День нефтяника Часть 2

Весь следующий день прошёл в колготе. Утром работоспособное население организованно загрузилось в вахтовку, и с песнями отправилось на берег Иртыша. Первым делом запустили закачку, и вода попёрла в темное железное нутро трубопровода. Мы стояли рядом с ревущим агрегатом, и радостно трогали ржавую трубу нагнетательной линии, по которой перекачивалась речная вода. Труба гудела, и вибрировала как живая, изливая бальзам успеха на измученные рабочие души. Длилась благодать, однако, недолго.
Дикий вопль напрочь разрушил хрупкую утреннюю идиллию. Кто-то из мужиков, вытаращив глаза, показывал на реку. В первый момент я ничего не понял, но, приглядевшись, просто ошалел от увиденного. Десятиметровая чёрная труба, которую мы с таким трудом затащили в реку, извивалась как гигантский удав, выписывая на гладкой поверхности воды немыслимые кренделя. Все стояли как завороженные, ибо зрелище воистину было впечатляющим. Дикая мощь танкового двигателя, соединённого с насосом, сотворила немыслимое. Неживая анаконда металась в воде, поднимая со дна клубы ила. Естественно, соединённые на скорую руку гофрированные секции не выдержали подобного издевательства, и один из стыков шлейфа развалился. Свободная часть тут-же благополучно утонула, зато оставшаяся взбесилась окончательно. На мелководье воды для мощного насоса не хватало, и прямо на наших глазах на поверхности реки моментально образовалась здоровенная воронка, насос засосал воздух, и автоматика остановила агрегат. Внезапно наступившая тишина огласилась негодующими воплями моториста, который выскочил из вагона, не понимая, что происходит. Увидев наши окаменевшие фигуры, он замолк, и присоединился к созерцательному процессу. Некоторое время все удручённо молчали, потом кто-то спросил:
- Ну и чё будем делать?
Ответа не было.
Все организованно закурили.
Мозг уже оценивал происходящее, и лихорадочно пытался найти выход, но не мог, так как никакого подобного опыта у меня не было. Оказалось, что и остальные не особо представляли себе, что делать, и посему помалкивали.
Я вздохнул, и стал стягивать штаны. Выбора не было.
- Ты чего это удумал? – спросил Игнат, высказав в слух общий немой вопрос.
- Надо соединить разошедшиеся концы гофр, проверить остальные соединения, и снова запускать агрегат. Не бросать же всё на полпути! - ответил я, продолжая раздеваться.
Народ нехотя последовал моему примеру.
Поднять оторвавшуюся часть оказалось совсем не простым делом. Не знаю, в чём тут физический парадокс, но всем показалось, что из-за воды внутри гофра стала вдвое тяжелее. Плюс ко всему, жидкая донная грязь делала трубу ужасно скользкой, и та выскальзывала из рук в самый не подходящий момент. После нескольких попыток нам, наконец, удалось соединить концы, и закрепить их между собой. Когда все выползли на берег, сил уже не было никаких.
Закурили.
- Запускаем? – осторожно спросил моторист.
Мужики заёрзали.
- Так обед уже вроде. Повариха ругаться будет, не любит она, когда опаздывают, - сказал кто-то.
- Так то оно так, - глубокомысленно изрёк Игнат, - Только, если эта сволочь снова разорвётся, то придётся опять лезть в воду. Я думаю, на полный желудок тягать тяжести намного хуже, чем на пустой.
Началась свара. Все орали, высказываю свою точку зрения, и понять, что к чему было просто невозможно. Наконец народ успокоился, и посмотрел на меня.
- Лично мне, конечно, хочется запустить сейчас, и посмотреть на результат. Но сколько нам ждать, она же может проработать нормально и час, и два. Не оставлять же моториста здесь одного. Едем домой, обедаем, а потом вернёмся и всё обмозгуем.
После обеда чуда не произошло. Как только запустили агрегат, кишка в воде тут же пришла в движение, начиная раскачиваться всё сильнее и сильнее, после чего снова благополучно рассоединилась, засосала воздух, и агрегат встал. Только на сей раз за телодвижениями всасывающей линии смотрели двенадцать глаз, и фиксировали каждое её движение.
