Покаяние. Роман, Глава 21

XXI

Кириллу нравились русские былинные герои, не сказочные, а именно былинные. И их жизнь, подвиги, служение отечеству и добру, борьба со злом и иноземными врагами – чем не патриотическое воспитание молодого человека. И к сожалению, он мало что знал и знает о тех же славянских мифических богах, хоть и о многих слышал. Род, Перун, Ярило или Лада – имена эти богов известны, но рассказать о них подробнее затруднительно без привлечения справочных источников.
Из известных мифологий можно привести такие, как скандинавская, египетская, народов Америки, африканская, но самая известная нам, конечно, древнегреческая и временами римская. Вот этих олимпийских богов мы знаем, пожалуй, всех. Но разница в том, если в детстве мы восхищались боготворили этих мифических богов, то теперь произошло переосмысление. Помните, как выгодно отличались мифические герои на полотнах знаменитых художников. Господи, прости за такое сравнение, но они привлекали людей лучше красочность или «сочностью» сюжета и зачастую были изображены оголённые тела тех же богов или тех, кто был изображён рядом с ними.
Картины эти были в основном написаны в XV-XVII веках, в эпохи Ренессанса и Возрождения. Гениальность древних художников, известных на весь мир, подвергать сомнению ни в коем случае нельзя. Но, чем больше мы узнаём об образе жизни, нравах и характере этих самых мифических богов, то тем менее они нам становятся симпатичны и сомневаемся в их божестве, по сравнению с жизнью и деяниями нашего Спасителя, того Единого, кому не зазорно служить, а не десяткам всяких былинных богов, как те, что восседали на Олимпе, согласно греческой мифологии. Проще говоря, некоторые из них были в разы грешнее простых смертных людей. И как после того, что мы знаем о них, можно было бы, будь они нашими идолами, преклоняться перед ними?
Взять самого известного и влиятельного из всех Зевса. Но перед этим напомним, кто правил миром до него. Зевс, как и Гера были одними из самых влиятельных богов, как брат и сестра – двое из шести богов первого поколения. А их родители, гиганты Кронос и Рея.
Бог Кронос стал главным богом Олимпа, свергнув с трона своего отца Урана. И опасаясь за то, что с ним могут сделать тоже его дети, просто их пожирал. Так он проглотил новорожденных Гестию, Деметру, Геру, Аида и Посейдона. И когда Рея вынашивала Зевса, решила спасти хотя бы его. Спряталась в пещере острова Крит, где и родила, не издавая ни криков, ни звуков и заглушая детские крики и плачь.
Своему кровожадному супругу вместо ребенка, Рея дала съесть булыжник, который был обернут в пеленки. После этого Кронос успокоился. Он не узнал об обмане, от чего и поплатился, потеряв свой трон в последствии.
Зевс смог хитростью вернуть и своих старших братьев, и сестёр из чрева Кроноса. Для этого он добавил в медовый напиток отца соль и горчицу. Из-за этого Кронос стало не по себе, и он «изрыгнул» проглоченных старших братьев и сестёр Зевса. Зевс после этого занял место на троне горы Олимп.
Зевс изначально имел, хоть недолгие отношения с богинями-титанидами Метидой и Мнемозиной. Но Гера, была настолько красивой, что он её постоянно домогался. Она, естественно его отвергала. И тогда он пошёл на хитрость. Когда был дождливый день, Зевс превратился в кукушку, затем умышленно промок и таковым свалился под ноги Геры. Гера пожалела естественно птичку и решила пригреть ее у себя на груди. Тогда кукушка и превратилась в Зевса. Гера, или оценила по достоинству такое оригинальное объяснение в любви, или Зевс силой овладел своей сестрой и ей пришлось согласиться стать женой Зевса, чтобы избежать позора.
Став женой Зевса, Гера – королева богов, покровительница брака и семьи, стала символом верности и преданности одному мужчине, в отличие от остальных древнегреческих богов, которые этим не отличались. Хотя, если порыться в шкафу этой богини, то можно было найти не один скелет, как говорится в поговорке. Был и у неё любовник. Но, главное в том, что она жестоко мстила избранницам своего супруга, с кем он изменял и не только.
