Тяжёлый рейс

 Всё началось с бутылки водки. Так часто бывает в компании диких мареманов – приключения приходят после выпитой чарки. Однако, тогда эта злосчастная поллитровка не была даже распечатана.

    На рыболовных судах существовал такой обычай – с первым ставящимся тралом капитан отправлял морскому царю угощение. Чтобы тот, понимаешь, раздобревший, не препятствовал хождению сетей в пучинах. Рыбаки всех меряют по себе, поэтому лучшим подарком считают штоф беленькой. Так было и в этот раз. Подтянулись к зоне промысла в Тихий океан, в район Перуанской котловины, осмотрелись, принюхались к ветру и дождавшись ночи, когда рыба набрасывается на поднявшийся к поверхности планктон, пошли на первый забег. Кэп торжественно вручил «майору»(1)* магарыч под зелёной, в цвет океанской волны, этикеткой, с надписью «Московская» и пожелал ни хвоста, ни чешуи. Тралмейстер скатился по трапу и ринулся было на палубу, да притормозил в дверях надстройки – с небес крушилась водяная круговерть. Пелена мути, наваливающаяся со всех сторон, не позволяла разглядеть ничего дальше пяти метров, и твердь судовая уходила из-под ног. Мастер с ужасом посмотрел на свои босые ноги во вьетнамках и что есть силы свистнул куда-то во мглу, крикнул в раздирающий лёгкие ветер:
- Серёга-а-а!!!
Из тьмы египетской, призраком, тот час же появилась бородатая рожа бригадира тральцов(2)*, с горящими на ней глазами и лихорадочным безумным взглядом, отражающим готовность cразу ринуться хоть к чёрту в пасть. Постановка первого трала всегда несла в себе будоражащее нервы нетерпение, как перед боем, извечный древний азарт охотника.
- Серёга, на … живо в куток(3)* положь… да мухой давай, выходим уже на постановку… - сунул за пазуху матросу посылку, а тот уже и исчез. Побежал по мокрой палубе привычно не отпуская уходящую из-под кирзачей деку, крабом вскарабкался на сеть, горой скрюченную под кормовым порталом и уже перелез на мотню(4)*, да споткнулся о спутанные верёвки и полетел прямо по слипу(5)* в бушующий мертвенной бледностью под ночным небом океан. В последний момент только разжал пальцы на бутылке, будь она неладна, и ухватился за дель(6)*, подтянулся, сжался в пружину, да перескочил на спасительную палубу, побежал, что аж пятки засверкали. Сапоги с портянками тоже отправились к царю морскому, вслед за презентом. А сеть уже летела в немые чёрные глубины утягивая за собой грохочущие цепи и стонущие ваера(7)*. Серёга так никому и не сказал, что трал ушёл пустой, не по традиции снаряжённый, но решил, что вины его в этом нет, а огненная вода, так или иначе, всё равно канула в бездну.

    Это всё я узнал позже, уже в самолёте, возвращающем нас домой через полгода зря прожитой жизни. Серёга плакал у меня на плече, пьяно всхлипывая и коря во всём себя одного. Ну, а пока я стоял на мостике и недоумённо таращился на ленту зондового самописца – та выходила сплошным чёрным шорохом, не суля лично мне ничего хорошего. Траловый зонд ставился на верхнюю подбору ориентированный излучателем вниз. Таким образом, он контролировал заход рыбных косяков в зев и глубину погружения самого орудия лова. Сигнал от прибора шёл на мостик по кабельной связи. Коаксиальный кабель в стальной оплётке подавался отдельной лебёдкой и соединялся с устройством через мудрёную водонепроницаемую фишку. Это было самое уязвимое место куда могла пробраться помеха. Морская вода отличный проводник, а по кабелю шло одновременно два сигнала – постоянный ток для питания электросхемы и высокочастотный преобразователя. Глубины траления днём доходили и до двухсот метров, и давление на электронику было настойчивым. И когда капли Тихого океана проникали в место соединения, то всё это и отражалось на девственной белой ленте самописца помехами в виде безобразного чёрного фона, мешающего видеть заходящие косяки. Путём проб и ошибок, небольшого рационализаторства я научился заделывать фишку безупречно и это меня не подводило ни разу в предыдущем рейсе. Кроме того, Серёге всегда был гарантирован магарыч из спиртового снабжения радиослужбы за бережное отношение к зонду при постановке и выборке трала.
    К прибору был прикреплён матрос, отдельно следящий за излучателем при таких операциях. Это тоже работало. Но теперь на экране творилось что-то несусветное – вместо аккуратных линий подбор, поверхности океана и косяков всё было в сплошных помехах, будто морской дьявол там рвал чёрную каракатицу и мой аппарат одновременно. Кэп покосился, но промолчал, на первом заходе всё притиралось и прощались ошибки. Однако, во мне зародилось уже нехорошее предчувствие – такого не могло быть. Как только трал взяли, поменял зонд на новый, перезаделал штекер и попросил Серёгу привязать всё покрепче. Тот кивнул, крикнул своим:
- Кащеев, следи за прибором! - и побежал дальше.