- Хорошо всё рассмотрели? – спросил я, - Едем в городок, и начинаем разбираться.
В городке я приказал радистке отключить рацию, и не отвечать на звонки. Задолбали вопросами, что да когда, но помочь никто и пальцем не пошевелил. До ночи мы сидели в прорабке, разбирали поведение непокорной гофры, и рассматривали варианты её укрощения. Работяги тыкали заскорузлыми пальцами в нарисованные мной схемы, прикидывая так и сяк, ругались матерно до хрипоты, перебивая друг друга. Клубы папиросного дыма были настолько плотными, что комары даже к двери подлететь не могли, падали без сил замертво. Навалили окурков полведра, и выпили кубометр чаю. Всё-таки, наши трассовые мужики, это само совершенство. Рисуют плохо, да и говорят не особо гладко, но смекалка выше всяких похвал. Короче говоря, решили уложить шлейф на опорах, а конец привязать к бочкам, и притопить, чтобы его не мотало. Потом ругались, из чего эти самые опоры делать, таскать то их нам на своём горбу придётся. В общем, повеселились вволю. Оставалась самая малость, реализовать задуманное.
Спал я этой ночью мёртвецким сном, да и остальные, думаю, тоже.
Весь следующий день мы гондобили деревянные опоры, на ходу меняя их конструкцию, и соображая, какой высоты они должны быть. Пришлось снова смотаться на берег, лезть в воду, чтобы прикинуть, как глубоко опоры уйдут в мягкое дно. Получалось, что все опоры должны быть разной высоты. Решили заодно установить дополнительные хомуты на соединения гофр, чтобы уж наверняка. На подготовку ушло два дня, после чего поздно вечером я позвонил диспетчеру треста, сказал, что всё нормально, и снова отключился, прервав негодующие вопли бедолаги.
           Денёк выдался на славу. Светило ласковое августовское солнышко, ветра почти не было, и вода в Иртыше была тиха и спокойна. Правда, пришлось-таки на руках таскать опоры к закачке, хоть грузовик и подъехал максимально близко, чтобы не увязнуть в береговой грязи, но на такие мелочи уже никто не обращал внимания.
Когда мы уже заканчивали укладку шлейфа на опоры, и проверяли, как бочки легли на дно, над рекой появился вертолёт. Он сделал несколько кругов над нашими головами, примеряясь для посадки, но, видимо, решил не рисковать, и стал смещаться к городку, где и сел, судя по звуку.
- Кого это нелёгкая принесла? – спросил Игнат.
- Да кто его знает, летают тут всякие, - буркнул я, продолжая дёргать опору, чтобы установить её получше, и потом скомандовал:.
- Давайте заканчивать, и едем в городок. Посмотрим, кто прилетел, пообедаем, и возвращаемся запускать.
            Вахтовка остановилась около столовой, и я выскочил из кабины. Дверь в прорабскую была открыта, хотя я помнил, что закрывал её. Когда я зашёл внутрь, то понял, что смутные нехорошие предчувствия оправдались. За столом с каменным лицом сидел мой любимый шеф, Алексей Константинович Бондаренко, и теребил прошлогоднюю трассовку. Рядом на стуле вольготно развалился Николай Иванович Кизуб, начальник территориального Главка из Тюмени, и лениво таращился на меня.
- Ну, как водичка? – вкрадчиво спросил шеф, - Накупались вволю?
- Да не купались мы! – брякнул я невпопад, чем открыл мощнейший шлюз шефского негодования. Шеф у меня не сторонник слов матерных, но обладал несравненной способностью использовать широчайшие возможности русского языка так, что заслушаешься.
- Это, стало быть, не я собственными глазами видел всю вашу банду, рассекающую в своё удовольствие речные просторы великой реки?
Мощное крещендо сотрясало стены старенького вагончика минут десять, в результате чего округа в разных вариантах узнала кто я, оценила мои способности, а также перспективы дальнейшего жалкого существования. Я стоял молча, ожидая конца цунами, и струйки воды стекали за шиворот с мокрой после купания головы. Я ёжился, и это было похоже на молчаливое негодование, что ещё больше подливало масла в огонь. Наконец, когда в горле у шефа пересохло, и он остановился, чтобы передохнуть, неожиданно в дело вклинился Кизуб.
