Давай поженимся

Все рассказанное мною чистейший вымысел, а имена всех героев и населенных пунктов придуманные мною, совпадения, если таковы появляются, случайны.

ДАВАЙ ПОЖЕНИМСЯ

Звонок прозвучал неожиданно, когда я, закончив шестой урок, собирал со стола свои вещи, выключив ноутбук, и уложив его в кофр. Приятный женский голос спросил Григорий ли я и, убедившись, что не ошибся, сообщил, что со мной будет говорить Лариса Гузеева. После небольшой паузы в трубке послышался такой знакомый по телевизору голос Гузеевой:
– Григорий! Здравствуйте, это Лариса Гузеева. Вы подавали заявку в нашу передачу, мы нашли вам невесту. Вы как? Легки на подъем? Сможете прилететь к нам на участие в передаче? Если вы согласны, с вами сейчас поговорит ваш редактор, который будет с вами работать. Ну, всего хорошего. До встречи на передаче.
Я опешил от неожиданности. Неужели так бывает? Я заполнил анкету месяца полтора назад, случайно обнаружив ее на страницах интернета. В фильмах именно так все и происходит, но в обычной жизни, да еще не с кем-то, а со мной. Верилось с трудом. Но мне не дали собрать себя в кучу. Тот самый голос, что позвонил мне, защебетал, что она мой редактор, и она отвечает за мою подготовку, и зовут ее Наташа. Она сказала, что перелет самолетом туда и обратно, а также проживание в гостинице оплачивается передачей и мне нужно только сообщить, когда я могу прилететь, на какой срок и когда лететь обратно. А еще сообщила, что передача состоится 14 февраля, то есть через восемь дней. Четырнадцатое это как раз воскресенье. Я ей ответил, что желательно самолет на 7 утра.
Я думал: с учетом разницы во времени, я прилечу как раз в 7 утра в Москву и все успею, а обратно нужен билет на любой рейс, улетающий поздно вечером, когда закончатся съемки и рано утром, в понедельник, я буду в Екатеринбурге, и успею на уроки. Как я и хотел, так мне и оформили заказ. На руках у меня был электронный билет на 14 февраля 2015 года как я и задумывал.
С Наташей мы созванивались еще три раза, я просил ее прислать фото невесты, так как решил ее нарисовать в качестве подарка, но получил отказ, мол Лариса против того, чтобы женихи и невесты знали друг друга, должен, мол, быть эффект неожиданности. Но все же я ее уговорил, хоть рассказать про невесту немного. Она мне дала информацию следующего содержания:
Это известная женщина в стране, мать десяти детей приемных, а последние приемные дети у нее детдомовские мальчик и девочка, восьмиклассники, которые в детдоме родили ребенка и она их всех усыновила. Поскольку передача посвящена 8 марта и посвящается женщине-маме, то на передаче будут все ее дети.
В общем, я быстро нашел ее в интернете и уже в этот же день прекрасно знал кто она, ее возраст и имена всех ее детей. Для них всех я приготовил подарки на передачу. Невесту звали Гуля Тра****никова, психолог и писатель из Москвы, но бросила столицу и переехала с детьми в заброшенную деревню в Калужской области, где строит себе родовое имение, назвав его «Счастливое». Из интернета было видно, что у нее есть лошади, коровы, козы, куры и полное хозяйство. Невеста была далеко не красавица, но она могла осуществить все мои мечты об отдельном доме и о своем хозяйстве. В общем, меня удовлетворяло все.
В качестве подарков, как и планировал, я нарисовал ее портрет, правда, простым карандашом, в черно-белом варианте, но еще, на полях интернета я нашел ее стихотворение. Она писала про себя с самоиронией и довольно приличным юмором:

Привет, Старушка
 
Дети выросли, счастье изведано,
Сзади вымощен путь победами,
А обочины пораженьями...
В окнах где-то мои отражения,
А в компьютерах мои данные...
Переженены все желанные.
И, как песенки трёхаккордные,
Подзабыты все мимоходные...
И дела почти переделаны,
Лишь остались мечты поределые.

Вот приходит она, жданна-гадана,
В сарафане новом с заплатами,
В венке ярком с цветами мятыми.
Пахнет тополем, сеном и ладаном,
Сумасбродством пахнет и святостью,
Тихой радостью, горькой сладостью...

Здравствуй, Старость, моя подружечка,
Вот те травного чая кружечка,
На платке узелки – развязывать,
Вот те белый лист – сказки сказывать
 Я написал ответ на этот стих в таком же духе и в такой же манере:

Привет

Дети выросли, слезы высохли
Жизнь кипела шампанского брызгами…
Путь с победами, жизнь в обочинах,
Поцелуи судьбы и пощечины…
Все изведала?
       Шаль да валенки?
                Здравствуй бабушка?
                Печь?                Завалинка?
Что-то рано ты спать пристроилась!
Неужели все в жизни построила?
Неужели, у бабки жизнь сладкая?
Коли бабка еще – баба-ягодка!

Что, небось, дождалАсь чая-времени?
Небось, с сушками да с варением?
Говоришь, что пришла жданна, гадана,
В сарафане, в венке и с заплатами.
А ты знаешь, что нет мерок времени!
Тех, что  возраст у женщины меряют!

Вместо чая с хандрой и унынием
Наливай-ка  винца да полынного!
Доставай сало, лук, соль и хлебушко!
Вставай, бабушка! 
                Пришел дедушка!

Кроме этого я ей купил сувенир «Медведь», сделанный из ее камня – сердолика. Я знал, что путь к сердцу женщины лежит через ее детей. Ее парням я взял макеты пистолетов, сделанные мною, как настоящие, а самому младшему, которому девять лет, сделал шлем спартанца из папье-маше и выкрашенный в бронзу. Обеим девочкам купил бусы из уральских камней: красные из сердолика и голубые из амазонита. Трем ведущим я купил по подарочку – из уральских камней поделки каменного цветка. Ларисе из малахита, Розе из авантюрина, а Лидии Арефьевой, (привычная всем Василиса Володина тогда в передаче не участвовала) я купил поделку из агата. Камни я выбирал по их гороскопам. Ну и, конечно, всем женщинам по букету тюльпанов.
+++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++
14.02.2015
В ночь с  тринадцатое на четырнадцатое я практически не ложился спать. Работал я тогда и проживал в Екатеринбурге, снимая комнату в семейном общежитии, в аэропорт Толмачево, я собирался на машине, и поэтому опоздать не боялся. В электронном билете было написано, что мой рейс до Москвы в 7. 00 и регистрация начинается за час до вылета. Я подумал, что у нас с Москвой разница два часа, значит, по нашему времени регистрация начнется в 8.00. Езды туда минут 30-40, но я взял расчет на пробки и так, мало ли на что, решил выехать за полтора часа в 6.30. Ровно в половине седьмого меня посетила такая ленивая мысль: А какое время на билете местное или столичное, и когда посмотрел, то обомлел. Там стояло местное время, то есть до вылета моего рейса осталось всего тридцать минут. Я даже доехать до аэропорта не успею. И денег в кармане тысячи полторы до зарплаты – билеты на новый рейс купить не на что. Я сразу позвонил своему другу Вадиму, дай мол, в займы пять тысяч, верну.
 Хорошо, что есть такие друзья. В общем, через час я стоял уже в кассе аэропорта и покупал самый дешевый билет на Москву. И еще одно «хорошо», что есть Лоукостеры – компании с дешевыми билетами. Я приобрел до Москвы билет всего за две тысячи семьсот рублей. Мой новый рейс был на 8.00, я потерял всего час. По договоренности, в аэропорту Домодедово меня ждало такси, а новый рейс приземлялся во Внуково. Добираться придется самому. Но и тут не было проблем. Из аэропорта до метро ходит стрелка – электричка без остановок, а в московском метро можно проехать в любой уголок столицы. В общем, приземлившись в Москве в 8.00, я уже в половине одиннадцатого стоял в фойе КПП «Останкино», с пакетами подарков, и пытался объяснить, что мне на передачу «Давай поженимся». Мне дали телефоны и вскоре на КПП примчалась сама Наташа – мой редактор в передаче:
– Господи! Вы куда же пропали? Такси вернулось ни с чем! Вы не прилетели! Я просто в шоке была! Куда вы делись?
Кратко пояснил ей свои приключениях. Вопрос с пропуском и проходом был улажен и еще больше часа я сидел в комнате для участников и ждал начала съемок.
Наташа повела меня по коридору к двери, которая была облеплена огромной волнующейся толпой. Перед нами толпа расступилась, и пропустили за дверь, за дверью была темнота, как я догадался, это был павильон для съемок. За спиной я услышал голос, объявивший, что для передачи требуется пятьдесят человек и толпа, отталкивая друг друга и напирая, стали просачиваться в павильон, а девушка в дверях считала их вслух, чтобы не прорвались лишние. Теперь я понял, что это была за толпа. Размеры павильона оценить было невозможно, потому, что везде стояли декорации, которые сильно освещались разными лампами и фонарями, и это все мешало увидеть его целиком. За всей этой маскировкой, что в даль, что в стороны, что в высоту, расходилось пространство, темное и бесконечное. Было ощущение, что павильон просто гигантский. Я попал в святую святых – кулисы передачи. Как выяснилось, никакого зала, в котором идет передача, нет. Разукрашенные фанерные щиты имитировали помещения. Меня поместили в одну из «комнат женихов». Почему в кавычках? Комнаты никакой тоже не было, а были три фанерные стены имитирующие комнату. Вместо четвертой стены стояло оборудование для съемок и место оператора, там же сидит и моя редактор Наташа которая подсказывает, что мне делать и что говорить, когда камера меня снимает. Таких «комнат» три по числу женихов, и у каждого свой редактор и свой оператор. Съемки начались в 12.00 и продолжались практически весь день, закончившись в 20.00.
Сидя в комнате для жениха, я смотрел передачу по телевизору. Сначала было знакомство с невестой. Тут я ее впервые увидел ее воочию. Она, действительно, была далеко не красавицей. В принципе любую женщину можно сделать красивой, одев ее и сделав макияж, но на невесте не было даже следа какого-то макияжа. Она была очень худая, одета в вязанное шерстяное платье коричневого цвета, с воротом, как у свитера, и в войлочных сапожках без каблуков с молнией на передней стенке. В народе такие сапоги называют  «Чунями» или «Прощай молодость». У нее было узкое, серого цвета лицо, тонкие, как ниточки губы. Во рту не было двух передних зубов справа и на голове посидевшая какая-то бесцветная копна очень жестких волос, без всякой прически. На макушке волосы были прижаты коричневым дугообразным гребешком, выполнявшим роль ободка для волос. Она периодически доставала этот гребешок и сделав два-три чесательных движения, опять оставляла его там. С собой невеста привезла двухлитровую банку молока и булку своего хлеба, нарезанного ломтиками. Никто из ведущих к ним не притронулся. «Ну и зря, - подумал я, - Ведь это очень вкусно».
Лариса рассказала, что ее зовут Тра****никова Гуля, что она мать пятерых детей родных и пятерых усыновленных, а дальше все то, что я уже знал из интернета. На сцену пригласили ее детей, приехавших с ней. Их было всего восемь. Трое из них были родными, это старший сын Аркадий, красивый молодой человек, лет двадцати двух, с красиво подстриженными усами и бородкой. Он внешне напоминал молодого революционера конца девятнадцатого века, из тех, кто бросал бомбы в представителей власти. Второй ее сын Никифор, восемнадцати лет, ученик одиннадцатого класса, очень похож на своего брата тоже с бородкой и усами. Оба брата, разговаривая, все время улыбались, и было приятно с ними общаться. Третьей была их сестра Ольга. Она училась в десятом классе и была красивой стройной девушкой, вполне взрослой и самостоятельной. Она была воспитанной и тоже улыбалась, только ее улыбка была деланной и фальшивой, а в глазах были видны нотки превосходства над тем, с кем она общалась. Это было и в ее губах, которые чуть-чуть кривились, и создавалось впечатление, что она брезгует тем, с кем говорит, но делает снисхождение. А может мне просто так показалось. Дальше шли усыновленные, это Аскар (ударение на второе «А»). Молодой, слегка полноватый, кавказского типа парень семнадцати лет. Он был ровесником Ольги, только, закончив вместе с ней девятый класс, дальше учиться не стал. Следующие были последние усыновленные Никита и его подруга Женя. Никита щупленький, мальчик, который внешне не тянул даже на «восьмиклассника», зажатый, и как будто испуганный. Женя же напротив держалась увереннее, симпатичная, полноватая девчонка, каких в школе много. Она держала на руках сверток с последним, девятым членом этой семьи Тра****никовых, маленькой семимесячной девочкой по имени Варя, или как называл Никита, ее папа: Варежкой, именно с буквой «Ж».
Съемки этой части передачи продолжались больше часа. Когда оператору что-то не нравилось или требовалось переснять момент, раздавалась его команда: «Стоп съемка» и он разъяснял, что надо сделать и как. И снимали эпизод по-новому. Не обошлось и без эксцесса. Кто смотрел эту передачу, тот знает, каким бывает острым язык Ларисы Гузеевой, а иногда и очень жестким. Вот и здесь она стала критиковать невесту за внешний вид, почему та пришла, не покрасивши волосы и не приведя себя немного в порядок, а главное, что даже не замаскировала, так бросающуюся в глаза, дыру в зубах. Невеста отвечала ей также резко и даже грубо, что сама, мол, знает, как ей выглядеть.
Еще одно разочарование бросилось в глаза. У Тра****никовой был неприятный высокий пискляво-скрипучий голос. Разочарование, потому, что в своих фантазиях, я представлял ее голос как низкий и грудной.
Кроме меня были еще два жениха. Первый был работник культуры и массовик-затейник. Он у себя на родине, в Саранске организовал свое предприятие и свой фонд, для оказания помощи больным и проблемным детям. А предприятие в единственном лице его самого, организовывало праздники для детей детских домов. Он был моложе невесты, небольшого, одного с ней роста, с давно не стриженной кучерявой шевелюрой и одет был в голубой костюм. У меня был такой в восьмом классе, мама говорила, что он из кримплена и не мнется. Я очень гордился этим и слово кримплен запомнил на всю жизнь. Гуля угостила парня своим хлебом и налила в стакан молока, но он только попробовал хлеб и пригубил молоко. Жених лихо играл на баяне и пел песню собственного сочинения. Я сразу отмел этого конкурента, так как внешне он сильно проигрывал передо мною.
А второй жених, появившись, сразу вызвал улыбку. Ему было шестьдесят три года, он был бывший подводник, капитан второго ранга в отставке, депутат Государственной Думы и бывший чиновник Федерального агентства по рыбному хозяйству Дальнего востока. Я его увидел и сразу вспомнил, что он был замешан в громком скандале по манипуляции квотами на отлов рыбы. Тогда было возбуждено уголовное дело, но чем он закончилось, я не знаю. Если первый жених был не высоким, то этот, был просто маленьким. Он доставал своей абсолютно лысой макушкой едва до носа невесты.
Несмотря на свой возраст, он был очень живой и энергичный. Он не вышел, а выбежал на сцену с большим букетом цветов и упав на одно колено, выпалил вместо приветствия, что-то типа: «О, прелестная Гуленька, вы как божественный цветок» или что-то в таком роде. Внешне он был похож на Кощея Бессмертного в исполнении Георгия Милляра из фильмов Александра Роу. Он все время бегал вокруг невесты и все пытался потрогать ее руками, что Гуля ужа стала от него убегать и прятаться за Гузеевой. Ему тоже поднесли молоко и хлеб, но он даже не заметил этого. Бывший тихоокеанец-подводник подарил невесте подарок, пригласив ее на вальс под песню «Усталая подлодка» в исполнении Юрия Богатикова. Энергичный моряк танцевал классический вальс, и видно было, что он это делает профессионально, невеста же не умела танцевать вальс, и было смешно смотреть как маленький, лысый Кощей толкает и таскает за собой Бабу Ягу. Я не выдержал и сказал это вслух. А камера все записала, правда в передачу этот мой ляп не вошел, прозвучала только фраза, что жених похож на Кощея Милляра в кино. Тем более, что тоже самое сказала и Роза.
Третьим женихом был я. Я был одет в джинсовую пару – штаны и жилет, под ним в рубашку синего цвета. Единственным моим недостатком было то, что я уже тогда весил сто двадцать килограммов и был полным. Меня спасало, что я достаточно высокого роста, более ста восьмидесяти сантиметров и поэтому казался не толстым, а очень крупным, даже большим. А когда мы сфотографировались все три жениха вместе, то на фото это выглядело, как будто я стоял с детьми. Редактор отвела меня на исходную позиции и показала не красную черту на полу, сказала, что здесь я должен стоять, а затем идти по красным стрелкам на полу же и остановиться на сцене напротив невесты, там тоже была красная черта. Потом подбежала девочка гример и стала быстро пудрить мое лицо мягкой щеточкой, я не сопротивлялся, но она мне все равно объяснила, что это делается, чтобы свет софитов не отблескивал в камеру. Я стоял и ждал сигнала. Я слышал, что в зале был очередной «Стоп съемка» и Лариса о чем-то спорила с оператором. Я ждал и пока стоял, увидел, что рядом стоит очень красивая молодая женщина, периодически заглядывает в листок и что-то нашептывает, как будто разучивает стихи. Она была в длинном концертном платье с глубоким вырезом на груди, откуда видна была большая красивая грудь. И вообще женщина была полноватая, но это ее не портило. «Вот бы такую невесту!» вздохнул я, но в это время поступил сигнал двигаться и я пошел. В руках у меня были только цветы невесте. Подарки и цветы ведущим уже были в зале возле стола, где я должен буду сидеть.
Я стоял перед невестой и рассматривал ее. В общем, не такая уж она и страшная, в принципе, привыкнуть можно. Поздоровавшись, я ей сказал, что хочу с ней познакомиться ближе, и если я ей понравлюсь, то готов вместе воспитывать детей и строить НАШЕ родовое имение «Счастливое». Я ее проводил за стол, и стал раздавать подарки.
Подарки мои ведущим понравились, единственное, что было не так, это то, что Роза, получив от меня сувенир из авантюрина, стала кричать, что она не авантюристка и ей больше нравится малахит. Лариса бросила ей свой малахитовый сувенир и съехидничала, типа: «На, не ори». Я попытался объяснить, что авантюрин это камень влюбленных и к авантюрам не имеет отношения, но Роза меня даже не слушала, а Лариса перебила, мол, мы так всю передачу будем разъяснять. Я сидел за столом рядом с экстрасенсом Лидией Арефьевой и не мог оторвать от нее взгляда, какой она была красивой! Красивой была и Лариса. В живую она намного красивей, чем по телевизору и я себя мысленно остановил: «Стоп, съемка. Ты зачем сюда пришел?»
 Портрет я Гуле вручил, и когда речь дошла до стиха, попросил ее прочитать свое стихотворение вслух, а потом выдал свой ответ. Стихотворение очень понравилось Ларисе, видно, что она сразу уловила и смысл его и юмор, потому что после моих слов: «Вставай, бабушка», она закончила его вместе со мной: «Пришел дедушка!»
Но больше всего невесту поразило и понравилось, что я привез подарки детям. Сначала я вручил бусы девочкам, при этом в зал вышла только Женя, и я ей отдал оба подарка, пусть сами девочки решат кому какой. Когда очередь дошла до мальчишек, я попросил выйти Аскара и Бориса, назвал их по именам и передал Аскару три макета пистолетов, а на голову Бориса надел шлем, сказав, что это спартанский. Он мне ответил, что знает это, потому что видел фильм «Триста спартанцев». Когда мальчики пошли обратно в зал, где они сидели в первом ряду, Борис подбежал к столу, где сидела Гуля, и взял со стола большой кусок Гулиного хлеба. Гуля стала ему выговаривать, что так некрасиво, но вступилась Лариса, сказав, пусть мальчишка поест и позвав Бориса, отдала ему всю булку, что вручила ведущим Тра****никова. Борис не торопился. Сначала он набил полный рот хлебом, а затем подошел к стакану с молоком, видимо приготовленного для меня и выпил его одним махом, а потом с Ларисиной булкой пошел в зал на место, где стал жевать хлеб. Наконец и до меня дошло угощение, и я почувствовал, что сильно проголодался. В последний раз я ел еще дома в шесть часов утра. Когда Гуля поднесла мне хлеб с молоком, я был ей благодарен, не удивительно, что девятилетний мальчик проголодался. Но когда я отломал кусочек хлеба и взял его в рот, мне есть перехотелось. Можно было это назвать чем угодно, но только не хлебом. Это был сухой, твердый, пресный и совершенно безвкусный кусок пенопласта или другой минеральной плиты. Я потихоньку вытащил его изо рта и спрятал в кармашек жилета и увидел, что Лариса Гузеева увидела это и только улыбнулась. Скорее всего, Гуля тоже это заметила, потому, что стала пояснять, что хлеб бездрожжевой, без соли и сахара, только мука и яйцо. Молоко к моему разочарованию тоже сильно пахло, как иногда пахнет козье, практически воняло навозом и я его пить не смог.
Затем произошел еще один конфуз. Когда Лариса спросила, нравится ли ей жених, та ответила, что я слишком толстый. Но за меня вступилась Лариса. Она стала меня яростно защищать, говоря, что я не толстый, а лишний вес быстро уйдет в работе по ее хозяйству, но Тра****никова стала грубить ей и она сорвалась. Она, на хамство невесты, стала хамить ей в ответ, что мол, на себя посмотри, хотя бы покрасилась, прежде чем идти на передачу или зубы вставила, мол хотя и моложе меня, а выглядит, прямо бабкой старой и я смотрюсь моложе ее. Подключилась и Роза Сябитова:
– Если тебе не нравится Гришка, мы ему подберем другую невесту.
Она так и сказала «Гришка».
В общем, инцидент исчерпал себя, и меня отпустили в свою «комнату». Невеста воспользовалась своим правом – провести минуту наедине с женихом и вошла ко мне в комнату. Она присела на диван рядом и попросила меня показать ей руки, я протянул ей ладони, она взяла мою правую кисть двумя руками и ощупала ладонь, затем эту же манипуляцию повторила с левой ладонью и ничего не сказав вышла. Я понял, что она смотрела, не белоручка ли я. Когда она вернулась в студию, Лариса спросила, что это она делала с моими руками, та ответила, что проверяла, какой из меня работник. Лариса удивилась, мол,  что это она так определила? И попросила меня выйти в студию. Когда я вновь вышел, Гузеева взяла мои ладони и тоже прощупала, а за ней это сделала и Сябитова. Они обе посмотрели в глаза друг другу и сдвинули плечами. Я вернулся к себе, а в зале стали обсуждать кандидатов в женихи.
Экстрасенс Лидия сказала, что наиболее совместим с невестой по гороскопам  старый моряк, у массовика-затейника нет шансов никаких, а вот у меня с ней интересное положение. Она для меня полностью подходит, и я приму всю ее без оговорок, а вот я для нее совершенно не подхожу, и союз будет только тогда, когда я проявлю максимум терпения и выдержки на все ее причуды.
А вот Роза вдруг стала меня защищать от невесты, так и сказала:
– А мне Гришку жалко! Сразу видно, что парень хороший. Мы ему подыщем такую невесту…
Гузеева была на стороне моряка, мол он Депутат с большими связями и поможет Тра****никовой юридически, да и финансово
– А вообще-то выбирай сама. Кого бы ты ни выбрала, мы тебя поддержим – и после паузы не выдержала и съязвила – Вон, выбери первого, и будет он у тебя в огороде на гармошке играть.
Я ни сколько не сомневался, что она зайдет ко мне и обижался на ведущих, что они поддержали не меня. Знать бы тогда, что они мне желали лучшего, может и не вышел бы, когда Тра****никова зашла в мою комнату. Хотя Роза сказала это открыто.
После съемок была фотосессия целый час, и я от нее устал сильнее, чем от передачи. Я тогда понял, насколько тяжела работа фотомоделей, а после фотосессии, мы с невестой пошли в кафе, здесь же в здании телестудии, чтобы поговорить и обсудить нашу дальнейшую жизнь. Наедине побыть не получилось, так как она была с другом, с которым была на передаче, он ее со всем семейством и привез в Москву на своем микроавтобусе-«японце». Кроме этого вокруг нее были ее дети, а младший Борис, который так без конца и жевал всю передачу свою булку хлеба, теперь не давал ей возможности поговорить, все время прося у нее поесть. Она купила ему то, что он хотел. И он взял огромный кусок говядины с картошкой, тушенной в томатной заправке. Я удивился, зная вроде, что они все вегетарианцы. Сам я умирал уже от голода. Но денег у меня было в обрез, а еще дома отдавать Вадиму пять тысяч, и я ограничился чашечкой кофе без сахара.
А аэропорт Домодедово меня отвезли на такси и уже в пять утра по местному времени, я ехал на своем «Ниссане» домой. Спать уже не хотелось, да и некогда было, но вот поел я с таким аппетитом, словно ел в последний раз.
5.03. 2015
Никому о том, что состоялась съемка передачи, я рассказывать не стал.
Передачу показали по телевизору 4 марта и называлась она «Супер мама». НЕ знаю, все ли смотрят передачу Ларисы Гузеевой, «Давай поженимся», только утром 5 марта, я проснулся «телевизионной звездой». Все, от директора школы, до последней троечницы из 5Д класса все говорили, что видели меня вчера по телевизору и удивлялись как я туда попал. А на еженедельном совещании в понедельник в 14.00, завуч, которая вела совещание, поскольку директора в это время в школе не было, в категорической форме потребовала от меня отчета. Всех мучили вопросы: как я попал в передачу, когда и где проходили съемки. Все знали, что я никуда не уезжал и не брал отгулов, а то, что можно справиться за один день, коллеги отказывались верить и решили, что снимали передачу в Екатеринбурге, а не в Москве. Я спорить не стал, но рассказал все честно. Директор через пару дней вызвал меня к себе и спросил, что я намерен делать. Я ответил, что дождусь каникул, поеду туда, а потом будет видно. Он мои планы одобрил.
+++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++

Так прошла моя первая фаза общения с невестой. Конечно, мне не терпелось бросить все поскорее  и переехать на новое место жительства, не терпелось  быстрее начать новую жизнь. В своих мечтах я уже вставал рано-рано, ни свет, ни зоря, когда все еще спят. Я выводил на луг пастись лошадей, сам возвращался обратно и, взяв топор, принимался за строительство своего нового дома. Я не сомневался, что я его построю, он будет очень красивый, светлый, огромный и наполнен добром. Как и должен быть дом в деревне. Каждый вечер, прежде чем лечь в постель, я заходил в интернет, читал письмо от Гули и долго всматривался в карту-гугл, пытаясь угадать какой из темных прямоугольников ее дом. Домов в брошенной деревне оказалось  всего восемь. Естественно, дом Гули я выбирал самый большой, а главное тот что, по моему мнению, был расположен так, как мне бы хотелось. Ну конечно хотелось, чтобы дом был рядом с водой. Я представлял, как я построю баню рядом с речушкой, чтобы попарившись, можно было выбежать из баньки и окунуться в прохладную, или как говорили на Руси – в студеную воду.
Отвечая на ее письма, я не знал, как ее называть, поэтому начинал письмо примерно так: «Здравствуй, моя милая невеста…». В этом словосочетании была  и ирония, от нашего уже не молодого сватовства, от участия в этой «авантюре» под названием «Давай поженимся». И в то же время это были такие милые слова, всегда приятные женщине, если учесть, что мы еще не знали друг друга, были знакомы всего один день и общались по переписке в интернете меньше недели. Но уже после второго письма, я получил от нее нагоняй – ей не нравилось  слово невеста, и она требовала его не писать больше. Конечно, я почувствовал некую неловкость, так как хотелось сделать что-нибудь приятное, даже находясь на таком огромном расстоянии. И я впервые в жизни столкнулся с не совсем женской реакцией на такие вещи. Мужчины не любят феминизма, и я не был исключением.
Она писала, что не может никак «прийти в себя» о т произошедшего. И что думает обо мне. И что никак не может представить меня у себя в доме – такого огромного «как медведь». Она сомневалась, войду ли я в ее дом вообще. Я старался, перейдя на юмор, успокоить ее и уверял, что, в конце концов, могу спать и на сеновале, тогда уж точно ее дом останется целым и не распадется на куски, как теремок Корнея Ивановича. Как и договорившись на передаче, мы решили, что я доработаю до летних каникул, меня отпустят из школы в отпуск,  и я приеду к ней. Прожив вместе два отпускных месяца, мы «притремся» друг к другу и твердо решим: получится у нас, что-нибудь или нет.  Но уже в третьем письме в ее тоне послышались ноющие нотки, о том, как ей тяжело одной справляться  с большим хозяйством и армией детей. Ага, феминизм-то напускной! Добавив  в тон письма участия и заботы, я попытался ее успокоить и обнадежить, что осталось всего два месяца, я приеду на все лето и помогу ей всем,  чем способен помочь. И тогда она написала, толи с раздражением, толи в отчаянии что, мол, зачем ей лето, если в мае уже надо картошку сажать, а главное, что детей надо учить, так как они выведены на домашнее  обучение, и им не сдать зачет за восьмой класс, и не перевестись в девятый – выпускной. С этих пор ее письма превратились в откровенные требования немедленно приехать к ней.
Конечно, я и сам этого хотел, да и не терпелось скорее уволиться с вдруг ставшей невыносимой работы. Голос разума подсказывал, не делать опрометчивых шагов и оставить, на всякий пожарный, пути к отступлению, то есть, не увольняться, чтобы было, куда вернуться в случае неудачи. Да и без денег не хотелось ехать бедным родственником. А отпускных мне должны были выдать приличную сумму. Правда, она успокаивала меня, говоря, что деньги  не главное, что денег у нее, как раз хватает, но нет помощи и твердого мужского плеча. На мое предложение, написать открыто, чтобы я немедленно уволился и приехал, она ответила загадочно, чтобы я не перекладывал ответственность на ее плечи, и чтобы «принял решение как мужчина».  Она мною явно манипулировала, только это и была как раз самая большая загадка:  как должен поступить настоящий мужчина?
 Уверен, что каждый из нас легко принимает такие решения, но только тогда когда оно не касается лично нас, и за принятое решение не нужно отвечать. Но если предстоит ответственность за принятое решение, вот тогда и наступает пора великих сомнений. И так! Голос разума громогласным баритоном  Левитана твердил: «Не будь дураком! Дождись отпуска! Получи отпускные! Ни в коем случае не увольняйся! Езжай в отпуск и экспериментируй!». Но голос сердца тоненько пищал в ответ: «Тебе же так хочется быстрее изменить свою жизнь! Да, хрен с ней, с этой работой! Женщина ждет от тебя «мужского» решения!»
 Я называю такое состояние – «перманентная шизофрения».
 Самый лучший способ решить такую проблему, как говорит Дибров: «Взять подсказку – помощь зала!»  При этом надо опросить как можно  большее количество людей.  Как и в известной игре, мнения «зрителей» разделились примерно на равные части. За «Голос разума» выступили все кого я опросил. На стороне «Голоса сердца» стояли: мой друг Вадим, а с ним все без исключения, герои новел эпохи Возрождения и романтических книг Роберта Стивенсона .
Вадим вообще был неисправимым романтиком. Писал стихи, пел красивые песни под гитару, влюблялся во всех своих сослуживец и подчиненных женского пола, и надо честно, заметить всегда взаимно. В этом противостоянии двух мнений взяли верх аргументы Вадима, который  убедил меня примерами  из «Декамерона». Как против такого поспоришь?
Он честно сказал, что завидует мне и просил, устроившись, пригласить его вместе с семьей переехать туда жить тоже. Эти слова помогли мне принять «мужское решение». Я пошел к директору школы и написал заявление по собственному желанию.