От любовниц высшего божественного сословия и даже простых людей появлялись дети, поговаривали, что их было более сотни. Из самых известных были: герои Геракл, Персей, Минос, Сарпедон и близнецы Кастор и Полидевк, а также такие боги и богини, как Аполлон и Артемида, Афина, Гермес, Дионис и Музы. Это только самые известные детьми Зевса.
В своих похождениях любвеобильный Зевс шёл на любые хитрости, превращался и в Лебедя, чтоб соблазнить Леду, и в Быка, а чтобы похитить прекрасную дочь тирского царя Агенора – Европу, Зевс превращался в Быка.
Кого больше всего Кирилл с детства уважал, это был мифический герой, он же внебрачный сын Зевса Геракл. Из-за этого греха Зевса страдал от козней не сам изменник, муж Геры, а именно Геракл. Только благодаря своей силе и мужеству, он смог пройти все испытания и только после этого получить заслуженный трон и славу.
Венера в римской мифология была богиней красоты, плотской любви и желаний. О ней тоже в мифологии столько написано, одним из её прозвищ было «Богиня-блудница, рожденная в волнах». Хотя она на картине, которая считается по мнению многих самой достойной восхищения, художника Сандро Боттичелли «Рождение Венера», где новорождённая сходит на берег взрослой и невинной.
Юпитер, величайший из богов, выбрал в мужья Венере Вулкана. Вулкан был богом огня и покровителем кузнецов. Но при этом Вулкан был самым уродливым из всех богов. Естественно, что Венера была недовольна этим решением. Венера же любила Марса и была уличена Вулканом в неверности.
От любви Венеры с Марсом родилось трое детей. Но и Марсу Венера изменяла и у неё было много смертных мужей. Это и красавчик Адонис, а также Анхиз, который стал отцом её Энея, великого троянского героя.
Сколько бы Мельник не перебирал истории мифологических богов, тем больше его детские позитивные впечатления и желания быть подобными мифическим героям подвергались «эрозии разума». Он ещё больше убеждался в том, что мир неизлечимо болен грехопадением. И не будь появления Спасителя, то возможно, что цивилизации уже давно пришёл бы крах. А в настоящее время, она по-прежнему балансирует над бездной смертных грехов и хаоса и Божьей благодатью.

«Дружище, а не возомнил ли ты себя неким Зевсом или на крайний случай, Марсом, а? – С явной издёвкой в размышления Кирилла, во время редкостного случая, во время которого Кроха отлучилась ненадолго пошептаться с бригадиршей отделения совхоза, – тебе же всё дозволено, бог и мой повелитель, и измена, и многожёнство, и…» – чувствуя, что Кирилл сейчас вскипит, его внутреннее я затихло.
«Тебе поговорить не с кем и пользуешься моментом, пока я один, решил мне мозг вправить или вынести?» – На удивление спокойно, хоть и серьёзно ответил Кирюха своему внутреннему голосу.
Елену, которую Кирилл называл больше в шутку Прекрасной, раз она не возражала, а ему это не стоило дорогого, между собой привыкли называть несколько иначе и проще – бригадир сада. Хотя само понятие «сад отделения», в свою очередь подразделялся, изначально на «нижний сад», что в пойме реки и на «верхний сад», что был на горе. И эти границы были условными. А во вторую очередь и это различие было организационно правильным – разбивка всего сада отделения на кварталы, как и лесонасаждения, лес или большая роща. Это подобно разбивки полей в колхозе по полям, с их нумерацией, а затем группировать поля по севооборотам по всему колхозу или по бригаде.
Кирилл, хоть сильно не переживал за Катюху, по прозвищу Кроха, но волнение было в том, чтобы та не была слишком откровенной в разговоре с людьми, которым было, конечно, интересно, что могло так сблизить двух людей, эту молодую женщину и взрослого мужчину. Зачем и кому всё это нужно. Женщины любят поговорить и побольше выпытать, для этого «их и хлебом не корми», но не быть же полностью доброй душей, не выворачивать, в принципе то, перед чужим человеком наизнанку. А теперь мысль переключилась, раз стройная цепочка размышлений развалилась, собирать её снова воедино не было охоты.
