Глава 3 Возвращение к Земле

  – действие происходит в **первые месяцы после Появления Рогов**, на хорватском острове Вис.

**(Остров Вис, Хорватия. Раннее утро, 4-й месяц после Появления Призм.)**

Тишина бухты Сребрна была иной, чем на Бали. Не шелковистой, а **хрустальной**. Звук каждого всплеска волны о гальку, каждый крик чайки разбивался о нее с почти болезненной четкостью. Воздух пах **сосной, йодом и влажной известняковой пылью** – запах острова, въевшийся в Марко за двадцать восемь лет жизни. Он сидел на той же каменной скамье у обрыва, но теперь его руки не сжимали гладкие костыли. Они лежали на его **коленях**. Настоящих. Твердых, теплых, покрытых легким золотистым загаром первых весенних солнц.

**Девятнадцать лет.** Девятнадцать лет с того утра, когда игра в прятки за руинами дома в Сплите закончилась **холодным хрустом** под ногой и ослепляющим миром белой боли. Миной войны, отгремевшей за годы до его рождения, но оставшейся ждать в земле. Он помнил странную тишину *внутри* себя в тот миг, до взрыва. Помнил, как смотрел в чистое небо, не понимая, почему ног не чувствует, а тело ниже пояса будто испарилось. Помнил **тихую, глухую ярость**, ставшую его панцирем на долгие годы. Ярость на несправедливость, на хромоту, на взгляды – жалостливые или быстро отведенные. На войну, которая калечила даже тех, кто о ней знал лишь по учебникам. Он выковал из этой ярости силу верхней половины тела – стал ловким гребцом на своем катере «Марула», выносливым рыбаком, мастеровитым каменщиком, чинившим старые дома цвета меда. Но земля под ногами всегда была **чужим миром**, платформой, которую он покорял на костылях или обживал в коляске. **Прикосновение к ней – лишь через посредников.**

**День Появления.** Он был на «Маруле», штопая сеть под уже теплым апрельским солнцем. Море лениво плескалось о борт, пахло рыбой и смолой. И вдруг – **волна тепла** вокруг левого запястья. Не жара, а глубинное, утробное тепло, как от нагретого на солнце камня. Он взглянул. **Корнукопия.**. Его Рог был **толстым обручем из темного, почти черного металла**, грубым на вид, словно выкованным кузнецом в спешке, но на ощупь – гладким, теплым и невесомым. Он ощутил, как **знакомая, ноющая боль в пояснице** – вечный спутник жизни с костылями – начала таять, как лед под пламенем горелки. Просто… растворилась. Исчезла. Осталось лишь легкое, непривычное ощущение свободы в спине.

*«Что за чертовщина…»* – подумал Марко, машинально потирая запястье. Он не просил облегчения. Не думал об этом. Рог просто… **знал.** Знает.

А потом пришла ночь. Он спал в своей маленькой каменной хижине над бухтой, как всегда, сняв протезы. Сон был тяжелым, как свинец – тело будто проходило через какую-то невидимую трансформацию. Он видел сны: бег по теплому песку пляжа Сребрна в детстве, до мины; ощущение каждой песчинки под босыми пятками; прыжок с причала в прохладную утреннюю воду… **Ощущение целостности.** Ощущение, забытое настолько давно, что мозг уже не признавал его своим.

**Пробуждение.** Холод каменного пола хижины. Марко потянулся, чтобы схватить костыли, стоявшие у кровати. Его рука нащупала… **голень.** Твердую, теплую, мышечную. Свою. Он замер. Сердце колотилось, как молот в груди. *«Галлюцинация. Сон. Бред…»* Он медленно опустил взгляд в полумрак.

**Ноги.** Две. Длинные. Целые. Бледные до синевы. Пальцы ног шевельнулись – **по его воле.** Он почувствовал шероховатость каменной плитки под пятками. **Настоящее прикосновение.** Не через резину протеза, не через костыль. Прямо кожей к камню. Холод, шероховатость, твердость.

Он вскрикнул. Коротко, хрипло. Отшатнулся и упал с кровати на пол. **Удар коленями и ладонями о камень.** Боль! Острая, живая, **восхитительная** боль в местах, которые девятнадцать лет были лишь воспоминанием или фантомом. Он лежал, раскинувшись на холодных плитах, дыша как загнанный зверь, пальцами впиваясь в собственные икры, бедра, колени. **Они были.** Кости, мышцы, кожа. Теплые. Настоящие. Его.

**Первый шаг.** Это заняло вечность. Он подполз к стене, ухватился за грубый камень. Медленно, трясясь всем телом, как новорожденный олененок, он поднялся. **Встал.** Без костылей. Без протезов. На свои две ноги. Вес тела, непривычно распределенный, давил на подошвы. Он сделал шаг. Шаткий, неуверенный. Потом еще один. И еще. Каждый шаг отдавался громом в его черепе. **Земля.** Настоящая земля под **его** ногами. Он дошел до низкой двери, распахнул ее.

