Вырваться из ада... Житуха еще та...

 ( по материалам волгоградских и федеральных архивов)

- Schnell! - Schnell! - Быстро! Быстро!
Гнали нас рысью по пыльному хутору. Если кто отставал - конвойные лупцевали палкой или прикладом, как сподручнее, а если женщины пытались кинуть нам картоху, огурец, яблоко - то перепадало и им, сердобольным.

Одна баба по ходу бросила из-за угла хаты кусок хлеба. Вырвавшийся из колоны пленный схватил его на лету. Хлестнула очередь конвойного - и бедолага был изрешетчён из автомата. Так и застыл с куском хлеба в руках, поднесенным ко рту, чтобы укусить.

Тогда шустрая пацанва смекнула и стали впереди на дороге оставлять какие-то куски, буряки, кабачки. Мы их хватали на ходу, если успевали.

Лагерная житуха продолжалась. Рука больная еще слабо поднималась вверх. Но рана чесалась, заживала. Лекарств для раненых немцы не давали. Им чем больше наших подохнет, тем лучше, мы для них «унтерменьши»-недочеловеки, низшая раса и их надо истреблять.

Поэтому «лечились», кто как мог. Одни промывали гноящиеся раны своей мочой, а если повезло, то водой, другие присыпали золой, выковыривали червей пальцами, веточкой. Дизентерия, понос одолевали многих. Живой оставался я благодаря свой молодости да закалке к крестьянской «пахоте», скудным харчам и злой непогоде.

Когда не гоняли на земляные дела, мы сбивались в кучки, толковали. Лишнего языком не болтали, могли быть провокаторы. Не дремали в людском скопище надсмотрщики. Самый коварный из них по прозвищу «Кукля». Неказистый с виду, но жилистый, шпарил по-немецки и по-русски, (может, был из белоэмигрантов), появлялся внезапно, вынюхивая политруков, коммунистов, евреев.

Как-то он избивал ковылявших доходяг, и, заметив мое негодующее лицо, заодно перетянул и меня несколько раз кожаной плеткой. Остались на память рубцы.

Мимо нас хромали люди-тени, живые скелеты, обтянутые кожей. Безвольные, вконец ослабевшие, с безразличными лицами. Они находились у порога смерти.

Снова замаячила мысль о побеге, эх, добраться бы до фронта. Или попасть в партизанский отряд, вроде они в донских урочищах скрывались и нападали на фрицев. Присматривался потихоньку, как отсель сдернуть и с кем.

Слухи, а может и брехня, были нерадостные, что немцы в Сталинграде уже штурмуют тракторный завод, а местами прорвались к воде, к Волге, свирепствуют в городе: "Рус буль-буль".

О их зверствах у нас накипело на душе, ведь на захваченной земле без защиты оставались наши родители, семьи с детворой. Мы между собой выговаривались, словно очищались от стопудовой грязи и кровищи, ненавидя этих нелюдей-чужеземцев.

Угнездившись рядом Петр, белобрысый курсант Грозненского военно-пехотного училища, вспоминал августовские бои под селом Васильевка (Октябрьский район Волгоградской обл. – авт.)

На их окопы накатывались танки. Друг его выругался и кинулся навстречу. В одной руке граната, в другой – бутылка с зажигательной смесью. От пули вспыхнула бутылка в руках и он, в пламени, кинулся с гранатой под танк. Танк подбит, друга нет.
У него дома осталась жена, которая ждала ребенка.

Их рота отступала, но они дрались как черти. Но рота была разбита, хрен его знает почему. Попали в лапы к румынам. В том селе пленных морили голодом.
Один раненый попросил у немецкого офицера еды.
Тот приказал подвести его к кипящему котлу с похлебкой – и бросить головой в котел.

- Friss, ein russisches Schwein! – Жри, русская свинья!
В страшных мученьях парень скончался на глазах у всех.

Офицер-немец предупредил, кто будет просить есть, будет также наказан. Раскрывшие в гневе рты два курсанта не смогли докричать до конца – по его команде им распороли животы.

И наш приятель, в замазанных грязью и кровью штанах, замолчал, лишь часто-часто подергивалась голова с лохматыми волосами.

- Братцы, этих извергов щадить не можно, - заикаясь, произнес загорелый пехотинец, с родимым пятном на щеке, тоже вроде лейтенант.

- В тех местах мы начисто выдохлись и попали в засаду, в плен. Повели нас к хутору Верхнекумскому.

На окраине остановили. Навстречу гудят средние немецкие танки. Головной танк разогнался и врезался в нашу колонну. Передние ряды были раздавлены гусеницами. Только кровавые ошметки летели. Мы, задние, успели кинуться в стороны.
Конвойные и мотоциклисты гоготали и что-то кричали глядящим из люков. Остаток погнали дальше. Веселые парни, ничего не скажешь...

И он вытер голубые глаза грязным кулаком. Видно, как задвигались желваки на впалях щеках. Скривился и стащил с головы пилотку со следом вырванной звездочки, не иначе вырезанной из консервной банки.

А потом судьба, словно для поднятия духа, преподнесла нам подарок в виде упавшего с парашютом на землю после воздушного боя летчика Михаила, фамилию он назвать отказался. Теперь пленного.

Общаясь с нами, он быстро уловил по фразам, военным оборотам и прочее, что мы младшие офицеры и не теряем надежды на избавление.

Сказал честно, что под Харьковом в окружение попали сотни тысяч красноармейцев.
В окопах и зданиях Сталинграда, и близ города идут жестокие бои, есть немалые потери, но мы не отдадим врагу этот сверхважный узел!

Мы не раз делились с ним мыслями и сомнениями, в нем чувствовался сильный характер бойца.

Шепнул мне, Лехе и Вано, мы между собой сдружились,что закончил военную авиационную школу в Энгельсе на Волге. А на передовой вылетал на разведку вражеских объектов... Под Сталинградом они с друзьями сделали фото у его самолета... И он прорвется из-за колючки к ним! Стоял крепкий, лобастый, с твердым взглядом.Сам из Чувашии, из города Чебоксара.
 
После тяжелой работы по заготовке бревен и потирая спину от ударов конвойных,   усмехался.

- Гитлер мечтает быть в Сталинграде?.. Он обязательно встретится там со Сталиным. Его с генералами поведут как экскурсантов вдоль Волги. Под конвоем!
   
Хоть мы и улыбались недоверчиво, но его шутка понравилась и в чем-то  оправдалась.

Когда фельдмаршала Паулюса наши «заштопали» в универмаге в Сталинграде - он с генералами мог вволю насмотреться на Волгу. Елки-палки! Надо же,  только под нашим конвоем.

Но до этого надо было много выстоять и пережить.

И что из кошмарного лагеря можно сбежать!

Это доказал Михаил без лишних слов…
 
Он твердил, что  я  уже вроде  как очухался и пока остались силы, надо-надо бежать.
Не подкачай, браток!

  Опережая события, скажу, что  этот узник нацистского лагеря на х. Вертячий проявит себя на фронте так, что станет Героем Советского Союза.

Продолжение следует…
Предатели и подонки... http://proza.ru/2025/07/24/1497