- Лёха, да перестань ты третировать парня, видишь, скис совсем. Доведёшь его до инфаркта, кто работать будет? 
Шеф поперхнулся, и затих.
К слову сказать, они с Кизубом были старые кореша, начинали вместе мастерами, так что тот имел полное право пофамильярничать с другом, да и меня он знал неплохо.
- На-ка лучше закури, - Кизуб достал из кармана пачку «Мальборо», и протянул мне.
«Мальборо» это было круто.
 Вытянув на полвагона ноги, он откинулся на стуле, выдохнул табачную струю вверх, и спросил:
- Ну, а обедом ты нас покормишь?
Шеф пыхтел за столом, медленно остывая.
- Да как же без обеда, - радостно завопил я, - Счас мухой всё приготовим!
И выскочил из прорабки.
Повариха уже выведала у прилетевших вертолётчиков, что за гости пожаловали, и суетилась вовсю.
Шеф мой был совершенно всеяден, а вот Кизуб обожал жареную картошечку с грибами, знаю, поэтому у поварихи был просто ресторанный заказ.
- Через полчасика будет готово! - бодро выдала она, и метнулась к плите. – Я пришлю за вами радистку!
Когда я вернулся в вагончик, шторм на реке угас, и шеф долго и методично пытал меня, что да как, пока не позвали к обеду. Зальчик для начальства, где нам накрыли, был, конечно, не фонтан, но чист и опрятен. Сам то я здесь не питался, сидел со всеми в общем зале, но отдельный кабинет сохранил на всякий случай.
Когда гости расселись, Кизуб вдруг с невинным видом спросил:
- А что, Владимир, есть ли у тебя бутылочка холодной водочки к обеду?
- У нас здесь сухой закон, - ошарашенно ответил я, и покосился на шефа.
- Студент, одно слово! – ухмыльнулся шеф.
Я покраснел от обиды. Обычно шеф так называл неумех, которые толком ничего сделать самостоятельно не могли, а я к таковым себя не относил, что доказал уже не раз.
Положение спасла возникшая из ниоткуда повариха, которая шумно и смачно грохнула по столу бутылкой. Бутылка, судя по всему, только что была извлечена из холодильника, и истекала холодными слезами, как бы печалясь о моей никудышности.
- Для дорогих гостей всё у нас есть, - сладкоголосо пропела повариха, и сопроводила свои слова тремя гранёными стаканами.
Да, не научился я разбираться в людях, особенно в женщинах.
- Ну разливай! – скомандовал Кизуб, - Ты хозяин банкета.
Я нерешительно взял бутылку, снял пробку, и плесканул в два стакана.
- Слышь, Лёха, а он и взаправду студент, - заржал Кизуб, - Глянь, как профессионально разливает!
- Это вам, а я не пью! – угрюмо пробурчал я, недовольный собой, и положением, в которое попал.
- Это я не пью, - сказал шеф, и подвинул свой стакан в мою сторону.
Кизуб лыбился, созерцая сию весёлую картину.
На сцене снова появилась повариха, и радистка следом.
- А вот и картошечка! - Они сноровисто расставили тарелки, и быстренько испарились, чтобы не смущать публику.
- Студент, ты хоть по-человечески наливать умеешь? – участливо спросил Кизуб.
Я набулькал по полстакана.
Кизуб аккуратно взял свою пайку, и вопросительно посмотрел на меня. Я посмотрел на шефа.
- Да бери уже, а то мы тут до вечера обедать будем, - сказал шеф, уминая картошку.
Стаканы торжественно звякнули.
Отобедали быстро.
Уже у вертолёта шеф сказал:
- Сутки тебе на раскачку, вечером доложишь.
И улетел.
Народ без меня времени даром не терял. Новый шлейф пока вёл себя примерно, и закачивающий агрегат без устали толкал и толкал речную воду в трубопровод. Игнат организовал четырёхчасовые смены, чтобы не останавливаться ночью, и следить за давлением в трубе.
