Абсентотерапия

За окном стояли горы. Вечные свидетели, наблюдающие за утренними драмами с высоты. Июльская жара лениво ползла по улицам, растекаясь между припаркованными машинами и не особо занятыми мыслями. А там, наверху, ветер устраивал бал одиночества — свободный, холодный и абсолютно не в курсе, что я всё ещё ему пишу в мыслях.

Я так часто пью кофе и чай, что они скоро потребуют авторские права на мои тексты. И, кажется, соседи уже заваривают валерьянку при виде моего кофейника. Соседский пёс лает зло и нервно, начиная подозревать меня в тайном заговоре с арабикой. Но именно кофе помогает мне каждое утро воскресать в этом мире, не ненавидеть его, а даже пытаться понять, простить и, если получится, полюбить. Сегодня, однако, кофе оказался бессилен. Я сидела перед чашкой, как перед билетами на поезд, который уже ушёл. Вроде красиво, ароматно, но ощущение, что я осталась на перроне в пижаме и с грустной ватрушкой в руке. Эспрессо пахло жизнью, а я пахла шампунем с ароматом «а что, если».

Пришлось звонить подруге. У неё всегда есть идеи по спасению мира и моего настроения. Сегодняшняя была короткая и явно против правил приличия:
— Пойдём пить абсент, — заявила она, словно предлагая прогуляться до булочной. — Настоящий, с полынью. Чтобы ты вспомнила, что у тебя есть вкусовые рецепторы и чувство юмора.
— А мозги мне ещё пригодятся или их можно оставить дома? — вздохнула я.
— Желательно оставить. И надень что-нибудь зелёное. Чтобы Фея тебя не проигнорировала.

Я порылась в шкафу. Зелёное оказалось на редкость… креативным. Шарф с жабами — возможно, вдохновлённый французской кухней. Платье цвета «переспелый огурец» — агрессивное, с откровенным декольте. Футболка с надписью «Я люблю брокколи (но скрываю это)» — уже на грани исповеди. И шляпа… ах, шляпа! С широкими полями и намёком на ведьмин стиль. Выбрала платье и шляпу. Потом вспомнила про нижнее бельё. Его у меня много, различных фасонов и оттенков: кружевное, шёлковое, с цветочками. Нашла идеально подходящее — фисташковое, неожиданно грациозное, из тех, что поднимают настроение без необходимости в свиданиях. Улыбка расползлась сама собой, и не от наряда, а от мысли: даже Фее будет приятно, что кто-то старается ради неё.

Мы оказались в баре, который выглядел как клуб магов на заслуженном отдыхе: приглушённый свет, мебель с налётом тайны и книжные полки, больше похожие на декорации, чем на источник знаний. Бармен был мужчина с аристократическими усами, которые явно чувствовали себя умнее всех нас, включая своего владельца. Он взглянул на нас: сперва на мою зелёную экспрессию в стиле «свежая весна с лёгким налётом кризиса», потом на блестящую блузку моей подруги, сверкающую, как дискотека из нашей юности.

— Добрый вечер, — сказал он, глядя поверх бокалов. — Прекрасно выглядите, дамы. Что будете заказывать?

Его голос был глубоким, с приятной хрипотцой. Мы с подругой переглянулись — похоже, наш дресс-код официально одобрен авторитетом барной стилистики.

— Две феи, пожалуйста, — улыбнулась моя подруга.

Бармен молча кивнул, достал зелёную бутылку с надписью «La Fee Verte» и начал готовить всё как по старинной алхимической инструкции: холодная вода, сахар, абсент, танец ложки.

Пока он колдовал, я шепнула:
— А ты знала, что «Зелёная Фея» раньше была бесцветной?
— Как большинство моих бывших до зарплаты.

Первые капли абсента обожгли язык. Горечь полыни окутала рот, а свежесть мяты прошептала: «Расслабься, ты же не на работе». Я попыталась прочувствовать глубину напитка, но всё, что прочувствовалось — это лёгкий внутренний хохот.

— Думаешь, мы увидим фею? — спросила я, допивая второй глоток.
— Нет, — твёрдо сказала подруга. — Но ты, возможно, забудешь имя своего шефа, и это уже терапия.

Мы сидели и обсуждали, почему люди ищут волшебство в спиртном. Может быть, потому что он не даёт ответов, но позволяет задать вопросы вслух и не быть осмеянной. Например:
— Почему у меня на кухне 4 сковородки, если я готовлю только яичницу?
— Почему, когда кто-то говорит «будь собой», я ощущаю тревогу?
— Почему самый нежный диалог с любимым мы часто ведём в своей голове, а не вслух?

