Осознанная необходимость или неординарный рейс 3

­­Прозрение

    И все вокруг было хорошо – солнце светило ярко, океан синел немыслимо, на небе ни единого облачка. На этих широтах, в двухстах милях от черного континента, погоды не доставляли нам неудобств. Дождя ни капли, а ветер если и был, то обязательно теплый пассат. Если смотреть на море как это делают киношники, через кадр из пальцев, то можно было представлять, что ты на круизном теплоходе, вышел на палубу, под голубое небо подышать свежим воздухом и сейчас вернешься в полутемный бар допивать холодное пиво. Обычно на этом месте дальше представлять уже ничего не получалось, ибо душевные фибры настолько были высушены африканским зноем, что звенели при малейшем обращении через них к чувствам и воспоминаниям. Как земли не видно с корабля, так и земные заботы и тревоги остались в прошлом и были недосягаемы.

    Все шло по плану. Стоялись вахты, съедалась провизионная кладовая, тропический сок под жарким солнцем исправно превращался в брагу, матросы покрывались бронзовым загаром, судовые женщины расцветали, вызывая тревогу у помполита. Только одна рыба не ловилась, портя стройную картину благополучия.
Стармех попытался было наладить рыбалку, но то ли штурмана не доросли до его понятий всеобъемлющей ловли, а то ли рыбы и на самом деле не было. Оладьев покряхтел, покряхтел, потом махнул рукой, обозвал капитана Васей и спустился в привычную машину, где его и не ждали так скоро. Там он нашел моториста, спящего за сепаратором, привязал ему на спину мешок ветоши, и они отправились чистить вспомогательный котел. На неделю в машине воцарился покой. Изредка только, из-под пайол вылезали два негра поесть борща и покурить папиросы. Когда дело было сделано, дед с маслопупом заперлись в каюте и следующую неделю из-за двери доносились песни и смех. Два раза в день моторист нетвердой походкой пробирался на камбуз, забирал положенное довольствие и песни продолжались с новой силой.

    Подвахт не было, и свободное время начало тяготить. Лежание на раскаленной палубе с гипотетическим пивом уже не доставляло былого удовольствия. Моряки развлекались с пойманными акулами, выдирали им пасти на сувениры, боцман срезал шкуру на наждачку, доктор вырывал печень для каких-то дьявольских снадобий, повара безуспешно пытались сварить суп из плавников.

    Тогда я отправился в радиорубку, но и там мои коллеги, изнасилованные шиш-бешем, не родили никаких идей существования в замкнутом пространстве планетарного масштаба. А что ни говори, океан ведь тоже заперт на этой планете. Тогда Клопов сказал:
-Пошли помедитируем.
-Это как? –оживился я.
-Если долго сидеть и смотреть на океан, то можно увидеть, как мимо тебя по воде проплывает труп твоего врага. –нагло соврал Вася.
Мы пошли в кладовую ЗИПа, под левое крыло мостика, вытащили три ящика с использованными батарейками типа Элемент 373 и стали готовить их к утилизации. Снимали картонные корпуса и бросали за борт. Зеленые цилиндрики весело прыгали в ласковых волнах и тянулись в кильватере за пароходом. Вид у них и правда был завораживающий – дикий океан и странный привет от цивилизации. Их уже было штук двести, когда мы услышали с мостика голос доктора:
-Надо бы мне радистов проверить…
-А шо такое? –удивился старпом.
-Да они, похоже, с ума сошли – бросают батарейки за борт, а те не тонут. – поставил предварительный диагноз док.

    От греха подальше, я вернулся в машину. Обследовал ее еще раз и нашел вдруг неизвестную дверь с огромным замком. Единственным ключом, к нему подошедшим, оказалась кувалда. Когда врата распахнулись, к моим ногам высыпались фантастические дары - великая куча дефицитных концевиков на морозилку. И были они знатной ржавчиной покрыты. Видимо, предшественники, не желая утомляться, просто использовали ЗИП, пока он был, и чтобы не портить себе настроение коррозией металла, прятали подменный материал с глаз подальше. Хорошо, хоть не в океан.
И тут я взволновался и пришло прозрение. Это было то, что надо. Монотонная однообразная работа. Подальше от доктора. То, что необходимость в этих железках существовала, признавалось всей электрослужбой, лежало на поверхности и было сразу мной принято. А осознание этого наступило еще раньше, чем я открывал странную дверь. И я сразу стал свободным.

    Теперь дни полетели. Тевтонского производства механизмы оказались сговорчивыми ребятами и охотно шли на все процедуры. Сутки отлеживались в солярке, разбирались до винтика, чистились кислотой контакты, набивались солидолом пружины и втулки, красились корпуса, регулировались хода. И становились как новые. Время теперь наполнилось смыслом, пусть небольшим, но, все-таки, полезным. Мысли больше не разлетались по углам, сутки приобретали значение выполненной работой, и именно той, монотонной, конвейерной, необходимой в такой неожиданной экспедиции к берегам Намибии и Анголы. Валера недоверчиво косился на результат и попросился принять участие в процессе, чтобы разгадать подвох моего увлечения. Но я был не Том Сойер, а Валера оказался не Бен Роджерс и из затеи ничего не вышло. Бросив наполовину разобранный девайс, монтер сказал, что это не его души полет и тратить на всякое говно свое время он не будет. И пошел варить головы морских котиков, добывая из них клыки.