Когда по моим прикидкам труба была почти заполнена, вертолётчики вывезли одну группу на дальний конец трубопровода, а вторая группа двигалась от городка по трассе, проверяя так называемые «вантузы», врезанные в трубопровод маленькие технологические задвижки. Не знаю, для чего их использовали нефтяники, но мы через них стравливали воздух при заполнении трубы водой. Бродить по болотам не самое приятное дело, да спасибо вертолётчикам, что умело перебрасывали нас с точки на точку, высаживая прямо к нужному месту.
Когда наконец, измученные, все вернулись в городок, ко мне прибежала радистка, и радостно заголосила:
- А вам радиограмма!
Это было интересно, поскольку теперь я каждый вечер выходил на связь по рации, докладывал обстановку, и решал прочие производственные вопросы. Радиограмма ничего хорошего не сулила, знал по опыту.
Так оно и получилось.
Корявым детским почерком радистки на тетрадном листе было написано, что завтра на участок прилетает представитель министерства, коего следует встретить и ублажить, ежели их высочество чего пожелает. Какого фига министерскому начальству делать на участке, где строительство давно закончено?
Дозвонился до шефа. Ответ сильно обнадёжил.
- Сам не знаю, зачем он прётся! Пытался его отговорить, но он бубнит одно, у него есть план посещений, и менять его нельзя. Это ж друг твой, вот и крутись сам, не впервой.
Я призадумался. Сложность события заключалась в том, что прилетал Главный сварщик министерства, так сказать условный московский начальник, с которым я хоть и не работал непосредственно, но сильно от него зависел. В Министерстве решались не столько технические вопросы, а распределение «фондов», поставка техники и материалов, в общем, производственных и не производственных благ. С одной стороны, нужно было сделать так, чтобы визитёр остался доволен, и не написал телегу о разных нарушениях, найти которые не составляло труда, особенно такому прожжённому кабинетному деятелю. С другой стороны, его присутствие сразу напрочь останавливало всю работу, поскольку придётся ходить рядом, как хвост, и отвечать на кучу бредовых вопросов. Как бы там ни было, погнал радистку готовить для важного гостя вагончик, а повариху настроил на ресторанное меню, чем она, естественно, осталась крайне недовольна, ибо была ограничена в продуктах.
Утром пришлось выгнать своих вертолётчиков в Демьянку на заправку, чтобы освободить посадочную площадку для другого вертолёта. Мой командир поначалу заартачился, чего это, мол, мне уступать место, пусть садятся рядом, но ушлый второй пилот что-то жарко нашептал ему на ухо. Командир расплылся в улыбке, махнул рукой, и скрылся в кабине вертушки .
- Чего это он так быстро сменил гнев на милость? - спросил я у подошедшего на крики Игната.
- Так второй ему, небось, про водку сказал, мы с ребятами сбросились на пару ящиков.
- Какую водку! – я разозлился, - Ты что, не знаешь, что у нас сухой закон? За пьянку сразу выгоню к чёртовой матери!
- И с кем работать останешься? -  Игнат был невозмутим, как сфинкс, - Нас тут осталось наперечёт.
Поганец был прав, и это бесило ещё сильнее.
Посмотрев на мою перекошенную физиономию, Игнат ухмыльнулся, и изрёк:
- Не переживай, начальник! Это мы на день нефтяника запасаемся, профессиональный праздник, как никак! В окрУге водку добыть трудно, а тут такая оказия подвернулась!
Вот позорище! Как я мог забыть? Профессиональный праздник штука серьёзная, и готовятся к нему заблаговременно, вдумчиво и ответственно. Правильно то он называется «День работников нефтяной и газовой промышленности», и отмечают его те, кто крутится около нефти и газа. По большому счёту, это все, кто живёт по берегам нижней Оби и её притоков, ибо ничем другим народ здесь не занимается.
Пришлось с водкой смириться.
Тем временем вертолётчики с шумом отчалили, оставив на цветущей поляне керосиновую гарь.
- Ну, ты теперь уж сам, - сказал Игнат, - А я с ребятами на закачку, от греха подальше.
И свалил неторопливой походкой, оставив мне на вертолётной площадке вахтовый «Урал» для извоза. Я взгромоздился за руль, стал ждать, делать то всё равно было нечего.