++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++
16.03.2015
Окончательные сборы закончились к концу второго дня после увольнения с работы. В "Ниссан" были загружены и упакованы все мои пожитки. Основную часть багажа составил инструмент. Как оказалось, я собрал к тому времени такую коллекцию инструмента, что позавидовала бы любая строительная бригада.  Для их упаковки я позаимствовал у Федоровича в Рудянке  три армейских ящика темно-зеленого цвета, сделанные добротно и закрывающиеся на две защелки, что исключало случайное открытие ящиков и вываливания содержимого. На ящиках сверху лежал весь электроинструмент. А у меня был, чуть ли не весь комплект ручных электрических помощников человека, изобретенных за последнее время. С ними вперемежку была упакована вся моя не хитрая кухонная посуда.
В салоне я уложил всю свою одежду. Не смотря на то, что жилья своего я не имел и переезжал с места на место уже неоднократно, у меня, оказывается, было очень много одежды. Правда среди них были пары три джинсов и рубашек, в которые, я  по всей вероятности уже никогда не влезу, не говоря уже о длинном, демисезонном пальто, которое я уже никогда не одену. Все равно, выбросить их было жалко, и я все это  тоже взял с собой.
 И так, оставалась последняя ночь в общежитии. Я был уверен, что это последняя ночь, которую я провел в Екатеринбурге и сюда я больше не вернусь. Ночь я практически не спал, думал о Гуле. Хотя если честно, то думал не о ней, а о своей жизни. Испытывал ли я какие-то чувства к этой женщине? Абсолютно никаких. Она мне была совершенно безразлична. Так куда же я все-таки собрался? И зачем это мне? Может это, как говорил незабвенный Ипполит Матвеевич,  "дух авантюризьма"? Но нет. В  отличие от моего лучшего друга Вадима, я не был склонен к авантюристским поступкам. Прежде чем сделать шаг, я всегда думал о последствиях. Хотя нельзя сказать, что все мои шаги были продуманы и безупречны. Но, как правило, я всегда предвидел итоги этих шагов и если чувствовал, что они не очень правильные я, конечно же, отодвигал такие мысли на задний план и все равно делал то, что мне хочется.
 Авантюризмом это не назвать. Авантюризм,  все же, когда человек знает, что дело может плохо закончиться, но надеется:   авось пронесет, а вдруг повезет и плохое не случится. Как правило, в таких случаях плохое как раз и случается и авантюрист получает что заслужил. Бывают и исключения, когда  "проносит", но исключения, они и есть исключения.
В данном же случае, я сознательно шел на риск, зная, что если случатся неприятности, то мне самому же и придется их преодолевать и самому же исправлять свои ляпы. Я всегда отвечал за свои слова и поступки. А еще,  веру  в счастливый итог, поддерживало, то, что я никогда не отступал и никогда не сдавался. Намеченные мною цели я всегда добивался и достигал.
Так, что же меня заставило уволиться с хорошей работы и сорваться черт знает куда, к человеку, совершенно мне не знакомому и к которому я ничего не испытываю?  Ответ я знал и поэтому такие вопросы меня не мучили. Я думал о поездке   с каким-то удовольствием и даже наслаждением.  Это было предвкушение нового, совершенно неизвестного и того, о чем я в тайне мечтал последние лет двадцать.
Я представлял, как я явлюсь туда, эдаким спасителем. Приеду и сразу, засучив рукава,  весь войду в строительство, теперь уже и моего имения. Из ее писем, я знал, что деньги у нее были и не малые. Только она не умела их правильно использовать, поэтому и нуждалась в сильных и умелых  мужских руках.
 Мне ее деньги, как средство обогащения, совсем не интересовали. На них  я смотрел как на средство реализации целей и планов. Я согласен был жить хоть на сеновале, но жажда простой домашней работы и предвкушение истомы от выполнения сельского труда, просто патокой расплывалась по всему телу. Я никак не мог уснуть от этих жадных мыслей. Забылся под утро, только в пятом часу уснул, а в восемь был уже на ногах. Я чувствовал себя выспавшимся и готовым к дальней дороге.
Обычно, когда предстояла дальняя дорога на машине я, как правило, выезжал совсем рано с зарей, примерно в четыре утра, чтобы застать в дороге как можно больше светлого времени суток и сделать максимальный задел в преодолении намеченного маршрута. Но сейчас я не торопился. Во-первых, я знал, что уезжаю навсегда. А во-вторых, я хотел перед отъездом проверить ходовую часть машины, работу двигателя и поменять масло в системе. Поэтому, с утра я  занялся поиском подходящего автосервиса. Ехать к официальному дилеру не хотелось из-за непомерной дороговизны, но и совсем уж шарашкиной конторы  старался избежать. Наконец, была найдена подходящая станция автосервиса, с приемлемой ценой и приличным оборудованием, включая компьютерную диагностику. Вся профилактика, с заменой масла заняла не белее часа и к одиннадцати часам дня, я покинул столицу Среднего Урала.
Если бы я тогда знал, что данный сервис мне обойдется в замену стукнувшего двигателя, залитое масло выпадет из разобранного картера грязным куском гудрона, я бы никогда в жизни не пошел бы в этот центр.
Но тогда я весело катил по трассе транссибирской магистрали в сторону запада и с огромным удовольствием подставлял лицо свежему ветру в приоткрытое стекло двери. Меня ждали новые приключения и новая жизнь.
Я выбрал маршрут движения, который  знал, как свои пять пальцев – через Уфу-Самару-Саратов до Воронежа, а оттуда строго на север в сторону Москвы. Хоть он и был длиннее, чем путь через Казань-Нижний Новгород, но мне хотелось заехать в Саратов. В город, которому я отдал лучшие годы своей молодости, сначала учась курсантом в военном училище имени Феликса Дзержинского, а затем восемь зрелых лет, работая в уголовном розыске – работы, которая осталась у меня в памяти, как самая мужская и самая лучшая работа на свете. Опер это навсегда. Я хотел навестить своих друзей, проживающих в этом чудесном городе на Волге.
Излишне рассказывать, насколько теплой была встреча, что я задержался в Саратове на целые сутки, и приятель, а вернее друг, не менее близок, чем Вадим, дал в дорогу трехлитровую банку меда (у него своя пасека) и проводил меня  до границы Саратовской области, просто поехав на своей машине впереди меня.  На мою просьбу не чудить, он отвечал, что если суждено встретиться с "гайцами", так он называл автоинспекторов, или еще хуже: вдруг "враги заминируют дорогу", то первый удар он примет на себя. Это, конечно были шутки, но мне было очень приятно, что у меня есть такие друзья.
До Воронежа дорога была более-менее сносной, обычная русская дорога. А от Воронежа, на север шла уже не обычная трасса, а дорога, в половину маршрута платная. Я решил не сорить деньгами, поприжаться и использовать обычную, бесплатную. Но прежде чем занять ее, мне все же хотелось проверить, чем они могут похвастать, собирая деньги за проезд. Первый платный  участок стоил всего тридцать рублей, деньги не ахти какие  и я решил попробовать. Эта проба была решающей, так как после нее, я больше с платной дороги не съезжал. Такого наслаждения от езды, по-другому не скажешь, я не испытывал еще никогда. Ровная, как стол, шириной метров сорок не меньше, с односторонним движением и прекрасно освещенная. На эту дорогу я выехал ночью, заранее пометив, место, где я остановлюсь на ночь. Не тут-то было. Скорость движения на протяжении всего маршрута была сто тридцать – сто пятьдесят километров в час и падала, только когда я подъезжал к очередному банкомату, чтобы оплатить следующий участок. Цена ни разу не поднималась выше пятидесяти рублей. Останавливаться на ночь просто не хотелось, чтобы не прервать удовольствие от езды. Кроме того, по мере сокращения расстояния к конечной точке поездки, спать совершенно не хотелось.
Таким образом, я просто не заметил, как подъехал к Туле, где, согласно карте, я поворачивал налево в направлении на Калугу. Только свернув в сторону Калуги и поменяв  сказку на обычную действительность, я почувствовал, что устал и хочу спать. Не смотря, что шла только вторая половина марта, ночь была не холодной, и снега уже практически нигде не было видно. Весна чувствовалась во всем и особенно в моем настроении.
Проснулся я рано утром, не было еще и четырех часов, и сразу тронулся дальше. К десяти часам утра, я подъехал в Калуге и подумал, что в спешке, я не приобрел ни одного подарка обитателям Счастливого и членам моей будущей семьи. К моему счастью, мне не пришлось заезжать в город, так как сейчас на въезде в любой областной центр стоят логистические  центры известных маркетинговых фирм. Калуга не была исключением, и я быстро обнаружил справа по курсу огромный комплекс "Метро". Я знал, что у этой фирмы существуют карты покупателей. У меня такой не было, но переговорив с работниками центра и объяснив свою ситуацию, был с удовольствием пропущен, и приобщен к материальным ценностям чудного мира торговли.
Экономя и немного прижимаясь, я решил не шиковать, чтобы не приехать с пустыми руками. Мало того, что я уже был безработным и не имел источника пополнения своих запасов, не хотелось чувствовать себя совсем "примаком". Но, как я не старался экономить, учитывая тот факт, что купить более-менее приличный подарок, надо все равно отдать хотя бы рублей пятьсот-семьсот. И то, что в Счастливом меня ждали минимум восемь человек, траты все равно получились солидные. Но зато совесть была чиста, и меня уже ничего не задерживало, кроме одной неприятной мелочи.
Оказывается, я не забил в свой телефон номер Гули. И хотя я досконально изучил маршрут движения по карте, все же, на всякий случай, связь мне была нужна. Я позвонил Вадиму и попросил войти ко мне на электронную почту, найти в переписке  и продиктовать  мне ее номер. Все-таки как хорошо, что есть интернет, а самое главное, что есть друзья. Как бы там ни было но, даже не прекращая движения, уже через полчаса, я разговаривал с Гулей.
Она мне объяснила, как с Калужского тракта,  доехать до поворота, который приведет меня к Деревне Зубово. Там заканчивается асфальт. Поэтому, заехав в деревню, я должен буду ехать до красных ворот без забора, и сразу за воротами, должен повернуть налево и доехать до крайнего дома. Это был дом Игоря и его мамы. У них, возле дома я могу оставить свою машину и Мария, так зовут  маму Игоря, мне махнет рукой, куда надо будет идти. Туда я и должен пойти, а пройдя четыре километра по лесу,  дойти до речки. Дальше я знал из карты GOOGL, что за речкой начинается имение Счастливое, то есть конечная точка моего путешествия.
До Зубово, я добрался быстро и без остановок, не считая, того, что в районном центре Лыков, я купил бутылку коньяку и три коробки конфет, учитывая размеры семьи и количество ожидавших меня детей. Уже к пятнадцати часам я вышел из припаркованной машины у дома Игоря и Марии. Игоря дома не было, а Мария, приятная темноволоса женщина с толстой косой через плечо, на вид моложе меня лет на пять, приветливо улыбаясь, поздоровалась со мной.
- Вы Мария?
- Да это я, а вы Григорий?
Я согласно кивнул головой и сказал:
- Вы должны мне махнуть рукой куда идти.
Она звонко засмеялась и действительно махнула рукой в сторону леса по направлению полевой дороги уходящей на опушку. Мария мне сразу понравилась, но я прогнал эти мысли, так как это было неправильно, и я не имел права так думать. Мария сказала, чтобы я зашел к ним в дом, и она напоит меня чаем. Мне было неудобно, хотя чаю, и вправду, я бы выпил с удовольствием после двухдневного перехода от Саратова и я вежливо отказался.
- Вы можете пока отдохнуть у нас с дороги. Примерно через час со школы пойдут Никифор и Ольга, старшие дети Гули и вы  с ними пойдете, так удобнее. А заодно и чайку попьете, пока будете их ждать.
Это действительно был хороший повод отдохнуть перед четырехкилометровой прогулкой по лесу. Хоть я и предвидел, что это будет неспешная ходьба по весеннему лесу, под пение лесных птиц, но четыре километра, я просто не мог себе представить, много это или мало. И я согласился на предложение женщины.