«Значит так тому и быть! – Подытожил раздумья Малыш, – это же надо, Малышом стал, разменяв пятый десяток. Хотя, какой там «пятый десяток» – пацан-пацаном…».
«Ой, держите меня! Вот, хохма! Смотрите на этого пацана: плешь на голове и седина в висках пробилась, а он… Не смеши! – внутренний глас Кирилла так закатывался смехом, что казалось, весь торс «хозяина» его стал судорожно от этого трястись, а успокоившись, спросил уже серьёзно, – ну и что ты не ответил на моё предложение, что я высказал после посещения дома и объяснения с Любашей?»
Настало гробовое молчание, Кирилл только бросил взгляд вдоль дороги, по которой, с большей вероятность, должна возвращаться Кроха. Вздохнув глубоко, достал очередную сигарету, Кирилл закурил и, по привычке, сделал первую глубокую затяжку, потом медленно, с выдохом выпускал дым до полного очищения лёгких, и уже после этого выполнил резкий вдох чистого воздуха, без сигареты и быстрый выдох. Около полуминуты сидел не дыша, как бы раздумывая, а нужно ли это? Хотя в слово «это» ещё не успел вложить полный смысл, чего это?
«Всё нормально, брат мой! Мой батя любил петь песню, в которой были такие слова: «…ах позабыт я, позаброшен, с молодых да юных лет. Сам остался сиротою, счастья доли не видал…». Как думаешь, простит Любаша, если я приду и упаду ей в ноги? Я вот и сам не знаю, если бы был на её месте. Наверное, не простил бы… а через время жалел бы и волосы на голове рвал, что упустил своё счастье. – Кирилл переживал искренне и сейчас, при анализе сложившейся ситуации ему сейчас никто не мешал, кроме своего внутреннего я и-то ещё не ясно, мешало он или наоборот, – Не могу я решиться ни на твоё предложение, ни на то, чтобы порвать с прошлым на ухналь и начать новую жизнь.»
«Ну, да, порвать довольно легко, но дороги возврата назад тогда уж точно может не быть. Ну сколько ты девице будешь нужен? Лет 10-15, а потом под зад метлой, она-то только в соку будет, даже до возраста «ягодки» не дотянет, только зреть, а ты пень предпенсионного возраста. А жить, где собираешься, в квартире её матери, которая примака уже вселила туда же… Уживётесь? Мать почти твоего возраста, сожитель ревновать будет…», – голос их груди все подливал и подливал масла в огонь.
«Хватит! Не рви мне душу. Давай оставим эту тему до лучших времён, – ответив резко, Кирилл с силой швырнул окурок, а потом с испугом начал искать его в траве, чтобы затушить, – поживём, увидим».
«А, понял. Крошка пылит, счастливая и влюблённая…» – опять в этих словах, резавших его внутренне ухо слухового аппарата, Кирилл улавливал их язвительную жёлчь, сто для его внутреннего голоса уже стало традицией.
 Фибры души мужчины испытывали такие колебания от волнения и раздражительности, что вот-вот могут лопнуть, как перекаченная шина, от внезапного повреждения или при большой и резкой нагрузки. Было такое желание самому что-либо или даже кого-либо «порвать, как Тузик грелку», но подняв глаза и увидев улыбающуюся Кроху, все грустные мысли, как утренний туман рассеялись при порыве ветра и пронзённые мощным квантовым потоком солнца.
– Малыш, соскучился, небось или не успел от меня отдохнуть? – подходя к Кириллу, с улыбкой спросила Кроха.
– Да, так… размышлял тут с… с возвращением! – Кирилл оживился и прогнал с лица следы пессимизма, – что там, «ЦУ» были выданы какие или так, женские разговоры ни о чём и сразу обо всём.
– Скорее второе. Да всё нормально, начальство на нашей стороне…
– В смысле? Что война началась? – Кирилл и правда не мог понять, о чём идёт речь, – можно как-нибудь понятнее, если это важно. Если же нет, то закроем тему.
– Да не волнуйся, Малыш. Ну просто Елена и Надежда хотели побольше узнать, как тут у нас и что, серьёзно или как… Но так, на уровне шуток больше и по-доброму. А вообще, почему я сказала, что они «на нашей стороне». Знаешь, почему? – Катюха прищурилась и, также улыбаясь, пристально посмотрела в глаза Кирюхи.