    Наконец, морозилку довели до ума и забыли к ней дорогу. Еще сложили в резерв штук тридцать реинкарнированных механических тригерров. Какое-то время душа еще по инерции находилась в равновесии. Нам оставался месяц на промысле. План все-таки урезали, и мы в него кое-как влезали, добирая в прилове деликатными видами – капитаном, морским петухом, языком. Нам не давали покоя только треклятые троммеля. В день менялось по два мотора и после просушки они едва протягивали сутки. Ремонтный механик вообще не покидал рыбцех и уже немного состарился, отрастил бороду и ходил как сомнамбула, что-то бормоча под нос. Тогда Дима почесал затылок и наконец изрек:
-Надо мотать…
-Та куда отсюда денешься? – слабо возразил ремонтный.
-Моторы надо мотать, мать-перемать, мать их так… - уныло заключил электрический.

    Видно было, что он этого не желал до последнего. Да и что тут скажешь. Однажды я попал в цех перемотки на судоремонтном заводе, забирая движок от радара и впечатлился надолго. Тридцать столов стояли в три ряда, копошащиеся в тишине тетки были похожи на паучих, лапками перебирающих свисающие разного сечения бесконечные медные провода и навевали тихую грусть на случайно забредших. Мужики там не выдерживали и не работали. Но то было понятно в заводских условиях, а как это делать посреди океана, на коленке? И вот теперь мы оказались в безвыходной ситуации и новые степени свободы открывались перед моим взором. Лишь бы осознать и принять эту необходимость.

-А ты умеешь? – с интересом спросил я.
-Приходилось. –задумчиво ответил Дима. –Ты вот что, акустик, принеси-ка свою удочку.
-?
-Надо.
Надо, так надо и я притащил свой бамбуковый талисман, добытый в Сингапуре и прошедший все океаны.
-Хорошая удочка! – с удовольствием потряс удилищем электрон.
В следующее мгновение он быстро отпилил одно колено и ловко разделал его на лучины. Я онемел.
-Ну, вот, акустик, твоя бесполезная на мощном современном траулере снасть, спасла нашу честь. – сострил Дима.

    Но так и оказалось. Наш начальник раскрыл толстую книгу «Практическое руководство по перемотке электродвигателей», зашелестел страницами, зашевелил губами, матюкнулся, погружаясь в нирвану, изредка загибая нужные листы, возвращаясь к уже прочитанному, пару страниц выдрал для удобства, поковырял в ухе и, наконец, выдохнул:
-Так, ну все ясно. Вспомнил. Главное, найти нужный провод. Шаблоны где-то тут валялись, я видел. Лак у меня есть, бамбук тоже, паяльник возьмем у радистов. Валера, разбирай мотор, а мы пошли искать провод.

    Провод мы нашли в токарке, под мешками с ветошью, заботливо кем-то припрятанный для натурального обмена в африканских портах. Притащили в мастерскую, оказалось, не то сечение. Дима достал из кармана выдранный листок из учебника, сверился, прикинул.
-Ерунда, -заключил электрон. –Больше диаметр – меньше витков, меньше диаметр – больше витков, куда он денется. Сколько там витков? Сто двадцать? Кто их пересчитывать будет? Ха-ха. Давай, моряки, отступать нельзя, за нами Пальмас.
Бамбуковые палочки нужны были как раз для укладки непослушного и нежного провода в пазы, и это действительно оказался самый подходящий и незаменимый материал. Удочку было уже не жаль. «На Канарах куплю другую» -утешился я.

    Первый мотор мы мотали в шесть рук двое суток. Честно говоря, я сразу скептически отнесся к этому занятию. Не доставляло удовольствия сидеть три часа за верстаком и делать сотни однообразных движений. Я увлекался чеканкой когда-то, но там было видно, как появлялись постепенно, металлически блестя, обнаженные девы, а здесь? Но деваться было некуда, главное, чтобы Димины расчеты не подвели.

    Но, не подвели. Уложив все обмотки, закрыли пазы, увязали шпагатом, перепаяли выводы, заизолировали, опустили в лак, сутки просушили, собрали и о, чудо, мотор заработал! Да как! Ровно и нежно шелестел, не шелохнувшись, даже не было слышно подшипников, да его вообще не было слышно, будто бы он и не работал. Но – работал. И стал виден свет в конце тоннеля. За неделю мы поменяли все троммеля. Я увлекся перемоткой как четками, прогнал из мастерской загрустившего Валеру, и заперся там. И на вахте, и после вахты меня подхватил необъяснимый азарт, но уже было легко, когда понимал, что делать и чувствовались результаты. За это напарник кормил меня кальмарами, фаршированными печенью хека и брюшками скумбрии, подарил челюсть акулы, нос рыбы-меч и раздутого ежа. Но другая сторона заключалась в собственной выгоде, мне уже опостылели чужие обязанности не своего функционала. А за кропотливой работой время побежало, и я даже слегка притормаживал в своем увлечение, но это уже ни на что не влияло. Камни собраны, рейс закруглялся.

далее  http://proza.ru/2025/07/21/1539