Временная жизнь
Костя помог вымыть последние тарелки, сложил полотенце, но не спешил уходить. Наталья Степановна, уже переодетая в мягкий халат, сидела за столом и укутывала ноги пледом. На столе между ними стоял заварной чайник и две чашки.
— Устали вы, конечно, — сказала она, наливая ему чаю. — Но глаза у тебя… живые. Это хорошо.
Костя тихо кивнул.
— Я давно не чувствовал себя частью чего-то. Не наездами, не фоном, а вот — по-настоящему.
— Так и должно быть, — спокойно ответила она. — Марта сильная. Но и ты не слабый. Просто у тебя сила не в кулаке, а в том, как ты рядом стоишь. Не давишь, не затмеваешь — просто поддерживаешь. Это редкость.
Он опустил глаза.
— А вы не боитесь за неё?
— Боялась бы — не пустила бы тебя в дом, — с усмешкой сказала она. — Но я вижу: ты её любишь. И она рядом с тобой оживает.
Костя чуть улыбнулся.
— Я не знаю, получится ли у нас. Мы оба немного поломаны. Жизнью, прошлым.
— Вот и хорошо, — сказала она. — Поломанные люди умеют быть бережными. Главное — не бояться. Ни себя, ни друг друга.
Они помолчали. Часы на стене мягко тикали. За окном мерцал одинокий фонарь.
— Спасибо, — тихо сказал Костя.
— Не мне. Себе. Ты, кажется, впервые выбрал себя. И правильную женщину.
---
Запись в блокнот.
Поздний вечер, после ужина у Натальи Степановны
Сегодня было… по-настоящему тепло. Не в смысле температуры — хотя в квартире у Натальи Степановны действительно жарко от духоты и пирожков. А в смысле ощущения. Вроде бы просто ужин, разговоры ни о чём, Юлька с характером, Костя с усталой нежностью в глазах… Он старается держаться спокойно, но я его чувствую. А Наталья Степановна — как будто держит всё это пространство на своих плечах, но делает это легко, как будто ей это привычно и по-настоящему дорого.
Она смотрела на нас и, кажется, всё понимала. Молчала, когда нужно, шутила — как по часам. А когда вдруг сказала, что Костя любит меня — я будто впервые услышала эти слова не как фантазию, а как возможную правду.
Юлька с ней быстро нашла общий язык — конечно, обе с острым языком. Мне даже понравилось наблюдать, как они подначивают друг друга. Почти как семья. Почти.
Иногда мне кажется, что я стою на границе — между прошлым, в котором всё давно развалилось, и будущим, которое ещё не построено. А между ними — вот такие вечера. Переходные, тёплые, важные.
Хочу сохранить это ощущение.
Хочу верить, что оно не случайно.
---
Костя пришёл чуть позже. Дверь щёлкнула почти неслышно, и я сразу подняла глаза — ждала. Он разулся, прошёл в комнату, улыбнулся уголками губ. Был в нём какой-то особый покой — тот, что остаётся после доброго дела. После дома, где тебя приняли.
— Она в порядке? — прошептала я, делая ему жест сесть рядом.
— Да. Поплакала немного. А потом дала мне банку варенья. Сказала: «Костя, не тормози». — Он усмехнулся и сел на край кровати. — По-моему, она нас благословила. По-своему.
Юлька уже спала, свернувшись клубочком на своей половине, тихо посапывала. Я опустила голос до шёпота:
— Ты не устал?
— Устал. Но хорошо устал. Понимаешь? Когда всё правильно — даже усталость не мешает.
Он взял мою ладонь — легко, без давления, как будто это было чем-то привычным, нужным. И я не отняла руку. Её пальцы отозвались теплом.
— Ты всё ещё боишься? — спросил он после паузы.
Я чуть кивнула.
— Я не знаю, как жить, когда не боюсь.
Костя чуть приблизился, наши плечи соприкоснулись. Он сказал почти неслышно:
— А ты и не обязана сразу. Я рядом. Пока ты учишься.
Мы долго сидели в тишине, слушая, как часы в телефоне тикают секундами, как Юлька во сне что-то невнятно бормочет.
Я подумала: может быть, не всё ещё потеряно.
И если вечер заканчивается вот так — с чьей-то рукой в твоей, с принятием и простотой — значит, можно попробовать поверить в утро.
Свидетельство о публикации №225072100139