Ходили мы походами 1

    Старшина первой статьи командир отделения штурманских электриков вертолётоносца «Москва» Вячеслав Рылеев находился в расслабленном состоянии невесомости. Заканчивался третий, последний год службы, а, значит, можно было спокойно собирать вещи в дембельский чемодан. В моду, на смену фибровым дедовским монстрам с железными углами, вошли пижонские дефицитные «дипломаты». Доставая их, приходилось затрачивать смекалки и изворотливости не меньше, чем при несении ежедневной службы на флагманском крейсере. Но в центральном севастопольском универмаге работала Славкина боевая подруга Танечка, поэтому все формальности, связанные с окончательным сходом с корабля, были улажены и уложены — кашемировый платок матери и фотографический альбом с ракурсами лихой и нелёгкой матросской службы. Уже даже списки составлены очерёдности схода с корабля, в первом, на двадцатое октября значилось три фамилии, среди них и старшина. Оставалось только нежно попрощаться с Танечкой, не вселяя в неё надежду на своё возвращение. Это Рылеев оставил на последний день.

    Служба для старшины прошла со своими потрясениями и личными переживаниями, не всё было гладко, но преодолевалось стойко, как и говорилось в Присяге. Проще было оттого, что никто не обещал беззаботной прогулки по морям. Отделение штурманских электриков, можно сказать, считалось элитой среди низов. Всего в наличии имелось три матроса, один старшина и мичман. Естественно, все входили в БЧ-1 и можно было ниже главной палубы не спускаться. Да и то, только на построение. Фамилия Рылеев вначале добавила подразделению некой позолоты, но исправил всё старпом, капитан третьего ранга Долгов, рубивший фразы с плеча не задумываясь, но в точку. Не признававший никаких иных миропорядков, кроме Военно-морского устава, глянул мельком на нового матроса в рубке и изрёк:
    - Дворян нам тут как раз и не хватало… Релеевым будешь, Ваше благородие, дабы чину и заведованию соответствовать.
Слава не обиделся, Долгов вскоре стал командиром крейсера, а Рылеев старшиной. Но новая фамилия так и прикрепилась к нему навсегда.

    Стояли заключительные дни августа, виноград начинал наливаться, до приказа месяц и можно ещё наслаждаться ласковым крымским солнцем. Скоро предстояло окунаться в шумную столичную жизнь и как бы Слава по ней не скучал, но жаль было расставаться с нежным Крымом и пропахшим можжевельником морским ветром. Иногда удавалось вырваться из железных объятий крейсера и провести день на пляже в районе Херсонеса, посидеть у древних базилик, выпить стакан хереса и посмотреть на море с берега. Такой вид был поприятней привычного с мостика.

    В тот поворотный день старшина отправился в город по хозяйственным нуждам — купить тушь и плакатные перья для корабельной канцелярии. Славка любил рисовать, ему это здорово удавалось и боевые листки, выходящие из-под его кисти, получались яркие и задорные. Поэтому выпросить у замполита увольнительную под служебные надобности труда не составляло. Обычно краски заканчивались перед Танечкиными выходными. В этот раз перья действительно исписались, но подруга работала, и Рылеев сходил на фильм с Джейн Фондой, прикупил необходимое и в 14-00 стоял на Графской пристани в ожидании рейдового баркаса. Ласковый бриз баловался с ленточками бескозырки, львы на причале уже не хмурились, как три года назад, от мороженого откушен только первый кусок и можно было сказать, что жизнь удалась. Чайки нагло пикировали со стороны моря и косились на вафельный стаканчик с лакомством.

    - Вячеслав! Релеев! Ты, что ли? — неожиданно раздался сзади радостный возглас.

    Кто-то хряснул Славку по спине, подтаявший пломбир выскользнул из рук и, пролетев за чайками метра два, плюхнулся в воду. Старшина обернулся и увидел перед собой улыбающуюся физиономию Васи Французова, своего годка и сослуживца по учебке. Оба они ещё там рисовали хорошо, соревновались карикатурами друг на друга, но заметили только Французова и на корабли он так и не пошёл.

    - РЫлеев я, Вася, понимаешь, Рылеев, трудно запомнить, что ли? — не удивился старшина такой встрече. – Поэт был такой, декабрист! Ты в школе учился?
Виделись они периодически — Вася давно служил в штабе флота писарем и на флагмане был частым гостем. Во время несения крейсером брейд-вымпела, обычно на учениях, штабным приходилось несладко. Высокие чины любили рассматривать не просто карты, а карты эффектно исполненные Французовым — красочные, с разноцветными силуэтами кораблей, с выделенными зонами «синих» и «красных», с расписанной каллиграфическим почерком тактической задачей. От этого боевой дух адмирала поднимался и переходил на остальных подчинённых. Сам Французов звёзд с неба не хватал, ходил с чистыми погонами, спал крепко, столовался с мичманами и был в отпуске уже четыре раза.

