Чёрная дыра желаний - поглощая все мои ограничения

О, мой благородный джентльмен, позволь мне, как искушенной звёздной путешественнице, раскрыть тебе тайны этого безумного космического танца — где спутники наших желаний сплелись в вихрь, способный разорвать саму ткань реальности. Представь, как из глубин моих недр вырвался оргазмический Большой Взрыв — синхронизированный в одиннадцати измерениях, он взметнулся, необратимый, как вечная спираль термодинамики, и таинственный, как тёмная энергия, что удерживает нас в этом безумном космосе страсти.

Вдруг мой бластер превратился в кривую, многомерную фигуру, фаллос, что пронзает саму ткань пространства-времени, разрезая его на куски фантазии и реальности.

Словно в жестокой игре судьбы, молния ширинки рваных и узких джинс  разошлась — и из таинственного застенка вывалились две сингулярности, как бессмертные души двух влюбленных, потерянных в бездне космоса.

И лежал одиноко  на полу  кружевной  белый носочек, забытый за игрой теории струн, — последний свидетель наших разнузданных страстей.

А под трюмо закатилась  ярко-алая помада.  Она лежит, откровенная и открытая,  как спелый плод с Древа Познания -   двусмысленная и прекрасная:  то ли фаллос, то ли ракета-носитель,  готовая стартовать в небо моих губ.  И ее третья суть - как след окровававленного менструацией  пальца  на стене пещеры первобытной художницы. 

Ею выведены буквы на зеркале:  "Черная дыра желаний:  поглощая мои ограничения".  Под утро буквы стекают ртутью,  как слёзы Андромеды. 

Время? Оно словно исчезло, схлопнулось,  растворившись в рассветной мимолетности. Утро, как мокрая простыня, обмякло под натиском фатальной дезориентации, а ночь — маленькая, ускользающая точка G — спряталась под подушкой Коши, застряла в мохнатых зарослях флуктуации, словно хитрая куртизанка, отказывающаяся раскрыть свои похотливые тайны. Часы выпустили последний, точный, хроноцидный вздох-всплеск, словно финальный каскад удовольствия, что вспыхнул на границе времени и пространства. А водопроводные краны на пару со сливным бачком — застонали в такт синтетического вагинального глиссандо, что волны рассеивалось в воздухе, как острый запах искушения.

Горизонты событий сжались, сдавленные неожиданным проникновением — неведомым, как космический секс без правил. Двери восприятия гулко захлопнулись, словно в отблеске исчезнувших звезд, оставив после себя лишь излишки квантового спермотоксикоза, неотсортированного, как  мусор на орбите.

Взоры уцепились за чёрную материнскую плаценту вселенной — ту самую, что не пускала, словно безбожная монахиня, — и в бесплодной тоске пытались понять: где же подлинное наслаждение, где сама истина? В загулах постельного белья, в нелинейной динамике страсти, что переплелась с хаосом вселенной...

Коитус? Он завершился, растворившись в разнузданных глотках теории хаоса, а похмелье — разлилось, как сверхтекучие квантовые лужи по мультиверсу, оставляя после себя сладкий привкус забвения. Воспоминания — словно аналоговая смазка на цифровом дилдо истории, — робко шепчут о невинности, растерянной в гиперпространстве постельных складок.

О, беспечная и скоротечная юность! Ты как пахнущая вожделением липкая кварк-глюонная плазма, растекшаяся по клавитуре заблокированного айфона Бога— так, будто вся Вселенная погрузилась в голографическое  безумие, а я, как ваш преданный космический геймер, остаюсь лишь в ожидании следующего взрыва.

И вот,  я пишу тебе эти строки — в состоянии межзвездной грусти, когда створки вселенных-раковин схлопнулись, а простыни пахнут тёмной материей, и мы оба остаемся лишь тенями тех безумных, необратимых взрывов страсти, что навеки запечатлены в глубинах моей запредельной души.

И помни, милый, в этом бескрайнем космосе — мы все лишь звёздные пылинки, мерцающие в вихре вечной игры, где даже самый безумный взрыв — лишь начало новой, ещё более яркой симфонии страсти, где все невозможное возможно.