Гулящая

Дождь полосовал стекло грязными струями, как будто небеса отмывали город от грехов. Ольга сидела у окна, поджав ноги, обхватив чашку с остывшим чаем. Было около шести. За дверью слышался шелест — кто-то шаркал тапками по коридору, кто-то ругался из-за пропавшего полотенца. С кухни тянуло жареной рыбой, и от этого запаха мутило. На душе — тревожно. Без причины. Или, может, причина была, но еще не оформилась.
Стук. Резкий. Оля вздрогнула.
— Открыто, — крикнула неуверенно.
Дверь толкнули — на пороге стояла Злата. Одногруппница. Красивая, яркая, как витрина магазина в голодный день. И, как говорили в общаге, "гулящая". Глаза блестели, щёки алели, пахло ею — духами и шампанским.
— Поехали в кафе, — сказала сразу, не заходя. — Тут рядом, с пацанами познакомилась. Классные такие — один на рынке валюту крутит, другой у коммерсов работает. При бабках.
— Я не хочу, — Оля сразу почувствовала, как по спине холодком. — У меня сессия скоро…
— Да брось! — Злата шагнула внутрь, упала на кровать. — Посидим, шампусика выпьем. Они симпотные. Сказали, подругу приводи.
Оля колебалась. Тревога внутри билась, как муха о стекло. Но Злата умеет — уговорила.
Кафе — полуподвал с облезлой вывеской "Три крыши". Парни — не дождались. Ушли. "На бэхе, видать", — сказала Злата, пожала плечами. Ну, сели. Заказали шампанского. Потом к ним подсели двое — черные куртки, черные зрачки. Говорили громко, ухмылялись, пальцы все время чесались — то пачку сигарет щёлкнут, то по ножу в кармане.
Чем дальше — тем мутнее. Мужики заказывали шампанское. Оля уже хотела уйти. Встала.
— Сиди, — один сказал, — а то неровно выйдет. — Под столом блеснул нож.
Они улыбались. Как волки.
В туалет их отпустили. Злата мигнула: "На кухню — там выход черный".
Выскочили. Ливень. Холод. В платьях, без сумок, без курток. Позади голос:
— Эй, сучки! Куда пошли?!
Бежали во двор. Панельные дома стояли квадратом, как бетонная клетка. В подъезды — стучались. Никто. Темень. Слышали, как где-то хлопнула дверь — за ними бегут.
— Сюда! — Злата ткнула в мусорный контейнер.
Запах — как на свалке. Сверху мокрые тряпки, гнилые овощи. Залезли.
Тишина. Потом шаги. Мужики — рядом. Громкие голоса.
— Где вы, суки?! Найдём! Не сегодня — завтра. Земля круглая.
Оля зажала рот рукой. Злата хихикала.
— Весело, а? — прошептала. — Как в кино.
Оля смотрела в темноту. Было страшно. До тошноты. До дрожи.
Наверху, на втором этаже, окно распахнулось. Старик выглянул. Посмотрел на двор. Понял.
— Пошли вон! — заорал он. — Милицию щас вызову!
— Заткнись, старый! — крикнули снизу. Потом — тишина. Ушли.
Минут через двадцать крышка контейнера открылась. Старик. Куртка накинута, глаза внимательные.
— Вылезайте. Быстрее.
Привёл домой. Дал полотенца. Налил чай. Пахло яблоками и нафталином.
— Спасибо, — сказала Оля. Голос дрожал.
Злата — хохотала в ванной. Как в комедии. Ей всё — приключение.
Утром вернулись в общагу. Слов не было. Только молчание. Злата — даже не встрепенулась. Улыбалась в зеркало, сушила волосы.
А Оля… Оля поняла. Ещё шаг — и её бы не было. Случайность. Или судьба. Эта ночь её перекроила.

Прошли годы.
Злата — всё та же: уверенная походка, лакированная улыбка. Трижды замужем — и всё удачно. Первый — бизнесмен, второй — врач, третий — депутат. Двое детей, поездки, красивый дом. На фотографиях — белые зубы, мужские плечи, бокалы в каминном свете. У неё всё складывалось. Фартовая.
А Оля… Оля осталась наедине с собой. Семейный врач в районной поликлинике. Скромная, тихая. Без семьи. Без детей. Вроде бы — умная, добрая, порядочная. Но как будто вся жизнь прошла по краю. Никому не нужная осторожность, выученные "нет", сложенные в душе как старые тетради. Глаза — усталые. Всё надеялась, что кто-то увидит в ней настоящее.
Иногда, вспоминая ту ночь, когда они вдвоём прятались в мусорном баке, Оля думала: у одних грязь смывается, как дождь с зонта, а у других — въедается под кожу.
Злата в том контейнере — хихикала. А Оля тогда замерзла до костей — и до сих пор не отогрелась.



Творческий союз  Вера и Сусанна Мартиросян