+++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++
21.03.2015
Мария к чаю выставила несколько видов печенья, которое испекла сама. А кроме печенья порезала колбаску, сало белое, засоленное и красное копченное, выставила маринованные грибочки, рыбку, обжаренную в кляре, дымящуюся картошку, сваренную целиком, поблескивающую маслом и посыпанную зеленью, спросила, буду ли я, есть пельмени и, не дожидаясь ответа, поставила передо мной глиняную миску с горячими пельменями. Она все это делала так легко и с улыбкой, вся снедь, выглядела так аппетитно, что у меня громко заурчало в животе, от чего  стало неудобно. Мария звонко засмеялась, а я стал извиняться. Она сказала, чтобы я не стеснялся и ел. Она мне почему-то напоминала, наших украинских женщин и внешне, а главное повадками и своей исправностью.
 Я знал, что мне нельзя наедаться, так как меня ждут в Счастливом. И там, наверняка, тоже накроют  стол. И как же я буду выглядеть, когда станет известно, что я наелся в "соседской хате". Поэтому, я поблагодарил, отказываться не стал, но и поел с чаем только печенки. Правда натура взяла свое, и я не смог отказать себе в удовольствии, чтобы  не съесть пару кусочков сала с хлебом. Хохол!
 Час пролетел незаметно, я даже не успел рассказать, как  попал на передачу и как познакомился с Гулей. Первой появилась Ольга. Это была стройная симпатичная девчонка, ни чем не отличающаяся от ее сверстниц в нашей школе из которой я недавно уволился. Я вышел ей навстречу, никаких заборов у хозяев не было. Ольга поздоровалась, улыбнулась и, подойдя к деревянному строению, в котором лежали дрова и еще с какие-то хозяйственные  вещи, извлекла оттуда пакет, а из него резиновые сапоги, переобулась и молча, зашагала по дороге к лесу. Я немного опешил, так как продолжал стоять на месте в надежде, что мы с ней поговорим о чем-нибудь, хотя бы формально, раз встретились. Я окликнул Ольгу, и когда она повернулась, спросил, где Никифор. Она сказала, что сейчас подойдет и, не поворачиваясь быстро пошла в сторону леса.
Я был немного растерян от такой встречи и посмотрел на Марию. Та пожала плечами. Но неловкая пауза, к счастью была недолгой, через минуту быстрым шагом подошел брат Ольги.  Это был Молодой, не бритый человек. У него была красивая русая бородка с небольшими усами над верхней губой. Парень был очень красивый и похож на молодого русского витязя, хоть в кино снимай такого. Он ни чем  не был похож на школьника, хотя бы и выпускника. Он смотрел открыто прямо в глаза и приятно улыбался.
- Здравствуйте! - первым поздоровался Никифор и я, поздоровавшись, протянул ему руку. Рука у парня была крепкая, мужская, хотя и по-юношески узкая.
 - Как доехали? Устали с дороги?
Я понял, что парень привык быть лидером и, не смотря на свои восемнадцать, был уже достаточно взрослым.
Быть взрослым в восемнадцать это не диковинка. Я и сам в его возрасте был достаточно взрослым и готовым к жизни, да и все мои друзья того времени были самостоятельными и зрелыми. Но это были  годы СССР, кроме того мы все уже почти по году отслужили  в армии, учась в военном училище. Всем известно – армия школа мужества. Но современная молодежь, совсем другое дело. Выросшая в тепличных условиях городских квартир, она не знала, что такое физический труд и отсиживая задницы у компьютера, в большинстве своем была инфантильной. И то, что этот парень был настолько взрослым, меня конечно, приятно поразило. Я ему сказал, что специально жду его и пойдем вместе, только я возьму из машины предметы первой необходимости, то, что мне понадобится уже сегодня. Он, как и сестра, переобувался в резиновые сапоги, которые извлек из того же строения, вызвался помочь мне нести мои вещи. Я взял самый минимум необходимого, как то предметы личной гигиены, документы, свои подарки  и аптечку. Никифору я ничего нести не дал, да он и не настаивал. Со своим уставом в чужой монастырь не суются, и мы с ним зашагали по дороге к лесу.
 До леса было метров четыреста по грунтовке вдоль поля. Поле было какое-то странное. Куда не кинь взглядом повсюду торчали какие-то, то ли посаженные густо, то ли дико выросшие растения, очень похожие на сорняк, который у нас, на Украине называют «Деревий». Я никак не мог понять: если его посадили, например, для силоса, то почему не собрали. А если он дико вырос, то почему на вспаханном поле и почему он вырос рядками, как культурное растение. Я решил, что пока, я найду этому разгадку, пусть будет, что поле оставили под пары. И в этом году уж точно, простите за каламбур,  используют с пользой.
Никифор шел, широко ступая, и у него получалось очень быстро, видно, что привык к этой дороге и идет по ней не первый раз. Я уже через двести метров стал задыхаться и отставать от него. Он замечал это и видно, что уважительно сбавлял скорость, чтобы не ставить меня в неловкое положение. Мы шли рядом, только для меня это была не прогулка по весеннему лесу, а какая-то гонка. Он спросил меня, не быстро ли он идет, я попросил его идти чуть помедленнее. Парень сбавил, но мне удовольствия от такой ходьбы все равно не добавилось.
 Кроме этой, на мой вкус - быстрой скачки, сильно мешала грязь, которая лежала на земле от растаявшего снега, и я тащил на ботинках по четыре килограмма русской земли. Так как резиновых сапог у меня не было, то мои ботинки очень быстро промокли, раскисли и стали непомерно тяжелыми. Справедливости ради надо сказать, что в лесу грязи все же было меньше, чем на полевой дороге, но мешали одна за другой продолговатые лужи в колеях дороги, их приходилось обходить,  наступая на гребни грязи обрамляющих колею. Часто попадался не растаявший снег, но он радости не приносил, так как был промокший и неприятный, из за него в ботинках постоянно хлюпало.
 По словам Никифора, дорогу он делил  условно на пять участков. Первый - поле, второй - кустарник, третий - сосновый лес. Когда мы пошли до него, я очень обрадовался, думал что закончились мученья. Лесная дорога была твердой, часто посыпанная гравием и по ней было приятно шагать. Но к моему разочарованию наступил час четвертого участка - болото. Да, это было настоящее болото, поросшее рогожей и камышом. Оно качалось под ногами, как трясина в фильмах про войну. Болото было в основном еще замороженное и по нему можно было пока идти, хотя Никифор предупредил, чтобы я был осторожен и не оступился в пойму с трясиной. Через болото была проложена гать. Вернее, то, что от нее осталось.
Никифор рассказал, что когда-то, когда  Счастливое, было еще деревней Ежовой, то за дорогой мужики ухаживали, и по ней можно было ездить. Ездили на лошадях, машины сюда забирались редко. Но, рядом, не очень далеко, если сделать круг в десяток километров, то болото можно объехать на вездеходе, так как хоть и болота там нет, дороги, к сожалению тоже нет. Сейчас было ездить опасно, так как весна и мерзлая земля тает. А пока не придет лето, и не подсохнут пути,  движения по ним нет, только вездеходам на гусеничном ходу. По дороге из гати, идти было практически не возможно из-за раскисшей грязи, и мы внимательно смотря под ноги, шли вдоль гати. К счастью участок болота был небольшим, метров двести, а за ним начинался пятый участок, по словам Никифора - настоящий лес. Лес был, действительно настоящим, не хуже чем наш, уральский, смешанный, с толстыми стволами деревьев, в основном сосен, дубов и лип. Дорога пошла под откос, на ней лежал не растаявший твердый снег, правда немного скользкий, но идти стало намного приятней.
Неожиданно из-за стволов показалась речка, шум которой, мы слышали уже несколько минут. И вот мы подошли к броду. Моста здесь не было никогда, и речку переходили вброд. В этом месте русло было широкое, метров тридцать, и река теряла свою скорость и глубину. Дно здесь было песчаное, каменистое.  Но сейчас была весна, разлив, река была бурной и глубина в месте брода была около метра, преодолеть его было сложно даже на УАЗике. Но на деревянных козлах с обеих сторон реки был перекинут деревянный пешеходный мосток, на высоте метра три над водой, так, что никакой разлив ему страшен не был. На мосток поднималась, а с той стороны опускалась деревянная лестница с перилами.
Никифор первым поднялся на мост и остановился, пройдя по нему всего три шага.  Я видел, что он разговаривает с кем-то или с чем-то, опустив голову. Вода очень громко шумела, слов я разобрать не мог, и поспешил подняться на мост тоже. Парень прошел далее, прижавшись спиной к перилам мостка, словно обходя что-то. Поднявшись наверх, я увидел, причину странного поведения Никифора. На мосту лежала на спине какая-то старуха в лохмотьях, как будто ожившая Баба Яга из сказок Александра Роома, в исполнении Владимира Милляра. По спине мурашки не побежали, но мистикой все же запахло. Я подошел к этой куче тряпья. Это была моя невеста Гуля!
Она лежала на спине посреди мостка. На ней была надета какая-то бледно-синяя болоньевая куртка. Пошита, по всей видимости, еще в семидесятых годах, она была вся выцветшая. Снизу была одета драповая, крупной вязки юбка в большую клетку.  Ноги "невеста" сложила одну на другую, на них были коричневые гамаши и войлочные чуни. Из-за погодных условий чуни были все покрыты коростой толи из грязи, толи из перегноя. Гуля лежала и улыбалась. Ее рот был приоткрыт, и хорошо была видна дырка от отсутствующих третьего и четвертого зубов справа. Вот тут-то мне первый раз  стало страшно. Не в том дело, что я чего-то испугался. Нет. Я просто отчетливо понял, что я с ней не смогу лечь в постель.
- Здравствуй, - сказал я.
- Здравствуй, - прозвучал ее высокий и скрипучий голос, - Я тут тебя встречаю. А от речки такая сильная энергетика. Вот я и решила немного зарядиться.
- Зарядилась?
- Да.
- Ну, тогда встречай. Я приехал,- я подал ей руку, она поднялась и мы пошли к ЕЕ хозяйству. Назвать его "Наше" я не смог.
+++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++
21.03.2015
По сути, никакого имения не было. Не было ни границ участка, ни заборов, ни даже каких-либо колышков, обозначавших пределы имения. Не было даже того, что можно было бы назвать жилым домом. Все "имение" состояло из нескольких деревянных сараев и двух непонятных строений, которые даже с натяжкой нельзя было назвать жилым домом. Одно, стоящее чуть пониже, Гуля с гордостью назвала Новым Домом Никифора. Это сооружение со стороны напоминало большой шалаш, крытый темно-красным ондулином. С одного торца этот "курень", был бревенчатым. В нем была прилажена самодельная дверь, сколоченная из не строганной доски. А с другая стороны, с торца, стена была комбинированной. Нижний уровень (этаж) этого строения был бревенчатый, а второй, "мансардный", если можно так назвать, был выполнен глинобитным способом. Глиняная стена имела тринадцать маленьких окошек разного размера, расположенных хаотично, безо всякой геометрии. Окошки были квадратные, с округленными углами. Похоже, что стекла были просто вмазаны в стенку безо всяких рам или фрамуг. Больше окон Новый Дом Никифора не имел.
Второе сооружение, внешне больше напоминавшее дом. Хозяйка с гордостью назвала "Библиотека Имени Карла Юнга". Об этом же гласила и большая самодельная надпись красной краской на белом когда-то транспаранте, растянутом на стене библиотеки. Гуля не стала приглашать меня в храм философии, сказав, что мы идем на кухню, так как меня нужно покормить с дороги.
Кухня это было отдельное строение на самой высшей географической отметке местного ландшафта, уютно расположенное между деревьев, в основном осины с несколькими чернокленами и парой и березок. К кухне от библиотеки вела дорожка, небрежно выложенная из дощатых щитов, по типу поддонов для кирпича. Гуля объяснила, что в период таяния снега, местность заболачивается и неудобно ходить. Мне показалось странным, что это заболачивание происходит только в направлении  кухни, так как нигде мостков больше не было.
Кухня имела по периметру форму восьмигранника, сделанного из не строганной доски, с крышей, сходящейся к верху в виде восьмигранной пирамиды. Посредине этого тетраэдра стоял столб, поддерживающий крышу чуда архитектуры. Вокруг столба был сделан стол из той же не строганной доски, в форме неправильного шестигранника. Сторона стола, обращенная к рабочему месту повара, была меньше стороны, смотревшей в противоположную сторону. Там, вдоль трех сторон тетраэдра был сколочен то ли тумба, то ли сундук, используемый как скамейка. Поместиться на нем одновременно, если потесниться,  могли не более четырех человек. Невеста пригласила меня за этот стол. Сундук-скамья оказался высотой около семидесяти сантиметров, так, что сидеть было крайне неудобно, даже мне, человеку достаточно высокого роста, не говоря уже о детях, но зато и стол находился на уровне моей груди, в сидячем положении на этом сундуке. Это была высота не удобная как для сидячего, так и стоячего человека.
Позже, я предложил Гуле переделать высоту стола и скамьи. Она мне сказала, что это, по её просьбе, Никифор, специально сделал такие габариты, чтобы сидеть было неудобно и чтобы ни у кого не возникало желания засиживаться на кухне. По мнению хозяйки "Счастливого" этот объект был предназначен для приема пищи, как «физиологической потребности человека, а не для получения какого-то удовольствия от сидения на кухне». Она объяснила, что бесцельное сидение за обеденным столом «порождает  такие пороки, как обжорство и лень», а «душа человека обязана трудиться и быть всегда немного голодной». Ну, что же, с этим не поспоришь, и я с долей иронии  восхитился такому нехитрому способу борьбы с чревоугодием.
Действительно, я не увидел ни одного члена Гулиной семьи полного, или хотя бы упитанного. И я с моим, мягко говоря, избытком веса, выглядел, как синьор Помидор, среди овощей в сказке Джани Родари. Гуля мне бухнула на стол тарелку с тушенной квашеной капустой вперемешку с отварными рожками. Сказав при этом:
- Мяса мы не едим
Я ответил:
-  Ничего страшного, я  тоже мяса не ем, да и мясо не самое главное в мире угощение.
Я хотел добавить, что рожки с капустой это тоже не совсем правильное сочетание продуктов, но вежливо промолчал. Еда была не очень, так как в ней отсутствовали какие-либо специи. Блюдо было пресным и безвкусным. Я сразу пожалел, что отказался поесть у соседей. Оказалось, что я очень  голодный,  а печенье, которое я поел с чаем у Марии, давно переварилось, пока я месил  раскисшую лесную дорогу. Я не заметил, как съел все, что мне поставила хозяйка.
- Чай будешь?
- Да
- Сахар нужен?
- Нет
Вот это и была наша первая семейная беседа. После ужина Гуля вслух поделилась своими мыслями:
- Где же мне положить тебя спать?
Мне показалось это странным, так как она меня к себе позвала и в письмах настаивала, чтобы я поскорее приехал:
- А вы сами-то, где спите?
- У каждого свой дом и своя постель, - пожала плечами женщина.
- А что, я разве не к тебе приехал? И с собой ты меня не положишь?
- С собой - эхом отозвалась она - с собой места там нет! – а затем, подумав, добавила: - Ляжешь в доме у Аскара. Только тебе нужно самому у него спросить разрешения. Он сейчас в Москве и домой приедет еще не скоро, так, что дом его свободен.
- А как же я спрошу разрешения, если его нет?
- А ты в курсе, что уже придумали телефон. Я Аскара сейчас наберу.
Она достала сотовый телефон, набрав абонента, передала мне трубку. После нескольких гудков, в трубке раздалось:
- Алло.
- Аскар. Это Григорий Николаевич! Здравствуй. Я приехал и звоню тебе, хочу спросить - можно, пока тебя нет, я буду спать в твоем доме?
- Конечно, дядя Гриша. Можете спать.
Телефон отключился. Я передал его Гуле и сказал, что вопрос улажен. Она стала одевать свою выцветшую куртку:
- Ну, тогда пошли.
Мы вышли из кухни и прошли восемь шагов по мосткам из щитов и сойдя с этой тропы в  четырех шагах от нее подошли к стоявшему рядом деревянному вагончику. Это был обычный строительный вагончик, называемый в народе "прорабкой". Видно, что приобретен он был недавно и на стройке еще не успел побывать -  отделка вагонкой еще не потемнела. Размером примерно два метра на четыре, с одним окном. Из отопления здесь стоял масляный электрический радиатор на шесть секций. Под окном стоял стол ученический однотумбовый, но тумба стояла напротив стола, у стены с вешалкой на четыре рожка. К стене, дальней от двери, были приделаны деревянные нары. В вагончике было очень грязно. Кругом валялись грязные носки и рабочая одежда, тоже грязная.
Гуля пояснила, что Аскар очень неаккуратный и неряшливый человек, который, порой, не умывается по несколько дней, не говоря уже про чистку зубов или стирку своего белья или одежды.
- А ты? Стираешь ему? Или хотя бы заставляешь его стирать? - сорвалось у меня.
- Кроме меня, здесь никто не стирает. Машинки у меня нет, и я стираю на руках в реке. Пробовал ли ты когда-нибудь стирать зимой в ледяной проруби, - обиделась Гуля.
 Я почувствовал, что сказал что-то не то и промолчал.  Конечно, в чужой монастырь со своим уставом не залазят, но усыновляя этого ребенка, ты же знала, что ему надо стирать? И я не стал извиняться за свой ляп.
- А заставлять я никого не собираюсь, - продолжала Гуля: -  У нас такой порядок: каждый работает по принципу - "изволишь", от слова ВОЛЯ. Каждый волен работать по мере надобности и своей совести. Не хочешь? Ну и твое дело. Я хочу, чтобы дети вырастали самостоятельными и работали не через принуждение, а чувствовали необходимость в труде.
По загоревшимся глазам, я почувствовал, что она "села на своего конька". В вопросах воспитания детей, у меня было совсем другое мнение, но  устав с дороги, мне спорить совсем не хотелось. Я извинился, прервав ее, и сказал, что мне надо поспать с дороги. В ее облике я увидел сильное недовольство, что прервал ее, но она ничего не сказала и вышла из вагончика.
 Я подошел к нарам. На них лежали два ватных матраца, совсем как армейские, тоже ужасно грязные, здесь же валялась скомканная грязная простыня. Сказать, что она грязная, это ничего не сказать. Я такие грязные тряпки видел только в бомжацких притонах, когда мы отделом милиции проводили рейды по притонам. Были три одеяла: одно ватное, страшно грязное и два армейские суконные. На подушку смотреть было страшно. Как я пожалел, что не взял постельное белье из машины, поэтому матрацы я заправил одним армейским одеялом, подушку обвернул своим полотенцем, а раздеваться побоялся и лег в одежде, надеясь, что в этой грязи я не подцеплю чесотку или педикулез. Накрываться ватным одеялом я побрезговал и накрылся вторым суконным. Заснул я быстро. Было  около шести часов вечера. Окно вагончика, смотрело на западную сторону, и от теплого весеннего солнышка мне стало тепло и приятно. Я сразу уснул.
Проснулся от звонка телефона. Мне звонили друзья из Новоуральска, чтобы  узнать, как  у меня дела. Поговорив по телефону, я проснулся окончательно. Начинало смеркаться, я хорошо отдохнул и настроение тихонечко поднялось.  Я вышел из вагончика, увидев прибитый к дереву рукомойник, хотел умыться, но воды в нем не оказалось. Я вспомнил, что когда мы поднимались от речки, по дороге я видел колодец недалеко от Нового Дома Никифора.
"Ну что же. Лучше для деревенской жизни и не придумать" - решил я и зашагал к колодцу. По дороге  никого из обитателей Счастливого я не встретил, хоть и удивился, но был доволен, что мне никто не помешает. Колодец был глубокий, расстояние от верха до зеркала воды было метров пятнадцать. На цепи к вороту колодца было приделано цинковое ведро, как и положено по деревенскому сюжету, оно , конечно же было треснутое в верхней кромке. Быстро достав воды из колодца, я расстроился, вода была мутная и коричневая от глины. А я ведь не опускал ведро на всю глубину. Дома, в моем детстве, у нас был колодец, и я хорошо умел пользоваться оборудованием колодца. То ли глубины воды совсем нет, то ли колодец давно никто не чистил. Обливаться этой грязной водой желание пропало. Кое как умывшись, я вылил воду и пошел в сторону кухни так как там горел свет и были люди. По дороге я зашел в Дом Аскара и взял приготовленные всем подарки.
Кода я вошел в помещение, то увидел, что собрались почти все обитатели Счастливого. Не было только Ольги. Гуля стояла у газовой плиты, спиной к ней и слегка  скривив рот, улыбалась. Она что-то готовила. У входной двери, облокотившись на косяк, стоял Никифор. Его лицо было озарено искренней и очень приятной улыбкой. На тумбе сидели Боря, который что-то жевал. Рядом сидел Кирилл, справа от которого сидела Женя - молодая мама. А между нею и Кириллом на постельке из пеленок лежала их дочка. Она была абсолютно голенькая. В помещении было очень жарко от железной печки, которая стояла справа от входной двери и излучала этот жар. После холодной колодезной воды, мои щеки сразу зарумянились, и стали аж пощипывать. Слева от газовой плиты там, где стояла мама всего этого семейства, была открыта форточка, и чувствовалось, что по кухне гуляет довольно приличный сквознячок. На стенах висели два каких-то бумажных плаката, с рисунком веточки сакуры в японском стиле. На плакатах сверху и снизу были две деревянные планочки . К верхней планочке была приделана завязка из толстой нитки, с помощью которой, собственно эти плакаты и висели на гвоздиках.
Войдя, я поздоровался, дети нестройно ответили, а Никифор отодвинулся, давая мне возможность пройти. Но я растерялся, так как войти было некуда. Кухня была слишком маленькая для такого количества людей, и мне пришлось стать плечо к плечу с Никифором. Слева нестерпимо жгла печка, что стоять возле нее было очень неприятно. Я подумал, что Гуля, как хозяйка, представит меня. Но она стояла, не смотря на меня, и криво улыбалась на бок. Пауза затянулась. Тогда начал я.
Много раз я представлял эту первую встречу со всей будущей семьей, подбирал слова и знал, что им скажу. Но действительность оказалась немного не такой, какой я себе представлял. Поэтому я что-то стал говорить о том, что я приехал, чтобы вместе со всеми строить новую жизнь и помочь им всем тем, что я умею. Они молча послушали меня и Никифор улыбнувшись, как всегда своей очаровательной улыбкой, сказал, что он пошел к себе. Я попросил его задержаться и сказал, что у меня для них есть приятные мелочи и стал доставать свои подарки.
Чтобы никому не было обидно, всем мальчикам я купил по три одинаковых полотенца. Одно большое банное, одно поменьше - туалетное и маленькое для лица. Все комплекты были разного цвета, но отличного качества, выбирал я их долго и очень скрупулезно. Девочкам я подобрал трикотажные туники с рисунками в стиле граффити. Я их видел обеих на передаче и представлял их размер и рост. А хозяйке я подарил набор красивой  посуды красного цвета,  малышке одеяло-пакет, для гуляния на улице. Видно, что детям понравились их подарки. Как выяснилось позже, с полотенцами я угадал. У них не было принято иметь личные полотенца, как собственно и личных простыней или наволочек. Поэтому такого у них никогда не было.
Постельное белье Гуля выдавала им по мере приведения в негодность выданного ранее. Состояние негодности, считалось такое состояние простыней,  которое я видел в Доме Аскара. Никто их больше не стирал. Они просто выбрасывались в загородку из сетки-рабицы, под навесом из досок, покрытых рубероидом. Здесь это называлось летней столовой. Но, похоже, что загородкой как столовой, никто давно не пользовался, так как она была завалена кучей разного тряпья, промокшего, промерзшего и скованного зимним льдом. Там были не только грязное постельное белье и полотенца, там была старая одежда и даже несколько прогнивших то ли ковров, то ли палацев. На столбах подпиравших перекрытие висели два комплекта конской сбруи и два хомута.
Дети уже поели и стали потихоньку расходиться. Последний ушел Боря младший, который все это время что-нибудь жевал: то морковку, то соленый огурец, то просто кусок хлеба, обильно сдобренный крупной солью. Наконец-то и он нажевался и, взяв с собой кусок хлеба, посыпал солью и тоже ушел. Мы остались одни.
Я попытался завести разговор о том, что бы я переделал в установленном порядке. Я стал говорить, что в семье не хватает такого места, где бы можно было собираться за столом всей семьей, мол совместный стол объединяет и тому подобное… Но она меня перебила и сказала, что собираться всем вместе не получается, так как все живут по разному распорядку и этого стола для всех вполне хватает. Я попытался возразить, что для создания единого коллектива нужно...
- Григорий Николаевич, - перебила она меня - у тебя впереди стоит столько задач, что тебе еще времени не хватит на введение каких-то новшеств.
Меня это обрадовало, так как я почувствовал, что я здесь нужен и на меня надеются. Она предложила мне поужинать, но поскольку время было уже позднее, стрелки приближались уже к двадцати двум часам, то она мне предложила только чай с кусочком хлеба и медом. Я не возражал, так как решил максимально воздерживаться от еды, больше двигаться и похудеть килограммов на тридцать минимум - во мне было тогда килограммов сто тридцать, не меньше.
Перед тем как уйти спать она попросила меня выключить на кухне свет и ушла. Я остался один. Спать не хотелось, вечерним сном я перебил весь аппетит ко сну. Я сидел и думал с чего я начну свою жизнь в «Счастливом». Спать я ушел во втором часу ночи. Как ни странно, но заснул я очень быстро. Нары висели на высоте более метра от пола, и на них залезть можно было только со стула. Какой дурак придумал так прибивать нары для сна? А как вставать ночью, например в туалет? Это же травмоопасно и потом...
+++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++
22.03.2015
 Проснулся я уже через полтора часа после того как заснул. Меня страшно колотило от холода. Вагончик был не приспособлен для проживания в нем зимой и по помещению гуляли  потоки холодного воздуха. Я вспомнил, что не включил обогреватель и быстро устранил этот пробел, но полежав с четверть часа, понял что опоздал, и в Доме Аскара еще не скоро стане тепло. Я вспомнил про кухню, которая стояла всего в десятке метров от меня и ее раскаленную печку. И я, не заботясь о гордости и достоинстве, позорно бросился к спасительному теплу.
К моему разочарованию, печь была железная и давно остыла, а поскольку кухня была дощатая и плохо утеплена, а скорее всего не утеплена совсем, то в кухне также царила холодная неустроенность. Я присел на тумбу за столом и почувствовал спиной тепло, а повернувшись, увидел, что тепло излучают  те самые плакаты с веточками сакуры. Это были электрообогреватели. Тепло было не сильное, но мягкое и приятное. И я, прижавшись к плакату спиной, стал получать божественное наслаждение. Очень было соблазнительно что-нибудь съесть, но я держался, да собственно ничего на кухне и не было.  Против входной двери в противоположной стенке была дверь в кладовую с продуктами, но на двери висел амбарный замок. "Странно, - подумал я - от кого она закрывает кладовую на ночь, кроме нее и детей здесь никого нет". Но мысли об уставе и чужом монастыре все расставили по своим  местам.
Минут  через сорок, я  вернулся в Дом Аскара и понял, чтобы прогреть вагончик,  масляного радиатора маловато, холодный воздух гулял по комнате и чувствовал себя хозяином. Но ведь Аскар как-то же ночевал здесь и даже зимой, когда на улице было не минус два, как сейчас, а гораздо холоднее.
Лежать было совсем неуютно и я, переступив через брезгливость, поверх армейского одеяла накрылся и грязным ватным. И тут меня осенило, почему нары на такой высоте над полом. Аскар их прибил специально так высоко, потому, что снизу он ставил обогреватель. Рад своей догадке, я не поленился и встал, чтобы использовать новый "гаджет". После того как снизу стало поддувать теплым воздухом (опять же помогали потоки воздуха, что до этого так холодили) я спокойно заснул. Проснулся я очень рано, было около пяти часов утра. Спать больше не хотелось. Не скажу, что мне было совсем тепло и уютно. По крайней мере, я не дрожал от холода. Поднявшись, я сходил в туалет, радуясь, что никто меня не видит и не может помешать. По уральскому времени было уже часов семь, и я спать больше не хотел. Почистив зубы и умывшись из рукомойника на дереве - чистой воды взял на кухне из большой, на двадцать литров, пластмассовой фляги. Интересно, откуда они берут чистую воду? Судя по фляге, откуда-то привозят.
Я решил сразу сделаться полезным. Принеся дрова, я растопил печку и закипятил чайник, других продуктов я не нашел. В половине шестого из Библиотеки Карла Юнга в туалет согнувшись от холода прошла Ольга. На кухню она не зашла и минут через десять, побежала вниз с портфелем в руках по направлению к речке. Я понял, что она пошла на автобус.  В это же время в кухню вошел Никифор. Поздоровавшись, я спросил, будет ли он есть. Он ответил, что берет с собой бутерброды и поест на перемене в школе. Сняв с крючка возле двери в кладовую ключик, он открыл двери кладовой, вынес оттуда сыр и хлеб. Сделав сандвичи из хлеба с сыром он  поджарил их на старинном электрическом тостере в виде двустворчатой вафельницы-ракушки с ребристыми поверхностями,  сложил все, на западный манер, в бумажный пакет с надписями: «Для бутербродов» и убежал вдогонку за своей сестрой, прихватив свой портфель-рюкзак. Мои старания остались не замеченными этими двумя. Еще не вечер, а главное,  я имел теперь доступ в кладовую. В кладовой было очень много всего, начиная с крынок с молоком и заканчивая банками с вареньем и самодельной сгущенкой. Конфет, например, был целый таз. Я решил, что надо приготовить кашу. Нашел овсяные хлопья и сварил ее.
 Но первой на кухню вошла заспанная Гуля только в восьмом часу, когда каша уже остыла. Она налила из фляги ведро воды и ушла с ним. Я видел, что воду она понесла в хлев с животным, и пошел за ней. Но она уже шла навстречу с пустым ведром. Я спросил, чем могу ей помочь. Она сонно сдвинула плечами и пройдя мимо меня, пошла дальше на кухню. Я остановился, в нерешительности и побрел обратно. Как я сам не догадался напоить скотину? Она шла уже обратно, неся чистое ведро, накрытое марлей и второе ведро с теплой водой. "Ага, будет доить корову", - догадался я, и пошел обратно в сарай. Но она попросила меня не заходить, мол, скотина не любит чужих, и я буду мешать, беспокоя животных. Я остался у загородки загона вокруг сарая. Сначала я слышал, как она орет на кого-то, а затем увидел, как пинками выгнала в загородку лошадь. Это была, собственно и не лошадь, а выросший жеребенок, небольшого роста и такой худой, что сквозь кожу проступали ребра. Ножки у лошади были тонкими и короткими. Жеребенок был ужасно грязный и весь в парше, как чуни хозяйки. Это была девочка, и звали ее в тон хозяйке Джулия. Я попытался ее позвать, но она была совершенно дикая и к человеку не шла. "Ее, наверное, бьют  - подумал я, - раз она не верит человеку". Через полчаса вышла Гуля, неся надой в ведре закрытом марлей. Я опять побрел за ней в сторону кухни.
Молока было совсем немного, менее трех литров. Я спросил, столько скотины в сарае. Там были лошадь, корова и коза. И эти неполные три литра дают корова и коза вместе. Хозяйка  их молоко  смешивает. Процедив в крынки через марлю, она спросила, буду ли я свежее молоко. Конечно. Молоко было вкусным, и я выпил кружку с куском хлеба. Хлеб был магазинным, но здесь был и хлеб домашней выпечки. Это были тонкие, плоские булки неопределенной формы, необычайно твердые, хоть зубы ломай и очень соленые. Я был просто разочарован - как можно так испортить домашний хлеб? Оказывается, что печет она его редко, без дрожжей, поэтому они такие плоские, тонкие и такие твердые. Кашу она мою все же поела, хотя разогревать категорически отказалась и видно, что ей моя стряпня тоже не понравилась. То, что она пришла в теплую кухню, она сделала вид, что не заметила. Но она заметила другое. Оказывается, когда, я ночью прижимался спиной к теплому обогревателю-плакату, от этого его бумага слегка подгорела и стала немного коричневой в месте, где я нажимал спиной. Вот здесь я впервые почувствовал, что такое семейный скандал. Она не кричала, но учитывая ее высокий скрипучий голос, это было какое-то неприятное нытье. Я долго извинялся, объяснял, что сильно замерз и таким образом спасался от холода,  и что вообще первый раз вижу такие обогреватели. Все было бесполезно, я выслушивал упреки, что это все куплено за деньги, которые достаются с огромным трудом, и что я понятия не имею, как они достаются и так далее. Дождался небольшого перерыва, я спросил, чем могу загладить вину?
Она, почему-то еще больше стала нервничать и опять завела песню о необходимости трудиться каждому самостоятельно и уже знакомую теорию об "изволишь от слова ВОЛЯ". Я перебил ее, что я же  человек новый и  мне пока трудно определиться, пусть подскажет, как я могу использовать свои возможности максимально и эффективно. Она сказала, что лошадь сломала перегородку между своим стойлом и стойлом коровы. Поэтому она утром и орала на нее,  и если  я смогу, то надо починить. Я заметил, что ей трудно попросить и когда дело доходило до просьбы, она начинала сильно нервничать и волноваться. Комплекс какой-то. Вот тебе и психолог!
Я пошел в сарай, чтобы определиться, что мне нужно для ремонта. Пока я осматривал сломанную перегородку, Гуля пришла в сарай. Видно ей не давало покоя то обстоятельство, что она чуть не попросила меня о помощи. Поэтому она начала меня учить, что надо мол, «взять палку", "туда привязать проволокой", а "вот эти шнурки, мол, она сама вязала и их надо заменить другими", а "чтобы лошадь не грызла бревна, их надо обмотать колючей проволокой" и так далее. Я ее снова перебил и спросил, можно ли выгнать на улицу и корову и козу. Да можно и уже через пять минут сарай был пуст. Я не стал делать, то, что она говорила, а взял топор и пошел в лес, благо он находился через дорогу от загона. Срубив там две молодые сосны, сантиметров по десять в диаметре, быстро разобрал латанную-перелатанную перегородку и сделал новую. Через полчаса, я закончил.
Когда работал, то заметил, что у коровы и козы стайки были чистыми, но у лошади слой перегноя был сантиметров двадцать. Я взял вилы, и перекопав утрамбованный навоз выгреб его в загородку перед сараем, а затем перекидал через бревенчатую изгородь загона на кучу, которая там уже была. Но вместо ожидаемого поощрения, я опять услышал крики зачем, мол, я навалил здесь эту кучу. То, что там до меня уже была большая куча навоза, ее как будто не волновало. Она приказала (по-другому это не назвать) взять тележку и перевести всю кучу навоза в огород. Я стал возить, но навоза было так много, что я понял, управлюсь только через несколько дней. К моему счастью тележка быстро сломалась, но когда я взял другую тележку, поновее, то теперь произошел просто ужас. Гуля подняла такие крики, что я понял, что осквернил самое святое на свете и теперь остается только выбросывать тележку. Я прекратил работу и достав воды из колодца, отмыл тележку.  Так я освободился от навоза и стал ремонтировать сломанную тележку.
 Возле Библиотеки Карла Юнга лежала огромная куча березовых поленьев, видно, что дрова лежали здесь всю зиму и были сырыми от растаявшего снега, которым они были завалены зимой. Я взял да и сложил эти дрова в дровяницу у стены Библиотеки, так, чтобы от непогоды их прикрывал козырек крыши здания. Поскольку дрова были сырыми, поэтому  для отопления их не брали, а носили сухие дрова, от Нового Дома Никифора, где были складированы не колотые березовые поленья и их потихоньку кто-то колол, скорее всего, Никифор. Эти дрова были притчей в языцех, так как Гуля, донимала напоминаниями всех обитателей своего имения, чтобы каждый, кто проходил мимо кучи, должен был взять хоть одно полено и принести его на кухню. Поскольку дети постоянно забывали об этом, ее голос, высокий и пискляво-скрипучий, зудел постоянно, с утра, до вечера, и это напоминало нытье или скаучание  собачонки.  Я просто не выдержал этого постоянного  нытья и привез шесть тележек этих дров, сложив их под кухней, которая стояла на деревянных сваях. Нытье прекратилось, но видно было, что Гуля затаила обиду.
Вечером я сказал Гуле, что мне нужно помыться, так как с дороги прошло уже два дня, а я еще не мылся. Она развела руками и сказала, что если мыться, то надо идти к речке. На мое удивление, а где же баня и где все моются, она ответила, что бани у них нет, но Никифор строит ее в своем Новом Доме и, хотя она не доделана, там можно помыться. Но для этого я должен спросить разрешения у Никифора.
Я заметил, что это не совсем правильно, что взрослый пятидесятилетний дядька должен спрашивать разрешения помыться у восемнадцатилетнего мальчика. Ответ Гули был безапелляционным:
- Это его Дом и он там хозяин!
- Но это неправильно! – Возражал я: - Неправильно уже тем, что мальчик живет в бане, а баня это общественное место. Живя там, он мешает другим осуществлять свои права.
- Если для тебя это так унизительно, я сама попрошу разрешения тебе там помыться.
-Я хочу сказать честно. Да, я чувствую в этом какое-то унижение. Попроси, пожалуйста, Никифора сама.
Я взял Полотенце, мыло, мочалку и шампунь и мы пошли к Новому Дому Никифора. В это строение я вошел впервые. Первый этаж делился на две половины. Первая, поменьше было чем-то типа коридора или сеней. А вторая, с лестницей ведущей на второй этаж в комнату с тринадцатью окошками, собственно и была баней. Никифор находился на первом этаже, и был занят обиванием стены вагонкой. Видно было по каркасу, что он планировал помещение бани поделить на три части: предбанник с лестницей на второй этаж, помывочную и парную. Но кроме брусчатого каркаса, стен пока не было, да и банной печи-каменки тоже не было. Просто стояла железная печка, такая же как и во всех сооружениях этого поселения. Гуля начала, как-то не совсем красиво:
- Никифор, Григорий Николаевич хочет помыться у тебя в бане, но спросить об этом он считает унизительным для себя.
Я опешил:
- Зачем ты так? Я просто сказал, что это неправильно, когда взрослый мужик, чтобы просто помыться, должен спрашивать разрешения у молодого парня.
Мои слова были направлены в пустоту. Потому, что Гуля не став слушать, просто вышла. Я стоял как облитый грязью и обтекал. Это было уже не первый раз, когда я начинал ей что-то говорить, а она, не слушая, просто уходила, или что-то начинала говорить своим детям. Однажды, после очередного такого акта неуважения, я спросил, почему она так поступает. Она ответила, что не обязана слушать то, что ей не интересно. А как же уважение к собеседнику? И каково будет ей, если ее будут прерывать разговором с третьими лицами или демонстративным и пренебрежительным отворачиванием от собеседника? Вместо ответа на мои вопросы, она демонстративно отвернулась и вышла. Мои размышления прервал голос Никифора:
- Дядя Гриша, давайте сразу договоримся, чтобы у вас не возникало вопросов. Здесь есть три мои вещи. Это мой инструмент, мой квадроцикл и моя баня. Если у вас возникает необходимость пользоваться одним из этих предметов, вы должны спросить у меня разрешения.
- Уважаю, молодец. Только мне кажется, что это правило надо немного изменить. Баня это не может быть личным предметом. Это место общего пользования. К тому же, это вопрос гигиены и первичной необходимости. Здесь нельзя устанавливать монополию на пользование ею.
В глазах юноши светилась, мягкая приятная улыбка, но вместе с этим просматривалась не детская решимость, твердость, недюжая сила воли и уверенность в себе. Этот взгляд завораживал и конечно вызывал уважение.
- Я же не монополизирую баню. Я никому не запрещаю в ней мыться, пожалуйста, хоть каждый день. Единственное моё условие, прежде, чем пользоваться, спросите у меня разрешение. Я построил эту баню своими руками, мне никто не помогал и я имею право хотя бы на уважение к моей работе.
- Безусловно, требовать уважения к себе это самое главное правило личности. Но есть и общепринятые правила общества. Мои личные права  не должны ущемлять права тех, кто рядом.  В данном случае ты ограничиваешь права того, кто хочет помыться в бане.
- Никаких ограничений – улыбка стала еще добрее и ласковей – я же несу ответственность как хозяин бани. А вдруг что-нибудь случится с тем, кто моется.  Да и просто элементарно, я должен натопить баню,  чтобы там помылись.
- Ну, я взрослый человек, имеющий относительно большой опыт, извини, побольше твоего,  поверь,  наверняка, сам в силах справиться с задачей растопки бани.
- А вот это как раз правило номер один. Квадрацикл, инструмент и баня – это мои личные предметы. Я никому не разрешаю топить баню без меня. Кроме того, что это баня, это еще и мой Дом. Я в нем живу. А это уже мое право на  личное  пространство.
- Мне, кажется, что это неправильно, когда, я пятидесятилетний мужик, чтобы помыться в бане, должен спрашивать разрешение у восемнадцатилетнего пацана. И как быть, например, если тебя нет, ты уехал в Москву на несколько дней, ведь тогда придется  нарушить твои правила?
- Нет. Ключ от бани у меня и никто туда не зайдет. В крайнем случае, есть мама. Она знает, где я храню ключи, можно подойти к ней.
Его сияющая улыбка просто излучала доброжелательность и теплоту. А я все никак не мог понять, почему такая, вроде бы искренняя улыбка на этом молодом, красивом лице, с чертами русского витязя начинает меня раздражать. В этом было что-то неправильное. Я понял, что его мнение не изменится и  разговор окончен, развернулся и пошел на выход. Никифор, окликнул меня:
- Дядя Гриша. Так, что вы в баню пойдете? Мне ее растапливать? 
Это прозвучало неожиданно, так как в этой философской беседе я забыл, что основная цель была именно помыться в бане. Я остановился, повернулся в Никифору. Искренняя улыбка была все той же, мягкой и доброй. И мне стало даже как-то не по себе,  как-то совестно, что я обвиняю этого доброго и красивого юношу не справедливо. И тут мне дошло, что же меня раздражало в этой улыбке. Кроме доброты, в ней была снисходительность высшего существа перед  копошащимися у ног букашками. Я вспомнил, как однажды, я был еще ребенком, у нас в Украине один год было нашествие жучков Coccinellida, мы их называем Божьи коровки. Они приятные на вид и главное, очень полезные. Они уничтожают тлю. В это лето их было так много, что они ползали по дорогам везде. Невозможно было пройти, чтобы не раздавить их. Я был маленьким и очень старался не наступить на них. Вот тогда, я также улыбался, давая им жить. Мыться охота пропала, но тело уже  стонало, прося бани. Гордость сдалась. Потупя глаза я попросил:
- Никифор, нагрей, пожалуйста, баню, я помоюсь.
 Я шел к себе и задумался. «Ну и что случилось? Ведь не переломился?  Ну, попросил разрешения. Ведь стало же легче? Правда? Да и баня будет, что компенсирует моральную амортизацию принципов», - так думал я, успокаивая задетое самолюбие.  Чем больше я себя успокаивал, тем больше чувствовал, что на самом деле легче не стало. На плечи по-прежнему давит чувство унижения.  Мимо, как обычно согнувшись и нахмуря брови, учащенным шагом пробегал Никита.  Он, как обычно, тащил свои две канистры с водой из источника. Это было его делом, как говорила Гуля «делом его воли». Каждая емкостью двадцать литров. Видно было сразу, что худенькому, но жилистому телу, было очень тяжело, поэтому он не шел, а буквально семенил бегом, чтобы быстрее избавиться от этой ноши. Не останавливая его,  я спросил:
- Никита. А сколько ты весишь?
Он, радуясь неожиданно возникшей передышке, охотно остановился, вытер рукавом лоб, немного шепелявя, сказал:
- Сорок семь. А что?
- Да ничего. Просто каждая бадья весит по двадцать килограмм, всего сорок, а в тебе сорок семь. Расстояние от родника метров четыреста. Я подумал, что тебе должно быть очень тяжело. Почему ты не берешь тележку? Или вон у Никифора – санки пластмассовые, пока снег лежит.
-  Санки это от квадрацикла. Никифор санки не разрешает брать. Да и таскать получается быстрее. Быстрее принесу, быстрее избавлюсь от работы, в компьютер поиграю.
- Не правда.  Никифор  всегда разрешает и никогда не отказывает. Попроси его. Тебе же легче будет.
Он ничего не ответил, только посмотрел из под бровей как-то по взрослому. Потом молча схватил за ручки свою ношу, и побежал далее. Что я не так сказал? Ведь, правильно же я пожалел мальчишку? «Волчонок интернатский, - подумал я. – Не привык к участию других».  И вдруг меня осенило: «А что же это ты сам такой  правильный не хочешь ломаться, прося у Никифора разрешения помыться в бане? А каково же этому волчонку, привыкшему в интернате стоять за себя, отстаивая свое право быть личностью? Я сломал себя, попросив у Никифора милости, а этот, страдает, таская свои канистры, терпит, но упорно не хочет унижаться.
Помылся я в этой бане просто отвратительно. И даже не потому, что испорченное настроение, а потому, что железная печка так и не прогрела такое большое помещение, а воду нагреть было негде – печка не была приспособлена для этого. Чтобы нагреть воду, Гуля дала мне цинковое ведро и большой кипятильник. Но даже через двадцать минут вода нагрелась совсем немного, а ее нужно было еще и разбавлять холодной, чтобы получилось побольше воды для мытья. Полы были устланы линолеумом, и надо было постоянно контролировать себя, чтобы не упасть на мокром и скользком линолеуме. Через пятнадцать минут водных мук, хорошо промерзнув, моясь еле теплой водой в холодном помещении, я плюнул на все и побрел к себе в «прорабку»
+++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++
23.03.2015
На следующее утро я проснулся как обычно, в пять часов утра. После водных процедур, растопил печку на кухне, выпустил в загон лошадку, напоил ее и корову с козой водой из колодца, почистил загон у лошади. Она была просто невообразимая замарашка. Я твердо решил ее отмыть и почистить от грязи и парши, отведя ее для этого с разрешения хозяйки на речку.
Но когда я озвучил свое предложение, Гуля категорически запретила мне это делать, говоря, что-то о микроклимате ее шерстяного покрова и ослаблении иммунитета от предложенного мною мытья, мол, еще не сезон. Хорошо. Я в этом разбирался меньше и согласился с тем, что она сказала, хотя на лошадку смотреть было очень неприятно, и я не понимал, как гигиена может навредить лошади. В фильмах всегда лошадей тщательно вымывали и чистили. Вместо чистки, Гуля велела мне вывести лошадь на луг за околицей, и забив там железный лом привязать пастись. Она предупредила, что лошадь лягается. По неопытности я взялся за цепь на шее кобылы слишком далеко, примерно в метре от нее, чем Джулия сразу же воспользовалась и ловко лягнула меня задней ногой. Удар был совсем слабенький и не больной, я догадался и взял ее "под уздцы", то есть за цепь у самой шеи. И сразу почувствовал, что лошадь испугалась и присмирела. За лошадью, я вывел корову, а коза Марта шла самостоятельно. Их обеих я тоже привязал, забив в землю каждой по лому, верх которых, загнут петлей в форме вопросительного знака. Зеленой молодой травы еще не было, а после зимы стояла высохшая желтая трава.  Животные ее не ели, но они стали обгрызать веточки молодых березок, которые набухали почками. О внешнем виде лошади я говорил, а вот корова... Это требует отдельного описания. Это было не животное, а ходячее пособие по анатомии. Я видел такое только в документальных фильмах о концлагерях. Корова, представляла собой скелет, обтянутый грязной шкурой. Вымени как такого, не было. Вместо него были небольшие розовые мешочки с дойками тоньше моего указательного пальца. Она ходила с трудом, медленно шатаясь. Животное было истощено до предела. Конечно, откуда же возьмется молоко?  Я сказал об этом Гуле, стараясь подбирать слова помягче, но она мне отвечала, что сейчас зима и не сезон, поэтому корова так  выглядит. А молока нам больше и не надо, мол, куда его девать? Продавать некому, а хранить негде. Я не понимал этой логики, мол: "ты слышала что-нибудь про творог, сметану, масло. Да и причем тут молоко? Животное на грани смерти, оно замученное и умирает от голода. Оказалось, что зерна, комбикорма, силоса и другие виды корма хозяйка не покупает, а кормит скотину ветками ветлы и бросая в загон срубленные молодые березки. Иногда Игорь приезжал к ним на тракторе и привозил тюки засушенного сена но, по словам Гули, животные сено не любят и не едят. Это было просто страшно! Я сказал, что это издевательство над животными, но она резонно заявила, что в живой природе никто животным никакой комбикорм не покупает, и животные прекрасно переносят зимы, питаясь тем же, чем и она кормит своих. А то, что они  такие худые, это для них нормально, мол, "это у них сезонное похудение".
Я просто был в шоке! В этот день в наше поселение приехали представители органа опеки и попечительства и комиссии по делам несовершеннолетних. Это были две дородные тети. Я никогда не испытывал симпатии к этому типу чиновников. Проработав пятнадцать лет в среде образования, я знал, что ни одна комиссия, ни один орган, ни один чиновник никогда не заботился судьбой детей. По крайней мере, я таких никогда не видел. А от их чванства и чувства превосходства над родителями тех детей, чьи интересы они были призваны отстаивать с ними всегда было противно разговаривать. Эти дамы, вызвались желанием со мной поговорить. Они стали задавать вопросы, как живут дети и как они учатся. У меня желания с ними разговаривать не было никакого, поэтому кратко ответив им, что я только первый день здесь и пока ничего не знаю, я ушел заниматься своими делами.
На третий день моего пребывания в Счастливом, Гуля ПОПРОСИЛА меня помочь молодоженам перенести вещи в другой "дом". До этого они жили в Библиотеке Карла Юнга на втором этаже, а теперь старший сын  решил отдать им  свой "Старый Дом Никифора". Так я впервые был допущен в "волшебный мир психологии" - в Библиотеку карла Юнга. Сказать, что я испытал разочарование, значит, ничего не сказать. Первый этаж святилища был настолько загаженным и грязным, что просто неприятно было даже заходить. Строение первого этажа состояло из одной комнаты примерно пять на пять метров. Посредине была огромная квадратная печь Кузнецова из красного кирпича, которая условно делила помещение на две части. Первая часть была кучей обуви и тряпок, с крутой лестницей  на второй этаж. Одна стена помещения до потолка была оборудована деревянными стеллажами. На полках стеллажа стояли, лежали, валялись, висели и свисали какие-то мешки и упаковки, напоминавшие почтовые огромные бандероли. Их было так много, что они составляли сплошную стену до самого потолка, хотя потолки были высокими, метра четыре в высоту, не меньше. Из-за таких высоких потолков и была необычайно крутая лестница, причем, расстояние между ступенями было не менее сорока сантиметров, что делало подъем и спуск по ней мучением. Что было во второй половине первого этажа осталось загадкой, поскольку мешала занавеска из простыни, растянутая на веревке. Вдоль стен второго этажа были оборудованы полки из не остроганной доски, на которых кучами лежали книги. Книги были везде. Весь пол был уставлен связками книг и коробками с книгами. Молодые спали на двуспальном матраце, под которым были составлены коробки с книгами в виде сплошного постамента. Моя задача была помочь каким-то образом спустить матрац вниз, так как он был почему-то очень тяжелым. Пока Женя-Мамочка, так называла ее Гуля, собирала белье и вещи, я бегло посмотрел книги, надеясь взять что-нибудь почитать. К моему разочарованию, это были в основном научные, полу-научные и совсем шарлатанские труды о психологии, о философии успеха и о том, как стать успешным. Было очень много банальных книг по типу "Феншуй в комнате девочки", а  иногда попадались совсем интересные экземпляры типа "Гальваника в домашних условиях" или "Обработка деталей агрегатов путем закаливания металла". Почитать я себе не нашел ничего.
Мы, с Кириллом спустили матрац вниз и выволокли его на улицу. Чтобы не тащить его в руках, я предложил отвезти его на тележке, что мы и сделали, перетащив его в "Старый дом Никифора". Это был деревянный сарай, примерно три на четыре метра. В сарае, как и во всех строениях этого поселения, стояла железная печь, которая страшно дымила, когда открывали дверцы, чтобы подбросить дрова. Из-за этого в сарае стоял такой смог, что резало глаза и приходилось стоять на корточках - внизу воздух был почище, хотя и очень холодный. Печь, хоть и сильно раскалялась, давала много жару, но тепла от нее не было. Тепло тут же уходило через щели, которые были везде. Некоторые щели были таких размеров, что можно было просунуть руку. Стены "Старого Дома Никифора", по устоявшейся традиции Счастливого, были "утеплены" войлоком от монгольских юрт и старыми суконными одеялами, прибитыми с внутренней стороны к стенам строения. Мебели никакой не было. На лицевой стене с входными дверями, справа от них было окошко, а под ним дощатая полка, служившая подоконником, тумбочкой и столом одновременно. Между дверью и окном на стене была прибита деревянная вешалка, которая отделялась от зоны окна небольшим дощатым перестенком метровой ширины. В противоположном углу, напротив стола-подоконника был дощатый настил высотой десять-пятнадцать сантиметров - для матраца, обозначавший кровать. Полы в этом сарае, как и во всех строениях Счастливого, были дощатые, не строганные и не крашенные. С тех пор, как молодые стали обитателями этого сарая-резервации, в любое время, когда к ним не зайдешь, сразу приходилось опускаться на корточки, так как дышать от смога было невозможно.  Сами  же обитатели всегда и в любое время, одетыми лежали либо сидели в кровати. Женя-Мамочка сидела или полулежала возле стенке, а Кирилл с краю, всегда в ноутбуке, занятый стрелялками, а между ними всегда лежала их дочка и своими движениями ручек и ножек радовала Женю. Кирилл на такие мелочи от стрелялок не отрывался.
Начиная с этого дня, ежедневно, в шесть часов вечера, я приходил к ним, опускался на корточки, пробираясь к кровати и садился с краю на матрац, больше сесть было негде, и начинал занятия. Мы занимались уроками по алгебре и русскому языку в течение часа-полтора, пока Кирилл не уставал и становясь рассеянным, терял всякий интерес к знаниям. Тогда мы говорили о чем-то таком, что было им интересно.
Кирилл, наслышавшись рассказов о том, как Никифор строит "Свои Дома", тоже решил соорудить подобный сарай своими руками и гордо назвать его "Новым Домом Кирилла и Жени". Но после того, как я предложил ему доделать и дооборудовать уже существующий "Старый Дом Никифора", вместо того, чтобы сооружать еще один такой же сарай, он хоть и нехотя, но согласился. Кирилл  хотел пристроить к дому «кухню», чтобы вынести туда печь и не задыхаться от гари. Но я предложил просто выложить  печь из кирпича и вместо пристроя, оборудовать зону кухоньки и столовой. Он загорелся, спросив, что для этого надо. Я написал ему список необходимого, и отослал к Гуле, организовать закупку стройматериалов. От Гули он вернулся разочарованным, так как она велела ему сделать точный расчет сметы, планируемого строительства. Я помог ему составить Смету и опять направил к Гуле. Он опять пришел ни с чем, так как она заставила его рассчитать стоимость одной доски, если стоимость кубометра составляет шесть тысяч рублей, а размер доски 6 000*200*40 мм,  сколько понадобиться денежных средств,  для покупки полутора кубов такой доски и сколько там будет досок. Для восьмиклассника Кирилла это было равносильно написанию докторской диссертации по молекулярной физике и у него пропало желание строить "Новый Дом Кирилла и Жени". Я объяснил ему, как вести подобные расчеты и он при мне все это посчитал, на всякий случай три раза, разными способами. Каждый раз у него получался разный результат. Я, смеясь, сказал, что это допустимые погрешности, так как искомые величины условны и надо учитывать допуск, лучше в большую сторону. На следующее утро, Кирилл опять представил результаты в "бухгалтерию заказчика", то есть Гуле на кухню. Гуля перечеркнула все его расчеты и сказала, что она ставит двойку и ему и Дяде Грише и всей нашей математике.   Когда в очередной раз я пришел к ним в шесть часов вечера на занятия, я впервые увидел этого мальчишку плачущим. Я взял листочек с огромной двойкой и вместе с Кириллом пошли на кухню. Делано смеясь, я как бы в шутку похвалил ее за уроки воспитания и озвучил необходимое количество материала и стоимость его приобретения. На что она мне ответила, что никаких покупок она делать не будет, пока мы не рассчитаем стоимость одной доски. Я ей сказал ответ. Она его забраковала. Я объяснил, как я делал расчет, она мои объяснения презрительно проигнорировала. Я, сдерживая себя, объяснил, что можно другим способом рассчитать и при ней на листочке посчитал еще раз. Она  высокомерно прошлась по нашим  расчетам столбиком, и опять объявила результат неправильным. Я тогда просто открыл калькулятор в телефоне и перемножил между собой цифры  размера одной доски на цену куба, назвав получившуюся сумму. К моему удивлению, она и это объявила неверным и опять поставила мне двойку. Это все происходило  на кухне в присутствии ее дочери  Насти, сидевшей молча, и с легким пренебрежением улыбалась, видя мои потуги. Тогда я схитрил и попросил Настю мне помочь с расчетами. Она тут же назвала свой вариант, видно, что она его давно знала, то ли посчитав, то ли услышав от мамы. Цифра отличалась от моей сотыми долями, которые я просто округлял.  И когда я сказал Гуле об этом, то услышал что-то типа, "конечно! это же не ты будешь платить. Это мои деньги будут тратиться! округлял он!"  Я примирительно сказал: "Ну, раз уж теперь калькуляция сошлась, то будем заказывать стройматериалы?" На что она ответила, мол, машина все равно не пройдет, и мы ничего не доставим, пока не станет дорога. Я теперь и сам ушел разочарованным из "бухгалтерии заказчика".
Вечером Гуля сказала, что завтра домой приезжает Аскар. Хорошо. Но оказалось, что для меня не очень. Мне придется освободить Дом Аскара. Я спросил, а не может ли Аскар, например, жить в Новом Доме Никифора, вместе с Никифором. Мне показалось странным, что Гуля, почему-то была категорически против того чтобы братья жили вместе. Она  заявила, что у Аскара есть свой дом, и он будет жить в нем. Всем своим видом, она показывала усиленную работу мозга, думая над задачей, где же мне жить. Наконец, она сказала:
- Пойдем, - и повела меня вдоль реки куда-то через высокий холм. Вскоре последний дом, заброшенной деревни остался у нас позади.
 Мы перешли через небольшую речку или, вернее ручей, поднялись на заросший молодыми сосенками пригорок, спустились в лог, и снова поднявшись на гору, увидели перед собой ровную возвышенность, поросшую кустарником и молодым сосняком. Поляна была  размером с два футбольных поля, а посредине ее стояла монгольская юрта. Юрта была поставлена на деревянный помост, высотой около метра. Каркас юрты был выполнен из дерева и представлял собой: деревянные дуги, вставленные в отверстия в полу помоста. Эти  шесты сходились в виде купола и сверху крепились колесом, размером с колесо телеги, оно ограничивало отверстие для дыма очага, который должен был находиться  в середине юрты. Сверху юрта была покрыта войлоком из верблюжьей шерсти. Я спросил, чья это юрта, на что Гуля ответила, что юрта ее, но сейчас юрту она передала в пользование "индейскому" лагерю, ежегодно создаваемому в летнее время. А пока лагеря нет, то я смогу в ней жить. Меня это никак не могло устроить, во-первых, потому что юрта находилась в полтора километрах от Счастливого и каждый день туда ходить и обратно мне не очень хотелось. А во-вторых, там не было ни света, ни очага, ни воды, ни хотя бы какой-нибудь постели. К тому же юрта была слишком огромной для одного человека и ее не обогреть одному. И я отказался.
Тогда хозяйка предложила мне снять квартиру в деревне Зубово или Беляево и каждый день утром совершать четырехкилометровый марш в Счастливое, а вечером обратно. Мне это тоже не подходило. Она уже зло сказала, что я в своих письмах писал, что могу ночевать и на сеновале. Я резонно заметил, что сеновала-то нет. Она меня привела к сараю из необрезной доски у разрушенного дома и сказала, что это и есть сеновал. Возможно, это и был сеновал, только сена там не было уже лет десять. Я попросил ее больше не беспокоиться и выбрал для себя этот сарай. На выбор повлияло, то, что к стене сарая крепилась проводка, которая шла от столба к Новому Дому Никифора, а значит, я мог провести себе  электричество. Прежде всего, я соорудил внутри сарая, что-то типа вигвама из огромного рекламного баннера, который валялся вмерзший в весеннюю землю недалеко от сарая. Он лежал сложенный по длине, и видно было, что дети его  использовали для катания, когда получившуюся таким образом дорожку, поливали мыльной водой, а затем, разбежавшись, скользили по нему голыми телами. Таким образом, я смог защитить себя от ветра, который просто гулял по сараю, не замечая его. Из деревянных щитов и досок, лежавших здесь же, в сарае, я соорудил что-то типа деревянных нар, наложив сверху слоями войлок от такой же юрты, как я уже видел сегодня.
Оказалось, что Гуля, когда только приехала с семьей в эту брошенную деревню, приобрела три монгольских юрты. У нее была идея в них жить. Но, что-то пошло не так. Скорее всего, они  не смогли собрать юрты и поэтому заняли один пустующий дом, рядом с которым я сейчас поселился в сарае. По ее словам, дом был жилой, и они в нем жили три года.  Сразу за домом я обнаружил разваленный колодец. Из незамерзшего снега на меня ласково смотрел темный глаз зеркально-чистой воды. Как бы там ни было, но за прошедшие три года из шести, что семья семьи Тра****никовых проживала здесь, дом почему-то пришел в такое состояние, что он был не то, чтобы не жилой, он был просто полуразрушенным. Крыша, когда-то сделанная из деревянной щепы, в большинстве своем отсутствовала, потолки, прогнив, провалились и обрушились вместе с поломанными балками внутрь дома, полы сгнили полностью. Двери и окна были просто выломаны и разбиты, а печь, зачем-то разрушена почти до основания, лежала грудой, засыпанного глиной, битого кирпича. Дом так разрушиться сам по себе за три года не мог. Его зачем-то специально и планомерно уничтожали, непонятно с какой целью. И кому он помешал.
За это время семья Тра****никовых соорудила то нагромождение сараев, о котором я уже говорил, присвоив им названия домов, и проживала в них. Юрты, кроме той, что отдали под лагерь "пионеров-индейцев", в основном использовали для утепления своих строений-сараев, а оставшийся войлок валялся везде медвежьими шкурами, промокнув окончательно и вмерзнув в почву. Часть войлочных тюков валялась в моем сарае, ее я как раз и использовал для своей импровизированной кровати. Врезавшись в проводку, я сделал себе розетку, к которой подключил сетевой адаптер с пятью гнездами. Теперь я имел свет от настольного фонаря и горячую воду из электрочайника. Из толстого слоя войлока получилась очень мягкая и удобная кровать, правда войлок имел сильный специфический запах, сначала очень неприятный, а затем я к нему просто привык и не стал замечать. Из ящиков и старой крышки стола, я сделал себе отличный столик, рядом с кроватью. Теперь в моем убогом жилище можно было сносно располагаться и проживать.
Весна еще не вступила в свои права, и к девяти часам вечера уже было темно. Селение Тра****никовых, мне все больше и больше хотелось его так называть вместо красиво звучавшего "Счастливое", ложилось спать. Прекращалось движение детей то в туалет, то по своим сараям, затихала неспокойная кобыла Джулия и переставала топтаться в своем стойле, затихали под кухней две собаки, черный Барбос и белая Джина. Я тоже, вскипятив чая и выпив кружку горячего напитка, выключил свет, залез в ватный  армейский спальный мешок и, накрывшись с головой одеялом, тут же заснул. Проснулся я в около двух часов ночи. Меня колотило от холода, я сначала долго терпел, а потом не выдержал и громко застонал. Оказывается, в эту ночь решила вернуться зима. Температура воздуха упала до четырнадцати градусов в минус, а земля вся покрылась снежным одеялом, как будто весны и не было вовсе. Терпеть страшный холод стало невыносимо, и я поднялся, оделся и побежал в кухню, разжигать спасительную печку. Посидев на кухне и хорошо согревшись, я отметил, что в кухне висит бумажный обогреватель, а у меня в моей палатке есть свободная розетка для него и, прихватив обогреватель, я потопал к себе.
 Обогреватель, как парус я растянул горизонтально над своей кроватью, всего в полуметре от войлока, а сам лег под ним спать. Вот теперь холодно не было, и я спокойно заснул. Проснувшись утром, я разделся до пояса, взял ведро и пошел к обнаруженному мною колодцу, с твердым намерением обливаться каждое утро. Вода была настолько холодной, что я не смог осуществить свои планы с обливанием, поэтому я пошел на хитрость и сначала закипятил чайник воды и размешал его в ведре с колодезной водой. Высшего блаженства я еще в жизни не испытывал, мне хотелось обливаться и обливаться нескончаемое количество раз, к сожалению ведро быстро закончилось, я почистил зубы и пошел на кухню.
 Так как ночью из-за холода, я спал мало, то и впервые за все это время встал позже. Времени было уже около восьми часов утра. Гуля, как раз закончила дойку и процеживала утренние три литра молока. Я поздоровался, она почему-то не ответила, а молча поставив молоко, и вышла из кухни. Я не понял. Но тут, на столбе я увидел плакат. Написано было ручкой на белом листе бумаги "Дети! У нас завелся ВОР! Вор, верни обогреватель на кухню!" Я опешил! Сразу же спустившись в свой сарай, я снял обогреватель и отнес его на место. Я хотел объяснений. То, что я, замерзая, взял на время плакат-обогреватель, не имея других источников тепла, это неправильно обзывать меня вором, да еще в такой форме клеймя перед детьми. Моему возмущению не было предела.
Когда Гуля вернулась на кухню, я ей сказал, что плакат вернул. Она безразлично сказала: "Хорошо". И все!!!

