Наследие Арна. Время Стариков. Гл Вторая. Ч. Треть

  Военная флотилия Свеаланда достигла Эстонии у побережья крупных островов Дагё и Эзель, оставив далеко позади  королевский ганзейский корабль с Йоханом Молодым, архиепископом Валерием, епископом Карлом Линчёпингским и всадниками из Форсвика. Как всегда, у шведов не хватило ни выдержки, ни причин дожидаться высокопоставленных господ, чтобы  вступить в бой.

   Проводник привел их в страну, называемую Роталией, к побережью, где стоял старинный деревянный форт Леал. Вскоре замок, чья оборона оказалась совсем слабой,  со всех сторон был окружен шведами. 

   На следующий день появился королевский когг, но битва уже закончилась. Землю усеивали неубранные трупы,  замок разграбили до последней серебряной монеты.

    Узнав, что все язычники убиты, Валерий пришел в полное отчаяние. Но когда триумфатор  великой битвы Карл Глухой пророкотал, что у них имеются пленные, которые, судя по одежде, способны выкупить себя, архиепископ возликовал. С когга вынесли купель для крещения и уставили на берегу перед разграбленным фортом. Вывели связанного, дико брыкающегося и вопящего роталийца.

    Биргер с лошадьми Форсвика направлялся к замковым конюшням, но увидев купель и архиепископа, остановился посмотреть, уверенный, что сейчас случится нечто особенное.

   Язычник казался  более  разгневан, нежели напуган. Его приволокли к Валерию и купели, но он не выказывал ни страха смерти, ни крещения. Было ясно, что он не хотел креститься, и слова на непонятном языке, вырывавшиеся из его уст, определенно имели отношения к христианской церемонии.  Он отчаянно вырывался, однако двое сильных мужчин крепко вцепились в него, склонив его голову к купели. Валерий прыснул на  его водой и неистово ревущего язычника увели, в то время как архиепископ простер руки к небу и  впал в экстаз,  бормоча бессвязно, что Бог, наконец, исполнил свое великое обещание простить все грехи его жизни, будь то непослушание Святому Престолу или даже убийство конунга. Упавшего в бессилии с блаженной улыбкой на губах Валерия  пришлось отнести в крепость и в этот  день крещения закончились.
 
   Два воина Уппланда быстро увели вопящего новообращенного прочь, но, видимо, оба устали от его криков и один из них вытащил меч,  отрубив несчастному голову. Вытирая меч, он  изрек,  что поистине язык человека враг его головы.

    Несколько  плененный эстов ошеломленно наблюдали за столь беззастенчивым убийством.  Подойдя к ним, Биргер спросил, знают ли они, о чем так бесстрашно и гневно кричал крещеный и только что обезглавленный человек. Ответ оказался мрачным и предельно ясным. Погибший  был христианином и считал постыдным грехом креститься вновь. Все мужчины, лежавшие мертвыми вокруг крепости и чьи трупы теперь раздевали и грабили, прежде чем отправить на погребальный костер, тоже были христианами. Они не ожидали зла от чужеземного войска, высадившегося на берег под знамением Христа, и слишком поздно поняли, что должны защищаться не на жизнь, а на смерть  от своих же братьев по вере.

    Таким образом, начало крестового похода оказалось не столь удачным, как ожидали Валерия и Карл Глухой. Однако на первом военном совете, состоявшемся тем вечером в форте, ярл заявил, что им повезло обосноваться в замке в тот  день, когда они ступили  на землю идолопоклонников. А встреча с первыми язычниками, оказавшимися христианами, лишь мелкая неудача в сравнении с этим. Теперь, сделав замок Леал своей главной цитаделью, они могли приступить к подвигу обращения в христианство окрестных провинций. В ту первую ночь более ничего не было сказано, поскольку опьяненные победой воины Свеаланда были слишком взбудоражены, чтобы участвовать в обсуждении.
 
    Теперь Биргер собственными глазами увидел, что худшие опасения относительно безумства этой войны превзошли самые смелые его ожидания.