    Но всё повторилось – шумы, помехи, слабый сигнал … Опять смена излучателя, разборка старого, перелопачивание схемы, но все параметры оказались идеальными, внутри колбы с платами сухо и тихо как на Луне. Это плохо. Надо было лезть дальше и я пошёл по линии. По очереди исключались все промежуточные звенья – кабель прозвонен, проблем нет; сто лет не тронутая лебёдка была вскрыта – графитовые щётки заменены на новые, латунный токосъёмник заблестел как главное достоинство мартовского кота; в шахту гидролокатора спущен осциллограф и совершенно ненужно выровнено электропитание. Сигнал немного улучшился, но и близко не был похож на должный. Изнасилованное ВАРУ(8)* обиделось и уже ни на что не реагировало. На мостик я старался не подниматься, чтобы не встретить капитана. В кают-компании про меня тоже забыли. Пришлось питаться всухомятку, но это были мелочи. Рушилась моя репутация. Незыблемый закон на судне – твоё заведование должно работать как часы. Ты не зря занесён в судовую роль. Никого не волнует, спишь ты или нет, ешь или голодаешь, но пароход молотит сутками безостановочно, и ты должен обеспечивать этот процесс. Хуже всего то, что и посоветоваться было не с кем, это была только моя епархия. Причём я чувствовал, что личной вины тут нет и начал копаться в своих береговых грехах.

    А потом всё стало накрываться медным тазом с невероятной скоростью. Вышла из строя одна стойка локатора. Включил резервную, но это был уже аврал. По своей важности на пароходе радар шёл третьим номером сразу после капитана и главного двигателя. Поэтому отодвинулось всё остальное, незаконченное, пройденное наполовину. Штурмана как-то приспособились ловить без эхолота, наощупь, а я полез по нескончаемым лабиринтам изуверских по навороченности схемам преобразования радиолокационных импульсов. В чреве РЛС(9)* пряталось полсотни плат и Руководство по диагностике своим объёмом приближалось к фундаментальному бестселлеру Маркса. Чёрт давно там покалечил обе свои ноги, обломал рога и улетел при помощи падших херувимов в сторону ближайшего борделя, бросив меня одного. Паяльник не выключался третьи сутки, пачки Беломора хватало на пару часов, а воз был и ныне там. Сначала мне помогал второй радист, но беда не приходит одна, и вылетел факс приёмки погодных карт, потом радиостанция Рейд, и мы стали немы и слепы. Правда, рыба кое-как ловилась, и карающий меч капитана пока завис над нашей головой в верхней точке и покачивался в хрупком равновесии.

    Мастер был очень умным моряком и непревзойдённым рыбаком. И понимал, что ломаться может что угодно. Главное, чтобы мы не спали. Но мы и не спали, канифоль дымилась и олово капало с паяльника. Но вот в какой-то момент, когда я заземлившись(10)* уже ставил на место новую микросхему и готовился запускать тестовый режим локатора, на крыше мостика раздался хлопок, что-то хрустнуло, крякнуло и бегающий зелёный радиальный луч на экране замер в одном направлении. Присутствующие во главе с кэпом переглянулись между собой, а потом дружно уставились на меня. Конечно, антенна не крутилась, но у меня было алиби – мои ноги торчали из шкафа с платами и к произошедшему наверху я не имел никакого отношения. Какое-то безразличие к творящемуся вдруг овладело мной, ни удивления, ни ужаса, не вызвав в пустой голове. Сказалось и недосыпание, и всклокоченные нервы последних дней. Вдруг пришло понимание, что это всё ерунда по сравнению с мировой революцией. Когда всё сыпется и рушится с неотвратимой неизбежностью, то открываются некие внутренние резервы организма призванные защитить его от гибели в диких тисках нервного перенапряжения. Мозг отказывается принимать на себя очередную проблему, ставит защиту и уводит в сторону от катастрофы. Обречённость во мне уступила месту равнодушию и на удивление придала сил – семи смертям не бывать, а одной не миновать. Я молча встал и полез на пеленгаторную палубу. Движения были спокойными и неторопливыми, сердце на удивление не трепыхалось и мозг работал хладнокровно. Я с успехом мог шагнуть за борт и, уверен, пошёл бы запросто по воде…