++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++
24.03.2015
В этот день Гуля спланировала поездку в город по магазинам. Когда я узнал, что после путешествия по лесу, дальше нужно ехать автобусом, то предложил поехать на моей машине. Она согласилась, и мы стали собираться в дорогу. Сборы были не долги. С нами пошел Боря и обе собаки.  Боря объяснил, что собаки сегодня уже идут второй раз. Первый раз они ходили в Зубово утром с Никифором и Настей, и уже вернулись. Оказывается, они всегда так делали, сопровождая всех, кто идет в Зубово, а затем, сделав там свои собачьи дела и пообщавшись с псом Игоря, с которым они дружили, хотя тот сидел все время на цепи и возвращались домой. Иногда  Барбос давил у Игоря цыплят, Что крайне огорчало Марию, так как ей было жалко и цыплят и собак. Она знала, что собаки у Тра****никовых, как и скотина, всегда голодные. Хоть она и огорчалась, но старалась всегда их покормить, когда те приходили. А Игорь все время ругался и грозился застрелить Барбоса. Но никогда этих угроз не выполнял. Он был ветеринар по образованию и знал, что животные не виноваты, это инстинкт, а виноваты люди, не воспитывающие своих животных.
Мы шли по лесной тропе не спеша. Вернувшиеся морозы подбили землю, и ступать по мерзлой почве было легче, хоть ноги и постоянно подворачивались на неровностях оставленных колесами машин. В Зубово, у дома Игоря я  переоделся в чистую одежду, и спросил у Марии, где я могу сложить свои вещи, чтобы освободить салон. Она пустила меня в дом. Дом был двухэтажный, но пока недостроенный. Мария мне выделила угол с вешалкой на стене, где я и разместил свои вещи, включая  и свой компьютер.  Дальше мы поехали на моей машине. Приятно после перерыва почувствовать вновь себя за рулем. Прошло всего три дня, но они были настолько насыщены событиями, что моя дорога, машина и жизнь на Урале уже казались такими далекими.
Районный центр Лыков был небольшим городком, но с огромной историей. Когда фашисты в 1941 году, пытаясь обойти Москву южнее Калуги и Тулы, подошли к этому городку, то встретили ожесточенное сопротивление нашего хлебнувшего всех ужасов войны Западного Фронта под командованием генерала армии Павлова. Фронт имел к тому времени уже огромнейший опыт жесточайших боев, горечи отступления и прорывов немецкого кольца, пытавшихся окружить соединения фронта. Здесь Западный стал насмерть, и ценой величайших усилий и потерь, остановил фашистов. Топтание продолжалось более трех лет, пока гитлеровцев с позором не погнали обратно на запад. Здесь в нескольких километрах от Калужской дороги в лесу и располагался блиндаж штаба этого злополучного фронта. В этот блиндаж Сталин впервые и единственный раз за всю войну лично приезжал на передний край. В этом блиндаже и был арестован генерал Павлов, чтобы уже никогда не вернуться к своему фронту, и будучи обвинен во всех неудачах Красной Армии  начала войны, расстрелян. Весь лес, независимо от наличия или отсутствия населенных пунктов здесь был перерыт воронками от миллионов тон железа, вгрызшегося в землю в тот страшный период. До сих пор дети играя, извлекают из земли неразорвавшиеся снаряды и мины и рискуют остаться без рук или вовсе погибнуть от их взрывов.
Лыков несколько раз переходил из рук в руки за те три года, и каждый раз теряя его, наши солдаты совершали невероятные подвиги, возвращая обратно. Таким была история этого городка, а сам он на удивление был необычайно чистым и вымытым па западный манер, я даже не поверил, что это обычный провинциальный Русский городок. Мы поехали, конечно же, в Монетку. Я думаю, что такой супермаркет есть сейчас в каждом русском городке.
Гуля и Борис взяли две тележки и стали загружать в него продукты. Было видно, что они это делают не первый раз, так как грузили привычные продукты, не выбирая. Это было десять булок Подмосковного, шесть литров молока, притом дорогого, в бутылках (наверное, чтобы оно дольше хранилось), девять упаковок халвы, шесть упаковок сливочного масла, восемь литров подсолнечного масла. Невероятное количество конфет, десять упаковок, вафель, восемь упаковок зефира и много всего еще. Две тележки были набиты доверху, и мы двинулись к кассе. И тут произошло не совсем приятное для меня событие. Гуля сказала, что она будет ждать нас на улице, ей нужно зайти еще куда-то и, оставив у кассы нас с Борисом, ушла. Я лихорадочно стал считать, во  сколько мне обойдется этот маркетинг и хватит ли у меня денег. После покупок подарков в Метро у меня оставалось около шестнадцати тысяч и сегодня на заправке, я залил еще на тысячу бензина. Кассир насчитала около шести тысяч рублей.  После последних событий в Счастливом и после такой странной встречи, я уже не был уверен, что мне не придется возвращаться обратно. А на дорогу мне нужно было оставить хотя бы тысяч пять. Что и говорить, этот поход в магазин меня сильно расстроил. Я понял, что Гуля решила меня проверить, и я не мог ударить в грязь лицом, показав себя прижимистым. Я рассчитался. После Монетки мы заехали еще в строительный, где купили запчасти для поломанной тележки. Глупо было надеяться, что она оплатит эту покупку в полторы сотни рублей. А затем заехали на почту, где она получила денежный перевод. Когда она заполняла бланк, я подсмотрел сумму получаемых денег. СТО ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ ТЫСЯЧИ!!! Я был просто добит! Кроме этого нам выдали две посылки. Это были упаковки в виде двух мешков из под сахара. Посылки были легкими. Я не стал спрашивать, что в них. Догадался. Это были посылки с вещами для детей от сердобольных и неспокойных людей, знавших о нашумевшей истории о "Смоленских Ромео и Джульетте" и их многодетной спасительнице. Я догадался, что мешки и упаковки на стеллажах Библиотеки Карла Юнга не что иное, как переводы  таких же посылок. И решил проверить свою догадку.
Возвращаясь обратно, Гуля предложила заехать в деревню Беляково, где была восьмилетняя школа, в которой учились дети и проживали ее друзья, в том числе и предприниматель Александр, что был в качестве ее друга на передаче, и мы с ним там познакомились. Я не возражал. Простой, бревенчатый, но большой в два этажа дом Александра стоял прямо на крутом правом берегу реки. Александр вел многогранную жизнь и   занимался всеми возможными видами предпринимательской деятельности, вплоть до организации деревенского туризма. Дом его стоял особняком на окраине деревни на самом берегу, поросшего лесом и круто уходящем  вниз к воде Здесь же, на круче, он поставил четыре деревянных домика, при том отапливался печкой только один из них. Эти домики Александр сдавал на лето туристам. Я засомневался, что туристу тут можно что-то получить? И их, наверное, не много, Саша змеясь, ответил, что от отдыхающих отбоя нет.
- А что они тут делают?
- Рыбу ловят, собирают грибы, купаются. То же самое, что делают волжане Саратова на своих волжских турбазах.
- И это выгодно?
- Конечно. Москвичи, так устают от своих каменных джунглей, что платят за такой сервис как за нормальный отдых на море.
Но самое занимательное, что просто ошеломило меня. Саша был меценатом. Ежегодно, он устраивал для художников Калужской области весенний плэнэйр, бесплатно предоставляя им место в своих домиках и они, живя у него неделю, создают на берегу свои шедевры. Весь дом Александра был похож на картинную галерею. Везде висели подаренные художниками картины. Поскольку я себя также отношу к плеяде мастеров кисточки и красок, то у меня просто глаза разгорелись. А когда я увидел картину за подписью моего кумира – Павла Рыженко, у меня пропал дар речи.
- Паша подарил мне ее прямо за два дня перед смертью, - серьезно сказал Александр. Я не знал, что Рыженко умер и удивился. Саша уточнил: - Еще не прошло и полгода.
Оказалось, что они были хорошими друзьями и хозяин стал тепло рассказывать о своем друге и о том, как помогал финансами и  личными руками строить знаменитую панораму Павла Рыженко... А до меня неожиданно дошло:
- Это Угра?
- Да.
- А где они стояли?
Он понял меня без объяснений:
- Да вот прямо здесь. Прямо на этом месте был шатер Василия Третьего. Я специально искал и выбирал это место. Поэтому его так и любят художники баталисты.
И впрямь картины были в основном батальными.
Да, именно в этом месте в 1480 году русские рати, под командованием первого русского царя Василия Третьего, простояв на берегу Югры, без боя, почти все лето, заставили ордынцев хана отступить и уйти, положив конец монголо-татарского ига.
Когда мы ехали обратно к деревне Зубово, я был под впечатлением увиденного и услышанного. Я уже видел свою будущую картину - "Великое стояние на Угре", где уже были образы молодого русского витязя с лицом Никифора и крепкого воеводы - Александра.
По дороге Гуля позвонила дочери и попросила ее приехать на Джулии в Зубово, чтобы помочь перевезти продукты. Настасья встретила нас  у дома Игоря и Марии с лошадкой, на которой приехала верхом, запрягши ее в седло. Продукты разделили по рюкзакам и сумкам.  Борис шел, неся на спине школьный ранец, в который положили конфеты и что-то, как всегда, жевал. Гуля села на лошадь, а с двух сторон по бокам животного повесили тюки с остальной поклажей. Мне достался большой рюкзак и  сумка при этом, содержимое моей поклажи почти вдвое превышало то, что нагрузили на лошадь. Я предложил Гуле сойти на землю, а всю поклажу погрузить на лошадь. Но мое предложение было проигнорировано, как лошадью, так и семьей Тра****никовых. Настя вела под уздцы лошадь, ее Мать сидела в седле, а малой шел и непрестанно жевал. Они быстро ушли вперед, оторвавшись от меня. Пройдя  поле, я шел по редколесью, второму этапу дроги.  Неожиданно я  обнаружил ранец, который нес Борис. Ранец стоял прямо посреди дороги. Я остановился. Что это опять проверка, как я себя поведу?  Мне было очень тяжело тащить свой груз, но оставить портфель маленького человека, я не мог, тем более, что он весил не более трех килограммов. Я взял его для равновесия в свободную руку и зашагал дальше. Когда  я подошел к речке, меня ждал утешительный приз: Гуля сидела на противоположном берегу, на бревне, а рядом стоял Борис и что-то жевал. Она была вся мокрая с головы до ног. Возле нее лежало седло тоже мокрое. Она плакала. Оказалось, что на середине реки лопнул ремень подпруги седла, и Гуля свалилась прямо в ледяную воду, подвернув ногу, и нога ее болела. Джулия, испугавшись, убежала, а Настя побежала ее ловить. Седло было войлочным с кожаным верхом, мокрое оно стало просто неподъемным. Я, сняв рюкзак и положив сумки, стал осматривать ее ногу. С ногой ничего не было, и я стал сомневаться в искренности ее слез. Но ей сказал, что это просто ушиб, "полученный от удара ногой об ВОДУ!" Оказывается, что потеряв рюкзак, Борис даже не заметил этого. Увидев его у меня, он удивленно заморгал и стал жевать еще быстрее. Для меня путешествия этого дня закончились только после того, как отнеся поклажи и дотащив хромающую Гулю, я вернулся снова на берег и притащил тяжеленое мокрое седло. Устал, но в уме повторял одну и ту же фразу: "Бог не фраер, он все видит"
Утром в «Счастливое» на тракторе прорвался Игорь. Вместо прицепа, сзади на фаркопе у него была приделана самодельная  платформа. В отличие от прицепа, она не стояла на колесах, а висела сзади трактора, как ранец на спине школьника. Я отметил, что так трактору было легче бегать по болотам. Игорь в этом сундуке привез все мое имущество, включая и все инструменты, которые, я тоже выложил у него в доме, разрешив Игорю при необходимости ими пользоваться. И вот теперь все мои вещи были со мной. Одна только беда: складывать их было некуда. Игорь помог мне сложить все аккуратной кучей в моем сарае. Увидев, в каких условиях я живу, он только качал головой. Еще Игорь привез четыре тюка прошлогоднего сена и мешок комбикорма, бесплатно, просто так. Для скотины. Позже, когда я увидел, что Гуля комбикорм давала курам, а не скотине, я сам стал его накладывать всем троим животным, пока это не увидела Гуля и, поругав меня, мол, так никакого комбикорма не хватит, закрыла его на замок в небольшом сарайчике, пристроенном к большому  сараю в котором жил скот. Праздник еды для копытных обитателей «Счастливого» закончился, не успев начаться.
++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++
24.03.2015
Дома на кухне сидел Аскар. Он, закончил девятый класс, как говорят с волчьим билетом. ЕГЭ он, конечно, не сдал, так как учился  крайне плохо, а школу посещал один-два раза в месяц. Гуля считала, что он умственно отсталый, да и педагоги в школе тоже были того же мнения. Он учился в одном классе с Настей, которая в отличие от своего названного брата была отличницей и за год не пропускала ни одного урока. Не получив аттестата о среднем образовании, Аскар никуда, естественно, не поступал, а поскольку они проживали недалеко от Москвы, Аскар периодически ездил в столицу и стоял в поисках работы с гастербайтерами. Профессии у него, естественно, не было, и получить работу более менее квалифицированную или хотя бы оплачиваемою серьезно, он не мог. Два раза его брали в бригаду, работать на "нового русского", что-то строить, но проработав там пару месяцев, парень возвращался ни с чем. Как правило, бригаду "кидали". А  может "кидали" его, молодого и неопытного. Внешне он был похож на кавказца, и имя тоже говорило об этом. На самом деле он был арабом. Вот и сейчас, отработав бесплатно два месяца на "нового русского", он вернулся домой в рваных носках и без копейки денег в кармане. Гуля, прочитав ему очередную лекцию о душевой потребности трудиться, сказала, что теперь он никуда не поедет и будет работать дома, а она ему будет платить, сколько ему надо. Парень не курил, не пил, едой довольствовался самой обыкновенной, что мама Гуля поставит, то и ел. Костюмов себе никаких не покупал, да и куда в них ходить? В лес, что ли? С детства, он был первым помощником Мамы Гули. Он поил скотину, запрягал лошадь, управлял конной повозкой, доил корову и козу, копал, таскал воду и навоз. От него сейчас требовалось делать то же самое, только она обещала ему платить за эту работу. С оплатой было просто, Гуля спросила Аскара, сколько ему надо денег, он ответил, что хочет купить плеер, который стоит полторы тысячи. Вот такая зарплата ему и была сразу же установлена на текущий месяц.
Как работал этот парень, можно было просто любоваться. Если мама поручала ему возить навоз, он возил его до тех пор пока не падал или пока навоз не кончался, сколько бы его не было. Потихоньку я стал замечать, что Гулин принцип работы "изволишь от слова ВОЛЯ" приобретал какие-то неправильные черты, а распределение обязанностей или ВОЛИ на работы производились как-то нечестно.
Никифор, ученик 11 класса. Был "свободным художником", он трудился с удовольствием и получал удовольствие от труда. Только труд его был специфическим. Он что-то делал в Своем Новом  Доме, который еще и оказался баней, а вернее будущей баней. То есть он создавал или творил. Все эти сараи, сарайчики и сараюшки это все его рук дело.
 Настя, ученица 10 класса. Я ни разу не видел, чтобы она что-то делала. Она в половине шестого уходила в школу, около четырех часов дня возвращалась домой, заходила в Библиотеку Карла Юнга и выходила только чтобы поесть на кухне или сходить в туалет.
 Задачей Никифора и Насти было, прежде всего учиться, что они и делали весьма успешно. Оба учились на отлично, и являлись кандидатами на медали.
К тому времени,  когда Гуля, после развода с мужем усыновила первого ребенка Аскара,  старшие ее две девочки выросли и удачно выйдя замуж за богатых новых русских, уехали жить за границу. Сначала старшая на Бали, а затем и вторая дочь в Канаду. Кстати, уехать жить за границу, это была навязчивая идея всех членов семьи Тра****никовых, навязанная она была, скорее всего, самой Гулей. Я неоднократно слышал, как она наставляла свою дочь Настю, рассказывая ей, как она будет счастлива, когда уедет жить к Оксане, старшей сестре, жившей на Бали.  Третий сын Анатолий,  которого я видел только на программе, сейчас учился в каком-то московском техникуме и знал, что по  окончании учебы выедет к сестре в Канаду, где его уже ждала техническая должность на предприятии зятя.  Он мог легко поступить и в ВУЗ, но мама его убедила, что техникум он закончит быстрее, а значит быстрее приобретет необходимую специальность и быстрее уедет в Канаду, где его высшее образование никому не нужно. Никифор был четвертым. Он, как и его младшая сестра, очень хорошо учился в школе.  С его твердым характером, невероятным  терпением и умением доводить дело до конца, ему светило прекрасное будущее. И когда я спросил Никифора, куда он мечтает поступить после школы, надеясь посоветовать, что из него выйдет прекрасный офицер, он твердо, с уверенностью человека, хорошо представляющего свое будущее, ответил: " А я уеду жить к сестре  на Бали. Там мне учеба не нужна будет".
Аскар, ударение на второе «А», будучи старшим среди приемных детей, выполнял всю домашнюю работу и делал вообще все. Никогда не роптал, не волынил и, будучи от природы необычайно сильным не убегал от работы НИКОГДА. Его родители были арабами, вернее сказать отец араб, а мать русская женщина, нагулявшая его от араба и оставившая мальчика в роддоме. Аскар рос в  приемниках и  детских домах, пока в семилетнем возрасте его не  усыновила Гуля. Ее он просто боготворил, называл Мама Гуля,  смотрел буквально в рот, на половине слова ловя и отгадывая ее пожелания. Гуля считала его умственно отсталым, так как к учебе он никогда не проявлял никакого желания, а вел себя как, как ведут себя умственно отсталые. Я таких людей называю  "буквальные люди", как, например, Форест Гамп из известного фильма - ему скажешь беги, он будет бежать, пока силы не оставят его, скажешь копай и он будет копать, пока все не перекопает или не получит другую команду. Лично я не заметил в нем признаков слабости ума и наоборот, когда я ему что-то объяснял или рассказывал, парень слушал с какой-то жаждой в глазах и вниманием , будь это хоть материал школьной программы, хоть сведения об императорских пингвинах. Я думаю, что его испортила Гулина теория про "изволишь от слова ВОЛЯ",  Аскар знал, что в школу он может ходить только тогда, когда этого захочет сам. И он в школу просто не ходил.
Кирилл. Худенький мальчик, невысокий, был одного  роста со своей подругой Женей. У Гули было какое-то  соревновательное противостояние с этим мальчиком. Она постоянно его пилила, что у него нету ВОЛИ к работе, и он никак не принимает участие в жизни их маленького поселения. Он, после очередного ноющего наставления Гули об отсутствии Воли, жаловался мне, что ему трудно найти себя в жизни Счастливого, он не знает в чем может себя реализовать, а спрашивая об этом тетю Гулю, слышал постоянно одно и то же про "изволишь от слова ВОЛЯ" и самостоятельном выборе. Он пытался колоть дрова, у него это плохо получалось. Скотину он не любил, да и работу у скотины утром выполнял я, а вечером это была вотчина Аскара.  Позже я заметил, что Кирилл нашел себя. Он стал носить чистую воду на кухню. Каждый день он брал две пластиковые канистры и спускался вниз к речке. Гуля показала ему,  где бил ключ. Набрав воды, он нес канистры вверх, на кухню. Женя с ребенком в коляске всегда шла рядом с ним. Принеся воды, он был свободен и посвящал все свое время стрелялкам в ноутбуке.
Обязанностью его подружки Жени было воспитание и ухаживание за ребенком. Но она иногда на кухне готовила, когда тетя Гуля была занята или уезжала в Москву. В столицу Гуля ездила  постоянно каждые две недели, при этом, уезжала на два-три дня.
Младшему Борису, было девять лет. Вот он, действительно был если не умственно отсталым, то ребенком с торможением развития. Усугубляло его диагноз то, что   в школу он тоже не ходил.  Дома он ничего не делал, целыми днями как привязанный ходил за Гулей и находился там где была она. Иногда она заставляла его что-нибудь читать вслух, когда она, например, варила еду. Читал Борис на уровне ученика первого класса, медленно, часто по слогам, делая паузы, не решаясь прочитать следующую букву. Гуля терпеливо слушала его, но мне казалось, что она его вообще не слушала, уходя в свои мысли.
Так я выяснил, что воспитательный принцип работы "изволишь от слова ВОЛЯ" просто не работал. Из восьми детей, не считая грудную Варю, дочку  Жени и Кирилла, проживавших в поселении, всю работу по дому выполнял только Аскар. Все остальные дети  ВОЛИ к работе не имели.
Поскольку кухня не позволяла обедать всем вместе, есть приходили как кому удобно. Я всегда поднимался на кухню к тринадцати часам. Аскар к тому времени уже поел и обычно отдыхал в своей прорабке. Гуля тоже поела но еще была на кухне, а Борис как всегда что-то жевал. Это было время, когда мы могли общаться. Сегодня она мне сказала, что завтра она едет в Москву и прежде чем уехать хочет, чтобы я посетил Управление образования, познакомился с Начальником, постарался уговорить ее не присылать к нам больше комиссию по опекунству и для этого передать ей взятку, за отказ уделять нам внимание. Я попросил, чтобы она мне объяснила, как она себе это представляет.
- Это твое дело, как ты это сделаешь. Передашь ей коробку конфет и конверт с десятью тысячами рублей. Скажешь, что я буду ей давать ежемесячно по десять тысяч, если нападки на семью прекратятся.
Заявление было таким безапелляционным, что у меня пропала охота продолжать этот спор. Я надеялся, что она это говорит просто от злости и не собирается подставлять меня под статью.
++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++
25.03.2015
С утра, мы вдвоем пошли в Зубово. Как всегда за нами увязались собаки. Посредине пути, как раз в центре болота, мы обогнали сидевший на брюхе ЮМЗ - трактор Игоря. Тут я вспомнил, что Вчера Аскар говорил Гуле, что трактор застрял в болоте и Игорь, бросив его, пришел домой пешком. Я тогда не понял, что речь шла как раз о тракторе, на котором приезжал к нам Игорь, провозя мои вещи и корм для скота. Я хотел выразить свое участие в беде, в которой оказался Игорь из-за меня, но дома у них никого не было и мы, переодевшись в нормальную одежду,  на машине поехали в районный центр. Сначала, я отвез Гулю на автовокзал, откуда она на автобусе поедет в столицу.  Перед тем, как уехать, Гуля рассказала, что заведующую зовут Валентина Михайловна, что  она "хорошая баба" и  дала мне конверт с деньгами и коробку конфет. Конверт я положил во внутренний карман куртки, зная, что я не собираюсь его доставать оттуда. Проводив Гулю, я отправился в управление образования, с твердым намерением найти работу.
Заведующая, действительно оказалась очень приятным человеком. По виду, она уже давно была на пенсии. Мы познакомились и женщина, есть женщина, попросила, чтобы я рассказал о передаче "Давай поженимся". Я сделал это с удовольствием, так как знал, что ничто так не располагает человека, как разговор об интересной ему теме. Валентина Михайловна мой выбор не одобрила и рассказала, что Гулю здесь все считают сумасшедшей, и очень обеспокоены  судьбой детей. Особенно тем, что никто в этой семье не ходит в школу, кроме ее родных детей. Заведующая хорошо знала и Никифора и Настю, как отличников и кандидатов на медали, и проявила озабоченность, тем, что одаренные дети нацелены не на учебу после школы, а на отъезд за границу.
А еще я узнал от этой женщины, что Трапезникова умышленно создает условия, при которых дети в школу не ходят, для того, чтобы по окончанию школы они не смогли никуда уйти из своего поселения и оставались там как работники, обеспечивающие безбедное существование ее родных детей за границей. По словам заведующей Гуля получает от правительства Москвы за каждого усыновленного ребенка по двадцать тысяч, а за опекаемую ныне Женину девочку двадцать пять тысяч. Это составляет более сотни тысяч рублей в месяц, за аренду квартиры в столице она имеет еще около сотни. Поднявшийся шум вокруг ее истории кинокомпанией  "Life news", и создание благотворительного фонда в поддержку мужественной женщины, усыновившей столько детей, приносят ей огромные доходы, что позволило ей сегодня открыть личные банковские счета на  своих родных детей. Оба ребенка и Никифор, и Настя имеют свои банковские карты и сбережения на них. Кроме этого ей постоянно приходят посылки с вещами для детей со всей России и даже из-за границы. При этом обеспечивая своих детей, она совершенно не заботиться об усыновленных, в те редкие дни, когда Аскар или Боря появлялись в школе, было видно, что дети грязные и ходят в одной и той же одежде,  Аскар менял одежду только когда вырастал из нее. Каждые две недели Тра****никова ездит в Москву, где в отделе попечительства пишет заявление, что, она на две недели уезжает с детьми на дачу в Калужскую область,  тем самым убеждая органы, что дети, якобы живут в Москве, а в калужский лес выезжают только погостить на дачу.
Я сидел и слушал, а сам думал, может в чем то и есть правда в ее словах, но в основном, конечно же, выдумки. Мне не хотелось разочаровываться, ведь я сделал выбор, и не хотелось знать, что я обманулся. Я перевел тему на работу и спросил, какие есть перспективы. Она мне честно ответила, что работы в районе нет! И учителя на работу ездят за двести километров в столицу и перспективы в ближайшие годы не предвидятся. В конце я ей попытался вручить конфеты, на что она вежливо отказала, объявив, что "от этой женщины ничего не возьмет". Никакой взятки я естественно давать не собирался. Я поехал назад в лес.
По дороге обратно, за пару километров до Зубово, я увидел на обочине щит с надписью "Штаб западного фронта" и стрелочкой в лес, с указанием , что до него всего сто пятьдесят метров. Проехать мимо такого я не смог и повернул на лесную дорогу. Через сотню метров я увидел стрелочку вправо в лес и оставив машину пошел пешком Метров через пятьдесят, я увидел большой деревянный щит с надписью, что именно здесь располагался штаб фронта. Было написано и про посещение его Сталиным и про генерала  Павлова. К моему разочарованию никакого блиндажа или мемориального памятника я не нашел, хотя и побродил вокруг. То ли его действительно нет, то ли он где-то в другом месте. Слегка разочарованный, я поехал дальше.
Настроение мне подняло то, что по пути, я снова заехал к Игорю и Марии. Игорь был на работе. Он работал ветеринаром на местной ферме, еле-еле сводившей концы с концами, и держал свое частное фермерское хозяйство, взяв в аренду у местной фермы те площади, что были заброшены и разваливались. Восстановив разрушенную ферму, он  обеспечил работой всех жителей Зубово, кому не нашлось места в умирающем в конвульсиях бывшем колхозе. Мария, конечно же, посадила меня за стол, и стала кормить. По сравнению с невкусной Гулиной стряпней, здесь все было не просто вкусное, а каждое блюдо напоминало произведение искусств. Видно, что Мария все делала с любовью. Оказалось, что ее родной язык, на котором она разговаривала дома, был украинский и мы с ней стали болтать по-украински. Женщина так обрадовалась, что из ее темных как перезревшая вишня глаз, аж выступила слеза. Я достал Гулину коробку конфет и поблагодарил женщину за сына, которого даже никто не просил, а он сам перевез мне мои вещи. И делая мне доброе дело, сам попал в беду. Мария удивленно подняла красивые брови:
- В яку беду?
Я кратко рассказал, о том, что он вчера был у нас, и об утонувшем теперь в болоте тракторе. Мария была совсем не расстроена услышанной новостью:
- Да ни! Вин сьодни в обид прыихал на тракторе и трактор стоить спокийно за хатою. Вин наверно пошутыв з вамы про болото, ниде вин не застрявав.
 Я не поверил своим словам и сходил посмотрел на трактор. Да это был тот же самый сын "Южмаша", что утром я видел в болоте, только теперь он стоял чистенький и помытый за домом в одном  ряду с еще двумя своими братьями по форсункам, только белорусского производства.  Чудеса, да и только, поистине для этого парня нет ничего невозможного. Мы сидели с Марией у них в летней кухне, стены которой были выкрашены белой краской, так напоминавшей побелку украинских хат, что было уютно и очень тепло. Мария рассказывала, что они приехали из Приднестровья, рассказала про войну и что им пришлось пережить. Я спросил как они сейчас относятся к молдаванам.
- А шо нам з нымы дилыты?
- Ну как же? Вы же воевали друг с другом.
- Ни, мы не воевалы. И молдаване не воевалы.
-  А кто же тогда воевал?
-  А Бог его знает? Мы до сих пор так и не поняли, кто с кем воевал. По крайней мере, из местных никто в войне не участвовал ни русские  ни молдаване
- А вы себя считаете русскими?
-  Конечно. А хто ж мы?
Она мне рассказала, что Игорь учился в Москве, в ветеринарном. Пока учился, получил российское гражданство и сюда поехал по распределению. По специальности он пчеловод. На мой вопрос, а где же пчелы? Она только усмехнулась и выставила на стол деревянный туес, размером в ведерко, полное меда в котором торчала деревянная ложка с длинной разукрашенной ручкой. Оказалось, что у него в хозяйстве восемьдесят ульев и мед свой он продает не только в Москве, а поставляет его в города за Полярный круг. Но самое интересное, что всем жителям Зубово и Беляково, Игорь свой мед раздает бесплатно, только приходи со своей банкой. Я поинтересовался, а если к нему с банкой придет кто-то чужой, не житель наших деревень, Игорь всех же в лицо не знает. Мария была настолько удивлена моим вопросом, что аж округлила свои красивые глаза:
- Та и шо? Хиба жалко того мэду? Його ж пчелкы приносят, а не мы выращиваем.
 Это было так естественно, что я и сам удивился своей наивности в таком простом вопросе.
Прямо за их домом стоял огромный храм. На половину разрушенный, со сбитыми маковками и башнями, весь поклеванный снарядами и осколками от взрывов. Стоял в таком состоянии еще с войны. Игорь и Мария, отремонтировали и оборудовали одну комнату храма, для того, чтобы люди могли приходить и молиться. Прихожане стали приносить туда иконы и иконки, свечи и прочую утварь, помогавшую обрядам. Но недавно, нашелся кто-то, не порядочный, кто разграбил эту комнату, утащив старые иконы. А сейчас ее снова восстанавливают. У Игоря есть мечта восстановить храм, чтобы он был действующим и люди снова стали ходить к Богу, тогда и воровать не станут.
После обеда уже подходя к речке, я вдруг увидел на берегу двух маленьких зверьков. Размером они были чуть больше белки, только шкурка у них была белого цвета. И в отличии от белок зверьки ловко бегали не только по веткам деревьев, но и отлично и очень быстро бегали по земле. Такого зверька я видел только на рисунках, но сразу понял, что это были ласки. Почему-то ласка и горностай ассоциировался только с очень далекими временами, когда шубу из ласки или горностая мог себе позволить только лицо королевской крови, и я был уверен, что их давно не существует на земле. А вот и нет. Мне посчастливилось лично увидеть это чудесное животное. Оказывается, что они еще обитают в наших лесах. Настроение улучшилось еще больше.
 Прибыл я в Счастливое, когда старшие дети еще не пришли со школы и у меня появилась возможность посмотреть, как живет сама Гуля и  другие обитатели "Библиотеки Карла Юнга". Осмотр той половины первого этажа, которая была скрыта от меня висящей занавеской из простыни, подтвердил самые неприятные мои подозрения. Мешки наваленные на стеллажах до самого потолка,    были действительно посылками с вещами для детей. В основном, они были даже не открыты, хотя на некоторых стояли штампы полугодичной давности,  а может, были и еще древнее. Их  было не менее сотни. На  второй полке снизу как в купе пассажирское место было оборудовано лежбище, по размеру подходящее только Борису. Здесь же от полки до стены был натянут садовый гамак с парой ватных одеял и подушкой. По всей вероятности там спала Настя, а правее от печки до стены висела еще одна занавеска из простыни, за которой находилось еще одно спальное место, по всей вероятности Хозяйки Счастливого.  Кровати никакой не было. Под окном стояла швейная машинка, не ней и вокруг нее   лежали кучи каких то тряпок. Вещами эти кучи было не назвать, а у стены лежало на полу шарообразное, появившееся в последнее время, так называемое, кресло с наполнителем. Вот на нем она и спала, по крайней мере, других предметов, пригодных для сна я не обнаружил.   Весь  дом был просто грязным и захламленным.
Я с саркастическим негодованием вспомнил, как однажды вошел в кухню в тапках, в которых был на улице. Полы кухни были сделаны из не строганной доски, и ходить по ним без обуви, в одних носках было неприятно. На улице было сухо, и обувь была чистая. Сколько я тогда выслушал от Гули претензий, что, мол, «конечно, не тебе убираться и поэтому ты ходишь в обуви.  Посмотрев условия, в которых спит моя «невеста», я теперь, абсолютно был уверенным, что она не моется.
Гули не было дома два дня. После обеда двадцать седьмого марта, она мне позвонила и попросила встретить ее на вокзале в Малоярославце. Протопав к машине в Зубово, я выехал и через час уже вез ее обратно домой.  Дома, во время ужина, она пыталась разговорить меня о подробностях визита. Я, естественно не смог всего рассказать, что говорила мне Валентина Михайловна, и поэтому мой рассказ был скупым на подробности. О взятке и конфетах я старался не говорить вообще, она и не спрашивала. На том разошлись спать.
+++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++
28.03.2015
Теперь по утрам я варил кашу с удовольствием, потому, что кроме меня ее с таким аппетитом и в огромных количествах ел Аскар, которому каша очень нравилась, а ее с утра никто до меня не варил. У них было принято завтракать бутербродами с сыром, которые готовил каждый себе сам. Сегодня,  как обычно, сделав все утренние мероприятия, я встретил Гулю в кухне кашей и теплой печкой, но вместо доброго утра я услышал:
- Это называется узурпаторство.
- Что именно?
- Когда человек самовольно захватывает чужое пространство, он называется узурпатором.
- Нет. Узурпатором называется человек, самовольно захвативший власть в государстве. А что я сделал не так?
- Ты самовольно захватил мое пространство на кухне. Это я всегда топила печку и готовила завтрак, а сейчас я лишена этой возможности.
- Я просто просыпаюсь раньше и, кроме того, что у меня много времени, я не хочу сидеть в холодной кухне.
Я так и не понял, была ли это шутка или она действительно обиделась. Похоже, что второе было более похоже на правду, потому, что она еще долго дула губы и отказалась от каши.
- Нам нужно поговорить, - снова начала Гуля.
- О том, как нам дальше быть?
- Да.
Она сделала долгую паузу. Я расценил это как то, что ей трудно начать говорить, и она не может  подобрать правильные слова. Я начал первым:
- Можно я начну? Мне здесь очень нравится, меня здесь все устраивает, кроме бытовых условий. Но это все поправимо, и я надеюсь поправить бытовые условия за лето. У меня есть ряд предложений по улучшению жизни в Счастливом и улучшению микроклимата в отношениях. Во-первых, мне кажется, что это неправильная тенденция, что каждый член нашего общества живет отдельно по своим... домам. Семья тем и отличается, что все в ней живут вместе. Это сплачивает семью. И стол. Стол у семьи должен быть один, а совместный прием пищи не только древняя традиция русской семьи, а еще и средство ее укрепления. Все главные вопросы на Руси всегда решались за столом. Мне кажется, что надо не лепить каждому свой сарай, а построить один огромный дом на всю семью. И бросить для этого все наши силы, - я удержался, чтобы не сказать слово «средства». Это была самая больная для меня сейчас тема: - А что касается наших с тобой личных отношений. То ты, как женщина мне нравишься, и я готов хоть завтра лечь с тобой в постель, чтобы наладить наши отношения.
Здесь я конечно соврал. Я не знаю, что бы меня заставило с ней заниматься любовью уже после всего, что между нами случилось и после всего, что я про нее узнал.
- Теперь я, - начала она: - то, что тебе нравиться здесь, я это вижу. Мало того Счастливое тебя полностью приняло как своего, что для меня очень удивительно. Счастливое, как живой организм, не каждого принимает. Здесь уже до тебя был опыт прижиться чужакам. Счастливое их отторгло и они разбежались. Что касается личных отношений, то между нами их никогда не будет, - это был для меня самый приятный момент нашей беседы. Но было и продолжение: - Я не возражаю, если ты останешься и будешь мне помогать. Ты можешь выбрать любой дом в поселке, восстановить его и жить в нем. Я не буду против если ты приведешь к себе в дом бабу. - вот это был поворот!!! Вот здесь она меня просто прибила. Но Гуля продолжала: - Я предлагаю восстановить дом, в котором мы жили. Посчитай сколько и какой материал тебе нужен. Деньги есть, можешь не беспокоиться.
- Есть еще один вопрос, требующий разъяснения. Это официальное оформление дома. Кому он сейчас принадлежит?
- Он записан на одной женщине. Она живет в Москве и сюда никогда не явится. Пусть тебя этот вопрос не волнует.
- Странно! Как это не волнует. Я сейчас вложу в этот дом столько труда и материалов! – я упорно обходил слово «средства», - А потом приедет хозяйка дома и выгонит меня в шею из своей собственности.
- Не явится! Я с ней разговаривала. Ей этот дом не нужен.
- Нет, это не правильно. Если ей дом не нужен, это не значит, что не найдутся дети или внуки, которые захотят вернуть свое имущество. И любой суд будет на их стороне.
- Ты думаешь, я здесь что-нибудь оформляла на себя? Живу уже седьмой год, построила здесь свои строения, и ни разу никто не приехал, и не спросил: законно я здесь живу или не законно
-  Так что, это означает, что у тебя нет никакого имения? Это просто самозахват?
- Называй это как хочешь, но я хозяйка этой деревни, и никто меня отсюда не выселит.
- Нет, я так не могу. Мне нужны гарантии, что это будет мое владение, иначе нет смысла вообще начинать здесь все эти работы.
- Ну хорошо. Я поеду в Москву и договорюсь с этой женщиной, чтобы она переписала на меня свое хозяйство.
- Не правильно. Ты можешь не волноваться и продолжать жить, как и жила ранее. Мне надо, чтобы этот дом принадлежал мне на правах собственности.
- Хорошо. Я с ней об этом поговорю.
Разговаривая, Гуля все время была чем-то раздражена, говорила с каким-то натягом и неприятными оттенками. Я списал это на не очень приятную и очень неожиданную тему. Сказать, что она меня ошеломила, значит, ничего не сказать, я был поражен!
Весь день ушел на разгребание мусора в полуразрушенном доме. Я перебрал и сложил на улице кирпич от печки, выбитые окна забил фанерными листами, спланировал, что я должен сделать и в какие сроки.
Затем появился Аскар:
- Дядя Гриша, мама сказала, чтобы вы вернули деньги, которые вы у нее взяли.
Я опешил. После обвинения меня в «краже» обогревателя, я не удивился, что она может обвинить меня в краже ее денег, если она по каким-то причинам не досчиталась в своем кошельке:
- Ты спроси у мамы, Что за деньги я у нее взял и когда.
Аскар ушел и больше не являлся. Но мне было неприятно само обвинение в краже, которую я никогда не совершал и я сам пошел к Гуле на кухню:
- Какие деньги я у тебя взял?
Она молчала и не смотрела даже в мою сторону, я настаивал:
- Гуля, что за деньги я у тебя взял и когда?
- Ну, раз не брал, пусть это будет т на твоей совести. – Такого поворота я не ожидал, стараясь не нервничать и не вспылить, я настаивал, чтобы она обосновала свои обвинения. Но это было напрасно, она стала неприступной и холодной стеной, со стеной, мне кажется, было бы легче договориться. Ничего, не добившись, я ушел работать к дому.
Весь день на душе был неприятный осадок, и вечером я специально пошел ужинать, когда оттуда все ушли, чтобы не встречаться с хозяйкой.
Когда я зашел на кухню, то на столбе увидел очередное послание на тетрадном листе, покрытом маслеными пятнами. Плакат гласил: « Я давно заметила, что ты человек не порядочный, но что ты вор, теперь уверена в этом. Если ты не вернешь мои десять тысяч, у тебя будут неприятности».
Вот это да! Дело то обстоит не в какой-то тысяче, которую я мог бы оставить ей на кухонном столе, а в ДЕСЯТИ ТЫСЯЧАХ, и это после того, как она ловко «обобрала» меня при покупке в магазине. Я просто не находил себе места.
Утром я стал расспрашивать у Аскара, поняв, что от нее, я не добьюсь ничего. Аскар мне пояснил, что толком не знает, но мама говорила, что  давала мне десять тысяч передать в школу. И тут я вспомнил! Взятка! Ведь я ее не вручил чиновнице и не вернул назад Гуле. Она, ведь так и лежит у меня в чистой куртке! А куртка то в машине! Я тут же оделся и быстро пошел в Зубово. Это была моя уже пятое или шестое путешествие по лесу, и я отметил что мне, по сравнению, с первым маршем было  уже гораздо легче шагать по болотам лесной дороги.
В Зубово, меня радостно встретила Мария, и как всегда, пригласила к себе на летнюю кухню. Как было приятно, после мрачной обстановки сараев в поселении Тра****никовых, вновь почувствовать свежесть украинской белой кухни. Мария весело щебетала, и как обычно, весь стол заставляла всякими вкусностями.
Сев напротив меня, она стала расспрашивать, как я устроился на новом месте. Я был сильно расстроен происшествием с деньгами, и в обиде на несправедливость. Все выложил этой душевно и красивой женщине.
Во время моего рассказа, приехал на обед Игорь и тоже стал моим слушателем. Когда я закончил, они, молча,  сидели, опустив головы, как будто пряча глаза. Первым начал Игорь:
- Григорий. Вы не того человека выбрали для себя. Конечно, это не мое дело, но я вижу, что вы честный и порядочный и я хочу вам сказать все, что думаю. Гуля очень нехороший человек.
Рассказ его был почти тот же, что я вел в управлении образования. О плохом отношении к детям о зарабатывании на детях капитала, об их дальнейшей судьбе как работников Гулиного хозяйства. Но было и новое. Я узнал, что за шесть лет проживания в лесной деревне, у нее погибли три коровы и лошадь. Тра****никова заморила их голодом, и каждую зиму подыхало как минимум по одному животному. Их не хоронили, и не утилизировали. Никифор, просто привязывал умершее животное к квадрациклу и утаскивал подальше в лес, где и бросал. По первости, когда они только поселились, Игорь и Мария помогали им, как могли, все-таки, одна женщина с пятью тогда еще детьми, двое из которых приемные. Но вскоре Игорь стал замечать, что Гуля помощь воспринимает, как данное и вместо просьб, стала делать заказы. Игорь стал избегать общения с новой соседкой. А Мария, когда дети проходили мимо дома к автобусу и обратно, всегда старалась их покормить. Приемные никогда от угощений не отказывались, а вот Родные никогда не соглашались. И когда Никифор, вежливо отказываясь, всегда улыбался, то Настя, никак не реагируя, опускала голову и пробегала галопом мимо. Она смотрела на семью Игоря свысока, как на низшие существа. А я по глупости еще думал, что тридцатилетнему Игорю, ранее не бывшему женатым, могла бы подойти подрастающая Настя.