   И ничто из событий последующих дней не свидетельствовало об обратном. Биргер и его форсвикеры объезжали окрестности, высматривая признаки опасности или  приближающегося врага. Однако кроме нескольких небольших ферм с христианскими церквями и жителями, робко благословлявшими их, когда они проезжали мимо, они не нашли ничего. Земли Роталии  населяли крещеные христиане.

 Кавалерия Биргера забирались все дальше и дальше от Леаля.  На третий день, направляясь на юг, они пересекли пустынную равнину с двумя большими долинами. Никто из форсвикеров  не был уверен, что здесь обнаружиться враг,  и все же, в отличие от открытой равнины,  две долины стоило обследовать,  поэтому они пересекли одну с востока на запад, не найдя ничего, кроме нескольких сбежавших коров, а затем нырнули  в другую долину и вернулись назад. Наступил ранний вечер и солнце, низко стоящее на юге, медленно скатывалось к закату. Вот почему восемь неизвестных всадников на гребне высокого южного склона показались им одетыми в черное.

   Биргер поднял правую руку, давая сигнал остановиться, и они замерли на мгновение, щурясь от солнца и пытаясь понять, что за всадники едут навстречу. Они увидели копья и блестящие щиты, и то, как все восемь надели шлемы и, разделившись на две группы по четыре,  приготовились к атаке.

   Биргер немедленно отдал приказ отступать вверх по долине и выехать на равнину. Поначалу могло показаться, что они бегут и враги пришпорили им вдогонку скакунов. Однако форсвикеры легко ускользнули, надели шлемы и разделились  на четыре группы, образовав полукруг таким образом, чтобы  солнечный свет падал на незнакомцев сбоку. Они остановились, выжидая.

    Восемь всадников, не побоявшихся атаковать вдвое большее число противников, вскоре поднялись по крутому склону и осмотрелись. Обнаружив, что их ждут, они сбились в кучу и выстроились в прямую линию  атаки.

     Биргер отдал приказ эскадрону окружить противника четырьмя плотными группами, словно мешком.

    Но враг мгновенно раскусил ловушку и разбившись на две группы по четыре,  разошелся в разных направлениях,  словно намереваясь напасть на переднюю линию  форсвикеров.   Биргер в ответ выдвинул вперед две свои тыловые группы, так что  каждая вражеская четверка встречала спереди и по бокам восемь всадников.

  Противник легко разгадал и эту ловушку, сделав полукруг,  перегруппировался в прямую линию для атаки.

   Биргер немедленно подал  знак своим людям перестроиться таким же образом и двинуться вперед,  проверяя и оценивая мужество неприятеля. Перед ними стоял поистине странный противник — он знал все правила боя с кавалерией и если это были язычники, то с ними определенно не стоило шутить.

Восемь всадников не сдвинулись с места, у них явно не было недостатка в мужестве.

   Форсвикеры подобрались к восьми незнакомцам настолько близко, что впервые сумели разглядеть их. Это зрелище впечатляло. Все восемь рыцарей были облачены в белые одеяния с гербами. На груди каждого красовался простой красный рыцарский крест, пронзенный острием меча. Их знаменосец размахивал белым стягом с красным крестом и образом Божией Матери.

    Биргер подал знак немедленно остановиться и опустил копье в  землю. Он приказал знаменосцу  Матеусу  Маркусяну трижды опустить и поднять штандарт Форсвика.

   Всадники на холме трижды опустили и подняли копья, отказавшись приспустить знамя с образом Богородицы.

   Биргер медленно снял шлем, отстегнув защитную пластину доспехов, обнажил  лицо, передал копье ближайшему человеку справа и в сопровождении знаменосца выехал вперед. Им не пришлось долго ждать, один из всадников в белом со своим знаменосцем сделали тоже. Биргер и Матеус поскакали им навстречу.

   У рыцаря в белых одеждах, так походивших на одеяние тамплиеров, была длинная черная борода и коротко остриженные волосы, что выглядело до странности необычно.

  Всадники остановились друг против друга на расстоянии менее корпуса лошади, и чужеземный рыцарь заговорил на языке церкви.

