Осознанная необходимость или неординарный рейс 1

    Самым главным достоинством в морской практике я считал свою безусловную свободу и независимость во время нахождения на земле. На смену полному и круглосуточному погружению в дела корабельные приходили ленивые дни береговой жизни. Можно было бессмысленно болтаться по улице, заходить в питейные заведения, легкомысленно знакомиться и не терзаться совестью наутро, обрывая эти самые знакомства. Но такое жуирство непременно приводит к разложению личного состава, поэтому пресекается безжалостно отделом кадров, отправляющим группу морально оступившихся людей с морскими дипломами куда-нибудь на край света. Там, в тиши и одиночестве до видимого горизонта мы совершенствовались, грезили, копили сексуальную энергию и философский багаж, познавая самих себя и друг друга, ибо ближайшая цыганочка с выходом на берег планировалась через каких-нибудь полгода.

    Но, как-то раз, я очутился в отделе кадров без всяких на то предписаний и приглашений. У моряков тралового флота иногда происходили необъяснимые чудеса – вдруг исчезали возможности к существованию на суше. Так бывает и у рыб, выдернутых из глубин, они судорожно хватают воздух пересохшим ртом, пучат глаза, не понимают, где они находятся и если их не отправить обратно в море, они погибнут. В таком же состоянии оказался и я однажды утром в номере анапского санатория, естественно, «Чайка». И мне так же надо было убегать в море. Оказалось, я немного не рассчитал свои силы, а меня никто нигде не ждал, так как до конца отпуска было еще три месяца. Но в дело вмешался форс-мажор, я не думал, что Клава окажется такой дорогой и ветренной женщиной. И поэтому ноги меня сами понесли в сторону родной Цембухты. Да и Клава исчезла еще вчера вечером, оставив после себя легкий флер телесного жара и запах сандалового дерева. Собрав остатки развалившейся личности себя и негустой наличности денег я двинулся навстречу неизвестности. Стоял ноябрь. Месяц ни то ни се на Кубани – тепло пока не сдавалось, а норд-ост еще не пришел. Люди забили амбары урожаем, подсчитывали барыши от курортного сезона и полноправно начинали отдыхать. Все траулеры ушли в океаны, экипажи скомплектованы, во флоте лишних людей не бывает, на зиму оставаться в Новороссийске дураков не было. И я тут был ненужным.

    Но, тем не менее, выбор для меня был невелик. Или ехать к домой, залезать на печку и смотреть в окно как дети катаются на санках, или идти в резерв на 2,40 суточных и подшивать бумажки в отделе ППСС. Доехать домой у меня не осталось денег, продавать последние джинсы тоже не имело смысла, так как ехать уже было бы не в чем, и я погнал в кадры.

    Бодро взбежал на крыльцо и чуть не был убит распахнувшейся навстречу тяжелой дубовой дверью. В проеме стоял взъерошенный красный как омар дядя Жора, широко перекрестился на ост, поклонился, надел кепку и двинул через дорогу. Электрика Жору дядей называли за лета – 52 года на флоте возраст мафусаиловый. Я придержал его за локоток.
-Привет, дядь Жор, ты что, из бани? –хихикнул я.
-Хуже, с «Кабанчика» еле списался. Тещу чуть не похоронил.
-???
-Да его в рейс из завода выпихивают, а я там в ремонте просидел, такого насмотрелся, в жисть не пойду на нём в стихию. Сказал, что теща при смерти, поверили, вот побегу теперь у нее прощения просить. – выпалил дядя Жора и испарился.

    РТМ «Кабанчик» был последним измученным пароходом остававшимся в Новороссийске перед зимой, его никак не могли вытолкнуть от стенки судоремонтного завода. Только отходил на ходовые или девиацию, как тут же ломался и возвращался. Заводские работяги матерились жутко и прозвали пароход бумерангом. Вечером уходя домой, они провожали судно в море, а утром обнаруживали его на старом месте как ни в чем не бывало. Портовые псины, знающие толк в морских приметах, обходили пароход по дуге большого круга. У руководства появилась мысль сделать его просто памятником и проводить на нем учения по борьбе за живучесть. Все равно там и так этим занимались ежедневно. Акустиком на нем был навечно прописан известный пьяница Вася Клопов. Вася не был карьеристом, а не рвясь на приличные пароходы, он не составлял конкуренцию коллегам, и был нами почитаем и поен безгранично, что и укрепляло его прописку на страдальце.