– Ты их купила своею простотой или ещё чем-либо…
– Не-а, не угадал. Они за несколько дней, после раздела вашей бригады, уже поняли, что ты значил и что они, и на ком держалась вся охрана. А теперь доходит до повышения голоса у них в общении между собой и это пока. Вася ругается с пофигистами, а с них, «что с гуся вода». Вот почему они так сказали. Ну и я им понравилась, если честно. А, что? Я камня за душой не держу, что думаю, то и говорю. Да и какой с меня здесь спрос? Я – никто и звать меня никак. Так же?
– Ну, примерно так, – Кирилл улыбнулся, но улыбка напоминала актёрскую гримасу.
– Да ещё, Елена сказала, что завтра начнут сбор алычи. Чтобы ты был в курсе, ты же теперь «бугор», мой начальник, – Екатерина закатилась девичьим смехом, а когда успокоилась, лицо стало более серьёзным, спросила того, кто покрупнее Крохи, т.е. Малыша, – завтракать пора, готовить?
– Посмотри на меня спереди. Спину видишь? На чае долго не протянешь, разве что ноги, тем более что…
– Что-что? – прицепилась Кроха к недосказанности Малыша.
– Да ничего. Чужак попался!
– Какой чужак? – с удивленными глазами девушка смотрела на Кирилла, – что ты меня сегодня загадками засыпаешь. Я и так сегодня вступительный экзамен с успехом сдала, а ты даже не поздравил… Что с тобой?
– Поздравляю! Всё нормально. У отца такая поговорка была. Если говорил «чужак попался», то могло относиться к чему угодно и означало осечку, неудачу, фиаско в чём-либо. Ферштейн?!
– Ну вот, разъяснил. А ферштейн я знаю. Я немецкий учила в школе, verstehst – понимаешь? Теперь поняла. Ладно, покури, я быстро сосиски с яичницей сбацаю. Малыш, ты костёрчик раздуй, ага?!
– Ага, без вопросов. Я сегодня «холодильник», то бишь подвальчик поглубже копнуть решил. Мы же каждый день не сможем в магазин ездить или ходить. Объект не бросишь. Нет, ну можно, если тебя на вахте оставлять, а самому… – теперь в глазах и улыбке Кирилла появилась некая лукавость.
– Нет уж, дорогой! Лучше я три дня без еды буду, чем…
– Не понял, что случилось? – теперь Кирилл смеялся на все свои, включая и коронки.
– А ты не понял? И сможешь оставить одну беззащитную девушку здесь, в глухом саду, почти что в лесу, среди зверей и чужих людей?
– Можно, конечно, наоборот, но ты же не сможешь поехать за продуктами на «Максимке». Или пешком пойдёшь? До ближайшего магазина километра три всего.
– Ну, нет! Давай, будем ночью ездить… Кто тут ночью алычу будет рвать? Это не черешни, ветками глаза можно повыкалывать. –  Катерина улыбалось с достоинством того, что нашла выход из затруднительного положения.
– Конечно, можно. Ведь у нас тут в селах супермаркеты сутками торгуют, как в мегаполисах. Может быть ты и права, такое сокровище, как ты, нужно с собой носить, водить или возить.
– Вот так-то! – довольно улыбаясь, Катюша подбежала к Кириллу и крепко его обняла, высказывая одобрение принятому им решения.

Каждый последующий день, прожитый Мельником со своей неизменной спутницей в этой, до сель непривычной своей романтикой и новизной любовных похождений, жизнью, давно забытых, оставшихся в далёкий 70-х, юных годах, был наполнен многообразием чувств и ощущений, утянувших его в головой в омут грешной любви. Нельзя сказать, справедливости ради, что они были весь день предоставлены только сами себе, ведь никто не снимал с них, а вернее с него, с Кирилла обязанность по трудовому договору, а Катерина была в этом лишь добровольной помощницей. А, вот когда работы в охраняемом квартале заканчивались, разъезжались наёмные рабочие и начальство, а собранный урожай, складированный на том краю квартала, где был хороший обзор со сторожки, вернее сказать, вагончика сторожей, свободы действий было больше. Нужно было только отправить тракторным прицепом на центральный склад весь сбор, хотя, чаще всего это успевала сделать и бригадир перед тем, как уехать из сада. Вот тогда-то и можно было вздохнуть свободной грудью и подумать, как лучше спланировать время.