              Перекур длился недолго. Басовитое гуденье вертолёта вспугнуло тишину цветущего луга, отразившись многоголосым эхом от высокого берега, потом перешло в клёкот, и, наконец, в гремучий рёв. Вертолёт прошмыгнул над точкой посадки, развернулся, и начал снижаться. Я завёл машину, и отъехал немного назад, дабы не рисковать, на «подушке» вертушка могла запросто завалить вахтовку на бок.
Командир не стал глушить двигатели, приоткрыл боковое стекло, и приглашающе махнул рукой, забирай, мол, своего пассажира. Люк с грохотом распахнулся, механик быстро установил трап, и исчез внутри вертушки. Я скользнул под свистящие лопасти, инстинктивно пригибаясь, и подошёл к вертолёту. Министерский выглянул наружу, и остановился. Весь в костюме и галстуке, он крепко держал в руках солидный чемодан, осматривая окрестности в поисках почётного караула. Моя замызганная фигура и вахтовый «Урал» его явно не вдохновили, и он недовольно поморщился.
- Здравствуйте! Я начальник этого участка! Рад приветствовать вас, добро пожаловать!
Я лыбился как придурок, изображая недалёкую деревенщину, что, по большому счёту, было глупо, но бес уже вселился, и остановиться я не мог.
Забрав у приезжего чемодан, я быстренько стал подталкивать его поближе к машине.
- Прошу прощения, но это здесь единственный транспорт, - сказал я, подсаживая министерского в кабину.
Как только мы отъехали, вертолёт взмыл в воздух, и улетел, даже не оглянувшись.
Разместив проверяющего в вагончике, я поинтересовался насчёт обеда, и, получив соблаговоление, пообещал зайти попозже, чтобы сопроводить в столовую.
          Позвонил своему шефу, доложил, что встретил, поселил, и жду высочайших министерских указаний, чтобы удовлетворить все запросы приезжего. Шеф унюхал сарказм в моём голосе, и обложил матерно, призвав не ёрничать, а рассыпаться мелким бисером, и исполнять все пожелания. Что я клятвенно и пообещал.
Обед моему министерскому начальнику явно не понравился, ни тебе салатика, ни курочки, а водки я ему не предлагал, мало ли что, поэтому настроение у него слегка испортилось. Пустая прорабка с грубыми лавками вдоль стен добавила аромата, ну, а когда министерский из моего доклада узнал, что нас тут всего ничего, и мы красим ограждение кранового узла, так и вовсе приуныл. Ушёл к себе, и даже от ужина отказался.
Мои работяги ситуацию прочухали моментально. Городок словно вымер, даже обычно громкоголосая повариха сидела как мышка. Но вершиной их искусства было то, что, когда наш вертолёт вернулся вечером на базировку, они перетащили всю водку в городок не звякнув бутылками ни разу.
Пол ночи я ворочался, не понимая, как это москвич не признал во мне главного сварщика главка, ведь мы встречались в министерстве, а уж отчёты и письма за моей подписью он точно должен был читать, а потом вспомнил, что он и имени то моего ни разу не произнёс. И понял, что хоть у нас и советская власть, но баре и холопы остались.
Утром мучили сомнения, звать ли москвича на завтрак, или нет. А вдруг человек спит, а тут я в дверь тарабаню.
Вопрос решился сам собой. Дверь в прорабку распахнулась, и на пороге появился москвич, слегка помятый, небритый, и без галстука.
- Срочно отправьте меня в Сургут, - с ходу заявил он, - Я улетаю.
Я кинулся к вертолётчикам.
- Могу только до Нефтеюганска, - заявил командир, - Сургута у меня нет в полётном задании. Пока получу разрешение, сутки пройдут.
Я позвонил шефу.
- Вези в Юганск, я дам команду, его встретят, - рявкнул шеф, и отключился.
Примерно через час птичка взмыла в воздух, увозя в своём чреве моего министерского начальника, обиженного своим неузнанным подчинённым. Я пошёл на берег, где героическая бригада продолжала закачку воды в трубопровод. И вот утром наконец настал тот час, когда вода пошла через последний вантуз. Вертолётчики, которые регулярно летали вдоль трубы, высадили ребят, которые перекрыли последний кран. Закачку остановили, и стали ждать стабилизации давления. Теперь можно было немного отдохнуть, и настроение было приподнятое. Я, естественно, доложил шефу об успехе. И, как оказалось, зря. Утром, когда мы приехали на берег, давление в трубопроводе упало. Завели машину, качнули водички, стабилизировали давление. К вечеру оно снова упало.
