Что тебе снится, крейсер Кутузов? 2
- Далеко собрался, кэп? - Лёха был тоже босиком и в трусах.
- На корабль же… - ответствовал я с недоумением.
- Э…нет, брат. У нас сегодня другие планы. – зевнул друг. – Едем в Широкую балку, потом в Абрау, Геленджик … в общем, по местам нашей боевой славы, сам знаешь.
- Ну, ладно, тогда завтра пойду. – согласился я с сожалением.
- А завтра у нас шашлыки в Кабардинке. – засмеялся Лёха, с которым мы прошли не одну тысячу миль в Тихом океане. – И что ты там забыл на том крейсере? Нет там ничего, пусто, лазил я по нему.
- Юность моя там… – я был неубедителен.
- Да? В реку, значит, захотелось? Ну, сходи, сходи… потом. А пока давай омлет съедим. С помидорами и ветчиной, как ты любишь. – прозвучало уже из квартиры.
Лёха служил на траулере коком и знал мои слабые места.
Через три дня, опять, наконец, побрившись я на рассвете вышел к Малой земле и ступил на набережную адмирала Серебрякова. В этом городе всё насквозь пропитано морем. И дело не в именах в граните и не в якорях на автобусных остановках. Я жил на улице Героев Десантников и здесь дворы наполнены детьми в … морской форме. Маленькие девочки и мальчики, свежие лица, ясный синий простор в чистых глазах; первоклашки идут гордо в ослепительных белых рубашках с чёрными погончиками. А у некоторых уже золотые галуны. И сверкают буквы на плечах – МТЛ, МТК, НШ… Морской технический лицей, колледж, навигацкая школа, в этом месте рой мореходок. Вот в чём смысл – преемственность традиций. Значит, всё будет хорошо.
Набережная, конечно, изменилась. Перворазрядная отмостка легко ложилась под ногу, гранитный парапет защищал от брызг и ветра, платаны закрывали город, море было рядом, а так можно идти до бесконечности. Но бронзовые вехи не давали забываться, это не променад в Монако. «Черноморской хамсе от благодарных новороссийцев», «Исход» - белый офицер тащит вставшего в ужасе на дыбы коня в море, прочь от родной земли; «Погибшим рыбакам сейнера Уруп», Морская часовня с золотыми якорями под чёрным куполом, рядом с ликом Николая, смотрящего в солёную ультрамариновую даль. И далее, самый главный знак – Неизвестному матросу, за ним – торпедный катер, все рвущийся в море, и потом уже Раевский, Лазарев, Серебряков. И якоря, якоря, якоря. С погибших, затонувших, порезанных кораблей… Но это в начале сентября здесь все залито солнцем, гуляет наряженная публика и латунь слепит глаза. А когда зимой из-за хребта Варады заходит бора, то барельефы на Форумной площади покрываются ледяным саркофагом, покидают людей, уходя в себя и заново рождаются в сражениях. Ни один мускул не дрогнет на бронзовом профиле адмирала, но он сгорает изнутри.
Я вышел на бульвар Новороссийской Республики. Лицом к лицу с фельдмаршалом. Мне хотелось, чтобы он меня узнал.
И вдруг навалилась усталость. В памяти шелестел засыпАющий каштан; нетерпеливые колючие плоды бросались вниз головой, пробивая насквозь умирающие листья, а, упав, сами раскалывались, но являли миру чудо в себе – отполированный под красное дерево орех. И было жалко их, родившихся так некстати осенью, сметать с булыжной мостовой и не было сил собрать и сохранить. Бронзовая скамья холодом впивалась в спину. Как много бронзы в этом городе. Богатый город. По итальянски пах кофе из пиццерии напротив, где когда-то была городская столовая номер три. Я всё вспомнил. Не узнавал только причалов морвокзала. Раньше там стояли океанские черно-белые круизные лайнеры, на них плавали мои кореша, а я приходил туда кутить, если оказывался напротив в СРЗ со своим траулером. Теперь здесь застыл грозный крейсер, серым призраком. И хотя по морю дрожью проходила зыбь, корабль молчал как на давно прошедшем параде, не шелохнувшись Не дыша.
далее http://proza.ru/2025/07/20/143
Свидетельство о публикации №225072001434