Часто, после обеда, когда в саду практически не было посторонних людей, если не считать тех, кто всё-таки пробрался в квартал, чтобы поживиться совхозным добром и какое-то время ещё не был обнаружен зорким глазом охотника, в лице Кирилла. Кто дольше всех находился на своем посту, так это была Вега. После того, как у хозяина появилась привязанность к другой особе, внимание к ней в разы уменьшилось и её реже стали брать с собой в поездки на мотоцикле. А для неё это было самое излюбленное, после участие с хозяином в охоте, конечно, занятие. И порой, на её симпатичной мордочке, а также по её активности, можно было понять, что она грустит по свободе. На старом сторожевом стане можно было поцапаться с рыжей, холёной красоткой, овчаркой Бертой или подурить с молодым полукровкой, по кличке Малыш (и надо же такому случиться, как и Кирилла Катя звала), от которого она всё-таки с первого раза и, как говорят женщины, «залетела». И через небольшой промежуток времени её шерсть стала лосниться, из-за большей округлости боков.
Чаще Вегу Кирилл брал на поводке на пеший обход квартала, так как в этом квартале с алычой, не было такой наезженной дороги вокруг, как на черешнях. Гробить «Максимку» по культивации и бурьянам местами, Кирилл не хотел и лишь изредка разгонял «стреляющим» звуком выхлопа мотора тех, кто всё же позарился на крупные и сочные плоды.
Когда хозяин, а когда и новая хозяйка, так как в понимании лайки это было так, раз она её часто ласкала, кормила и даже иногда прогуливалась с ней. Вега была всегда рада прогулкам и возможности помышковать в траве, а иногда и спугнуть серьёзную дичь, куропаток или фазана, так как поймать их ей не давал короткий поводок. А Катерина была с четвероногой подругой, которую она сильно полюбила, под надёжной защитой. Вот в этот промежуток времени Кирилл мог спокойно пробежать на своём «красном коне» в магазин за продуктами и порешать срочные вопросы, но больше, чем на полчаса он боялся оставлять своих дам.
А вот с наступлением темноты у сплочённого во всех смыслах звена охранников рождались самые фантастические идеи, которые они и воплощали в жизнь. Самое простое было – уединиться где-нибудь в романтическом диковинном месте, нет, не сада, он за день надоедал, в роще, в степи, где можно смотреть на звёзды и слушать бесплатные концерты насекомых, которые, что степные соловьи начинали многоголосое пение, если это можно было так назвать. Буквально через вечер ездили на пруд, не на тот, где они провели одно из перовых романтических свиданий в воде большого водоёма, при луне, а на небольшом, который был в разы ближе и, давно был облюбован Кириллом, и, как минимум, ночью точно был предоставлен только для них, в отличие от большого, где с ночёвкой могли остановиться в палатках рыбаки.
Ночи летние и после дневного зноя везде приятно провести время, тем более наедине, если между людьми, как минимум симпатия, а тем более, если не просто флирт, чувства, которые не дают покоя уже не одни день и даже не неделю, что проще назвать это даже не просто любовью, а страстью с буйством эмоций и желаний, что Кирилл даже усомнился, а испытывал ли он что-то подобное ранее или это с ним впервые. И с каждым днём пропасть между суженной, той, которая ночами не спит, страдает и не может никак решиться на то, что могла бы уже давно сделать другая и третья – послать просто своего неверного подальше и ненадолго, а навсегда. Это у него, Любушка, жена такая терпеливая и нерешительная или лучше сказать рассудительная, и с плеча, и сгоряча не рубящая, иначе бы… Но, хоть Кирилл ещё задумывался над этим, но то, на что решилась жена, не знал и узнать, не приехав домой не мог, телефона же в вагончике не было, как и дома к тому же. А приехать сюда ей – велика почесть, тем более, детей она в жизни самих дома и ненадолго не оставит, не из тех, не из кукушек, а заботливая и любящая мать.