Бармен, почувствовав философские вибрации в воздухе, подошёл ближе. Убрал пустые бокалы. Слегка наклонился, будто делился тайной, и сказал:
— Люди ищут иллюзии в алкоголе не потому, что они там есть, а потому что с ним их вопросы звучат важнее, чем ответы.

Мы с подругой притихли. Даже стразы на её блузке, кажется, стали задумчивыми.

— А вы знаете, — продолжил он, — любовь очень похожа на абсент: сначала обжигает, потом кружит голову, и только после даёт настоящий вкус. Если, конечно, не перестараться с дозировкой.
— Мне кажется, что я не могу выбрать правильную дозировку, — вздохнула я.
— Тогда просто нужна перезагрузка вкуса, — сказал он, улыбнувшись. — И побольше воды. Или поэзии.

Подруга, не упустив момент:
— А Вы по жизни философ или просто за барной стойкой?
Он задумался:
— Я по жизни наблюдатель. Бар — удачное место, где люди чаще всего снимают маски. Особенно после второй феи.

И, словно по команде, налил нам ту самую вторую порцию — осторожно, будто разливает не напиток, а воспоминания, которые могут случайно всплыть. Абсент опять заиграл в бокале изумрудными бликами, а мысли мои ушли за грань мятной реальности. Я представила Зелёную Фею: крылышки из сахарных кубиков, каблуки, как ложечки для абсента, и голос с томной аниссовой горчинкой. Но аристократические усы бармена моментально прогнали фею обратно в подсознание. Они были настолько выразительны, что казались мудрее, чем любой эзотерик с подкастом.

Бармен продолжил:
— Порой мы выбираем любовь, не зная зачем, просто хочется волшебства. И вот мы её пробуем… и либо есть совпадение вкусов, либо печальная ошибка, которую продолжаем пить, хотя уже не хочется.
— А если не пьёшь, кажется, что упускаешь что-то важное, — отметила я.
— Верно. Главное: пить неспеша. И смотреть в глаза друг другу честно.

Его взгляд задержался на моих глазах. Не оценивающе, не с флиртом, а ища подтверждение чему-то важному, не произнесённому. Я чуть отвела взгляд, но тут же вновь посмотрела на него, не из вежливости, а потому что в его словах было что-то такое, что нельзя слушать, отводя глаза.
— Но когда нет любви, всё становится временным. Даже радость не задерживается, — сказал бармен. Эта фраза эхом осела в воздухе рядом с нами, и никто не спешил её развеивать. Я сжала бокал.

Чуть позже подруга добавила:
— А ещё, любовь — это когда тебе предлагают абсент, а ты соглашаешься… даже если обычно пьёшь на ночь только кефир.
Бармен рассмеялся:
— Да. Вот такая магия.

Мы сделали по глотку, и мир вокруг стал чуть более ласковым, с примесью надежды. Бармен ушёл так же тихо, как появился, оставив на моей салфетке номер телефона с изящным завитком. Абсент не показал мне фею, но помог увидеть себя: слегка расстроенную, но довольно забавную женщину с активным воображением, со склонностью к философии после двух рюмок. И с блестящей подругой в качестве лучшей компании. Мы не стали ни мудрее, ни моложе, но точно стали искреннее.

Мы вышли из бара, сопровождаемые вечерним воздухом июля. Подруга кокетливо подпрыгнула на каблуках, возможно, чтобы проверить, насколько уверенно держится её блузка, сияющая декларацией счастья. Я поправила шляпу с тем изяществом, с каким поправляют мораль — бесполезно, но красиво. Смеясь, мы отправились ко мне домой. Две героини интересного сериала, которым жизненно необходим второй сезон.

Соседский пёс сидел молча. Наверное, вдруг понял, что женщины достойны почтительного молчания. Мы вошли в дом, слегка навеселе, и вполне довольные, как прошёл вечер. На кухне я поставила чайник не столько ради чая, сколько ради завершения ритуала. Шум воды был почти медитативным.

Я достала из сумочки ту самую салфетку. Не мятую, а аккуратно сложенную, как возможность. На ней был номер. Барменский, с завитком. Эта эстетика говорила больше, чем красивые слова. Позвоню. Но не сегодня. Когда мысли будут ясны, трезвы и в них не останется ни следа грусти по тому, кто когда-то казался вечным, а оказался просто ветром в далёких горах.