Что тебе снится, крейсер Кутузов? 3

 … В конце августа 1957 года легкий артиллерийский крейсер серии 68-бис «Михаил Кутузов» вышел из Гибралтарского пролива и положил руль строго на норд. Корабль шел в Ленинград на празднование 40-летия ВОСР.

    В Северную Атлантику приходила осень. И так неласковый в этом месте, океан начинал стягивать узлы циклонов и формировать шторма. Небо окончательно нахмурилось; солнце уходило прочь, на юг, уже и не пытаясь пробиться сквозь низкие облака, ещё не тучи, но уже потяжелевшие. Вода отразила в себе небесные настроения и пропиталась сталью. Бескрайний простор переливался гигантскими валами, пока еще гладкими и без срывающихся гребней. Это походило на глубокий сон перед пробуждением. Грудь исполина вздымалась тихо и спокойно, набираясь сил и досматривая последние грёзы. Океан, протянувшийся через все широты от полюса к полюсу, был одним из властелинов планеты и его приходилось слушаться.
    Однако, у крейсера «Кутузов» был свой курс, наставленный Главкомом и не согласованный с океаном. Бискай в ту пору оказался необычно тих и благостен, ещё находясь в плену средиземноморской сиесты. А командир, въедаясь в прогнозы погоды, упорно искал область с низким атмосферным давлением. В одну из задач входило найти ураган и влезть ему в сердце. Действие, прямо противоположное тому что обычно делают моряки. Но проверить мореходные качества корабля лучшего способа не бывает.
    Поднимаясь к высоким широтам, крейсер все чаще задраивался, ощущая на себе власть заходящих с запада циклонов, но это было пока ещё только эхо разлетавшихся изобар. Волны удлинялись, их уже оседлали барашки, однако размеры корабля, его пропорции позволяли держать носом к волне и устоять на курсе. Наконец, пришла сводка с тем что надо – с запада на Европу устремился ураган. Это уже был настоящий попутный ветер! И в районе Шетландских островов крейсер попал туда, откуда уже все убежали – в девятибалльный шторм. Распахнул свои объятия океан, обрадовавшись, как он подумал, заблудившимся морякам и принялся затягивать в гости к Посейдону. Здесь десятиметровые волны стали вровень с палубой и ветер рвал их в клочья, разносил в прах, пенными хлопьями бросая к небу; сотни тонн воды били в борта, набрасываясь на жертву; океан разевал ненасытную пасть пучины из которой был уже слышен трубный глас Тритона… Но тот безымянный сто двадцатитысячный табун не дал сорваться в бездну тысяче морякам. Треснули шпангоуты и якорь в семь тонн забросило на палубу, корабль почти лёг на борт при крене 67 градусов, но всё-таки стал на ровный киль, покачнувшись вошел в меридиан и продолжил путь в Кронштадт…

    Каждый корабль, как и человек, имеет свою судьбу. И в эту судьбу вплелись ещё тысячи судеб конкретных людей, что годами были прописаны на корабле, месяцами его не покидая вообще. Здесь было всё твоё имущество и самые близкие невольные родственники. И, конечно, были радости и печали, взлёты и неудачи, триумфы и трагедии…
    В октябре 55-го года, когда в Севастопольской бухте взорвался линкор «Новороссийск», крейсер «Кутузов» оказался ближайшим к нему и тотчас на гибнущий корабль была отправлена аварийная партия. Не вернулось обратно 27 моряков. Когда политическая обстановка в мире накалялась, «Кутузов» был на передовых позициях – первым вышел на боевую службу в Средиземное море, отработал флагманом во время всех этих нам непонятных конфликтах на Ближнем Востоке. И пусть недолгой была у него активная фаза боевого актуального значения – стремительно выходило на первый план ракетостроение, но тридцать лет корабль простоял в строю и занял свою нишу. Всё это время на нём поддерживались традиции русского флота. Было, конечно, всякое – и годковщина, и разгильдяйство, и нелепые ЧП. Но это уже люди строили свои отношения и были за всё в ответе. Знаю точно только – случись что, корабль рассчитан на 15-20 минут авангардного боя, после которого следует гибель. Без вариантов. И это одно уже должно вызывать в памяти уважение к тем, кто готов был к этому.