«Эх, жизнь моя жестянка! Ну её в болото!» – заканчивал так обычно свои размышления Кирилл, когда не находил ответа на вопросы или вариантов разрешения насущных проблем.
Но стоило лишь подойти к нему Крохе, как сразу все его мысли моментально откладывались не в долгий ящик, а в сейф головной коробки, «шифр замка» к которому, кроме него, никому не было известно. А девушка с ним была чуть ли не 23 часа в сутки. Отходить могла только в специально отведённое место, с функцией такой же, как и у кабинетов с вывеской «М» и «Ж», чтобы «попудрить носик», с той лишь разницей, что вариант удобств был упрощён до предела. И ещё в редкие моменты, когда Кирилл ненадолго отлучался и-то у него из головы не выходило то, как там, ничего не случилось с тем человеком, за которого он нёс ответственность, хоть и без подписки ни в каком обязательстве или договоре. Какие бы у неё не были отношения с матерью, судя по тому, как отзывалась о ней тётя, то не очень, но любая мать переживает за своего ребёнка, хоть и взрослого уже. Хотя, вспоминая свою молодость, когда настолько же молодому человеку был 21 год, а в эти годы он только всего один год отслужил, ещё в принципе пацаном был, то и она не такая уж и взрослая. А, если не знаешь сколько ей лет и судить по внешности и небольшому росту, то девушка лет 17-18-ти, не более того.
Есть поговорка: «Мы в ответе за тех, кого приручили». Это о животных домашних, конечно. А вот перед этой девушкой и её мамой Кирилл чувствовал ответственность, раз согласился на безумное её предложение, прожить здесь всё лето, как минимум. Даже, если бы она здесь была, как и он, по трудовому договору, то он также за неё отвечал, как подчинённую, подопечную, со всеми вытекающими. Конечно, Кирилл поставил себя в сложное положение, а главное, что со временем вопросы не решались, а возникшие проблемы не только не теряли актуальность, не разрешались и даже наоборот, как снежный ком увеличивались и увеличивались. Лишь малая их толика решалась в порядке их поступления, но не допустить их, предпринять опережающие меры предупреждения и обхода их или достойной встречи во всеоружие – этого Кирилл не мог предусмотреть и предпринять предупредительные и защитные контрмеры.
«Мои мысли – мои скакуны…» – слова из песни «Эскадрон» были написаны автором их лет пять до того, как в подобной ситуации оказался и Кирилл. Только, возможно, дальнейшее развитие событий отличалось от авторской, Кирилла мысли превращались сиюминутно в дым, стоило только появиться или заговорить с ним его «занозе» – нет, не в руку от колючки дикой алычи, идущей в саду от привитой к её корню, взятую за основу, веточки дерева с более крупными, сочными и менее кислыми плодами алычи колированной, а в сердце. 
– Малыш, а, Малыш! – невесть откуда появилась Кроха так, что Кирилл, увлечённые и погружённый в мысли с головой, даже вздрогну и, если спросить, о чём он сейчас думал, мог бы сразу и не вспомнить.
– Да! Что случилось?
– Да, ничего. Смотрю, что ты сидишь, «что с креста снятый» и подумала от гнетущих мыслей отвлечь. Что, не так?
– Да, всё так и есть. У тебя это получилось. Что ты хотела? – Кирилл был серьёзен, как никогда.
– Что за допрос, дорогой? Разве я что-то предосудительное спросила?
– Всё нормально. Извини! Просто забыл, что хотел сделать… – Кирилл снова задумался.
– Хочешь помогу?! Ты хотел сегодня, как обещал, увести меня в степь или поле, там, где есть копна сена и где мы проведём с тобой ночь под звёздным небом. Угадала?!
– Ммм… Почти. Ладно, обещал, значит сделаем, если дождь не пойдёт…
– Ха-а! Какой дождь, Малыш? Ты правда не в себе. А у меня предложение, давай прогуляемся. Вега, умничка, не даст тут никому спуску, если что. А мы сходим с тобой в магазин пешком. А? Хочется прогуляться, как гуляют в парке, например. – Кроха, улыбалась и при этом пристально и не моргая, смотрела своими зелёными, колдовскими глазами на Кирилла, подобно кобре, гипнотизирующей жертву.