    Коридоры Управления встретили меня тишиной. Как и должно бичу, я с равнодушным зевающим видом толкнул ногой дверь в кабинет ОК комсостава и увидел там сразу всех начальников. Они сгрудились за столом, дружно курили и кряхтели. Слышно было как с непривычки скрипят мозги. При моем появлении исчез даже и этот звук. Думать перестали и все обернулись на шум открывшейся двери. Самый главный начальник Шаповалов бегло скользнул по мне рассеянным взглядом и угрюмо буркнул:
-А тебе чего? Ты же в отпуске…
-Ну, ладно, потом зайду, мне в резерв оформиться всего то. – и вышел прочь.
В установившейся тишине мои слова прозвучали неестественно громко. Я уже открывал выход на солнечную улицу, как в спину вкрадчиво прозвучало:
-Эй… Евгеньич, а ну ка вернись на минутку. – в дверях кабинета глыбой навис Шаповалов, а из-за него выглядывали все остальные.
-Слушай, тут такое дело… у тебя ж допуск до 1000 вольт есть?
-Нет. –машинально соврал я. Хотя, кому я врал. И еще раз твердо сказал –Нет, не пойду!
Глаза у Шаповалова стали влажными и мягкими, он даже засветился весь, как будто решил важную проблему. Облегченно вздохнули и все остальные.
-Ну, смотри, ты сейчас на мели, это понятно и деваться тебе некуда. Там всего-то месяца три –четыре рейс продлится, это я тебе обещаю, я знаю в каком состоянии пароход. Вы на нем главное до Луанды дотяните, а мы его в бессрочную подменку и пусть валюту добывает, раз рыбу не может. А? Новый год в Африке встретишь, позагораешь, чего тебе тут сидеть? А в марте к нам новенькие БАТы пригонят, на первом же пойдешь. В Тихий. А?
-Да я ж в сильном токе ни бум-бум не понимаю. - на всякий случай опять соврал я.
-А что там понимать, миленький, ток он и есть ток, течет куда ему надо, он сам знает. – вставил флагманский электроник. –Там электромеханик опытный идет и второй электрик. Выручай, а? А я вам спирту на два рейса выпишу.
На меня не мигая смотрело семь пар глаз. И я дрогнул. Эх, дядя Жора, старый плут.
-Но только с окладом первого класса! – начал шантажировать я.
-Конечно, конечно! Еще и премию тебе выпишем! И на 7-е ноября в приказе отметим, ты не переживай. Медкомиссия есть? Прививки? А теперь быстренько на пароход, там уже снабжение заканчивают, в 20-00 отход. Собираться надо? – посыпалось наперебой.
-Омниа меа мекум порто! – гордо сказал я и переступил порог.

    К моему удивлению, на причале сверкала свежеокрашенная лайба типа Атлантик. Всё, как и положено – серые борта, белая надстройка, желтые стрелы, черный якорь. Все было готово к отходу, даже небольшая трибуна с патефоном на пирсе.
-Посторонись! –оттолкнув меня по трапу наверх пробежали два человека, таща за собой за ручки молочную флягу. На лицах блуждали лукавые улыбки. –Вот, идиоты, в два раза больше налили.
Скороходы мелькнули вдоль борта и исчезли.

    Небо двигалось к закату. Но солнце не спешило плюхаться в море, оно тоже хотело посмотреть на очередные проводы нашего парохода. Народ на стенке недоверчиво собирался. Стояли жены с детьми, измученные вечным отходом и уже никто не плакал, некоторые даже злились, надо было еще успеть в магазин. У трапа застыл пограничник.

    Я нашел каюту с надписью «электрики», но в ней никого не было, хотя по брошенным вещам догадался, что сожитель мой где-то рядом. Электромеханик тоже пропал. Кто-то посоветовал посмотреть в аккумуляторной. Я пнул бронированную дверь, но та не поддалась. Внутри что-то стукнуло, покатилось и замерло. Тогда я постучал стандартным флотским условным стуком – один длинный, три коротких, два длинных.
-Хто там? –раздался осторожный шепот.
-Свои. Акус…то есть электрик. Новый.
-Ты один?
-Да…
Дверь быстро приоткрылась и меня с силой втянули в темноту. Когда глаза привыкли к аварийному свету, я узнал тех двоих, с бидоном.
-Ну, здорово! Наконец-то! Мы уж думали сами останемся. Теперь нас как раз трое, порядок, комплект. Я – Дима, электромеханик. А это Валера, твой напарник.
В углу зловеще матово ухмылялся алюминиевый бидон.

    Тут грянул с причала патефон заезженным «Прощанием славянки» и палуба под ногами вздрогнула.
-… и в добрый путь!!! – донеслось с берега. Традиционное «возвращайтесь скорее» никто на всякий случай добавлять не стал.
-Ну, Валера, с первым рейсом! – сказал радостно Дима.
-Как с первым?! Кого с первым рейсом? – вылупился я.
-Валера же идет в первый рейс, кум мой, не все ж ему на тракторе в совхозе ишачить. Мариманом теперь стал. А ты акустик бывший? Ну, ничего, сделаем и из тебя человека. Да ты не ссы, я вчера еще тоже был электриком, вот теперь электромехом иду. И такой пароход сразу доверили, что ты. Лайнер! – широко радовался Дима.
Я с тоской повернулся в корму, но берег был уже далеко. И вода холодная для купания. Посмотрел уныло на свинцовые воды, плюнул в море, перегнувшись через планширь, и чуть не вывалился. Второй борт, никогда не видевший причала и начальства, был хронически ржавым с таким же гордым прикипевшим намертво веселым якорем.

далее  http://proza.ru/2025/07/21/1529