После того, как меня поселили в сарае, не предоставив даже элементарных человеческих условий, и посещения управления образования, это был уже третий звонок, предупреждающий меня, что не все «спокойно в королевстве датском».
Принеся деньги, Гули я не застал, она спала, как обычно, после обеда, и я положил конверт на столе в кухне. Забегая вперед, скажу, что она деньги забрала, не сказав при этом ни слова.
  Вечером я рассчитал, сколько всего мне нужно стройматериала. В первую очередь доска. Я посчитал и заказал Гуле доску сорок миллиметров толщиной и пятнадцать сантиметров шириной и брус шесть на шесть сантиметров. У строителей весь деревоматериал измеряется в миллиметрах и название свое имеет в зависимости от  размера. Так моя доска называется сороковкой. Здесь я специально использую не специфические названия, чтобы не забивать голову читателю и не заставлять искать дополнительные ответы на поставленные мною вопросы. Как ни странно, но деревоматериал привезли очень быстро, уже через неделю после нашего разговора и начала моей работы по восстановлению дома. Приехал вездеход на колесной тяге, который сумел обойти наше болото и вывалил огромную кучу доски и бруса. Кроме моего заказа, заказ сделал и Никифор, для строительства своей бани-дома. Заказывать строительный материал я ездил лично с Гулей и заказали все, что нам понадобиться для первоочередной работы.
В конце марта к нам приехала съемочная группа канала "Life news", а девочка журналист, та самая, что разрекламировала Гулю на всю страну, не успокоилась на этом, и продолжала съемки, чтобы сделать документальный фильм об этой загадочной женщине, и ее необычной семье. Это был уже третий их приезд к ним в поселение. Киношники сняли и меня, работающего в доме, где я на камеру рассказал, что собираюсь сделать со старым домом.
За неделю я расчистил весь дом и с помощью привезенных досок уложил полы, поменяв бревенчатые лаги под полом на новые, которые сделал сам, спилив несколько сосен в лесу недалеко от дома, сняв за день  с них кору и крепко промазав отработкой, которая была у Никифора в сарае с квадрациклом . Вот теперь стало приятно ходить по новому полу. Я занялся восстановлением балок перекрытия и настилом потолка. Эта работа была тоже выполнена быстро и весело, пока дело не дошло до крыши. Чтобы легче было сделать крышу, я решил старую, сделанную из деревянной щепы, не убирать, а на нее положить новые стропила из рейки, все равно мне нужно будет укладывать под перекрытие утеплитель. Мансардный этаж, я решил сделать жилым, для увеличения жилой площади дома. На этом этаже, соединенном с первым, так называемой системой двойного света, когда часть потолка отсутствует, и оба этажа превращаются в этом месте в один общий обрамленный сверху крышей, и перестенков сверху нет, так, что тепло от печки первого этажа распространяется и на второй. Одна печь отапливает весь дом. Если учесть, что сам дом представлял собой обычную избу - пятистенок, то есть разделенную посредине перестенком на две части: кухню и комнату. Этот перестенок я тоже убрал, но не полностью, оставив большой арочный проем. Дом  хоть и был разделен условно на две части, но, по сути, являлся одним целым. Это  я сделал специально, чтобы легче было отапливать дом с помощью всего одной печки. Печь я планировал только русскую, большую, с лежанкой.
И так, дойдя до работы на крыше, я притормозил. Оказывается, что для таких высотных работ, мой возраст уже давал о себе знать. Я уже не был столь ловок как в молодости, а большой вес заставлял старую крышу трещать всеми своими элементами, и было страшно и как-то не по себе. Мне нужен был молодой помощник. Кирилл не подходил, так как ничего не умел делать, а вот Аскар, лучшего строителя и не сыскать. Я попросил у Гули разрешения на привлечение к работе этого мальчика. Она не отказала, мало того, предложила установить ему зарплату, но платить будет она сама. Я с ним переговорил, и он поступил в мое распоряжение. Работа снова заспорилась. Утеплитель в виде минеральной ваты, в Счастливом был. Его купили давно, но не использовали ни разу, обходясь войлоком и старыми одеялами, которых тоже было в достатке, как будто они были доставлены с какого-то армейского склада. Одеяла лежали в сарае с инструментом упакованные и перевязанные в тюки.
Я съездил в Лыков и купил две упаковки подложки под утеплитель минеральной ваты. По моим расчетам мне должно хватить на крышу и одной упаковки, но вторую я взял на всякий случай.
Когда я возвращался обратно, мне на сотовый позвонила Гуля и сказала, чтобы я заехал в Беляево и забрал Бориса со школы. Я давно хотел посмотреть на эту школу. Я не терял надежды, что когда-нибудь буду в ней работать. Когда я подъехал, к воротам школы, мне навстречу вышел «ученик». В кавычках, потому, что никакого портфеля у него не было, а в руках он держал маленькую клетку, в которой сидела крыса.
- А где твой портфель? – Спросил я Бориса, когда тот плюхнулся на заднее сиденье, шепча что-то своей крысе.
- А я не брал его. – Буркнул в ответ Борис.
- А крысу взял? – это был риторический вопрос.
- А я взял ее, чтобы учительниц пугать.
Вот так ученик! Первый раз за четверть пошел в школу, не взяв ни портфеля, ни тетрадку, ни дневника, но крысу «попугать учительницу», он не забыл. Я понял, что Аскар учился примерно, так же. И этот шкет повторяет его путь.
 В этот же день, мы вдвоем с Аскаром быстро уложили утеплитель на крышу между уложенного и прибитого нами бруса. Теперь нам оставалось только накрыть утеплитель доской и сверху уложить само покрытие крыши.
 Был и творческий перерыв в работе над восстановлением дома. Аскар попросил меня помочь отремонтировать телегу. Телега у них была, но по рассказу Аскара, она уже полтора года стояла сломанная, а после того как у них подохла кобыла, про нее совсем забыли. И вот теперь, когда выросла Джулия ее можно уже запрягать в телегу. Оказывается, что Джулия это вовсе не жеребенок, а двухгодовалая взрослая кобыла, просто она такая маленькая по природе. Вдвоем мы быстро заменили сломанную оглоблю и прогнившие доски самой телеги. На новом отстроганном заднем борту я краской написал номер как на автомобиле из четырех цифр и двух букв: «02-04 ГТ». Это было число, когда мы ее отремонтировали и инициалы хозяйки Счастливого. По бокам надписи, я прибил два компьютерных диска и ниже два катафота от велосипеда. Колеса телеги были автомобильными с накачивающимися шинами. Короб телеги мы покрасили в яркий зеленый цвет, а колеса в желтый. Такой вот циганско-бразильский вариант. Краска высохла быстро и уже в этот же вечер Аскар привел Джулию и мы с ним запрягли ее в воз. Оказалось, что это не так-то просто. Видно было, что лошадка сильно перепугалась, не понимая, что от нее хотят. Тогда я использовал то, что делал каждое утро, когда выводил ее гулять в поле. Я брал в карман несколько сухарей, посыпав их крупной солью. За это лакомство Джулия становилась такая лапочка, что готова была выполнять любую команду. Здесь я попросил Аскара не кричать на нее. До этого он не просто кричал, а орал ругаясь страшным матом, объяснив, что старая кобыла только так выполняла команды. Пришлось ему показать, что это не так и лаской можно добиться большего, чем запугиванием и криками. Когда Джулия уже стояла запряженная и смотрела голодными глазами на мой карман, Аскар сел в телегу и неожиданно хлестнул ее вожжами по бокам. Испугавшись, Джулия рванула с места, а почуяв, что за ней что-то тащится, она с перепугу, поскакала галопом вверх по направлению к Библиотеке Карла Юнга.  Презентация новой телеги получилась эффектной. Все обитатели «Счастливого» выскочили посмотреть, а Аскар, лихо сделав круг вокруг Библиотеки, круто натянул поводья, и Джулия остановилась как вкопанная. Раздались ну если не аплодисменты, то жиденькие хлопки Гули.
Но в поселении была еще одна тележка. Она была с одной осью, на колесной тяге, как Аскар объяснил, от самолета. Не знаю, правда это или нет, но шины колес были, как у самолета из резины сплошного заполнения и вращались не смотря на кажущуюся громоздкость, очень легко. На лафете был приделан огромный железный ящик, сам тяжелее всей коляски и обе оглобли были сломаны. Мы сорвали и сняли этот дурацкий ящик, сделали деревянную платформу, квадратной формы с невысокими бортиками и получилась еще и арба-двуколка, которую маленькая Джулия таскала намного легче, чем тяжелую телегу. А главное что на ней можно было перевозить и пару пассажиров. Так для Джулии начался новый этап в жизни - лошадиная работа.
Так прошла еще одна неделя моего проживания в Счастливом. Мне снова стало приятно называть поселение этим названием. Единственным неприятным фактом, нарушившим обыденное течение жизни поселения, был конфликт между Кириллом и Никифором. Это произошло днем. Был пригожий солнечный день, и я уже раздевшись по пояс, только в брюках и футболке работал возле своего дома, восстанавливая двуколку. Мне понадобились болты с гайкой, для крепления оглоблей, и я пошел за ними в отдельно стоящий сарайчик с инструментом. Меня неожиданно догнал Никифор, и стал так, как будто преграждая мне дорогу, спросил:
- А вы куда идете?
- В сарай, мне нужны болты для крепления оглоблей на повозке, - ответил я. И хотел продолжить свою дорогу.
- Я вам их принесу сейчас.
Мне приятно было, как всегда, внимательность этого молодого человека, но до сарая оставалось всего каких-то десяток шагов и я, поблагодарив его, пошел дальше. Никифор пошел со мной рядом. Меня это ничуть не удивило, и я открыл дверь, запертую на деревянный брус, вставленный в ручку. В сарае стоял Кирилл.
- А ты что здесь делаешь?
- Он наказан, - вставил Никифор: - За то, что провинился.
- Что ты наделал? – это был вопрос к Кириллу.
- Он отказывается работать, - опять встрял Никифор.
Поскольку, Кирилл молчал, я не стал встревать в их дела: мало ли что не бывает между братьями, хоть и сводными, тем более, что старшинство и главенство Никифора никто никогда не оспаривал, он был первым помощником мамы в домашних делах.
Я прошел в сарай и взял то, что мне надо. Никифор остался на улице, у распахнутой двери, а Кирилл стал шептать мне в спину:
- Дядя Гриша, выпустите меня отсюда
Я посчитал это неправильным с педагогической точки зрения, когда один руководитель наказывает, а второй вмешивается и отменяет его наказание, тем более, если наказание заслуженное.
- А что ты сделал неправильное? - спросил я.
- Воду отказался носить.
Я только сдвинул плечами, ведь это была его единственная работа, и ушел к себе, делать свое дело. Примерно через час, я услышал какие-то крики и повернувшись, увидел, что Кирилл бежит от сарая в мою сторону, а Никифор гонится за ним. Расстояние было небольшое, чуть больше семидесяти метров, но для тренированного спортивного Никифора, это было не расстояние и гандикап между хлюпиком, с прокуренными легкими Кириллом, и этим атлетом, был съеден в две секунды. Никифор ударил ногой по ногам Кириллу и тот плашмя упал в весеннюю грязь Счастливого подворья. Он быстро схватился на ноги и, сжав кулаки, вытянув вперед голову, что от напряжения у него выступили синие жилы на шее, грубым матом стал кричать, что он прирежет Никифора. Двумя четко поставленными ударами боксера в солнечное сплетение и в плечо, Никифор уложил младшего брата обратно. У того перехватило дыхание и он согнувшись упал опять в грязь. Но Никифор, неожиданно потеряв свое благородство, стал бить его ногами. Сам неоднократно, занимаясь рукопашным боем в армии, я видел, что удары были сильными и профессиональными. Я кинулся к нему и оттолкнул от лежащей жертвы.
- Не лезь – крикнул Никифор и попытался оттолкнуть меня в грудь. Толчок был сильным и грубым. Я захватил его правое запястье, и резко развернувшись на левой ноге, вывернул захваченную руку наружу, взял на болевой прием кисть Никифора.
- Все! Все! – закричал парень, но я его не отпускал, делая больно руке. Он должен был почувствовать, что боль это не детская игрушка, а на силу всегда может найтись другая сила. Кирилл в это время поднялся на ноги и пятясь, стал уходить. При этом от напряжения и бессильной злости его лицо исказилось страшной гримасой. Он орал:
- Все! Пи…ц! Я тебя прирежу сука! Ты попал!
В нем проявились черты всех его судимых родственников, и сам он был сейчас внешне маленьким преступником. Именно в таком состоянии подростки убивают своих сверстников и даже взрослых людей. Я отпустил Никифора. В его благородном и красивом лице виден был страх, толи от моего вмешательства, толи он действительно испугался угроз маленького зэчка. Никифор быстро зашагал в сторону своего Нового Дома, а Кирилл побежал к реке. И тут я увидел, что за всем этим наблюдает Гуля. Она стояла рядом с Новым Домом Никифора, и было видно, что она была свидетелем всего происходящего с самого начала. Она зашла в Дом след за своим сыном. Я понял, что это был не случайный конфликт не поладивших между собой братьев и твердо решил в нем разобраться.
По вечерам Кирилл и Женя каждый день гуляли с коляской, в которой спала маленькая Варя. Они уходили далеко от дома и возвращались часа через два не раньше. Я пошел за ними. Догнал я их, далеко от поселка, что даже домов видно не было. Став рядом с Кириллом, пошел в ногу и спросил:
- Что у вас с Никифором сегодня случилось?
Кирилл тут же ответил, как будто готовился к этому разговору заранее:
- Почему только сегодня? Это происходит почти каждый день. Я сорюсь с тетей Гулей, и она натравливает Никифора на меня. Он бьет меня очень часто, за любую провинность или жалобу тети Гули.
- И что, он сильно бьет?
- Да, избивает очень сильно. Только никогда не бьет по лицу. Он боксер и всегда бьет в плечи. У него такие сильные удары, что я потом руки не могу поднять, и это очень больно.
- Ну а сегодня из-за чего произошел конфликт. Почему ты оказался закрытым в сарае?
- Я отказался второй раз идти за водой
- Почему второй?
- Я воды принес обе канистры, а она взяла и вылила их в бочку возле кухни и сказала, чтобы я опять шел за водой. Знаете, как тяжело ее таскать, а она меня заставляла еще раз идти. Если бы я принес второй раз, она меня снова бы отправила.
- Почему ты так думаешь?
Она всегда так делает, когда злится на меня.
- А почему она злится на тебя.
- Она говорит, что я вчера принес из Беляева водку и напился.
- А когда ты ходил в Беляево?
- Вчера вечером, я ходил за сигаретами в магазин.
- И купил водку?
- Нет. Спросите у Жени. Я вчера пил водку? – Это был уже вопрос к Жене.
- Нет. – Ответила девочка.
- Ну конечно. А ты, наверное, подумал, что Женя скажет – пил? – Это уже был мой сарказм.
- Ну, вот, дядя Гриша, вы тоже мне не верите. Вот и она говорит, что Женя меня выгораживает. Она же не поймала меня за руку.
- А если бы поймала? Ты бы таскал воду второй раз?
- Если бы я пил я бы, наверное, был с похмелья? Правильно?
- Правильно.
- А от меня даже не пахло.
- А курить тетя Гуля тебе разрешает?
- Да, курить разрешает. Мы оба курим, и я  и Женя. Она нам разрешила, только сигареты нам не покупает, говорит, что если мы хотим, то, чтобы сами ходили и покупали.
- А деньги где вы берете на сигареты.
- Она нам дает.
- Что, прямо на сигареты?
- Да, я ей так и говорю. А я больше ничего не покупаю, иногда Жене беру мороженное. Да и откуда у меня могли взяться деньги на водку. Она мне дала сто рублей на «Мальборо-лайт» и ни копья больше.
- Ну, а ты ей сказал это?
-Да, конечно. А она говорит, что у меня деньги были. Дядя Гриша, вот рассудите. Откуда у меня могут быть деньги, если она мне их дает только, когда я попрошу и только на сигареты.
- Вернемся к конфликту. Ты говоришь, что Никифор тебя часто бьет.
- Не только меня. И Аскара, он всегда бьет, когда тот не работает.
- По-моему, Аскар всегда работает и никогда не отлынивает от работы.
- Ага. Вы просто не знаете. А вы знаете, что он ему в прошлом году руку сломал?
- Нет, не знаю. Как сломал?
- Вот так. Он ударил его кулаком вот сюда. – Кирилл показал себе на руку в области плеча и у того трещина оказалась.
- А как Аскар узнал, что у него трещина оказалась?
- А у него рука распухла и не поднималась. И тетя Гуля на автобусе отвезла его в больницу. Ему гипс накладывали. А знаете, что когда Аскар был как я, то его тетя Гуля на цепь посадила за то, что он собак не покормил. Забыл.
- Это он тебе рассказал?
- Да, только он вам ничего не скажет. Он боится.
За разговорами, мы подошли к реке в то место, куда Кирилл ходил за водой. Я решил воспользоваться и узнать, где он берет воду. Кирилл подвел меня в берегу реки и показал в бурлящий в окружении камней поток:
-Вот здесь я беру воду.
Я был поражен. Никакого родника не было. Просто грохотала разлившаяся и поднявшаяся речка.
- А где же родник? Ты, что берешь речную воду, и мы ее не кипятя, и не обеззараживая ничем, пьем?
- Там родник. Под водой. Просто река сейчас поднялась и родник затонул.
- Это кто тебе такое сказал. Ты сам видел этот родник? И какой с него смысл, если его вода смешивается с речной, талой водой, и неизвестно, откуда она течет?
 - Мне тетя Гуля показала и сказала отсюда воду брать, я и беру. А родник я тоже не видел.
После этой беседы с Кириллом, я все больше и больше убеждался, что то,  что про нее говорят посторонние люди - правда. Я твердо решил поговорить с Гулей на эту тему.
Но у меня ничего не получилось, так как она рано утром уехала в Москву. Я узнал об этом от Аскара, увидев, что тот пошел доить коров вместо Гули. И хотя я встаю раньше всех, на этот раз я ее уход прозевал, что меня ни сколько не огорчило. Когда она вернется, я не знал.
Огорчило другое.
Ночью сбежали Кирилл и Женя. Ничего, никому не сказав, захватили с собой все свои носимые вещи и дочку, они ушли из поселения и их пропажу никто не обнаружил. Узнали, что их нет дома, только к вечеру этого дня. Но тревогу никто не поднимал, так как думали, что дети уехали с Гулей. И только, когда Никифор позвонил маме в Москву, стало известно, что вечером Кирилл в ультимативной форме потребовал от Гули, чтобы она выдала ему деньги, которые та получает за усыновление и опекунство над маленькой Варей. Гуля объяснила, что деньги она не присваивает, а все тратит на их содержание, и у нее нет свободных финансов. Кирилл настаивал, и она согласилась выдать ему только шестнадцать тысяч. Получив названную сумму, мальчик ушел к себе. А на утро они все втроем пропали.
11-12.04.2017
К одиннадцати часам утра Никифор сообщил мне, что дети задержаны полицией в Москве и Гуля их на автобусе везет обратно. Мне пришлось идти в Зубово, к машине, чтобы встретить и привезти их из Лыкова. Когда я уже вышел из леса, и до дома Игоря оставались последние триста метров вдоль поля, у меня вдруг началось носовое кровотечение. Это были последствия операции и, хотя кровотечение было очень сильным, я остановил его, приложив к переносице снег. Когда подошел к дому Игоря, умылся из бочки с талой водой и отмылся от крови.
Мария увидев, что я испачкан кровью, забегала вокруг меня, хлопоча, чем бы помочь. Я объяснил, что мне сделали операцию, и не прошло еще и одного месяца, что сам виноват, врач ведь запретил мне нагрузки в течение трех месяцев после операции, а я нагружал себя сверх всякой нормы.
В Счастливое мы прибыли все вместе. А к вечеру кровотечение снова возобновилось, и как я не старался, остановить его никак не получалось. Я пошел спросить у Гули перекиси водорода, и когда вошел в кухню весь в крови и пытаясь мокрой тряпкой остановить кровь, у Гули не дернулся ни один мускул, она только вяло спросила своим высоким и скрипучим голосом, что случилось. За столом сидела Настя, увидев меня, она презрительно скривилась, сказав громко: «Фу, какая гадость» и быстро ушла к себе в дом. Я объяснил, что скорее всего у меня лопнул какой-то крупный сосуд и я не могу остановить кровь, спросив есть ли у нее перекись. Она вынесла из кладовой трехсот граммовую бутылку перекиси, и я вновь ушел к себе.
Часам к одиннадцати ночи, я был в отчаяние так как, не смотря на все мои старания, кровотечение я остановить не смог, и сидя у себя в «вигваме», с заткнутыми ноздрями, все продолжал сплевывать в баночку, наполнявшую рот кровь. Когда литровая банка оказалась полной крови, я действительно испугался реально. И одевшись, пошел через ночной лес к своей машине. Всю дорогу по лесу, я постоянно сплевывал, оставляя за собой след из кровавых пятен. У меня был план: дойти до машины, а потом на ней поехать на станцию скорой помощи в Лыков. К дому Игоря, я подошел  к полуночи. Они с мамой уже спали, и я решил их не пугать, молча уехать самостоятельно. Но мне пришлось их разбудить стуком в двери, так как обнаружил, что отправляясь в дорогу, я в суете забыл взять ключи от машины, а на двухчасовую ходьбу по ночному лесу туда и обратно, у меня сил уже не хватит.
 Двери открыл Игорь. Увидев меня в таком состоянии, он испугался, что со мной случилось. Я стал объяснять и просить его отвезти меня в город. В это время показалась Мария и, подав Игорю телефон, велела немедленно вызвать скорую помощь. Она отвела меня к себе в летнюю кухню и стала бегать вокруг меня, стараясь чем-то помочь. Она принесла эмалированный таз, налила в него воды и предложила мне помыться, показав меня в зеркало. Тут я только увидел, на что я стал похож. Дело в том, что у Гули было всего одно зеркало, которое стояло у нее в Библиотеке Карла Юнга. И я вспомнил, что последний раз видел себя в зеркале почти месяц назад, еще до отъезда из Екатеринбурга. Щетина отросла, и стала уже формироваться в бороду, но это не главное. Все лицо у меня было перепачкано кровью и кровью же залита вся моя одежда от ворота олимпийки, в которую я был одет, и до пояса.
Скорая приехала быстро и уже через час бригада пыталась остановить кровотечение. Не смотря на все усилия и сделанные уколы, кровь даже и не думала останавливаться, и меня отвезли в больничный городок районного центра. Все усилия медработников таяли на глазах и потребовалось операционное вмешательство по купированию порвавшейся артерии. К восьми утра, кровь была остановлена, но остаться в больнице я отказался. Выполнив свое дело, врач рекомендовал мне прибыть к нему через неделю, для извлечения скруток, и если кровотечение возобновится вновь, то ехать в Калугу в областную больницу, где мне сделают прижигание лазером. Меня отпустили.
Выйдя из больницы, я позвонил Игорю, по телефону, который он мне продиктовал ночью и парень приехал за мной уже через полтора часа. Игорь доставил меня к себе домой. Мария встретила меня, искренне радуясь, что со мной все в порядке, правда видно было, что она огорчилась, когда увидела, что у меня из обеих ноздрей торчали окровавленные куски бинта. Пришлось объяснять, что их оставили на неделю. Посадив за стол в своей, такой уютной летней кухне, женщина вручила мне разрисованное пасхальное яичко, сказав:
- Христос воскрес!
Для меня это было так неожиданно потому, что я совсем забыл, что сегодня – Светлое Воскресенье, большой христианский праздник:
- Воистину воскрес!
Мария поцеловала меня трижды. Меня это сильно смутило. Я представил как я выглядел, в своей грязной рабочей одежде, небритый, весь испачкан засохшей кровью и с этими дурацкими, окровавленными  огрызками бинта, торчащими из обеих ноздрей.
Весь день, до вечера, я провел у Марии и Игоря. Они рассказывали мне о своих мытарствах во время войны за независимость Приднестровской республики, а я рассказал о своей жизни и о том, как и почему я оказался здесь, в этом лесу и о своем желании изменить свою жизнь. Все когда-нибудь кончается и приятному времени, пребывания в гостях также пришел конец, и мне пора было возвращаться в реальность. Шагая по грязи, вновь раскисшей, после небольших заморозков и снега, я думал о своих злоключениях. В моих размышлениях уже не было никакой романтики. Решительно отбросив пессимистические мысли я уверенно направился в Счастливое. Я никогда не отступаюсь и не сдаюсь!
Вся Гулина семья, собралась на кухне. На столе горела свеча, стояли остатки разобранного кулича. Дети сидели все полукольцом вокруг стола и слушали Гулю. Она рассказывала о Святой вечере, почему-то называя именно это событие Пасхальным. Видно, что ее знания «Евангелия» были очень слабыми, на уровне, что называется: «слышала об этом», либо специально искажены, в пользу того, как она его излагала. Когда я вошел, она говорила:
«Иисус сказал: «Среди вас есть один человек, который меня предаст. Этот человек тот, кого я сейчас поцелую». – сказав это, она подошла к Кириллу и наклонившись, поцеловала его в щеку. Это выглядело очень некрасиво и неправильно, так как Гуля произносила, глядя на Кирилла и делая ударение на слове «предатель». Это не осталось не замеченным всеми, так как Кирилл сильно покраснел. У его подруги Жени от негодования округлились глаза, и видно было, что девочка готова была защищать своего друга, даже схватившись с приемной матерью, оскорбившей Кирилла. Никифор сидел, глядя в упор, на мальчика, и как всегда улыбался. Только мне его улыбка уже не казалась искренней и приятной. Прищуренные красивые глаза юноши источали, какое-то саркастическое пренебрежение. Так смотрели на поверженного врага гладиаторы пред тем как нанести смертельный удар. А недалекий Борис, все это время не прекращая что-то жевать, громко сказал: «Предатель!» Это было последней каплей. Кирилл резко поднялся и быстро вышел на улицу. Женя бросилась за ним, даже забыв на лавке маленькую Полину. А Настя, оторвавшись от чтения книги, которая лежала у нее на коленях, только теперь заметила меня.
- Фу!!! – громко выкрикнула девочка и тоже выбежала из кухни.
- И я пойду. – сказал Никифор и вышел вслед за сестрой. Остались мы с Гулей, Аскар и Борис, который все продолжал жевать.
- Ну, что? Вылечили? – спросила женщина.
Я рассказал, что еще не до конца и что турунтулы будут извлечены через неделю. И если кровотечение возобновится, то необходимо будет ехать в Калугу, на лазерное прижигание.
- Значит так! – Начала хозяйка поместья. – Через неделю, не зависимо от того, будет кровотечение или нет, ты в любом случае соберешь свои пожитки, и я не хочу, чтобы ты здесь оставался.
- А что так? Что изменилось, пока я был на скорой помощи?
- Ты не прошел испытание. Ты оказался слаб. Сегодня у тебя кровь пошла носом, а завтра ты сломаешь себе спину. И что, я должна буду всю жизнь тебя выхаживать?
- Не надо меня выхаживать. И спину я не собираюсь себе ломать. Я же тебе рассказывал про операцию. Мне надо было поберечься не менее трех месяцев, а я забыл, вот и надорвался.
- Дело не в твоем здоровье. Просто ты нам не подходишь. У нас тут своя жизнь, а ты в ней чужой. И мы хотим, чтобы ты уехал.
- Может, не будем говорить от имени всех. Говори, пожалуйста, о своем личном отношении ко мне, и не расписывайся за всех обитателей этого поселения.
- А дети подтвердят то, что я говорю. Знаешь, как они тебя называют за глаза? «Мистер слоули», что означает медленный на английском языке.
- Это не самая противная кличка, которую дети дают взрослым. И это, конечно же, Настя?
- Почему? С чего ты взял? Это все тебя так называют.
- Так меня называть ВСЕ не могут, по той простой причине, что из всех детей только Настя и Никифор изучают английский язык, а все остальные попросту в школу не ходят и не получают положенные им знания. И ответственна ты за то, что дети лишены элементарного права на образование.
- Я предоставляю детям возможность самим сделать свой выбор. Моя цель:  воспитание самостоятельных и взрослых в своих поступках людей. Пока что, из моих детей, покинувших дом, ни один не стал неудачником, как ты. По-твоему, это будет лучше, если они будут смотреть на тебя здесь грязного, не мытого и не бритого, живущего в сарае и ничего не дающего детям?
- Стоп! Нам не стоит переходить на личности и обсуждать детей в их присутствии. – Я показал на Аскара, сидевшего, низко опустив голову, пунцовый как рак и Бориса, широко открывшего глаза, внимательно слушая каждое слово и жуя от волнения, быстро-быстро.
Аскар первым все понял и быстро ушел к себе. За ним Гуля выпроводила и Бориса. Когда дети вышли, я спокойно продолжил:
- Пока твой дом покидали только твои родные дети. А из тех детей, за которых ты возложила на себя ответственность, пока сделал попытку, но не смог покинуть дом один Аскар.
- Он сам выбрал такую дорогу. Они с Настей были в равных условиях, но если Настя добросовестно, каждый день ходила в школу, то этот слабоумный решил, что дома ему сидеть комфортней. Конечно, в школе его ведь заставляли учиться, а здесь он сам себе хозяин.
- Ты ему не дала возможность окончить школу, и не получив среднего образования, он лишился возможности дальнейшего обучения и получения профессии. Это на твоей совести вся его дальнейшая судьба. Вторыми на очереди будут Кирилл и Женя. Что ты им дала взамен гарантированного образования в интернате? Возможность вообще не посещать школу? Возможность вести половую жизнь в детском возрасте? Курить, не прячась, и употреблять спиртное? Это не ответственность за детей, а безответственность. А из этого ребенка с заторможенным развитием что получится? Думаешь, вырастет Лобачевским? Слушай. А может тебе выгодно, чтобы они не учились и всю жизнь оставались с тобой?
- Пошел вон! – вдруг преобразилась психолог и писатель, - Я запрещаю тебе показываться на моей территории. Ты же БОМЖ! Ты БОМЖАРА!
Это был удар уже ниже пояса:
- А почему я стал бомжем? Не подскажешь? Еще и месяца не прошло, когда я был Григорием Николаевичем, ходил в костюме и галстуке и нес детям доброе, вечное. Не ты ли мне писала: «Скорее увольняйся, приезжай, в мае картошку сажать и детей некому обучать»? Еще и месяца не прошло, как у меня была профессия, уважение и нормальная жизнь. Я ведь собой пожертвовал и поспешил к тебе на помощь.
- А теперь с такой же поспешностью поедешь обратно.
Я лихорадочно соображал, как выйти из этой ситуации не уронив лица. Денег у меня не было, но признаться в этом я не мог, так как придется унижаться и просить у нее. И с какой стати она должна мне их давать? Я схитрил и, как мне показалось, сделал это с «гордо поднятой головой»:
- Я не привык отступать, не доделав до конца начатое дело. Отремонтирую дом, восстановлю его, вот тогда и уеду.
Я гордо вышел из кухни и ушел к себе в сарай. Прежде всего, я посчитал свои денежные ресурсы. У меня оказалось чуть больше полторы тысячи. Этого было крайне мало. Ну ладно. Я себе ничего не покупаю, максимально сэкономлю, но. Я решительно не видел, где мне заработать денег на обратную дорогу. Хотя бы три тысячу, мне хватит, по крайней мере, доехать до Саратова. А там я найду денег, слава Богу, друзей у меня там было много. Но даже эту сумму необходимо где-то взять. А взять негде. Ладно, как говорила Скарлет:  «Я об этом подумаю завтра». Выход все равно быть должен, его только стоит найти.
Работу по восстановлении дома я продолжал, хотя прекрасно осознавал, что этот дом уже никогда моим не будет – я все равно уеду. Я знал, что теперь мне нужно будет каким-то образом перетаскать все мои вещи обратно к машине. Как мне это удастся сделать, я не представлял. Придется от половины вещей избавляться. Для этого, я сделал Аскару несколько подарков. У меня было четыре комплекта камуфлированных костюмов, разной окраски по временам года. Один я оставил себе, чтобы одеть в дорогу, а три отдал мальчишке. Ему же еще пришлись по вкусу кожаная куртка, костюм «тройка», замшевая дубленка и демисезонное пальто. Парень был настолько счастлив, что сразу же натянул камуфляж, а сверху дубленку и так и ходил весь день, не снимая, даже работал в этих вещах. После такой «разгрузки» вещею оставалось, все равно очень много. Я понимал, что мне придется тащить все это по лесу в руках, так как теперь в лесу все раскисло и даже трактор Игоря не сможет пробиться к нам.
Я разработал план, что живу здесь до тех пор, пока мне не удастся заработать деньги. Если ничего не придумаю, то хотя бы покручусь в такси. Опыт  работы таксистом я уже имел большой. А прикрытием моего пребывания здесь, будут работы по восстановлению дома.
После последнего разговора, я перестал ходить на кухню. Рядом с моим домом росла небольшая ольховая роща. Вся земля в роще, впрочем, как и вокруг всей деревни, была изрыта ямами от воронок. Отголоски Великой Отечественной Войны. В самой глубокой воронке, куда, скорее всего, угодили два или три снаряда. А говорят, что снаряд дважды в одну и ту же воронку не падает. В этой яме Тра****никовы оборудовали свой погреб. Погреб, кроме щитовых стен и крыши засыпанной землей и мусором, имел небольшой тамбур, для защиты содержимого от мороза. В погребе были несколько мешков с картошкой (их, кстати, тоже привез Игорь, не взяв за это ни копейки). Кроме картошки, на полках стояло очень много банок с консервированными продуктами.  Здесь были, кроме банок с традиционными огурцами и помидорами, а также всевозможными овощными приправами и вареньями, и совсем интересные вещи, как-то овощные полуфабрикаты для борща и домашнее сгущенное молоко. Гра****никова, надо отдать ей должное не скупилась и не ленилась на заготовки на зиму, хоть и была уже весна, полки ломились от обилия закруток. За всю зиму, погреб посещался крайне редко и заготовки никто практически не использовал. Ключи висели здесь же, рядом с дверью в погреб, на гвоздике, привязанные за веревочку. А кому было воровать из погреба, если кроме этой семьи здесь никого больше не было.
Теперь я был обеспечен продуктами и был независим от Гулиной кухни. Больше в кухню я не поднимался. Ел два раза в день – утром, когда просыпался и вечером перед самым сном. Обычный мой рацион состоял из полуфабриката борща и чая со сгущенным молоком. Я был рад, что мне не приходилось тратиться на продукты.
15.04.2015
В этот день я закончил работы по восстановлению дома пораньше. Уже к семнадцати часам, я отпустил Аскара отдыхать, а сам направился через лес к своей машине. Как всегда, за мною увязались обе собаки Тра****никовых. У Игоря никого дома не было, и я почему-то этому был рад. Наверное, я не хотел, чтобы кто-то знал о том, что я замышлял. Первым делом, я на свой страх и риск, с большой осторожностью вынул из носа, те скрутки, что должен был носить неделю. К моей радости крови не было. Я переоделся в чистое, сел за руль и поехал в Лыков. В городе, я заправился на все полторы тысячи, что у меня были. Я рисковал, так как если я не смогу заработать извозом, я оставался без последних денег. Выехав из заправки, я по калужскому шоссе, направился в сторону столицы. Мне сразу же повезло. На конечной автобусной остановке, стояли два парня, явно кавказской национальности и голосовали. Конечно, было страшно сажать к себе двух кавказцев, но деваться было некуда, и я остановился. Оба парня сели на заднее сиденье. Тот, что сел сзади меня сказал:
- Брат, добрось нас до Домодедово.
Я тронулся. Левую руку я держал локтем на двери у основания бокового стекла, чтобы кисть держать возле шеи. Мне казалось, что если они нападут, то это будет удавка, накинутая на шею. А держа на этом месте руку, я смогу перехватить удавку. Зеркало заднего вида я направил так, чтобы было видно полностью обоих моих пассажиров. В таком положении я ехал всю дорогу. Когда я подъезжал к аэропорту, они попросили остановиться. Тот, который  сидел за мной, протянул мне две тысячи, сказав:
- Спасибо, брат.
- Удачи вам, парни! – ответил я и когда они вышли, я как будто снял с себя страшно тяжелую ношу.
На обратной дороге, меня остановили две женщины и попросили подбросить до Малоярославца. Они мне заплатили двести рублей. Когда я вернулся в Зубово, уже было темно и, поставив машину, побрел через лес и болото назад, к своему сараю. Я чувствовал, что совсем разбит, сказалось сильное нервное напряжение от соседства кавказцев в машине, но я был доволен, что неплохо заработал. Хотя уже сидя на своем ложе из войлока, я понял, что потратил на бензин полторы тысячи, а заработал две с небольшим. Чистая прибыль составила всего семьсот рублей. Не так-то и густо. Но все равно я уснул спокойно, так как начало было положено. Кроме этого начала, больше ничего не было. Еще два вечера я пытался таксовать, но так ничего и не заработал, зато из заработанных двух тысяч, одну я снова залил в бак. Повезло мне только в первый день.
В пору было впасть в отчаяние, но я не сдавался. Конечно, можно было попросить у Тра****никовой взаймы, а после вернуть через почту, но просить у нее не хотелось, так как пришлось бы унижаться. Я решил позвонить друзьям и попросить у них помощи.
Двадцатого, в пятницу с утра я опять поехал в Лыков, в надежде что-нибудь заработать таксуя по городу. Но, как и следовало ожидать – в маленьком, провинциальном городке, где можно было легко пройти из одного конца в другой, такой вид транспорта, как такси в чести у населения не был. И я, дозвонившись до своих друзей, честно им признался, в какую беду я попал и  попросил у них финансовой помощи. Для перевода, я пошел в отделение «Сбербанка» и оформил банковскую карту на свое имя. Сообщив Вадиму, номер банковской карты, стал ждать перевода. Но денег, почему-то карта не показывала, ни в этот, ни на следующий день. Банкомат, как ненормальный сообщал, что на балансе моей новой карты какой-то страшный минус, как будто не карта мне должна дать денег, а я ей должен сумму более ста тысяч рублей. После долгих выяснений у оператора и звонков на горячую линию банка, выяснилось, что новая, только что мною оформленная карта, автоматически арестована по решению судебного пристава. Оказывается, что пока я здесь пытался «давай пожениться», в Новоуральске прошло судебное заседание без моего участие и мне присудили вернуть полностью деньги за ремонт машины такси, с моим участием в аварии. Злой рок все еще висел на мне и старые грехи никак в рай меня не отпускали. Запросив мини выписку по операциям с этой картой, я узнал, что от друзей мне на карточку поступили две суммы в десять и семь тысяч рублей. Эти деньги теперь были арестованы и я к ним не смогу добраться, пока не оплачу взыскание по суду более чем в сто тысяч. В Итоге, к моим долгам, прибавилось еще семнадцать тысяч, и я по-прежнему не имел никаких средств, чтобы уехать отсюда.
Оставалась последняя надежда на дочь, и я позвонил и ей. Она оказалась умнее меня и деньги в сумме семи тысяч переслала просто почтовым переводом. И так: с теми деньгами, что я заработал извозом, у меня была сумма достаточная для того, чтобы добраться назад в Свердловскую область. Остается только определиться с днем отъезда. Вспоминая слова Олега Янковского в фильме «Убить дракона», что «всякая война начинается с понедельника», день отбытия, я назначил на раннее утро понедельника двадцатого апреля. За оставшиеся два дня, я надеялся перетащить все свои вещи к машине.
Вечером в самозахваченном имении Тра****никовых меня ждал еще один неприятный инцидент. После очередного ослушанья Кирилла и последовавшей за ним ссоры-нравоучения о свободе выбора работы через формулу - «изволишь от слова воля», Никифор опять сильно избил Кирилла и пытался его закрыть на ночь в сарае с инструментом. Кирилл вырвался и прибежал ко мне за защитой. Поговорив с Никифором и Гулей, и послушав очередной раз про «изволишь» и «волю», я до полуночи просидел с детьми в их сарае, а когда они легли спать, ушел к себе.
В субботу, 21 04, около четырех часов утра, я проснулся от того, что рядом с моим «вигвамом» кто-то разговаривал. Приподнявшись с постели, я услышал голоса Кирилла и Жени, они проходили мимо моего «логова» и разговаривали вполголоса. Я быстро обулся и выскочил на улицу. Дети шли, волоча большую сумку, держась за ее лямки с двух сторон. В свободных руках они несли пакеты. Было еще темно, заря только-только начинала окрашивать восток. Дети шли ускоренным шагом, и было видно, что они пытаются соблюдать конспирацию. Это было похоже на побег. Я их окликнул, Кирилл, явно испугавшись, остановился.
- Вы куда собрались?
Отвечал Кирилл, но было видно, что его подруга с ним полностью согласна и что они все обсудили и вместе приняли решение:
- Дядя Гриша, мы больше так не хотим жить. Мы уходим.
- И куда вы собрались?
- Обратно. В детский дом.
- А что у вас с деньгами? Как вы собираетесь добираться до Смоленской области?
- До Москвы у нас деньги есть, а в Москве мы решили обратиться в полицию и попросить помощи, чтобы они нас отправили в наш детдом. Дядя Гриша, не держите нас. Мы все равно здесь больше не останемся.
- Я и не собирался вас отговаривать. Я и сам уезжаю завтра. Я здесь такого насмотрелся, что решил написать книгу обо всем этом
- Напишите. Обязательно напишите. Пусть все узнают, что она (он имел ввиду Гулю Тра****никову) здесь творит. Вы знаете, сколько она денег зарабатывает на нас? Я пытался у нее забрать наши деньги, но она очень жадная и ни за что их не отдает. Она все это время, пока я здесь жил, все пыталась заставить меня перевести ей мои деньги в банке.
- Какие деньги? Я это первый раз слышу.
- У меня в банке есть счет, на который приходят деньги за потерю кормильца, мне платит государство, после того, как умер отец. И там уже больше двухсот тысяч. Тетя Гуля, все это время упрашивала, чтобы я согласился, чтобы эти деньги она могла получать за меня. Она говорила, что содержит меня, и эти деньги тоже будет расходовать на нас с Женей. Но я так и не согласился. Она же получает наши деньги за усыновление и опекунство над Варешкой. Это же больше семидесяти тысяч. Я ей так и сказал: «Что вам мало?» Но видно ей, действительно этого мало, потому, что про мои деньги она меня упрашивала, чуть ли не каждый день. Извините, дядя Гриша, мы пойдем. Нам еще долго идти, да и Варька может проснуться.
Тут я только понял, что в большой сумке с детской одежкой, лежала и сама их дочка. Они пошли, постепенно исчезая в утреннем тумане, который поднимался от речки. Я впервые не знал – правильно ли я поступил, отпустив детей одних, и не попытался отговорить от побега.