– Ну, хорошо, что мне с непослушной дочерью делать… Прогуляю я тебя, местность тут живописная, красиво.
– Вот это другое дело.

Когда все работы в квартале были закончены, весь сбор вывезен на склад, начальство уехало, и Кирилл сделал дежурный обход с Вегой, чтобы она прогулялась, ей, в её положении, было полезным побегать без поводка, возвратившись, скомандовал Крохе:
– Ты ещё не готова? Одевайся или уже передумала?
– Нет-нет, пять секунд, и я готова, – Кроха метнулась в хижину Рыжей Бороды с восторгом пятилетней девочки, которой отец обещал купить долгожданную куклу, если она скушает всю манную кашу.
Когда Кроха «скатилась» по трапу вниз, забыв даже запереть двери в хижину, Кирилл, улыбнувшись, с неким укором посмотрел на девушку, от чего она сделала изумлённое лицо, поднялся к двери, замкнул дверь, сунул ключ в условное место на раме прицепа. Подошёл в Веге, слегка потрепал по загривку, погладил, что тихо её наказал и оттолкнув, резко двинулся прочь. Лайка заскулила и завиляла хвостом.
– Стеречь! – строго приказал Кирилл, не поворачиваясь.
Вега, резко упала на землю на все четыре лапы, вытянулась и, положив мордочку на передние, внимательно провожала хозяина и новую хозяйку. Скорее всего он так представил эту молодую женщину, которая, как и та, что уже не один год часто кормила её, была строгой, но и не обижала. Эта, в отличие от прежней, была с ней более игровой, могла даже прогуляться и дать Веге волю эмоциям. Когда парочка отошла метров на двести, Вега подала голос, но это не предупредительный лай о приближении чужого, а того, что она заступила на пост и, чтоб хозяин не переживал, она умница и справится так, как её попросили. Как минимум в хижину никого не пропустит и, если услышит кого-то в квартале, даст знать, чтоб воришка трижды подумал о том, верно ли он поступает или лучше, пока не поздно удалиться.
Дорога шла по краю яблоневого квартала сада с ещё не поспевшими, осенними сортами яблок. Левее, за границей квартала, в виде стройных рядов тополей, обильно заросшие шиповником и бурьяном, с ним соседствовал другой квартал, который давно не обрабатывался, из-за экономической нерентабельности, просто был заброшен, на радость лис и других мелких и средних размеров зверьков и сорной растительности. Прошли ещё один квартал и вышли к шлагбауму, перекрывающему въезд в сад, который редко когда закрывался на замок. И этому было объяснение, при желании, можно было спокойно заехать с противоположной стороны с запада и по малоприметной ненаезженной дороге с юга, со стороны полустанка.
Перед путниками открылся чудный вид с горы на долину. Было видно настолько, настолько глаз мог различать предметы на расстоянии до 10 километров. Пока не вышли на кручу кряжа, селения, ютившиеся под самой горой, были недоступны взгляду. Это селение далее, по границе которого протекала река, утопало в зелени. Самой реки видно не было, только лесной массив, зачастую копировавший всю витиеватость русла, надёжно укрывающий зеркало реки от палящего солнца, давал представление о том, как сильно вьётся эта небольшая, стремительная река на юго-запад, чтобы не дать обмелеть, совместно с «богатырём», Доном-батюшкой, Азовскому морю, порою и за счёт своего обмеления в знойную пору.
Степная растительность целинных земель была тронута только копытами крупнорогатого скота и коз, собираемых в стадо селянами. Но в эту пору растительность была уже пожухшей под июльским солнцем.
Екатерина была в восторге от панорамного вида на многие километры. И хоть цветочный ковёр не отличался изобилием и, тем более сочностью и пышностью цветений, но пригорок был усеян такими неприхотливыми к почве и климату, как шалфеем, васильками, цикорием, клевером луговым и другим видами растений, или с хорошо, или с малоизвестными названиями, но визуально узнаваемы. Кроха, как маленькая девочка бегала и с визгами, увидев что-то необычное, привлекательное, срывала себе в букет.
