Огонь и пепел

Рассказывал сам великий Магид из Межирича — в те редкие минуты, когда завеса между мирами истончалась, и он позволял ученикам заглянуть в прошлое:

— Приехал я в Меджибож больным телом, но гордым духом. Слава моя как знатока Талмуда и Каббалы гремела по всей Волыни. Думал я тогда, что мудрость — это то, что хранится в книгах, как вино в запечатанных кувшинах.

Вошел я к Бешту — и увидел человека в вывернутой волчьей шкуре, мехом внутрь. Странное одеяние для того, кого называли святым! Но глаза его... В глазах его плясали искры от Первого Дня творения.

— Изучал ли ты Каббалу, рав Дов-Бер? — спросил он, и в вопросе его слышалась улыбка.

— Изучал, — ответил я с той уверенностью, что дается годами учения. — Знаю Зоар и Тикуней Зоар, изучал писания святого Ари и книги рабби Моше Кордоверо.

Он протянул мне книгу — "Эц Хаим" рабби Хаима Виталя. Страница была открыта на главе о тайне цимцума.

— Прочти, — попросил он просто.

Я читал. О, как я читал! С той точностью произношения, с той ясностью понимания, которой научился за годы в йешивах. Слова лились из моих уст гладко, как масло. Я объяснял, как Бесконечный сократил Свой свет, чтобы дать место мирам. Я чертил в воздухе схемы сфирот. Я был подобен искусному музыканту, исполняющему сложную партитуру.

Когда я закончил, Бешт покачал головой. Не с осуждением — с той бесконечной печалью, с какой смотрят на птицу, которая забыла, как летать.

— Это неправильно, — сказал он тихо. — Я прочитаю тебе.

Он взял книгу, и началось то, чему нет имени на языке человеческом.

Сначала задрожали его руки. Потом дрожь прошла по всему телу, как проходит она по арфе, когда касаются ее струн. Он читал те же слова — но это уже не были слова. Это были молнии. Это были раскаты грома из того времени, когда время еще не родилось.

— "Когда поднялось в простой Воле Его..." — читал Бешт, и при слове "поднялось" он сам начал подниматься, отрываясь от пола. Волчья шкура на нем встопорщилась, как шерсть зверя перед грозой.

— "...сотворить миры..." — и комната наполнилась присутствием миров нерожденных, миров возможных, миров, что ждут своего часа в Мысли Бесконечного.

Он подошел ко мне, все еще читая, и я увидел, что глаза его — уже не глаза. Это были окна в то пространство, где нет пространства, в то время, где нет времени.

— Ложись, — сказал он, и в голосе его была власть того, кто говорит от имени Первопричины.

Я лег на узкую кровать. Он начал укладывать мое тело, сгибая его, как сгибают младенца во чреве матери. Колени к груди, голова склонена, руки обхватывают ноги. Поза того, кто еще не родился. Поза того, кто готовится родиться заново.

И тут я перестал видеть его. Исчезла комната. Исчез мир. Остался только Голос — но это уже не был голос Бешта. Это был Голос, который сказал: "Да будет свет".

Вспышки! Факелы! Огненные столпы! Языки пламени, в которых горят и не сгорают буквы Торы! Я видел, как рождаются миры из точки изначальной. Я видел, как свет облекается в сосуды, а сосуды разбиваются от избытка света. Я видел искры святости, падающие в бездну материи.

И я понял. О, как я понял! Все мое прежнее знание было подобно пеплу перед этим огнем. Я изучал карту — он показал мне землю. Я знал ноты — он дал мне услышать музыку. Я читал о свете — он сделал меня светом.

Когда видение кончилось, я лежал на полу, дрожа как лист. Бешт стоял надо мной, и лицо его было спокойно, как поверхность озера после бури.

— Теперь, — сказал он, — ты знаешь разницу между изучением Каббалы и бытием Каббалой. Между знанием о Боге и знанием Бога. Иди и учи других не словам, но огню, что сокрыт в словах.

С того дня я стал другим. Мое тело так и осталось больным — но болезнь эта была сладка, как страдания женщины в родах. Ибо каждый день во мне рождалось нечто новое. То, что посеял во мне Бешт в тот час огненного чтения.

И когда много лет спустя ученики спрашивали меня: "Ребе, как читать святые книги?" — я отвечал им:

— Читайте так, будто буквы — это не чернила на пергаменте, но искры Божественного огня. Читайте так, будто от вашего чтения зависит существование миров. Читайте так, будто вы не читаете текст, но текст читает вас, переписывая каждую букву вашей души.

А иногда, в особые моменты, я укладывал самого жаждущего из учеников в ту же эмбриональную позу. И читал ему — не как читают из книги, но как изливают душу в душу.

Ибо истинное учение передается не от разума к разуму, но от пламени к пламени. Благословен Тот, Кто дал нам Тору огненную, черным пламенем по белому пламени начертанную!