21.04.2015
Обнаружив бегство детей, Тра****никова сильно испугалась. Кирилл и раньше сбегал то один, то вместе с Женей. Но все эти «побеги» продолжались не дольше одного-двух дней. И как говорила сама Гуля, они возвращались, когда кончались деньги. К тому же дома, во время этих «побегов» оставалась их дочь, и Тра****никова, прекрасно знала, что они все равно, вернутся, и совсем не боялась. На этот раз все было гораздо серьезней. Побег предвещало сильное избиение Никифором Кирилла, и дети взяли с собой ребенка. Тра****никова почуяла, что на этот раз неприятностей не избежать.
Прежде всего, она отправила Никифора к брату в Москву и велела дома не появляться неделю, пока она ему не даст знать. Врожденное благородство Никифора, как рукой сняло, и он быстро удрал в столицу. Сама же Тра****никова из своей Библиотеки Карла Юнга не выходила за весь день ни разу. Корову и козу доил Аскар. А после того как я сделал первую ходку, отнеся две сумки с вещами в Зубово, он подошел ко мне и ничего не спрашивая, предложил мои вещи перевести телегой на Джулии. Я был искренне благодарен этому мальчику. Я знал, что у него всегда было внутреннее благородство. Мы сложили на телегу все мои вещи, и когда Аскар сам залез в нее, Джулия потащила свой воз по дороге вниз к реке. Я не оглядываясь пошел за ними. Прощаться с моей неудавшейся невестой мне не хотелось. Если сказать честно, то мне даже не хотелось ее видеть.
Джулия убежала далеко вперед, и я шел, не спеша по лесу и в уме, мысленно разговаривал сам с собой. Мне было неприятно, что я возвращался домой, потерпев такое разгромное поражение. Мое возвращение нельзя было назвать возвращением домой. Туда куда я ехал, у меня не было дома в том понятии, в каком это принято считать домом. Квартиры у меня не было, семьи не было, работу я потерял. Куда, я собственно, собрался вернуться? Ведь меня там ничего не ждет и не держит. Что делать?
Мои размышления прервал Аскар, который шел мне навстречу и вел под уздцы Джулию. Телеги с ними не было. Я удивился:
- А почему вы так быстро? И где телега?
- Телега застряла посреди болота. – Стал рассказывать Аскар. - Джулия не смогла ее вытащить, как я не старался ее бить палкой, она только губы все себе разорвала удилами, но телегу так и не вытащила. Она стоит как раз посредине болота. Вы извините меня, дядя Гриша, что не смог помочь Вам
- Ну, ничего, осталось только половина пути, перетащу потихоньку.
Как раз на середине болота стояла телега всеми четырьмя колесами по самый короб увязшая в раскисшую грязь распутицы. На телеге стояли все мои сумки и ящики. Всего было девять мест, а у меня всего две руки. Если нести две сумки сразу, то придется сделать не менее четырех ходок. До машины оставалось еще километра два с половиной. То есть, мне предстояло сегодня пройти около десяти километров, челночным движением с приличным грузом в руках. Вес самой легкой сумки был не менее восьми килограммов, а два ящика с инструментами, из которых каждый весил не менее двадцати пяти-тридцати килограммов, казались для меня вообще невыполнимой задачей.  Ну, что же, ящики я оставил себе на десерт и, взяв две сумки, потащил их к машине. Сумки поначалу казались мне не тяжелыми, но уже метров через пятьсот, я почувствовал, что руки уже не в состоянии тащить эту тяжесть и я стал делать через каждые двести-триста метров привалы, которые , по мере приближения к машине стали чередоваться через каждые сто-сто пятьдесят метров.
Пройдя к машине, я отметил, что дорога в основном подсохла, а по лесу, так, вообще, выглядела готовой к поездке на машине. Конечно к самому болоту, я подъехать не смогу, но я облюбовал поляну за триста метров до болота, куда я смог бы подъехать на машине, все равно, тащить бы пришлось меньше. Единственное место, что смущало меня это там, где кончалось поле, и начиналась лесная дорога. Там были сплошные лужи, а поле вокруг них было раскисшее, и машина по нему не пошла бы. Я несколько раз прошел по этому участку. Он был всего метров пятнадцать-двадцать и если я смогу аккуратно проехать по гребням колеи и не свалиться с них в лужу, то я смогу преодолеть это препятствие. Когда я подъехал к этому месту на машине, я еще раз вышел и прошел по гребням, проверяя их надежность и соответствие ширине моей колесной оси. Перекрестившись, я стал потихонечку двигаться по гребням колеи, как циркач по канату. Не всегда удача должна сопровождать человека, тем более что в последнее время, она меня даже очень не баловала и обходила стороной. Так и сейчас, она по привычке последних пяти лет, от меня отвернулась. Гребни только с виду казались твердыми, но как только машина въехала на них, они предательски расползлись и я всеми четырьмя колесами по самое днище как былинный богатырь Святогор, ушел в родную землицу русскую.
Господи! И тут мне не везет! Пришлось выбираться прямо в грязь из увязшей машины. Машина надежно застряла и сидела на днище полностью провалившись колесами, понятно было что, даже откапывая из грязи, вытащить ее я не смогу. Пришлось обратно тащиться пешком по лесу.
Когда я вернулся к телеге за второй порцией груза, я отметил, что прошел один час с четвертью. На этот раз я решил, все-таки, перенести инструмент. Вес казался вообще неподъемным. Я за один переход преодолевал не более ста метров. А перерывы между этими бросками растягивались все больше и больше. Когда я дотащил ящики до машины, рук я просто уже не чувствовал. Я снова вернулся к телеге и отметил, что в этот раз я потерял почти два часа. Я понял, что если я так и буду носить по две сумки, то справлюсь со своей ношей только к ночи. И я решил отнести все оставшиеся вещи сразу. Для этого, я взял две поклажи, и пронеся их метров двести, оставил в лесу, а сам вернулся за новой порцией. И последней оставался самый большой чемодан с одеждой, за которым я вернулся в третий раз. Проделав, таким образом, три ходки, я понял, что надо избавиться от одного места. Из самой маленькой сумки я стал перекладывать вещи, распределяя их по оставшимся четверым баулам. Когда в руки мне попались кожаные зимние ботинки, они мне показались такими тяжелыми, что я с ненавистью швырнул их подальше от дороги в лес. Все равно зима кончается, а эти ботинки мне никогда не нравились. Вслед за ботинками полетели двое джинсов, которые были мне малы, но я не избавлялся от них, надеясь еще похудеть, а также несколько рубашек и джемперов, по той же причине, что и штаны. Подумав немного, мне стало жалко выброшенные вещи. Я их собрал и аккуратно развешал на сучки деревьев, как на крючки вешалки. Теперь я был доволен собой, что поступил со своими вещами благородно. Они ведь долго служили мне верой и правдой и были моими друзьями. С друзьями плохо не поступают. Через очередные сто-двести метров, на суку повис костюм, и два пиджака, они висели прямо на плечиках. Таким образом, моя ноша существенно полегчала, но тащить ее все равно было очень тяжело. Особенно сумки с разложенным в них электроинструментом. Дисковая пила, электрический лобзик, две дрели, перфоратор и прочее. Такие вещи не выбросить, но весили они неимоверно много.
Выйдя на редколесье, я уже видел сидевшую в грязи свою машину, когда заметил, что навстречу мне едет полицейский УАЗик, именуемый в простонародье – «батон». Я остановился и стал ждать, пока он ко мне приблизится. Поравнявшись со мной, микроавтобус остановился и из машины вышли две матроны из органов опеки, те же самые, что приезжали к нам месяц назад. На этот раз с ними была работник полиции – инспектор по делам несовершеннолетних, молоденькая и симпатичная старший лейтенант. Они сразу на меня набросились с вопросами, что произошло. Оказывается, они уже знали, про побег детей, и ехали к Тра****никовым специально по этому вопросу. Я не стал ничего скрывать и честно и подробно рассказал обо всем, что произошло за этот месяц. Инспектор спросила, дам ли я показания дознавателю. Я ответил, что сделаю это с большим удовольствием и попросил их за это оказать мне небольшую услугу. Отвезти мои сумки к дому Игоря, и вытащить мою машину из грязи. Дамы вышли и пошли пешком по лесу, а водителя дали в мое распоряжение, что бы он помог. Я с радостью загрузил свои вещи в «батон» и мы с водилой, поехали к моему «Ниссану». Для двухмостового вездехода перетащить на сушу мою легковушку труда не составляло никакого. И я почувствовал, что удача снова потихоньку возвращается ко мне.
Возле Игоря дома, стояла Мария и приветливо улыбалась. Я поздоровался и она сказала:
- Что? Все? Кончились приключения с женитьбой?
- Да. – Ответил я коротко.
- Ну, вот и хорошо. Вы не представляете как я рада этому. Пойдемте на кухню я вас покормлю.
Когда я сидел у нее на кухне, и с удовольствием ел жареную картошку с грибами. Она произнесла:
- Григорий. Мы с Игорем хотим с вами поговорить.
- О чем?
- Сейчас Игорь придет, и я все скажу.
Через несколько минут вошел ее сын и тоже сел за стол. Начал Игорь:
- Я живу здесь с 2005 года и давно получил российское гражданство, а вот мама гражданка Приднестровья, а здесь получается, что живет  временно. С Приднестровским паспортом не нужна виза или какое-либо разрешение на въезд и проживание. Каждое лето мама ездит в Приднестровье. У нас там дом и большое хозяйство: земля, сад, огород. Это все требует присмотра. Нехорошо дом бросать без хозяина. Вы говорили, что приехали сюда, чтобы поменять свою жизнь. Мы с мамой хотим вас пригласить к себе домой. Вы сможете себя там почувствовать полным хозяином. Если Вам там понравится и приглянется наш дом, мы вам его уступим совсем за символическую плату. У нас там дома ничего не стоят. Очень много домов просто брошенных. Работы нет, денег нет, и люди разъезжаются. В основном все едут в Россию. А дома продать не могут.
- Наш дом очень красивый. – Это в разговор вмешалась Мария. – Огромных размеров с мансардным этажом, он построен из кирпича. Во дворе большой виноградник, а в саду растут два персика и грецкий орех. Это кроме яблонь, вишен и черешни. А сам дом стоит на берегу Днестра, и огород выходит на берег. Когда муж был еще жив, он построил деревянные мостки, и так удобно было купаться в Днестре. А сегодня дом стоит сиротой и некому за ним присмотреть. Я приезжаю на лето, но я баба, и занимаюсь огородом да садом, а дому нужна мужская рука.
- Вы учитель.- Продолжил Игорь, - Мне кажется, что работу учителем вы всегда найдете. У нас районный центр и три школы, плюс интернат. Зарплаты небольшие и специалисты разъезжаются. Но вам одному хватит, ведь в основном, кормит человека дом. А на хлеб и молоко, всяко деньги найдутся.
- Можно я не буду сразу отвечать? Я хочу все хорошо продумать.
- Да, конечно, конечно. Мы не торопимся. Все хорошо продумайте, но если вы примете решение согласиться, я вам точно гарантирую, что вы не пожалеете о принятом решении. – Это была снова Мария.
Игорь встал из-за стола и направился к выходу. У двери остановился, повернулся ко мне и спросил:
- Не хотите в баню сходить?
- Я просто мечтаю уже целый месяц о бане. А далеко надо идти?
Игорь засмеялся:
- Да, надо пройти в вон ту калитку. – Он указал на калитку в заборе. – Это участок моей сестры с зятем. У меня пока бани нет, мы ходим к Вале. Сестру так зовут. А Валера, муж Вали, как раз сегодня баньку с утра натопил.
- С удовольствием. Пойдем? Я только из машины полотенце возьму и банные принадлежности.
- Я не пойду. Мне нужно сейчас в Беляево сгонять, я вернусь поздно. А вы сходите. И брать ничего не надо, там все есть и чтобы помыться и простыни. Мама, покажи Григорию.
Игорь ушел.
Мария спросила, готов ли я, или мне надо время, чтобы подготовиться. Я сказал, что буду готов через пятнадцать минут. Когда, я сходил к машине взял чистое белье, бритву и наконец, за месяц впервые достал махровый халат, который мне на мой день рождения, подарили Вадим с женой Светланой.
 На соседнем участке, который, как выяснилось, принадлежал, дочери Марии, стоял большой красивый дом, отделанный сайдингом, а вплотную к забору стояла большая баня. Бревенчатая, крытая гибкой черепицей, с открытой верандой, на которой и стояла сейчас Мария.
Она была одета в юбку, белую блузку, с расстегнутыми верхними пуговицами, а на голове был платок, который был обвязан вокруг головы и концами завязанными спереди сверху. Так обычно завязывают платки женщины на юге России, в Украине и Молдавии. Она открыто улыбалась, а вечернее солнышко за ее спиной на западе, провокационно делал блузку прозрачной.
Она была не крупной, но довольно высокой женщиной, с полной грудью и стройной талией. Фантазия тут же дорисовала ее ноги, хотя юбка была довольно плотной и не пропускала свет заходящего солнца. Пока я подходил к бане, я понял, что мне безумно нравится эта красивая женщина. Я почувствовал такой прилив желания, что не знаю, что меня сдержало, чтобы не попытаться обнять ее и притянуть к себе. Наверное, у меня это все было написано на небритом лице, потому, что Мария смотрела мне прямо в глаза и звонко рассмеялась. Мне стало неловко, как будто меня подловили на чем-то греховном и запретном.  Женщина уступила мне дорогу, пропуская в предбанник.
Это была довольно большая комната, с самодельным диваном-скамьей вдоль стены. У дивана стоял низкий столик, в углу стояла вешалка, а из мебели был только стеллаж с простынями и полотенцами, а также зеркало в полный рост. Я как раз стоял напротив зеркала и видел себя всего с головы до ног. Я, на мой взгляд, представлял собой жалкое зрелище: небритый, с месячной щетиной, которая еще не сформировалась в бороду и была крайне неопрятной; в грязной рабочей одежде и какой-то весь неухоженный. И такое чучело претендует на роль соблазнителя не женщины, а просто красавицы?! Это была самоирония, и я криво улыбнулся, чем показался себе еще некрасивей.
- Можете раздеваться и мыться. Если что-то надо, зовите, не стесняйтесь.
И она ушла.
Парная комната была просторная и чистая. После того, что я пережил у Тра****никовой, это было просто блаженство. Я сидел на верхней полке, сделанной из толстых, гладко остроганных досок и ощущал сказочное блаженство от обволакивающего тепла. Мне хотелось жара еще и еще. Я пожалел, что не спросил у хозяйки банный веник. Но позвать ее я стеснялся. Что она может подумать об этом? Хотя с другой стороны, она ведь сама сказала, чтобы я не стеснялся и звал, если что-то понадобится. Я ловил себя на мысли, что мне очень хотелось ее позвать. Я сидел, наслаждался паром и мечтал, как она войдет в парную, улыбаясь своей красивой улыбкой и слегка прищурив большие карие глаза. И как раз это-то меня и держало, чтобы не позвать ее и спросить веник. Мне казалось, что она догадается о моих греховных мыслях и это ее обидит. Меня прервал ее голос:
- Григорий. Я вам веник принесла, вот положила на скамейку.
Это прозвучало так неожиданно, что я испугался, будто эта женщина прочитала мои мысли, а значит и узнала о моих мечтах. Я затих и стал надеяться, а вдруг она войдет в парную. Но вместо этого стукнули наружные двери.
Когда я вышел из бани, чистый и побритый, на улице было уже темно. Мария ждала меня у себя на кухне. Она приготовила ужин. В углу стояла большая картонная коробка, в которой жили желтенькие цыплята. Прямо как у нас дома, когда еще была нормальная Украина. Когда не было никакой вражды между единым советским народом, и жива была еще мама. Как мне все нравилось в этой женщине. Такое впечатление, что она пришла из прошлого. Вот так сидел бы долго, долго и слушал, как она рассказывает, что-то из своей жизни наполовину по-украински. И это вызывало дремоту. Стала сказываться выработанная последнее время привычка ложиться спать с наступлением темноты.
- Идемте я вас спать положу.
Мы вошли в дом. Первый этаж дома был не достроен, и видно было, что хозяин здесь как раз ведет отделочные работы. Были доделаны только две комнаты, одна из которых была Игоря, вторая по всей вероятности, Марии. На второй этаж вела грубо сколоченная лестница Г-образной формы. Перил на лестнице пока не было. Но поднявшись на второй этаж, вернее его назвать, было мансардный, так как он расположен под крышей. Второй этаж был закончен, только смотрелся он каким-то не жилым. Здесь была всего одна большая комната, из которой вела дверь то ли в кладовую, то ли в гардеробную, а может вообще в будущую ванную комнату. И была лоджия с южной стороны. Посреди комнаты стояла огромная кровать, возле которой стояли две тумбочки, и еще были два стула, да на стене, напротив кровати висел большой плазменный телевизор. Вот и вся мебель. Стены были сделаны из деревянной доски, естественного цвета и покрыты лаком. Все было такое новое и сверкающее, что и придавало комнате какой-то искусственный, не жилой вид. Комната больше напоминала номер в гостинице. А еще в комнате не было света. Мария сказала, что Игорь еще электрику сюда не подключил. Я понял, что после месяца без телевизора и последних новостей, я все равно останусь без этого удовольствия.
- Здесь вы будете спать. – Сказала Мария.
Она стояла совсем рядом со мной, едва ли не касаясь меня своей грудью. Она смотрела мне прямо в глаза и не смеялась. В этих темно-карих, больших и глубоких глазах была какая-то, то ли боль, то ли мольба. Мне померещилось, что я услышал ее голос, просящий: «Поцелуй меня». Я обнял ее и прижал к себе. Она тихонько охнула и закрыла глаза. Голова ее была приподнята, а пересохшие губы слегка открылись и я ее поцеловал. У нее были пухлые и упругие губы. Ее запахи были настолько приятны, что мне захотелось дышать одним с нею воздухом. Мария вся напряглась и мелко дрожала. Я чувствовал руками под ее блузкой, что плечи и спина женщины покрылись мурашками. Я целовал ее губы и не мог оторваться. Она не дышала и, похоже, что забыла об этом, потому, что когда я оторвался от ее губ, она жадно стала глотать воздух, а ее дыхание прямо мне в лицо, просто вскружило голову. Я взял в ладони ее лицо и стал целовать его нежно и мягко, не пропуская ни одного сантиметра. Она стояла, запрокинув голову с закрытыми глазами, и улыбалась.
Она подняла руки и стала расстегивать блузку. Я хотел ей помочь, но она прошептала:
- Не торопись. Я твоя. – Она сделала паузу, как бы подумав, и добавила: - На всю жизнь.
Я поднял ее на руки и положил на кровать. Сам я лег рядом, возвышаясь над ней и опираясь на согнутую в локте руку.
Я стал гладить ее свободной правой рукой, сопровождая движения руки нежными поцелуями. Ее блузка была расстегнута, и я гладил ее грудь. Бюстгальтера на ней не было, но грудь не теряла формы, даже сейчас, когда эта женщина лежала на спине. Я наклонился и стал целовать ее грудь, надолго припадая к ее сосцам, то к правому, то к левому.
Я гладил и целовал ее живот. На удивление, у этой почти пятидесятилетней женщины была приятная и молодая кожа, похоже, что это особенность южных женщин, а может она одна такая, и мне невероятно повезло, что встретил именно ее, и что она разрешила мне почувствовать это своими губами и руками. Когда я правую руку попытался продвинуть под пояс ее юбки, она мягко взяла мою руку, поднесла к своему лицу и стала целовать мою ладонь.
- Какие у тебя руки! – Она не заметила, как перешла на ты.
- Какие?
- Настоящие мужские. Они большие, сильные и твердые как будто мраморные. А еще очень мягкие и нежные.
-Хм. – Ухмыльнулся я. – Как это твердые и мягкие?
- Не знаю. Но они нежнее, чем лапки у моего Тимофея.
Тимофеем звали кота Марии – большого серого котища сибирской породы.
- Так я тоже кот. Только огромный. Я родился в год тигра.
- А я думаю, какое животное ты мне напоминаешь? Все не могла разобраться. Ты такой большой, как медведь и грудь у тебя волосатая, как шерсть у животного, но ты не похож на медведя. И только сейчас я поняла, что ты – тигр. Ты знаешь, что ты ходишь, наступая сначала на пальчики, а только потом ставишь ступню, как будто подкрадываешься? Я это заметила сразу, как ты только первый раз вышел из машины, когда приехал.
- Ты заметила такие мелочи?
- Да. Я не только это заметила.
- А что еще?
- Когда ты только подъехал, я тебя еще не видела. Стекла зеркалили и тебя не было видно, но у меня почему-то сразу забилось сердце. Мне показалось, что я задохнулась. От тебя шла такая энергетика, и я это почувствовала сразу. Энергетика шла впереди машины, и меня как будто толкнули. Ты еще не вышел, а я уже знала, что это ты приехал. Я почувствовала, что сейчас из машины выйдешь именно ты. Мне кажется, что я тебя именно таким и представила.
- Я толстый. – Улыбнулся я.
- Нет. Ты огромный. Ты огромный как свет. Ты вышел, и я почувствовала, что ты заполнил собой весь двор, дом и все поле, аж до леса. Я поняла, что жить я без тебя уже не смогу.
- Вот так сразу? Ты же меня не знаешь совершенно.
- Не правда. Я знаю тебя всего. Никто тебя так не знает, как знаю я. – Она обвила мою шею своими руками и притянула голову к своему лицу, и губами сильно впилась в мои губы.
- Я люблю тебя.- Шептала Мария, не прекращая целовать мое лицо и губы.
Это было так сладко. Я не слышал таких слов со времени глубокой молодости, когда на берегу Иртыша, одна очень красивая, взрослая и замужняя женщина шептала такие же слова мне, молодому офицеру, звездной июньской ночью.
В это время, внизу кто-то постучался во входную дверь.
- Сын?
- Нет. У него свой ключ, да и не собирался он так рано приходить.
- Почему рано? Времени сейчас уже около одиннадцати часов вечера.
Мария спустилась вниз открывать дверь я, надев халат, последовал за ней. На пороге стояли работники полиции.
- Капитан Васильев, дознаватель УВД. – Представился старший, и обращаясь ко мне продолжил: - Вы Чередник Григорий Николаевич?
- Да это я.
- Мне нужно Вас допросить. Где мы можем сесть, чтобы я мог записать показания Григория Николаевича? – Это уже он обратился в хозяйке дома.
Мария отвела нас на кухню. От капитана Васильева я узнал, что дети днем были задержаны на вокзале в Москве и этапированы обратно в Лыков, в отдел детской комнаты полиции. В полиции, дети дали показания против Тра****никовой и написали заявление о желании вернуться в свой детдом. В Ежово, им не удалось допросить Никифора по фактам избиений Никиты, так как, по словам Гули, он уже несколько дней живет в Москве и дома не был более двух недель. Все дети, опрошенные представителями детской комнаты, и и сама Траездникова, факты побоев отрицали. И получалось, что я единственный свидетель, который мог бы подтвердить все изложенное Никитой и Женей. Я рассказал все, чему был свидетелем, включая, в каких условиях живут дети, о грязной одежде, и об отсутствии элементарных гигиенических условий. Рассказал о системе наказаний в виде запирания в сарае провинившегося и воспитательных методах избиения, и свободном, вернее «вольном» не посещении детьми школы. Затем дознаватель опросил Марию, что она знает о лесной семье Тра****никовых, а когда ближе к часу ночи вернулся Игорь, и его показания были записаны дознавателем.
Когда уехали работники полиции, было уже около двух часов ночи. Спать никому не хотелось и, несмотря на гадкий осадок, оставленный разговором со следователем, мы перешли опять к теме, которая волновала всех нас даже больше, чем тема Тра****никовой. После того, что у нас произошло с Марией, я уже не сомневался, что я соглашусь переехать в Приднестровье, о чем и сказал Игорю. Игорь был рад, что я согласился и стал расхваливать, какой большой и хороший дом у них на Днестре. Смущало только одно обстоятельство, что ехать придется через территорию Украины, а в связи с событиями, что там происходят и запретом на въезд в Украину всех мужчин от восемнадцати до шестидесяти лет, я не представлял, как я смогу проехать по этой стране на машине с русскими номерами. Да еще если учесть, что ехать придется через территорию западных областей, наиболее радикально настроенных против России. Кроме этого у меня не было заграничного паспорта. Поэтому поводу, мы решили, что утром я поеду в Лыков и узнаю, как мне скорейшим образом получить загранпаспорт. Мы все сходились на том, что должна же быть какая-нибудь служба, занимающаяся ускоренным решением таких вопросов.

