Действительно, некуда уехать?..

      Историки иногда вполне практическими вопросами могут заниматься. Но не в этот раз! Так и не смогли ответить на чисто прикладной вопрос: "Кому повезло больше, - тем, которые здесь остались или тем которые уехали, после тысяча девятьсот семнадцатого года?"

     Вот история! Лихо, очень лихо шутит эта штука. После их, европейской, Великой Французской революции приехали их французы к нам. Закрепили традицию наших дворян. Традицию разговаривать между собой не на русском, а на французском языке.

     До приезда беглых французов к нам, традиция разговаривать на французском языке была исключительно дипломатической. После того, как фрнцузы сильно сюда набежали,  традиция разговаривать на французском языке перебежала из русских дипломатических семей в другие семьи русских дворян.

     И прошло всего, ну, лет так сто двадцать пять, и наши побежали к ним. К французам. Пользоваться наработанным за полтора столетия умением болтать на французском.

     После революции тысяча девятьсот семнадцатого года не только во Франции наши оказались. Ещё и в Турции, и в Сербии, и в германском Берлине, и в Американских Соединённых Штатах, и в британском Лондоне, и в Латинской Америке. Раскидало наших по миру. Пришлось учить разные языки, а не только один французский,  латынь и древнегреческий.

     Вот ещё штучка, в прибавку к истории. Классическое гимназическое образование. Это когда в прибавление к нормальным человеческим дисциплинам приходилось зубрить ещё и мёртвые, то есть ненормальные языки.

     Ну ладно, - латынь. Говорили, что если знать латинский, то легче осваивать испанский, итальянский, каталонский, португальский и французский языки.

     Но как связан древнегреческий язык с тем же английским, на котором пришлось разговаривать нашим, уехавшим или в Лондон, или в Американские Штаты? Да почти никак! Так что реальное образование, с его живыми английским, немецким и французским языками, оказалось больше приспособленным к отъезду после тысяча девятьсот семнадцатого года, чем образование классическое.

     Прошло после тысяча девятьсот семнадцатого года ещё семьдесят четыре года. И те, которые здесь "бабок" понаприсваивали, не только засобиралась, но и стали перемещаться в Лондон. В самый цветущий центр так называемой глобалистской финансовой "демократии".

     Сто двадцать пять лет плюс ещё семьдесят четыре года - это получается сто девяносто девять лет. То есть почти через двести лет наши наконец воспользовались тем, что их Великая Французская революция открыла нашим у'шлым людям дорогу в Лондон, как в место постоянного их проживания.

      Двести лет плюс ещё тридцать четыре года. С тысяча семьсот девяносто первого года прошло двести тридцать четыре года. Наступил и идёт две тысячи двадцать пятый год. И у нас тут, как и у них там, например, на юго-западе от нас, встаёт снова перед историками тот же вопрос:

     - Кому жить лучше, - тем, которые за двести тридцать четыре года никуда не уезжали на пээмжэ, постоянно здесь живут или тем, которые по разным причинам, но одинаково отсюда "слиняли"?

      Наивный некрасовский, то есть поэта Н. А.Некрасова вопрос: "Кому на Руси жить хорошо?", давно уже преобразовался в вопрос:

     "Где русскому человеку жить лучше, - здесь или где-нибудь там?".

     Вот самый полезный вопрос, которым могли бы заниматься историки. А они, историки, чем угодно занимаются, но только не поисками ответа на этот полезный и очень своевременный вопрос.

      И эти, отсюда уехавшие, ну ладно бы пристроились там, куда  на пээмжэ уехали. И нас бы, никуда отсюда на постоянное место жительства  не уезжавших, не раздражали бы. Так нет же, не только гадости о нас пишут, но ещё и показывают нам свои не только довольные, но и вполне сытые лица. Но и мы не лыком щиты, будем делать всё, чтобы наши лица были действительно не только сытыми, но и счастливыми!

     Нужны ли нам для того, чтобы быть счастливыми, берег турецкий и древнегреческий язык? Берег турецкий, как постоянное место жительства, нам не нужен. Разве что для того только и нужен, чтобы на нём, на берегу турецком, недолго отдохнуть. И снова в трудовой  бой за счастливое будущее на родной земле!

     И, в отношении древнегреческого языка, французы более чем двухсотлетней давности были правы:

     "Зачем вам древнегреческий язык? Лучше учите какие-нибудь чужие, но современные, а поэтому, - полезные языки".

     Современные же, а не старые, французы нас научить ничему полезному не могут. Так история распорядилась. У них даже лошади,  сбивающиеся с шага на военном параде, понимают, что у современных французов с их экономикой и их военным могуществом, - не всё в порядке. Точнее, всё, - в полном беспорядке.

     Так что наш патриотизм, вполне возможно, возникший из-за того, что нам всегда некуда было на пээмжэ уезжать, оказался вещью не только нематериальной, идейной, но и вполне даже практической, прикладной. Ведь к нам, сюда, не только снова, через двести тридцать четыре года, французы, но и американцы с немцами  потянулись жить.

     P.S. Автор данного текста сообщает читательницам и читателям, что выслушанный им, автором, персонаж просил всем напомнить, что пээмжэ - это постоянное место жительства.  С оценкой гимназического классического образования, с изучением латыни и древнегреческого языка, которую сделал персонаж, автор полностью согласиться не может. Его учили по-другому, не так, как самообразовался персонаж. Но с тем, что персонаж считает свои высказывания именно ироническими, автор вынужден согласиться полностью. На все сто процентов! Персонаж автору также сообщил своё представление об историческом мышлении. И, так как в основном тексте иронической прозы автор не нашёл места для определения исторического мышления, то он делает это, - находит место для определения исторического мышления, персонажем,  здесь, в постскриптуме. Историческое мышление - это когда для человечества один,  два года значения имеют меньше, чем десятилетия и, тем более, столетия, но если произошло в какой-то год существенное по своим последствиям событие, то этот год забыть нельзя. Серьёзным и профессиональным историкам такое определение исторического мышления покажется крайне смешным, а поэтому слова персонажа, который и выработал это определение исторического мышления, автор их записи размещает именно в разделе иронической прозы.