— Во имя Бога и Пресвятой Богородицы, я брат Арминус,  рыцарь Священного ордена Меча из Риги. Кто вы, мирские рыцари? — резко спросил он.


— Я рыцарь Биргерус Готский из армии свеонов, я здесь для священной миссии крестового похода, —  так же жестко  ответил Биргер.

— Так почему же ты приветствуешь рыцарей меча так, словно мы — недруги? — спросил тот, и в глазах его мелькнули искорки веселья.

— Вы пришли со стороны врагов, а солнце светило вам в спину, скрывая ваш Святой Крест. Кроме того, вы собирались атаковать нас, причем очень хитро и толково, — ответил Биргер, вздохнув с облегчением. Тревога оставила его.

— Ты тоже ловко и умело командовал своими воинами, — ответил белый рыцарь, с улыбкой покачав головой. — Если бы мы вступили в бой, выжившие, вероятно, с трудом смогли бы объяснить свою победу. Вышло бы неловко, если бы мы, рыцари меча, победили христиан-крестоносцев.

— Вышло бы еще хуже, если бы нам пришлось объяснятся, что мы убили восемь глупых рыцарей, напавших на отряд вдвое сильнее, — горячо возразил Биргер.

    Брат Арминус расхохотаться и долго качать головой, прежде чем любезно объяснить, что его миссия — найти благородного короля, только что прибывшего в Леал, поэтому он смиренно и по-братски просит рыцаря Биргеруса Готского сопровождать его и его брата.

   Биргер любезно согласился исполнить его просьбу, и вскоре  шестнадцать одетых в синее мирских рыцарей  бок о бок с Белыми рыцарями-меченосцами скакали вслед за двумя знаменосцами обратно в Леал.

   Оба с любопытством рассматривали друг друга. Меньше всего брат Арминус ожидал столкнуться с хорошо вооруженным отрядом рыцарей, способных перегруппироваться по всем правилам воинского искусства. Он признался, что  скорее представлял себе неуклюжих дикарей, потрясающих топорами. Вздохнув, Биргер подтвердил, что скоро его очи насладятся и этим зрелищем.

    Он, в свою очередь, не ожидал встретить на враждебной земле язычников рыцарей  толка тамплиеров дедушки Арна. Вскоре он поинтересовался о связи между двумя орденами, если таковая вообще имелась.

    Брат Арминус подтвердил, что так оно и есть, поэтому так похожи их сюрко и плащи. Святой Отец Иннокентий III учредил для  рыцарей-меченосцев тот же Устав, что и для тамплиеров.

— Обнажая меч, думай не о том, кого ты собираешься убить, думай о том, кого тебе следует пощадить, — сразу же процитировал Биргер, и брат Арминус изумленно уставился на него.

   Теперь пришло время Биргера отвечать на вопросы и рассказать об Арне де Готия  и о том, какие знания тамплиеров он принес на родину, в Готию. Он указал на знамя, которое нес  Матеус Маркусян, где три креста тамплиеров соседствовали с фолькунгским львом — гербом его деда Арна.

   Брата Арминуса  поразился его рассказом, воскликнув с воодушевлением, что брат-тамплиер совершил поистине чудо, если, конечно, эти знания не будут использованы во зло. Биргер  заверил, что всадники, подобные ему, отправляются в бой только для защиты своей родины или как сейчас, в крестовый поход в языческую страну.

    При словах  «языческая страна»  брат Арминус иронично улыбнулся, отметив, что у него имеются возражения и он непременно ими поделится. Но сначала он хотел бы поговорить о боевых перчатках Биргера и стальных шинах на его икрах и коленях поверх доспехов. Подобное рыцарь-меченосец видел впервые.  Биргер предложил ему примерить боевую перчатку и охотно объяснил, где можно приобрести   доспехи и как послать весточку из Риги в Висбю торговцу по имени Эскиль сын  Магнуса, который продаст им максимально возможное количество нужного вооружения. 

