Февраль 1917-го Накануне - 2

Между тем, внутриполитическую ситуацию во Франции вряд ли можно было считать стабильной. «Напряжение в этой стране (Франции – А.А.) подходит к критической точке…, - констатировал в канун рождества 1915 года тогдашний начальник германского генерального штаба генерал Э. Фалькенхайн, - Если мы сумеем открыть глаза ее народу на тот факт, что в военном отношении им больше не на что надеяться, эта критическая точка будет достигнута».

За годы войны во Франции сменилось пять кабинетов министров (Вивиани, Бриана, Рибо, Пенлеве, Клемансо). Рост цен на продовольствие и другие товары широкого потребления, обогнавший рост зарплат, привел к тому, что мясо превратилось в предмет роскоши, а аккуратно разрезанная булка белого хлеба появилась на плакатах с надписью «Ne pas gaspiller le pain est notre devoir!», т.е. «Наш долг - бережно расходовать хлеб!». Власти приняли ряд непопулярных мер вроде повышения налогового бремени держателей ренты, в то время как владельцы оборонных предприятий сказочно обогащались. Продолжительность  рабочего дня увеличилась до 10-12 часов при том, что ушедших на фронт мужчин заменили на производстве женщины, старики, подростки. Чувствительные поражения на фронте, в особенности трагедии битв на Сомме и при Вердене, унесшие миллионы жизней, породили в обществе пацифистские, а в армии - пораженческие настроения.

Весной 1916 года несколько пехотных полков группы армий «Север» самовольно покинули позиции, отказавшись идти в атаку. В сентябре 1916 года во французском парламенте разразился скандал: депутат- социалист Пьер Бризон воскликнул «Долой войну! Можно и должно начать переговоры!» (его силой стащили с трибуны). Левые радикалы в парламенте провозгласили лозунг: «мир без победителей и побежденных!». В декабре 1916 года страну поразил очередной правительственный кризис, хотя кабинет смог  продержаться до марта 1917 года. Пришедший в конце того же года кабинет Жоржа Клемансо принялся преследовать пораженцев под лозунгом «Никакой пацифистской кампании!».

В мае 1917 года, после провала французского наступления в Аррасе, начавшегося сразу же после объявления Соединенными Штатами войны Германии, но завершившегося всего через несколько дней огромными потерями в живой силе и технике, в рядах французской армии началась волна  мятежей.  Боевой дух войск, не сумевших прорвать оборону противника, пал «ниже некуда», как писали тогда журналисты. Солдаты просто отказывались возвращаться в траншеи и  ходить в атаку. Они требовали от властей открытия мирных переговоров, улучшения их питания и заботы об их семьях в тылу. Волнения охватили 54 дивизии – почти половину всей французской армии! В той или иной мере были затронуты до 2/3 состава французской армии.

Одновременно с солдатскими мятежами поднялась волна забастовок и демонстраций, которых практически не было в первые годы войны. В 1917 году бастовало около 300 тыс. рабочих — в 300 раз больше, чем в 1914 году!

Власти заменили главнокомандующего Робера Нивеля героем Вердена генералом Анри Филиппом Петэном, пообещавшим солдатам продолжительные отпуска, намекнувшим на временный отказ от новых наступлений и сумевшим путем жестких мер восстановить дисциплину в войсках: под суд отдали 3500 военнослужащих, 554 человек были приговорены военно-полевыми судами к смертной казни, однако под расстрел попали 49 из них, остальные получили пожизненные или длительные сроки тюремного заключения. Характерно, что зачинщиков мятежей определяли офицеры и младшие командиры с молчаливого согласия рядовых. К концу лета 1917 года бунты во французской армии были подавлены. Петэн улучшил снабжение войск и сместил наиболее ненавистных офицеров. С июля 1917 по июль 1918 годов французы не вели наступательных действий и даже не прибегали к активной обороне в своих секторах Западного фронта. Воистину «на Западном фронте без перемен»!

Тяжелые потрясения не миновали и Великобританию. Рост цен на товары первой необходимости, законодательное и административное ограничение заработной платы -  все это имело место в «Островном королевстве» в годы войны. Уже в ее начале власти ввели контроль над сырьевыми рынками и, отчаянно нуждаясь в средствах, прибегли к займам в США. Элементом «военного социализма» стало введение налога на сверхприбыли, принесшее за период с 1916 по 1920 годы свыше 900 млн. фунтов стерлингов дохода казначейству.

 На протяжении всей войны в стране ощущалась нехватка продовольствия, и в феврале 1917 года из-за «неограниченной подводной войны», развязанной немцами, в Англии ввели добровольное нормирование продуктов питания. Формально продуктовые карточки на масло, мясо и сахар были введены только в 1918 году. Забастовки случались, но главным образом в связи с трудоустройством иностранцев (беженцев-бельгийцев и ирландцев), отнимавших рабочие места у местного населения.

В начале декабря 1916 года премьер-министр королевства либерал Герберт Асквит потребовал отставки министра вооружений Дэвида Ллойд Джорджа, вождя британских радикалов. Однако лидеры либералов и консерваторов в парламенте, несмотря на свои антипатии к этому амбициозному эгоцентричному политику, между прочим, близкому другу Уинстона Черчилля,  сочли стиль руководства Асквита «вялым», вынудили его уйти в отставку и передали бразды правления коалиционному правительству во главе с Ллойд Джорджем, который остался также председателем Военного комитета Великобритании, наделенного беспрецедентными полномочиями.