22.04.2015
Как я заснул, я уже не помню, скорее всего, вырубился, как только добрался до подушки, впервые за месяц я спал чистым, в нормальной постели.
Утром Мария покормила меня завтраком и когда я спросил, почему она не пришла ко мне, только лукаво усмехнулась. Я собрался в Лыков, решать вопрос с заграничным паспортом. Мария показала мне, где лежит ключ от дома, в случае, если я вернусь, и никого не будет дома.
Службу, которая занимается оформлением таких документов, я нашел быстро, но там меня ждало разочарование. Загранпаспорт я мог получить только по месту регистрации, а прописан я был на Урале. Там я мог получить их очень быстро, заплатив за ускоренное решение этого вопроса, а здесь тоже могу получить, но только через два месяца, а Мария собиралась выезжать к себе на родину уже в мае. И ждать она не могла, у нее там сад и огород. А здесь протянуть два месяца я не смогу. В конце концов, я ведь могу и оттуда уехать в Тирасполь, где жила Мария. Если я вернусь быстро, до конца учебного года еще больше месяца, я смогу восстановиться и уйти в отпуск, который я так неосмотрительно профукал. Так я рассуждал, возвращаясь в Зубово. По дороге мне позвонил Вадим, лучшего советчика я сейчас не мог бы найти, и я ему все рассказал. На что он мне ответил: «Мы тебе денег высылали, чтобы ты домой вернулся, а экспериментировать будешь на свои заработанные».
В Зубово ни Игоря, ни Марии дома не было. И вот тут я смалодушничал. Я воспользовался, что не надо никому ничего объяснять, и смотреть в глаза, я собрал в дорогу поесть. Вещи мои были все загружены в машину (их стало намного меньше, чем я вез сюда. Я написал письмо Марии и ее сыну, поблагодарил за все, извинился, сказав, что Приднестровье останется у меня в памяти как голубая мечта и уехал.