Ещё раз качнули, стабилизировали. Утром манометр снова упал. Где-то была утечка. Поднял вертолёт в воздух, посадил всех к иллюминаторам. Пилоты на минимальной скорости, почти на брюхе утюжили трассу. Ничего! Да и как разглядеть воду среди болот? Это не пустыня, где мокрое пятно видно за километр. Это была шарада. Я вообще самостоятельно закачкой занимался в первый раз, а тут ещё и дырка где-то.
Снова позвонил шефу. Странно, но он воспринял сие пренеприятнейшее известие совершенно спокойно.
- Сливай половину воды, и запускай краситель.
- Так нет его.
- Позвони в трест своему дружку, пусть шевелится, - гаркнул шеф, и бросил трубку.
Краситель везли три дня, и всё это время рация хрипела, ругалась матом, и краснела. Народ собирал грибы, и ловил рыбу. Повариха жарила и парила вовсю, ублажая наше оголодавшее на тушёнке и макаронах сообщество то наваристой ухой, то пирогами с грибами. К слову сказать, грибов выдалась прорва. Поначалу мне, как городскому жителю, казалось, что это просто урожайный год, но потом по длинной шее дошло, что находимся то мы в самом что ни на есть сердце тайги, и здесь грибы просто растут. Везде. Когда выходишь из вагончика, и собираешь лисички на жарёху прямо у порога, это дорогого стоит. Поскольку собирать грибы я люблю, то пришлось соорудить из старого перфорированного корпуса воздушного фильтра трубоукладчика «Комацу» то-то типа корзины, и сушить белые грибы прямо на электростанции, подвесив корзину на радиатор двигателя. За день грибы высыхали, и новая полная корзина занимала своё место. За время вынужденного безделья набралось два здоровенных картонных ящика, которые стояли в прихожей, распространяя свой упоительный аромат по всему вагончику.
            Вместе с красителем вертолёт привёз инженера технадзора Заказчика, который должен был присутствовать при гидравлических испытаниях и подписать акт, и некую татарскую личность, которая оказалась мужем нашей радистки. Татарин работал где-то неподалёку, и из-за отсутствия работы был отпущен начальством на побывку. Радостная радистка, получившая такой нежданный подарок, тут же утащила муженька в свой вагон, и накрепко заперла дверь.
А вечером началось представление. Пьяный татарин гонял свою благоверную по городку, молодка голосила во всю мощь, пытаясь скрыться в темноте, но далеко от мужа не убегала.
Народ привычно и равнодушно взирал на происходящее. По-малолетке, я выскочил на улицу, чтобы остановить безобразие, но был перехвачен вездесущим Игнатом.
- Не лезь ты к ним, - сказал он, посасывая папиросу. – Завтра утром проведём разборки, и всего то делов!
Утром счастливая радистка сверкала ярким фингалом, и радостной улыбкой на искусанных губах.
Понурый ревнивец, благоухая крепчайшим перегаром, стоял в прорабке, выслушивая длинный речитатив о вреде алкоголя, и уважении к женщине.
- Выгоню нахрен! – буйствовал я, - Не нужны мне здесь такие герои! Собирай монатки, и геть отсюда!
Народ, сидевший на лавках вдоль стен, сосредоточенно молчал, но мне показалось, что был он полностью на стороне виновника.
Радистка, которая, судя по всему, подслушивала за дверью, ворвалась в прорабку, вцепилась в своего благоверного, и взвыла, что твоя пароходная сирена.
Суть её оглушительного монолога коротко заключалась в двух словах: «Не губите», и «Он хороший».
- Татарин то сварщик, может пригодиться, - как-бы невзначай сказал Игнат, и двусмысленно посмотрел на меня.
- Ладно, идите, - я махнул рукой, - Но если ещё раз…
Парочка испарилась, даже не дослушав.
Вот такая она, трассовая любовь!


Продолжение следует.



Владимир Сухов
27 декабря 2021 г.