    Теперь я, через сорок с лишним лет, опять стоял у трапа легендарного крейсера и искал его душу. Искал и не находил. Корабль казался мне пустым. В 2001 году, уже давно выведенный из состава ВМС, чудом уцелевший «Кутузов» из Севастополя был переведён в Новороссийск и поставлен на морвокзале как музей. Не продан в Индонезию на металл, как его систершипы, но оставшийся в живых.
    Пока я издали смотрел на крейсер и пытался войти с ним в резонанс. Ничего не выходило. У меня особое, интимное отношение к кораблям, они до последнего не переплавленного куска своего железа остаются тем, чем и были после спуска со стапелей. Но жизнь в них вдыхают только люди. Флаг подняли, как и положено, ровно в восемь. Корабельный колокол висел на своём месте и слепил глаза. У трапа продавали билеты на посещение. На юте, опершись о шпиль травили свои разговоры человек семь в робах. Было видно, что ровесники крейсера.
    БортА замазаны шаровой краской поверх необитой ржавчины! Такого не мог сделать даже самый сопливый карась на флоте, просто потому, что ему бы не позволили этого старшие товарищи. Но здесь это сделали. Было заметно, что ляпали впопыхах, сурика даже и следов не видно; под форштевнем болтался плотик с кандейкой и кистями. Надстройка была в таком же состоянии, заваренные переборки и люки, двери без маркировки. Обезличенная бронированная оболочка. Меня не надо было самого себя ни в чём убеждать. Точно уверен – душа корабля в его ухоженности. И как-то сразу вдруг сделалось неуютно – возможно, прав был Лёха, ничего там и нет? Да и не может быть. Зря я это затеял. Полчаса циркулировал по причалу, пытаясь прислушаться к себе, но ответа не находил; не слышал призыва и от корабля. Проходя мимо сувенирных лавок, торгующих силуэтами, значками, открытками с «Кутузовым» услышал разговор продавщиц:
- Говорят, к Новому году его в док затащат…
- Да ты что?! Мы ж без работы останемся.
    Грустно усмехнувшись я развернулся и пошёл прочь от причала. Но вдруг! Меня точно ударила в грудь волна ветра, так бывает когда ты стоишь на баке, а корабль несётся навстречу урагану. Как же я мог забыть! Сразу стало легко. И развернувшись побежал к сходням, мимо удивлённой билетёрши, взлетел по трапу и, как когда-то, задержавшись на миг на верхней балясине, перед тем как ступить на палубу, повернул голову к флагу и отдал честь, приложив ладонь к бейсболке. БоцманА, проверявшие билеты, удивлённо крякнули.
- Служил, что ли, на нём?
- Рядом. На «Москве».
- Понятно. Ну, проходи тогда, погуляй.
- Да, нет, братки, спасибо. – я старался не смотреть на выбитую, щербатую, полусгнившую палубу юта. – Я всё сделал, что хотел. Бывайте…
- Ну, и правильно. Нечего тут делать. – невесело сказал старший. – Будь!

    Мне уже было свободно. Ведь вспомнил, что душа корабля после того как его покинула команда, ещё какое-то время бродит по отсекам, вбирает в себя человеческие тепло и запах, не оставляя ничего холодному железу – ни мыслей, рождавшихся тут, во чреве, ни мук, ни радостей. Всё впитывает, не пропуская ни одной шхеры, ни одного кубрика, помня каждого моряка поимённо. А потом, обняв напоследок стрингера и шпангоуты, уносится туда, где и все её сёстры навеки – в Океан.