В 1917 году Ллойд Джордж установил «режим тотальной войны» (контроль государства во всех сферах общественной жизни), сформировав так называемый Военный кабинет. Для улучшения координации работы правительства в начале 1917 г. был создан «секретариат кабинета». Смысл затеянных новым премьером преобразований заключался в  освобождении исполнительной власти от парламентского контроля. Все вопросы стали решаться фактически без обсуждения в парламенте в силу принятия последним «Актов о защите державы». Кабинет министров получил  неограниченное право в области организации обороны и общественной безопасности. В частности, министр внутренних дел страны наделялся правом ареста и высылки в концентрационные лагери «любого, живущего в пределах королевства лица». По сути это была своего рода «политическая революция».

Тем не менее, тяжелейшие военные неудачи, огромные людские и материальные потери, понесенные британской армией в бесплодных наступлениях на германские позиции в Бельгии и Франции, повлекли за собой те же явления, что были характерны для британского союзника по другую сторону Ла-Манша: пораженческие настроения и пацифизм.

Начиная с октября 1915 года, Англия, а при ее посредничестве Россия, и Франция стали занимать деньги в американских банках для финансирования огромных военных закупок в США. Общий объем кредитов, набранных странами Антанты до вступления США в войну в апреле 1917 года, составил 1 млрд. 470 млн. долларов. Кроме того, европейские держатели реализовали в США около 2 млрд. долларов ценных бумаг. Доверие к этим стремительно обесценивающимся бумагам в США в конце концов было подорвано, и в декабре 1916 года Федеральное резервное управление рекомендовало своим банкам-членам воздержаться от покупки облигаций союзников, что поколебало положение фунта стерлингов в международных расчетах.

В этих условиях британское министерство финансов сообщило о своем решении учредить в США золотой фонд в размере 600 млн. долларов для поддержания финансового авторитета Великобритании в США. Из метрополии и британских доминионов - Южной Африки, Австралии и Восточной Азии - к берегам Америки устремились груженые драгоценным металлом корабли.  США стали превращаться в мировой центр сосредоточения монетарного золота.

Весной 1917 года, разуверившись в возможности победить Германию своими силами, английские (лорд Бальфур) и французские (маршал Жоффр и экс-премьер Вивиани) эмиссары поспешили в Вашингтон, чтобы склонить США к вступлению в войну на их стороне. В Америке к тому времени поняли, что Великая война подарила Штатам шанс стать  экономическим и, соответственно, политическим гегемоном мира. Еще в феврале 1916 года США предложили британцам созвать мирную конференцию, дабы принудить Германию к миру. Как заявил Эдвард Хауз, советник президента Вильсона, «и если она (т.е. конференция – А.А.) не приведёт к миру, если Германия окажется неблагоразумной, то США уйдут с конференции, как участник войны на стороне союзников». 

За присоединение к Антанте ратовали экс-президенты Теодор Рузвельт и Уильям Тафт, члены правительства, конгрессмены, сенаторы и другие влиятельные лица. В окружении президента Вудро Вильсона считали, что «США не могут допустить поражения союзников, оставив Германию господствующим над миром военным фактором». Как писали в американской прессе, «Жоффр очень понравился американцам, военным и политикам, потому что он решил не скрывать от них трудности Франции».

Что касается британцев, то те преуспели в обработке общественного мнения в США:

«Мы снабжали, - утверждал Гилберт Паркер, шеф британской пропаганды в США, - 360 местных газет США английской информацией, давая еженедельные обзоры и комментарии о ходе войны. Мы установили связь с массой населения через кинофильмы об армии и флоте, с помощью бесед, статей, памфлетов и т.д., посредством писем, напечатанных в виде ответов на вопросы отдельных американцев в главных газетах штатов, в которых эти американцы проживали; копии писем помещали одновременно в газетах других штатов. Мы убедили многих людей написать нужные нам статьи, использовали услуги и помощь конфиденциальных друзей, получали донесения от сведущих американцев. Мы организовали общества, связанные с руководящими и знаменитыми людьми любой профессии всех слоёв населения США, начиная от президентов университетов и колледжей, профессоров и учёных. По нашей просьбе друзья и корреспонденты устраивали доклады, дебаты и лекции силами американских граждан, … Помимо обширной неофициальной связи с населением мы посылали огромное количество документов и литературы в публичные библиотеки, общества молодежи, в университеты, колледжи, исторические общества, клубы, газеты».

К тому же раскрытые американской контрразведкой подрывные действия немецкой агентуры в США послужили дополнительным поводом для антигерманской агитации. Большое возмущение американской общественности вызвало и возобновление в марте 1917 года германским подводным флотом «тотальной войны», имевшей целью парализовать материальное снабжение Великобритании. «Страх перед разрывом (отношений с США - А.А.), - утверждал начальник штаба ВМС Германии адмирал Х. фон Хольцендорф, - не должен мешать нам применить это оружие, обещающее успех». Другой адмирал, морской министр Эдуард фон Капелле, опрометчиво заявлял: «Они (американцы - А.А.) никогда не придут, потому что наши подводные лодки отправят их на дно. С военной точки зрения Америка ничто, дважды и трижды ничто.»

Еще сильнее возмутило американский истеблишмент известие об обращении Германии к Мексике с предложением военного союза и обещанием посодействовать возвращению некогда мексиканских территорий (Техаса, Аризоны, Нью-Мексико), если Штаты вздумают выступить против Второго Рейха с оружием в руках. Всё это должным образом подготовило общественное мнение США и склонило его в пользу решения о присоединении американцев к «истекающей кровью» Антанте...

Как видим, две ведущие державы «Сердечного согласия» так или иначе справились с внутренними потрясениями и, признав себя клиентами дяди Сэма, могли рассчитывать на его помощь в схватке не на жизнь, а на смерть с кайзеровской Германией.