Рассвет над бухтой Сребрна. Воздух, острый, как нож. Крики чаек. И он, Марко, **стоял** на пороге. Босой. Прямой. Целый. Его пес Бор, старый венгерский выжл, спавший у двери, поднял голову, уставился на него умными карими глазами. Пес не лаял. Он осторожно подошел, обнюхал ноги Марко, которых раньше не было, и тихо ткнулся мордой ему в колено. **Признание.**

Марко зарыдал. Не тихо, как все эти годы от ярости и бессилия, а громко, навзрыд, захлебываясь. Слезы текли по щекам, соленые, как море внизу. Он плакал о потерянном детстве, о годах борьбы, о боли, о ярости, которая вдруг оказалась ненужной. **Рог на запястье излучал тихое, постоянное тепло.** Он не просил ног. Он даже не смел мечтать о таком. Рог знал. Знает *истинное*. Не то, что человек хочет, а то, что ему **нужно** для целостности.

**Утро.** Он провел у воды. Не на привычном камне, куда мог добраться на костылях, а **спустился** по узкой, крутой тропинке к самой гальке. Каждый шаг был откровением. Ощущение каждой выпуклости камня, каждой гладкой гальки под подошвой. Он снял старую рубаху (Рог мог дать новую, но он не просил – эта была *его*), бросил ее на камни и шагнул в воду. **Холод!** Обжигающий, электризующий холод Адриатики в апреле. Он вошел по колено, потом глубже. Вода омывала его ноги, его *настоящие* ноги. Он нырнул. Глубина, прохлада, свобода движений без тяжести протезов. Он плыл, как в детстве, мощно и радостно, ощущая работу каждой мышцы спины, пресса, **ног**. Он вынырнул, откинул мокрые волосы и **засмеялся**. Громко, во всю грудь. Смех эхом разнесся по бухте, спугнув чаек.

Наверху, у его хижины, стояли двое соседей – старый рыбак Ивица и его внучка Луция. Они молча смотрели на него, плывущего в бухте. На его **ноги**. Луция широко улыбнулась и помахала. Ивица снял кепку, потер лысину, кивнул – коротко, по-мужски. **Признание.** Никаких вопросов. В мире, где Рог лечит рак и омолаживает, возвращение ног казалось… логичным? Чудесным, но возможным. Новый порядок вещей.

**День.** Марко не сидел на месте. Он **шел**. По тропинкам острова, по которому раньше мог передвигаться только на катере или с огромным трудом на костылях по ровным дорожкам. Он поднялся на холм Хум, самый высокий на Вису. Смотрел на море, простирающееся до самого горизонта, на белые домики Комижи. **Он стоял.** Без опоры. Ветер трепал его волосы. Он чувствовал каждую травинку под босыми ногами, каждый порыв ветра на коже. **Он был здесь.** Полностью. Физически. Ярость, его старый панцирь, таяла, как утренний туман под солнцем. Ей не было места. На ее место приходило что-то новое, огромное и пока безымянное – **благодарность?** Ошеломление? Чистая, животная **радость бытия** в целостном теле?

Вечером он вернулся к «Маруле». Старый катер нуждался в ремонте. Рог мог дать новый? Наверное. Но Марко не попросил. Вместо этого он мысленно обратился к теплому обручу на запястье:

*— Инструменты. Для дерева. И смолу. И…* Он подумал о гладкой поверхности новых весел, о точности линий. *— Лучшие стамески. Острый рубанок.*

На палубе материализовался набор плотницких инструментов – не новодел, а **старые, добротные**, с ручками, отполированными временем, будто их держали поколения мастеров. Те, о которых он мог только мечтать раньше. И банка золотистой смолы, пахнущая сосной. Рог знал. Он знал, что Марко хочет не просто новую лодку. Он хочет **прикоснуться** к дереву, **вдохнуть** запах стружки, **вложить** свою новую силу, свое целое тело в ремонт того, что было частью его старой жизни. Это было **его** истинное желание. Не просто обладать. А **созидать.** Чувствовать материал под своими – теперь целыми – руками.

Он взял стамеску. Рукоять легла в ладонь как влитая. Он приставил острие к старой, потрескавшейся планшире. **Удар киянки.** Точный, мощный. Стружка, длинная и упругая, завилась и упала на палубу. Запах свежей древесины смешался с запахом моря и смолы. Марко улыбнулся. Непроизвольно. Широко.

Над бухтой зажглись первые звезды. Желтые огоньки замигали в домах Комижи – не от электричества (оно давно кончилось), а от свечей или ламп, созданных Рогами тех, кто хотел света. Марко работал. Ощущал каждое движение мышц спины, плеч, **ног**, упирающихся в палубу. Он чувствовал **землю** под ногами катера. Чувствовал **море**, качающее его мастерскую. Чувствовал **дерево**, оживающее под его руками. И тепло **Рога** – не как магического артефакта, а как тихого напоминания: он больше не изгой от земли. Он вернулся. К камню, к морю, к дереву. К самому себе.

**Его валюта в новом мире была простой: шум стружки под стамеской, соленый ветер на лице и непоколебимая твердость земли под босыми ступнями.** Прошлое было миной, взорвавшей его детство. Настоящее стало островом, на который он наконец ступил целиком.