вины в этом нет.
А совсем уж «неприкасаемыми» нас сделал следующий случай; требовалось съездить еще кое-куда «покупателями», и туда собрались отправить нас, но мы привычно заявили, что «не царское это дело». К тому же у нас появились лейтенанты-заместители, вот их кандидатуры мы и предложили вместо себя. Так и вышло, но вот кроме них в командировку «за призывом» поехал еще и… замполит учебного. С этого момента нас совсем оставили в покое, но пожалели об этом вряд ли. Благодаря большому опыту мы без особого труда неплохо обучили людей, не создав ни малейшей проблемы с дисциплиной, тогда как в других подразделениях их было «выше крыши».
Говорят, что самая плохая рота это та, что собрана из командиров рот. А что было взять с трех зам. комбатов? А может, это и не так? Может. Просто к определенной категории лучше лишний раз не лезть? В общем, сплошные вопросы…
Первые черты нвого в пограничных войсках суверенного Государства. Пока ничего хорошего.
Вскоре жизнь в отряде стала очень круто меняться. Стали приходить пресловутые «вызовы» из округов, куда офицеры и прапорщики сумели как-то отправить свои рапорта, и начались проводы отъезды. Проходили они с удручающе-пугающей регулярностью; не реже, чем раз в неделю. Причем, иногда провожали несколько человек.
В отряде образовалась масса пустых квартир, одну «четырехкомнатную» даже специально выделили для «отходных», и частенько оттуда доносилось пьяное:
-Офицеры, офицеры! Ваше сердце под прицелом… Офицеры. Россияне…
А на утро же, те, кто не уехал шли на службу, исполняя по привычке свои обязанности, хотя большинство ждали, когда же и им придет пресловутый «вызов»?
Служить стало в отряде и не безопасно. Возросшее самосознание местных жителей привело к тому, что толпу пьяных аборигенов отирались возле КПП отряда, задирали дежурную службу, офицеров и прапорщиков при их движении в отряд, или к домам офицерского состава. Были случаи драк, а однажды дежурный по части, начальник службы ГСМ майор Гена Марков даже вынужден был выстрелить из пистолета в воздух. Потом около месяца писал объяснительные во все возможные и невозможные инстанции. Офицеров это возмущало; с одной стороны дежурная служба вооружена, а с другой – бессильна против пьяных хулиганов. Я, если честно, и сейчас понять не могу; почему нельзя применить оружие по пьяному хулигану, который заведомо провоцирует вооруженного человека? Думаю, если применить оружие по паре таких хулиганов, чем навсегда отбить охоту провоцировать человека с оружием, то кроме большой пользы общество ничего не получит. Ну, да у большинства мнение другое.
За короткий срок в отряде образовался огромный некомплект офицеров и прапорщиков. Отряд уже, если говорить откровенно, не был способен на прежнем уровне выполнять возложенные на него задачи. Не хватало ни офицеров, ни прапорщиков, ни «срочников», так как многие, как я писал ранее, правдами, а чаще неправдами, убыли на Родину. В «новые» Государства.
Но только «отток» быть не может. Казахстан находился в более выгодном положении, чем многие другие Государства, что вышли из СССР; в Алма-Ате находилось пограничное училище, и соответственно процент его выпускников уроженцев Казахстана был не маленький, и кое-кто на волне переводов прибыл на Родину, но число таких в сравнении с уехавшими был мал. Зато с избытком «в пограничники» пошли бывшие офицеры Советской Армии, офицеры запаса из числа выпускников гражданских вузов, что проработали на «гражданке» уже порой лет по десять. Но ментальность «армейцев», не говоря уже о «пиджаках» был другой. Это проявлялось и в вопросах взаимоотношений с солдатами, и в подходе к исполнению своих обязанностей, не говоря уж о полном незнании даже элементарных азов пограничной службы. Глядя на это свинство просто хотелось завыть!
Да и «призывной контингент» учебного пункта вызывал вопросы. Значительный процент солдат был очень плохо образован, физически слаб. Особенно запомнился солдат по фамилии Цимлянский; он вообще не умел… читать. Заканчивался 1992-й год, а чуть больше трех лет мы уволили в запас солдат и сержантов, призванных из ВУЗов, наших «студентов». Сознание не могло принять такие радикальные перемены в войсках, не верилось, что охрана Государственной границы в такой короткий срок из важнейшей задачи превратилось черт знает во что. Душа бесилась, а сердце все ожидало, что одумаются все же власть имущие, поймут, что же они наделали? Не одумались; «золотой телец», появившийся в их сознании, навсегда вытравил из их голов другие чувства.
Вскоре и мы собрались в «отходной» квартире, но по другому поводу. Капитану Чепанову Михаилу Геннадьевичу приказом командующего пограничными войсками Республики Казахстан было присвоено воинское звание «майор». А такое событие положено обмывать! И обмыли, как и положено. Я уже привычно не пил, за что в итоге был поощрен правом тащить на себе на четвертый этаж новоиспеченного майора, который был тяжелее меня, если не в два, то в полтора раза точно. Ничего, донес! Друг же, а на тот период вообще лучший друг! И жаль в итоге, что жизнь раскидала нас далековато друг от друга. Пусть и общаемся иногда, но хотелось бы чаще.
А вообще мы два месяца, ноябрь и декабрь 1992-го года просто пробалдели, так и не поняв, зачем нужно было нас командировать на тот учебный пункт? Закончилось же это никчемное мероприятие для меня внезапно. В конце декабря на установочные сборы приехали коменданты, и Владимир Николаевич Ткаченко просто сказал командиру, что меня нужно обязательно отправить на комендатуру. Командир, видно поняв, что придумал что-то не то с учебным пунктом, легко пошел на встречу, разрешив уехать всем троим зам. коменданта себе, о чем, наверное, не пожалел ни он сам, ни его заместители, на руководство учебного пункта. Майор Шакалов вообще, очевидно, должен был почувствовать только облегчение от избавления от «великих стратегов и тактиков».
Так дня за три до Нового Года я прибыл домой. Впереди меня ждал один из самых противоречивых и сложных, хотя и не трудных, годов моей службы, но тогда я этого не знал. Хотя, если уж сказать честно, то если бы мне это кто и предсказал, то не особо бы и удивился; больно уж время было смутное. А пока… праздник, елка, работа. И радостно на душе, что дома.