– Запоминай дорогу, Кроха, пригодится. Вдруг придётся самой по какой-нибудь надобности в долину спускаться. – Кирилл был серьёзен и взяв девушку за руку, показывал рукой и объяснял, – вот видишь, напротив этой просеки в лесополосе, там есть даже проезд, но только для моего «Максимки», вниз идёт дорога, она спускается мимо кладбища в село. И тут недалеко есть колодец, из которой люди воду берут. Хорошая, питьевая вода. Но мы пойдём дальше. Я тебе покажу укромный, райский уголок…
– И мы там с тобой займёмся любовью, да?! – Кроха сияла, от предчувствия чего-то необычного.
– Вот так вот, среди бела дня, в ста метрах от домов верхней улицы? – Кирилл смеялся, но понимал, что эта Кроха упрямая и, как капризный ребёнок, если решила, то обязательно добьётся своего, применив все средства, на которые способны только женщины.
– Что там и кустика нет? – спросила Кроха, чуть притушив улыбку, но заигрывающим тоном.
– Есть, конечно, на косогоре. Там, если я не ошибаюсь, терновые кусты, колючие…
– Шутишь или пугаешь?!
– Шучу, пугаю или серьёзно, сама увидишь, – Кирилл сделал паузу и потом спросил, – передумала идти или как?!
– Наоборот, ты меня заинтриговал. Я сильно пожалею, если такое загадочное место не увижу.
– Тогда, за мной!
Малыш, как чаще звала Кирилла Кроха, двинулся уверенно вперёд, вниз по склону, где петляющей лентой, вокруг кустарника, ниже и ниже. Вот уже видны крыши домов, утопающие в кронах садовых деревьев и тополей. Справа тянулся заросший в основном кустарником глубокий овраг, углублённый за многие тысячелетия дождевыми потоками, не оставив в первозданном виде даже каменистые породы. Ещё ниже овраг расширялся и кустарник сменялся деревьями, среди которых выделялся огромный тополь своей кроной, закрывший все, что располагалось под ним.
Кирилл предложил Екатерине руку и стал аккуратно спускаться по крутому косогору ровно напротив тополя. Ноги местами путались в сплетения трав и заросли пижмы, а на низкорослой траве ехали, что по льду. Пока Кроха спускалась, всё внимание было под ноги, чтобы не запутаться в траве и не полететь кубарем вниз. А когда они оказались на плоской площадке и под ногами была не деревянистая растительность и сгоревшая на солнце трава, а сочная узколистная влаголюбивая трава-мурава, которая бы без обилия влаги таковой не могла стать. А в середине лощины, метрах в пяти от тополя-исполина, заботливо обложенный местным природным камнем, расположился экзотический родник. Ниже, журча и прячась в болотистой траве, устремилась вниз к большой реке, узкой лентой холодной и чистой, что слеза, ручей родниковой воды. Рядом с кугой и рогозом, что маленькие солнышки, красовался куст девясила, даривший всех, кто его видел позитивное настроение и ощущение того, что здесь есть ничто иное, как степной оазис – райский уголок. Тополь надёжно укрывал и сам родник, и большую часть лощины от солнца, создавая, совместно с родником, ощущение прохлады и той неги, с желанием провести здесь хотя бы часик, если невозможно поселиться в этом месте на всю жизнь.
– Малыш, ва-у! Вот это да! Царский, райский уголок! У меня слов нет, красотище! Ну и где же обещанные колючки терновника?
– Кроха, выше тополя, вдоль оврага, видишь кустарники? Они все колючие, хоть и не всё терновник, – Кирилл на этот раз не шутил.
Кроха неожиданно и резко бросилась, что пантера на Малыша. Тот от неожиданности, не удержался и плюхнулся на мягкий ковёр травы. Кроха, довольная этим обстоятельством, победно восседала, а вернее сказать, навалилась всем своим, кошачьего веса, телом. И, из «упора лёжа», медленно, улыбаясь, приближалась к лицу Кирилла, который, как поверженный, не предпринимал попыток освободиться, а только наблюдал за теми бесовским огоньком, которым искрились зелёные глаза Кати.