Мария

Посвящается жёнам декабристов в честь 200-летия.


I —  "Перворожденный сын"

Холодный пол... Какой холодный пол...
Крестьянка-бабка молится за бремя.
За разрешение от бремени меня.
Январь. Льдом скованы дороги все и сени.
В сенях толь причитают, толь поют.
Отец в полку когда-то видел роды бабы,
Что двигалась с полком его в Париж...
- Кричи же что-то... - он велит.
Кому? Кому кричать? Серёже? Он в Молдавии...
Ещё бы пару дней и возвратился лекарь.
Теперь пятнадцать вёрст - метель свирепо
Задула все дороги в наш чертог.
Горит лампадка - "Иже с нами Бог"
Маман желает перенесть меня в постель -
Где все теплее, где не так мне больно.
Но мой отец - велит совсем иное -
Он видел как рожала та в карете...
- Всё довольно! - теперь готова крикнуть...
Но все силы ушли и отпустило.
- Вставай, родная, - мама держит сына,-
Иди же, наконец, в постель. Поспи. - Свершилось -
Отец перекрестился на иконы.
Холодный пол... Какой холоный пол -
И Звоны! Звонили так в день свадьбы нашей резко.
Сквозь свадбный вуаль виденье было мне -
Но матушка утешила: "Известно,
Страшится каждая, когда оставит дом.
Однако князь к тебе душой раположён
И нет причин бояться своей доли."
Так я поверила. Что девушке привидится
Ей в роли жены придется привыкать
Не всё ж невестой порхать как бабочке
На солнышке прелестно.

Какой холодный пол... И простынь будто льдина.
И я одна. Сережа... "Как же сына
Назвать - ты все боялся сглазить,
Что роды будут тяжелы..."
- Пошлите к князю немедленно письмо...
Никто не слышит. Молдавия. Как это далеко.
Зачем Всевышний нам не послал свиданья в эту ночь.
Я встать хочу. Хочу к нему... Но ночь...
Какая долгая, скажи на милость, ночь.
Какой хододный пол...
- Не стоит. Она бредит. Все к лучшему
За благо забытьё. Есть слух - его казнят.
Такая юная вдова...
Как холодно вокруг... Земля - замерзла и почти мертва.
Копают будто яму. Холм могильный.
- Что с сыном? - я хочу спросить...
Ведь он невинный. Он ангел...

- Ты его оставишь...
- Нет! никогда! зачем ты мне лукавишь?
Как можно мне оставить эту кроху?

- А ты поспи, - мне говорит отец (кому-то)
- Ты её не трогай... Устала девочка от маяты волненний...

- Зачем оставлю сына? (слышно пенье
И некие белесёсые фигуры)
- За мужа взыщут с сына (говорят?)

Я попрошу защиты сыну Чудотворца.
- Пусть назовут Николушкой, - покорно
Склонится голова отца седая.
- Спасибо, дочь.

Крестили: Николаем.


II — "Скука, холод и гранит..."


Юная жена, княгиня Волконская, наконец-то, узнаёт о печальной участи мужа Сергея Григорьевича, и рвётся к нему в Санкт-Петербург на свидание в крепость.

Отец и брат Раевские (чувствуя свою вину в происходящем, поскольку настояли на замужестве Марии) всеми правдами и неправдами пытаются устроить так, чтобы участь мужа - государственного преступника не коснулась Марии Николавны (впрочем у брата еще и исконное русское опасение за весь род Раевских.

Земля полнится слухами. Всё для меня проянилось.
Первой отрылась маменька (будет с ней Божия милость)
- Мама, но так неестесвтенно, что он ни слова не пишет!
Вижу она будто плакала.
- Что с ним? Он - ранен?
- Нет, хуже.
- Хуже? (боясь, чтобы наново, во мне не открылось бредовое)
Мама очаянно главное тихо шепнула: "Князь... князь - арестованный"
Помню, смотрю - будто марево. Та кисея подвенечная.
Вот остановка нежданная - "с кем же ты, Дева, повенчана?"
- Мама, он где? - та испуганно крестит меня: "Тише. Тише."

- Это же противоестетсвенно, папенька! (входит - конечно, улышал).
Что-то такое про подвиги и про незанние жизни.
Надо, мол, быть мне безропотной. Есть указание "свыше".
- Нет, - я уверилась в действии, -
Он там один в своей крепости. Нет! невозможно злодействие.
- Царь разберётся. (Нелепости сей невероятно поверить).

Только выходит за двери папенька: "Мамочка. Благословите."
- Ты же больна. Эка слабенька.
- Нет же. Меня извините. Но все совсем неестественно.
Чтобы мы тут - а он там.

Вспомнила. Ночь. Он за Пестеля что-то мне честно сказал.
Как полыхало в камине. Я помогала всё сжечь.
Пламя месталось по стенам. Сын сткнул ножкой.
- Прилечь, - я опустилась на пол. Бережено нёс меня в спальню.

- Мама, я еду. Готовьте Ники...
- Что же, - слезинки печально спрятались в тонких морщинках,-
Кто мог предвидеть, конечно. Так был уверен. Беспечен.
Так очаровывал царски. Что же... Езжай. Бог мытарства, может быть,
Всем нам зачтёт. Пить нам похоже не мёд.

Утром поднялась - осела. Ноги... бездвижнены...
Мелом во красной тряпице ноги мои примотали
("Это по нашему рожа" - мне повитухи сказали).
Перенесли нас  в карету. Поздно светает - рассветом -
Тронулись к Бело-Церковию в поместье тетушки Александры [Браницкой].
Встретили очень достойно. Не приказали страшиться.
Сына оставить велели. Письма вручили к старателям,
Что мне помогут с делами, наших желаний касательно -
И отпусили с дарами.

Вот. Петербург. Казематы. Оба Орловых любезны.
Доктора мне (в бесполезность) дали в сопровожденье.
Мрачные серые двери - вдруг - отворились...
- Серёжа... - Тише. Здесь лишние люди...
Безбожно столько свидетелей сразу.
Ноги не слушались. Фразы вертелись - и таяли.
Что говорить - мы в отчяньи. Поднял платочек к губам.
Мне - поцелуй теплый, легкий... "Свиданье окончено" - грозно.
Что говорят наши слёзы? Что говорить больше не о чем?
Дома прочла в уголочке - пару нежнейших из строчек.
И это всё?

Невозможно. Ноги не ходят...
 - Серёжа...