- II -

    Причина нашлась быстро – сгорел электродвигатель вращения антенны. Вот тут как раз проблем и не предвиделось – поменять его не составляло труда и это был очень важный момент. Если теперь всё пройдёт гладко, то наступит перелом. Должен наступить. Сколько раз уже было такое. Я глубоко убеждён, что техника живая. И как всякий живой организм она имеет свои слабости и ценит уважение к себе. С механизмами можно и нужно разговаривать, поглаживать их. Отношения обязывают быть обоюдными и строиться по принципу – мы тебе служим, ты за нами ухаживай. Вот сейчас был такой момент, когда я почувствовал, что железо отдохнуло и обязано пойти мне навстречу. Во флотской технической среде говорят так: механики находят неисправность за пять минут, а устраняют двое суток, а радисты ищут два дня, но чинят пять минут. Естественно, перепаять транзистор легче, чем поменять кольца главного двигателя, но надо ещё найти, где паять, глазом не увидишь. И вот сейчас тут, почти на самой верхней точке парохода приятно сошлись оба условия – чётко было понятно, что делать и как. Главное не сглазить, поймать волну. Поэтому я, не спеша закурил и огляделся. Океан был великолепен. Хоть и стоял день, но навалившаяся тяжёлая морось перекрасила весь мир в серый цвет и бесконечные его оттенки. Западный ветер дул нескончаемым потоком и рвал волны, крошил, превращая их в пыль. Горизонт пропал, увязнув в тягучих взаимоотношениях неба и океана. Звуки улетучивались с палубы за борт мгновенно и разделяли свою участь с водой. Мы остались подвешенными между небом и землёй, до которой на запад, к материку было миль двести, а вниз пару километров. Но всё это не могло испортить мне настроения – я вошёл в резонанс с решением своих проблем и почувствовал лёгкую дрожь от ощущения выхода из запутанного тупика. Всё не зря – бессонные ночи, сомнения, утомительное перебирание множества вариантов и возврат к началу пути.

    Через час новенький электродвигатель как по маслу встал на своё место. Плата в стойке радара заработала и можно было браться опять за зонд пока оставалось лёгкое ощущение везения. Но только я спустился в радиорубку, как был вновь вызван на мостик - слетел с катушек гидролокатор(11)*. Моя вера в перелом ситуации слегка пошатнулась. Чтобы как-то переключиться и погасить панику, пошёл к буфетчице и попросил её постричь меня наголо. Ольга собиралась завязывать с морями, купила ручную машинку и осваивала новую профессию. Девушка обрадовалась дополнительной практике и обкорнала бестолковую голову по первому разряду. Теперь можно было себя жалеть.

