12. Вторжение

12. ВТОРЖЕНИЕ. Однажды в минуту откровения прусский король Фридрих Великий сознался, что он уже знает, как выманить русского медведя из его берлоги, но никто еще не смог дать ему точного рецепта, как потом загнать этого медведя обратно. И это чистая правда. Разбудить в русском человеке зверя довольно сложно, но куда как сложнее вернуть потом озверевшего русского в прежнее человеческое состояние. Это замечательное качество «загадочной русской души», для нас зачастую спасительное, тоже досталось нам в наследство от славян.

О широте и щедрости славянской души, о миролюбии и гостеприимстве, о всепрощении и отходчивости, о чрезмерной доверчивости и беспримерной терпеливости славян можно писать и говорить много, тем более что и это все чистая правда. Кому же, как ни нам, об этом знать, ведь все эти качества передали нам наши предки вместе с тем самым Заветным Словом, что и делает нас славянами. Нам также ведомо и то, как умело наши враги пользовались всеми этими нашими качествами нам во вред, а себе на пользу. Но всякий раз они почему-то с непонятным упорством продолжали повторять одну и ту же непростительную ошибку – они не желали знать меру. Когда же русский мужик в сердцах хватался за топор и начинал кроить на право и на лево черепа тем, кто сумел-таки его «достать», даже чертей в аду пробирал озноб. Вот тогда они все и узнавали о том, что у славянской души есть еще и оборотная сторона, та, которую классик назвал «бессмысленным и беспощадным русским бунтом».

На войну славяне шли, как правило, пешими. Из доспехов и оружия - шлем, тяжелый щит, копье или бердыш, лук со стрелами, меч и секира. В бою применяли плотное построение в виде «свиньи» и умело использовали заграждения из телег или поваленных деревьев. Постоянного войска не было. В поход, в случае надобности, отправлялись все мужчины племени. Когда же становилось совсем худо, за оружие брались женщины. Воевать славяне, в общем-то, не любили, но от хорошей драки никогда не отказывались, особенно если требовалось воздать кому-то по заслугам или появлялась возможность прибрать к рукам то, что у соседей «плохо лежало». На своем пути ополчившиеся славяне обычно истребляли всех от мала до велика, в том случае, конечно, если в их планы не входил захват пленных. Никакого милосердия, никакой жалости, только ярость и хладнокровная жестокость, ведь чаще всего ходили все же не «за зипунами» а за отмщением.

Вторжение славян в империю, произошедшее в 549 году, описано в греческих источниках с такой подробностью, что становится понятным, какое сильное впечатление оно произвело на современников. Сразу возникает вопрос: как же Юстиниан Великий умудрился до такой степени разозлить своих северных соседей? Очевидно, и он не знал меры, когда пытался восстановить границу империи на старинном дунайском рубеже. Урон славянским селениям он при этом видать нанес неслабый. То, чем ответили ему славяне, назвать просто набегом невозможно, это была классическая карательная экспедиция.

В 549 году 3 тысячи славянских воинов переправились через Дунай и, разделившись на два отряда в 1800 и 1200 человек, сбив византийские заслоны, ворвались одновременно и во Фракию и в Иллирию. Греческого полководца Азбада, пытавшегося со своей конницей прикрыть город Цирулу во Фракии, славяне захватили в плен и сожгли живьем на костре. Фракия и Иллирия подверглись жестокому разгрому и разграблению. Зарево пожарищ и толпы беженцев известили Империю о начале новой затяжной и беспощадной войны на севере. Не исключено, что к славянским отрядам начали вскоре присоединяться и их соплеменники из числа местных жителей, а также греческая беднота, доведенная своим нищенским существованием до животного состояния. Иначе как объяснить тот факт, что сравнительно немногочисленный отряд варваров сумел учинить на Балканах такой грандиозный погром. Были взяты штурмом и разграблены несколько городов и крепостей. Все окрестные села и усадьбы легли пеплом. Местное население было истреблено. Хорошо укрепленный порт Топер на берегу Эгейского моря в одночасье превратился в громадное кладбище. Победители устроили в нем дикую бойню. 15 тысяч жителей города были вынуждены принять участие в грандиозном кровавом представлении, устроенном специально для их любимого императора: горожан сажали на кол, распинали на крестах, толпами загоняли в дома и сжигали заживо. Казни эти не были свойственны славянам. Сей опыт они переняли у самих «ромеев», применив в данном случае ветхозаветную формулу «око за око». Женщин и детей в тот раз пощадили, но опять же не из жалости, а из банального мужицкого прагматизма - зачем уничтожать то, что можно забрать с собой. Все это делалось «ромеям» в назидание, чтобы они раз и навсегда поняли, что со славянами лучше не связываться.