    Когда они приблизились к крепости Леал, брат Арминус быстро поведал о своем деле. Земли к северу от крепости  Леал принадлежали датскому королю Вальдемару, который возводил теперь мощный каменный замок в Ревеле. К югу от Леала находилась земля Братства Меча, которой они управляли из своей крепости в Риге. Территория между этими двумя обращенными и уже завоеванными землями называлась Роталия, по которой они и проезжали сейчас. Роталия была своего рода  полем между рыцарями-меченосцами и датчанами — нейтральной территорией, где им не было нужды ввязываться в ненужные ссоры друг с другом. Однако здесь, в Роталии, не осталось ни одного живого язычника, и вновь прибывшим было бы очень трудно спасти хотя бы одну душу.

    Однако у всех имелся коварный враг, недооценивать которого было бы неправильно. На двух больших островах Дагё и Эзель царило языческое варварство,  там завелось множество разбойных людей, творящих бесчинства. Укоротить их, напав с моря было непросто — в последние несколько лет зимы стояли мягкие, а лед был настолько тонок, что не выдержал бы и армии зайцев. Рано или поздно Братство Меча очистит эти змеиные гнезда, но сейчас  свеонам следует готовиться к отражению нападений  с этих островов.

     Похоже, брат Арминус напрасно объяснял все это Биргеру, ибо, когда рыцари меча встретились с королем Йоханом Молодым, ярлом Карлом Глухим и архиепископом, оказалось, что никто из них не понимал ни слова ни на церковном языке, ни на саксонском, родном языке брата Арминуса. Вот почему им вскоре пришлось вызвать Биргера, который  и перевел все, что  говорилось на встрече.  Брату Арминусу показалось, что молодой епископ в свите архиепископа очень хорошо понимает, о чем идет речь, по крайней мере, на языке церкви.   Но ему не разрешалось и рта раскрыть в присутствии старика, который, по-видимому, был безумен и сидел, что-то бормоча под нос. Между тем брат Арминус с помощью Биргера смог ясно и точно донести свое послание молодому королю.

       Слова, сказанные рыцарем Меча, не вселили бодрости в новоприбывших крестоносцев. Коротко говоря, брат Арминус утверждал, что, поскольку не осталось ни одного живого язычника, которого нужно было бы спасать  и не было земли, которую можно было бы завоевать, то, несомненно, отважные братья с Севера поступят мудро, если немедленно погрузятся на свои корабли и вернутся домой. Кроме того, большую угрозу представляли сильные банды разбойников, бродившие по Эзелю, тем более, что у христианских друзей с запада имелось  всего шестнадцать всадников для защиты.

   Биргер воздержался от дословного перевода возражений Карла Глухого по поводу свиной фаланги и нордического боевого духа. И не только потому, что не мог найти термина «свиная фаланга» на латыни. Если бы рыцарь начинал  хохотать, Биргер сгорел бы со стыда.

   Брат Арминус и его рыцари не остались на ночь, так как спешили вернуться в Ригу. Однако, прежде чем покинуть странную армию в Леале, он тщательно записал инструкции Биргера о возможности приобрести лучшие боевые перчатки и иные доспехи. Рыцарь покидал лагерь свеев со смешанным чувством, поскольку точно знал, что очень скоро все эти люди будут мертвы. Ему было жаль молодого Биргеруса Готского и воинов его эскадрона, умных молодых мужчин, каким-то образом принадлежавших столь  варварскому племени. Было в этом что-то неправильное.
                *   *   *
     Очень скоро Йохан Молодой устал от своего крестового похода, и был в этом не одинок. Вот почему уже на второй неделе шведские корабли начали возвращаться домой. Главным недостатком этой военной кампании, с точки зрения шведов, было отсутствие врагов, а значит, и добычи. Епископ Карл Линчёпингский разделял негодование соотечественников лишь в том отношении, что они не нашли язычников, которых можно обратить в христианство, поскольку все они, по-видимому, были либо убиты, либо крещены.