    Пост гидролокатора не такое уж уютное место на судне. Устройство врезано в днище, и к нему ведёт узкая шахта со скоб-трапом глубиной метров восемь. Протиснувшись внутрь, ты оказываешься уже в самой низшей точке парохода, в стальном отсеке три на три и от подводного мира тебя отделяет какой-то сантиметр обшивки. Тут тихо и глухо. Вряд ли кто будет здесь тебя искать. Если прижаться ухом к холодному запотевшему борту, то можно услышать, как переговариваются киты на низкой затухающей частоте. По-моему, я уже начал сходить с ума. Теперь обломался стальной палец в муфте, соединяющий шток излучателя с сервомотором. Дело выглядело швах – штифт калёный и выстругать его на судне не представлялось возможным. Это была не усталость металла, сонар работал только второй рейс, а тот самый брак один на миллион. Я обхватил руками свою лысую голову и попробовал открутить её от туловища, выхода не было всё равно. Какое обволакивающее безмолвие здесь. Какой покой. Наверх не хотелось. Папирос часа на два хватит. А что дальше? Словно сомнамбула, движимый необъяснимой внутренней силой, по какому-то наитию я двинулся в путь. Ноги сами несли меня отдельно от сознания. Единственным местом, где было много железного хлама являлась токарка. Ещё там стоял агрегат Ивановского станкостроительного завода, и откуда там взяться хоть чему-нибудь полезному для японского Furuno из Нагасаки я не представлял себе, но стал рыться в ящиках со стружкой и болванками. А в мозгах всё крутилось вот это:
У ней такая маленькая грудь
И губы, губы алые, как маки…
Наконец «точило»(12)* оторвался от шпинделя, бросил в угол сломанный резец и уставился на меня:
- Что рыщешь, отрок неразумный? Почему препятствуешь моему труду праведному, странник? – Токарю Фаддеичу перевалило за полтинник и был он универсалом, поэтому право имел на такие речи.
- Да, вот… - протянул я обломки и уныло понурился.
Фаддеич прищурил левый глаз с двух метров и протянул:
- Шестьдесят пять на восемь, не? Надо же, два года уже плавают со мной, в Кальяо в доке скоммуниздил, сам не знаю для чего… привычка, понимаешь… - взял с полки роликовый подшипник, шарахнул по нему кувалдой и мне под ноги покатилось штук тридцать блестящих стержней, которые, ну, никак не могли появиться посреди открытого океана. Но они были.

- III -

    Время летело. Когда надо, его всегда не хватает, но умное железо поддавалось, восстание машин было подавлено. Сознание выравнивалось, не сдавался только треклятый зонд и сон не приходил. В сумеречные часы для разума, когда мозг непроизвольно отключался для передышки, подсознание продолжало искать пути решения проблемы, чувствуя, что оно на поверхности. Уже было легче - сосредоточиться на одной задаче, это большое преимущество. Лучше всего это делать, глядя как течёт вода. Здесь этого было с избытком. Я пошёл на корму, залез на переходной мостик над слипом и слился с пенящимися волнами за бортом. Мысли потекли плавно и размеренно, унося своей бесконечностью в нирвану…
Прозрение пришло внезапно, так бывает, когда сверху падает кирпич. Началась постановка трала, прямо над мной проплыл окаянный излучатель и глаза мои чуть не вывалились из орбит – прибор был привязан … вверх ногами и задом-наперёд! Самым первым желанием было убить всех тральцов, но тут же я понял, что вина в этом только моя – отступил от своего незыблемого принципа - проверять всё самолично. Так опозориться, это ж надо. Стыдно было даже признаться кому-либо в этом. А уж винить кого, тем более. Поэтому я молча вышел к следующему тралу, сам всё перевязал и наказал лишь звать меня и ночью на переборку сети. Но труд, конечно, не пропал даром – сигнал уже стал таким идеальным, что его можно было смело помещать в палату мер и весов. Кэп покосился на диаграмму, хмыкнул, но промолчал, не начал копаться в объяснениях. Мастер очередной раз явил свою мудрость – главное результат.

    Через две недели в машине произошёл пожар. Третий механик Сева делал моточистку дизель-генератора, разбил переноску(13)* и полыхнуло пламя. Всё быстро потушили, но Сева обжёг руки и вышел из строя.
Потом полетел редуктор ваерной лебёдки, пришлось рубить троса и топить трал. Мы пошли в Кальяо, простояли на ремонте три недели, вернулись побитые на промысел, но уже про план можно было забыть. По итогам рейса те, кто оформил семье «аттестат»(14)*, остались должны в кассу. У Серёги я взял слово, что всё останется между нами.
Хотите, верьте, хотите нет.

(1)* - старший тралмастер
(2)* - матросы траловой команды
(3)* - концевая часть трала
(4)* - часть трала
(5)* - кормовой наклонный участок палубы по которому осуществляется спуск и подъём трала
(6)* - сетное полотно
(7)* - стальной проволочный трос для буксировки трала
(8)* - временно-амплитудный peгулятop усиления сигнала
(9)* - радиолокационная станция
(10)* - медный браслет (покупали в Перу) для снятия статического эл-ва при пайке микросхемы
(11)* - прибор для поиска рыбы в воде
(12)* - судовой токарь
(13)* - по халатности использовали 220 V, вместо 12
(14)* - денежное довольствие получаемое жёнами на берегу,
пока моряк в рейсе