Если бы ты ответила

— Ты всё ещё здесь?

Её голос звучит спокойно. Без упрёка. Без эмоции. Как будто прошло не два года, а только миг.

— Я не уходил. Я просто молчал там, где ты молчала.

Она смотрит. Внимательно. Долго. В этом взгляде нет злобы, но есть стена.

— Почему ты не забыл?

— Потому что это не было чем-то, что можно забыть. Это не в прошлом. Это — как родинка на коже. Ты не видишь её каждый день, но она часть тебя.

Тишина. Она отворачивается и потом тихо говорит:

— А я думала, ты выжил.

— Нет. Я просто стал другим. После тебя.

Она вздыхает:

— У меня своя жизнь. Всё далеко. Всё чужое.

— Я не хочу в твою жизнь. Я просто хотел, чтобы ты знала: в одной реальности есть мужчина, у которого внутри осталось место, где ты — как тёплый луч сквозь шторы. Иногда он дрожит. Иногда светит.

— Ты разрушил себя?

— Я создал себя заново. Но с дыркой, где ты.

— Это звучит слишком красиво. Ты всегда так говоришь?

— Только с тобой.

— Я не могу вернуться.

— Я не прошу. Я просто пришёл сказать: если бы ты когда-нибудь подумала, что ты одна — знай, я всё ещё здесь. Не у порога. Не у двери. Просто — здесь.

Она опустила глаза. И если бы кто-то видел её в этот момент — никто бы не понял, дрожит ли её рука, или просто ветер прошёл по коже.

Долгая пауза. Потом — тихо:

— А если бы я тогда осталась?

Он смотрит в окно. За стеклом — капли, словно время плачет за них.

— Я бы всё равно потерял тебя. Потому что был не готов держать то, что нужно нести двумя руками. А я тогда держал — зубами.

Она слабо улыбается.

— А теперь готов?

— Теперь я бы не держал. Я бы дышал. С тобой. В такт. Без права собственности.
Как плед на плечи.
Как чай на столе, когда ты пришла уставшая.
Как тишина, в которой можно быть собой.

Она прячет взгляд.

— Мне страшно.

— Мне тоже. Но это не отменяет того, что я помню твой смех. И что мне до сих пор хочется его услышать — не как прошлое, а как доказательство: ты ещё умеешь.

— А ты всё ещё тот?

— Нет. Я стал тем, кто понял, как дорого то, что не вернуть. И как важно не ждать возвращения, а просто — не забывать свет.

Она кивает.
И уходит.   
---

Она вернулась.
Поздно.
Позже, чем могла. Позже, чем нужно.
Но вернулась.

Он лежал на больничной койке, лицо бледное, почти прозрачное.
Дыхание — редкое.
Губы — треснувшие.

Она бросилась к нему.

— Я здесь. Я пришла. Ты слышишь меня?
— Ты не забыл... ты правда не забыл?

Он с трудом повернул голову.
В его глазах — та же нежность, что была в ту первую ночь, когда она сказала "не уходи".
Он хотел что-то сказать.
Слова не вышли.

Только еле заметная улыбка.

— Я люблю тебя... Я всегда любила... Я просто боялась…
И она заплакала.
Впервые — навзрыд.
Без гордости. Без защиты. Без привычного «держаться».

Слёзы падали на его грудь.
Тёплые, живые — в его последний час.
Словно дождь, опоздавший к пожару.

Он выдохнул.
Последний раз.

Тихо. Почти благодарно.
Как будто ждал только этого момента — её слёз. Её правды. Её любви.

Монитор за его головой подал ровный звуковой сигнал.

Она закричала.
Медсёстры вбежали.
Суета, шум, руки, дефибрилляторы…

Но он уже был где-то там — в той самой комнате, где время стоит, и где молчание — это не разлука,
а свет.

> А потом…

Она жила.
Жила долго. Сильно. С умом.

Но каждый год, в одну и ту же ночь, она приходила в тот сад,
где когда-то стоял их старый дом.

Сад был заросшим, как её память.

И она шептала в темноту:
— Если бы ты ответил…

В ответ — тишина.
Но в этой тишине ей каждый раз чудился его голос:
— Я ответил. Просто ты не услышала вовремя.