23.04.2015

Обратно я возвращался по дороге через Казань. Трасса всю дорогу была очень хорошая. Ночью я остановился в придорожном мотеле всего за триста рублей за койко-место. Хоть комната имела с десяток кроватей-мест, я ночевал абсолютно один и никто мне не запрещал храпеть в полное мое удовольствие. В мотеле был приличный душ и неплохое кафе, где я утром на завтрак заказал себе горячую солянку и снова отправился в дорогу. Дорога была чистая, и я все время шел не менее ста километров в час. Уже проезжая Удмуртию, вдруг меня затормозила какая-то внезапно возникшая пробка. Из-за высоких фур видно не было, что там задерживает движение, но поскольку все двигались, проехав метров десять, и опять останавливались ненадолго, чтобы опять проехать десять метров, я подумал, что там то ли пост ГАИ, то ли какое-то КПП. Но когда я подъехал к причине остановок, я расплылся в улыбке. На дороге стоял медведь и как заправский гаишник, руководил движением. Он останавливал всех подряд, подходил к окну и выпрашивал вкусняшек. Медведь был взрослым и очень большим. Стоя на четырех лапах, он был в холке метра полтора, уж точно выше моего «Ниссана», и в длину его тело было около двух метров. По крайней мере, мне так показалось. Когда он подошел к моей машине и просунул морду в приоткрытое наполовину окно двери, его голова была больше моего окна из пасти его высунулся язык, такой длины, что мне пришлось увернуться, чтобы он меня не лизнул. Я ему заранее приготовил оставшейся у меня половину шоколадки «Россия щедрая душа», которую он смахнул себе в рот и фыркнул носом, забрызгав меня всего, а сам пошел к следующей машине. Я тронулся и смотрел на него в зеркало заднего вида: на нем была густая длинная шерсть после спячки, которая линяла местами, и ничуть не скрывала огромные мускулы, на плечах и лапах зверя, которые перекатывались под шкурой, как у хорошего культуриста. Сколько же в нем силищи? Если он захочет, запросто перевернет машину и даже не заметит.
Только подъезжая к небольшому участку Пермского края, который я должен был пересечь, чтобы въехать уже в Свердловскую область, я разочаровался. На всем пермском участке, а это не меньше тридцати километров, дороги просто не было. Ее строили и пришлось трястись по ухабам и глотать пылище. А вот и ставшая родной Свердловская область. До города осталось километров пятьдесят. Было три часа ночи, смысла ехать ночью в город не было, и я еще раз остановился на ночь в мотеле. Когда я оформлялся, работник мотеля спросил, нет ли у меня желания сходить в баню. А что для этого надо? Ничего, баня стояла рядом с мотелем натопленная, и чистая. С огромным удовольствием посидев и погревшись в баньке, я уснул как убитый.
Это был последний штрих моего приключения, я вернулся домой.