    Командование армии не особенно обрадовало прибытие датских послов из Ревеля, заявивших самым бесцеремонным образом, что земли, расположенные в полдня пути к северу принадлежат Дании и королю Вальдемару, и  они будут строго контролировать  любые передвижением по их территории. Более того, конунг Вальдемар приказал передать, что он  не считает Йохана сына Сверкера законным конунгом, а всего лишь негодяем и интриганом, занявшем при  подстрекательстве нечестивых святош место Эрика сына Эрика, племянника Вальдемара.

    Датские послы всячески демонстрировали, что выступают от имени великой державы и нисколько не стыдились высказывать самые гнусные оскорбления. Как и было задумано, конунг Йохан Молодой,, пришел в ярость, услышав, как датчане втаптывают его в грязь на его же родном языке  и приказал немедленно отрубить им головы и отправить в мешке наглому Вальдемару. Карл Глухой и Валерий, несколько пришедший в себя и больше не казавшийся безумным, перепугались до смерти, отговаривая юного конунга самым решительным образом и умоляя датских послов о прощении. Оба старика выразили надежду, что приятный ужин сгладит не очень приятные слова. Датские рыцари в резком тоне отклонили это предложение, пожелав немедленно вернуться в Ревель, пока их головы на плечах.

    От крестового похода конунга Йохана почти ничего не осталось. Сам он решил, что должен немедленно бежать домой. Очень скоро конунг Вальдемар получит известие, что его враг, угрожавший обезглавить его посланников, у него под боком. Этого было более чем достаточным основанием для тех, кто ищет повод к войне.

   Уже на следующий день  Йохана Молодого и его воинственного архиепископа посадили на один из первых отплывающих драккаров.И все же последнем приказом коронованный юнец выразил желание укрепить Леал и сохранить его как крепость и оплот.

    Если бы  у ярла хватило благоразумия не обращать внимания на фантазии мальчика-конунга, все закончилось бы хорошо, по крайней мере в том смысле, что крестовый поход завершился с минимальными человеческими потерями.  Но Карл Глухой немедленно и торжественно согласился остаться на зиму с пятью сотней воинов. Тогда же архиепископ Валерий приказал епископу Карлу Линчёпингскому присоединиться к ярлу, чтобы иметь возможность крестить всех странствующих язычников, которые могут случайно к ним забрести. Сам архиепископ промямлил, что окрестил единственного язычника, которого смог найти, и, таким образом, лишь он один и выполнил свою божественную миссию, а, следовательно, он единственным, кто освободился от всех своих грехов.

    Биргер не собирался оставаться на зиму в глупейшем крестовом походе против христиан. Но Карл Глухой, увидев, с какой быстротой уплывают драккары, уразумел, наконец, сколь опасно ослабело его войско, и вместе с епископом Карлом, братом Биргера,  сумел убедить его остаться со своими форсвикерами. Таким образом, они, по крайней мере, будут  предупреждены, если к замку приблизятся островные разбойники.

  Жаркий июль наполнился однообразной и трудоемкой работой. Пятистам оставшимся  пришлось много трудиться и потеть, укрепляя старый деревянный форт, который, по мнению Биргера, в случае атаки иноземной армии не смог бы продержаться и нескольких часов. Кроме того, летняя жара высушивала дерево, создавая опасность  возгорания, а оба имеющихся колодца  пересохли.

    Казалось, враги с  острова Эзель все это предвидели и каждый день возносили своим идолам новые молитвы за ниспослание палящего солнца.  Однажды они посчитали, что время пришло. В ночь на 8 августа  со стороны моря  внезапно появилась многотысячная толпа и окружила замок, превратившись в одно огромное, стремительное, кишащее  человеческое стадо.