Был тот поход карательной экспедицией или нет, мы уже вряд ли узнаем, однако он воочию показал слабость Константинополя и его неспособность вести войну сразу на нескольких фронтах. В этом смысле рейд трехтысячного славянского отряда по византийским тылам стал своеобразной разведкой боем, пробой сил перед новым куда более мощным вторжением.

В свете всего выше сказанного еще раз напомним, что удивить Древний Мир «горой кровавых тел» было уже невозможно. Однако в тот год карпатские славяне явно переборщили, что называется, перегнули палку. Тысячи невинно убиенных женщин, детей и стариков взывали к отмщению, и само Провидение взялось посчитаться со славянами за эти бесчинства. Их царствование в Восточной и Центральной Европе все еще казалось незыблемым, но где-то на востоке уже произошел очередной выброс исторической энергии, и неведомые кочевые народы вновь пришли в движение, в который уже раз развернув морды своих коней на запад.

Славяне всего этого, разумеется, знать не могли. Проломив здоровенную дыру в византийском заборе, они начали регулярно наведываться в соседский огород за «халявой». Когда ты силен и молод, когда с тобой толпа друзей, и у каждого из них есть нож или топор, почему бы ни покопаться на соседской грядке, тем более что сосед – один как перст, и защищаться он может только своей лопатой. В 550 и 551 годах по пути, проложенному разведчиками, на империю начали волна за волной накатываться всё новые хорошо вооруженные ватаги варваров. Считается, что в той войне «чистокровные» славяне действовали в союзе с «полукровками» антами, которые наводили на греков ужас своими длинными прямыми мечами. Особой любви между этими двумя половинками одного народа никогда не наблюдалось, но империю они, видно все же, потрошили сообща. Любопытно, что по сведениям из византийских источников, анты и склавины говорили на одном языке, но в Константинополе их легко друг от друга отличали. Позже к славянам присоединились и их степные соседи булгары. В 551 году в решающем сражении у стен Адрианополя северные варвары разгромили византийскую армию и тем самым открыли себе путь в земли, доселе нашествий не знавшие. Когда полчища жестоких славян и булгар начали жечь предместья Константинополя, самому Юстиниану пришлось мотаться по городским стенам и башням с тем, чтобы своим присутствием вселить надежду в сердца перепуганных защитников города. Только старый Велисарий отважился выйти с войском навстречу страшному врагу. В кровопролитной битве у стен византийской столицы варвары понесли серьезные потери, растеряв в кровавой сутолоке боя большую часть пленных. После этого с ними стало значительно легче договориться. Взяв в качестве откупного золото, они вскоре ушли за Дунай. Ушли, чтобы вернуться вновь, ибо удержать в руках легко добытые деньги невозможно. Шальные деньги как наркотик – к ним быстро привыкаешь, а хранятся они не долго. Приходится все время возвращаться за новой «дозой».

Утвердившись в Северной Дакии, славяне взяли под свой контроль и держали в постоянном напряжении и страхе Фракию, Иллирию, Грецию, Херсонес, и все области Ионического залива вплоть до самого Константинополя. Византийцы пытались переломить ход войны в свою пользу, и даже несколько раз громили славянские поселения за Дунаем, однако после гибели опытного военачальника с германским именем Хильвуд, еще хоть как-то с варварами справлявшегося, славянские рейды на Балканы возобновились.