     Первой мыслью Карла Глухого было немедленно выйти и сформировать свиную фалангу. К сожалению, самые искусные бойцы Свеаланд уже давно возвратились домой с мизерной добычей, которую им удалось заполучить. Пока пригорюнившийся ярл сидел в раздумье за  большой кружкой пива, Биргер отвел своего брата, епископа Карла, на оборонительную стену и,  указав на беснующихся островитян, горько заметил, что если епископ ищет язычников  во имя Бога, то внизу их явно предостаточно. Хотя они скорее всего испытывают такое же желание креститься, как тот первый  несчастный христианин, на которого Валерий напал, а потом обезглавил. Карл спокойно возразил, что не следует так грубо шутить, глядя смерти в глаза, а лучше молиться, пытаясь обрести утешение — принявший в крестовом походе мученическую смерть  за дело Христа обретет блаженство. Биргер лишь хмыкнул на ребяческую наивную набожность, ибо сам он был далек от желания терять свою жизнь в битве с разбойниками, превышающими их численностью в сотни раз. Он проклинал себя за  благородство, за то, что остался и пожертвовал не только своей жизнью, но и целым эскадроном форсвикеров и тридцатью прекрасными лошадьми, ибо он ни на мгновение не сомневался, чем закончится эта битва. Язычники занялись сооружением катапульт и баллисты, а глядя, как они наносят на древесину смолу, у него не осталось ни малейших сомнений, что у них на уме. Скоро на замок обрушится огненный дождь, но он решил, что его смиренно молящемуся брату лучше не знать об этом.

    Закончив свои невеселые думы, Карл Глухой, принял единственное разумное решение за весь поход. Он позвал Биргера и спросил, сколько времени потребуется, чтобы получить помощь от датчан из Ревеле или от меченосцев из Риге, и смогут ли  его всадники, как древние викинги,  прорваться сквозь визжащую стену языческой плоти.

   На последний вопрос ответить было проще всего. Биргер предсказал, что при попытке прорыва эскадрон тяжеловооруженных форсвикеров потеряет максимум одного-двух человек.

   А потом наступит самое сложное. До Ревеля и датчан было ближе, дорога туда занимала чуть меньше дня.  До рыцарей Меча в Риге они доберутся за полтора дня, если скакать день и ночь. Значит, всем шестнадцати форсвикерам придется идти на прорыв  вместе со всеми  лошадьми,  затем разделиться и направиться за помощью в обоих направлениях. Что же касается готовности поддержать  собратьев-христиан, Биргер предположил, что рыцари Меча не захотят упустить возможность решительной схватки с разбойничьим сбродом Эзеля. Что до сострадания конунга Вальдемара к воинам ненавистного Йохана, то он полагал, что ответом в Ревеле будет холодное «нет». Конечно, он не мог быть полностью уверен. Существовала вероятность, что Вальдемар захочет победы над язычниками гораздо сильнее, чем гибели людей, служивших его врагу.

— Было бы хорошо испробовать оба варианта, — резко пророкотал Карл Глухой. — Сколько нам нужно продержаться, прежде чем вы приведете подкрепление?

  Биргер ответил, что если  у них останется воды на три дня, чтобы тушить  пожары, возможно, появится шанс на спасение.  Им уже сейчас необходимо сделать все возможное, чтобы предотвратить пожары, полить водой сухую древесину и убрать легко воспламеняющийся мусор. Карл Глухой мрачно кивнул и перекрестился.

 Нельзя было потерять ни минуты, поэтому уже через час они пошли на прорыв.  Проскрипев, деревянные ворота тяжело распахнулись и огромная толпа язычников с дикими воплями ликования, потрясая топорами и копьями, устремилась к разверстым створкам. Их встретил град стрел с зубчатых стен крепости, но тяжелый топот конских копыт напугал их еще сильнее, заставив развернуться и бежать со всех ног.

   Биргер, его воины и их ведомые в поводу лошади пронеслись яростным галопом сквозь вражеское войско, исчезнув в облаке пыли и оставив за собой широкую кровавую дорогу, усеянную трупами. Стоя на высоком валу, Карл Глухой был поражен увиденным. Не потому, что  испытывал хоть малейшее сочувствие к стонущим, умирающим и истекающим кровью язычникам. Причина была в другом. Возможно, в последние часы своей жизни, в любом случае, слишком поздно, он увидел ясно как день - он ошибался. Сотня воинов из Форсвика перебили бы всю вражескую армию так же легко, как это сделали Биргер и его шестнадцать всадников, не потеряв ни одного родича раненым или убитым.