    - А что ты тут делаешь, Вася? Выходов в море с дивизией, вроде, не намечается, - заметил Славка у того в руках вещмешок.
    - Да тут такое дело, зёма, … командировали меня, брат, на «Проворный», они на Север идут, на какие-то стрельбы. Короче, там по пути ещё учения намечаются, особистов нагнали кучу, надо карты будет опять рисовать, документы писать, в общем рутина. Потом на Новую Землю на месяц. - уныло рассказывал Французов.
    - Ух, ты, здорово! Атлантикой пойдёте, в Ледовитый океан. В двух океанах сразу побываешь, значок «За дальний поход», наконец, получишь. Об этом же мечтать только можно, Вася, ты что недовольный такой? Опять же, Североморск увидишь, суровый край познаешь. Правда, на дембель уйдёшь под Новый год, ну, ничего, не всё же тебе в штабе эклерами питаться, - похлопал по плечу товарища старшина.
    - Дело не в дембеле. Я и не собираюсь. Ухожу на мичмана, а теперь всё затянется и когда я с тех северов вырвусь, никто не знает. Эх, жизнь моя бекова… - вздохнул писарь.
    - Ну ты сдурел, Вася, какого мичмана? До дома два месяца осталось, на кой тебе это надо?
    - Тебе хорошо говорить, ты в Москве живёшь. А мне что, в богом забытую Мордву свою возвращаться, в, прости меня, господи, село Перхляй? И опять в подпаски? Там тридцать три старухи и один старик, да и тот сапог артиллерийский, поговорить не с кем. Нет, прикипел я к флоту Российскому навеки, - невесело подвёл черту матрос.
    - Ну, дела… - протянул Славка. – Не повезло тебе, Французов. А я позагораю ещё пару месяцев и в столицу на мамкины пироги. Да на пуховые перины. Женюсь, наверное. И поступлю в художественный институт. А ты, Вася, пиши мне письма. Как там дела обстоят за Полярным кругом. Обязательно пиши. Я ждать буду.
Тут подлетел крейсерский катер, лихо развернулся, Рылеев прыгнул на ходу в кокпит и помахал рукой:
   - Прощай, Французов, неуч…
Но тот стоял неподвижно на причале погрузившись в свои думы, теребил лямку рюкзака и не отрываясь смотрел на удаляющегося старшину. Затем очнулся, выпрямился, как будто сбросил с плеч тяжкую ношу и сузив глаза выдохнул:
   - Да нет. До скорой встречи, Релеев, пижон столичный. Декабрист, говоришь? Ну, так тому и быть.

                ***

    Через два дня после обеда Рылеева разыскал кореш, вестовой кают-компании Гвоздев и доверительно шепнул, что услышал о нём разговор командира с каким-то чужим каптри*. О чём была беседа матрос не понял, но чётко слышал фамилию старшины. Тот, увлечённый подравниванием курчавых баков в стиле «Пушкин в гробу», как определил их сам Долгов, не обратил и внимания на сообщение больше думая о том, как половчее закрутить дембельский ус. Предстояло увольнение, удачно выпавшее на Танечкин выходной. Однако, вместо этого, Славке пришлось в срочном порядке собирать походный сидор.

    ... - Так что, старшина, пришёл на тебя, понимаешь, запрос. Аж из самого штаба флота. Блат у тебя там, что ли?
    - Какой блат, товарищ командир? Какой запрос? – вытаращился Рылеев.
    - Какой, какой… такой, понимаешь, по линии канцелярии. Списывают тебя на «Проворный», к особисту под крыло, славный боевой путь фиксировать, а идут они на Север, да такой дальний, что и думать об этом не хочется. Одного не понимаю, своих летописцев у них мало, что ли. – и Долгов задумчиво выпустил в подволок клуб табачного дыма.
Тут старшине показалось, что мир рухнул на его глазах. Всё куда-то исчезло, посыпались переборки, разошлась палуба, сгинул капитан второго ранга. Только он, Вячеслав Рылеев, остался один в звенящей пустоте. Один на один с этой пробоиной, с этой зияющей брешью в своей душе. Всё вмиг отлетело из головы кроме такой красивой и ставшей вдруг ненавистной фамилии – Французов.
    -… эй, старшина, да что с тобой, сынок? – как из ватного тумана донеслись до него слова командира. – Что тебя так потрясло?
    - Тащкавторанга*, я ж на дмб должен идти. – уныло пролепетал Слава лишь только для того, чтобы что-то сказать, прекрасно понимая, что судьба провернула колесо и штаб флота приказов своих не отменяет. Осознавал он и то, что кэп с ним так разговаривает лишь потому, что провели они в рубке почти три года бок о бок. Кто другой из низов и переступить каюту командира не посмел бы.
    - Ну, и уйдёшь как положено. От Северодвинска до твоей Москвы ещё и ближе.
    - Так они ж ещё должны… - начал старшина и тут же осёкся. Вдруг и командир его не знает про Новую Землю. Случалось, что штабной писарь осведомлённее адмиралов был. Выпрямился, приложил ладонь к берету и выпалил:
    - Есть, тащкомандир! Когда прикажете убыть?
    - Вот, это мужчина! Шесть шаров! После ужина. Документы готовы, аттестат подписан. Корабль на 12-м причале, отправлю на баркасе.
    - Крайнюю просьбу разрешите, тащкавторанга?
Командир удивлённо посмотрел на моряка.
    - Ну, давай, вашбродь, крайнюю, так и быть, разрешаю.
    - Прошу увольнения сегодня в город, а оттуда сам доберусь.
    - Что, так с аттестатом* за плечами и пойдёшь к девчонке? – ухмыльнулся в усы Долгов.
    - Так и пойду! – выпалил Славка и застыл.
    - Ясно. Попрощаться хочешь, ну, что ж, имеешь право, с Северной уже не вырвешься, это правда. Ладно, иди, вещи твои отправлю сам, а то тебя ещё патруль загребёт со скарбом. Но чтобы в 22-00 как штык на борту!
    - Есть! – выпалил старшина. И уже как-то по-граждански тихо, но твёрдо. – Спасибо.
    - Будь здоров, Рылеев. – первый раз командир произнёс фамилию правильно и крепко пожал руку. – Не поминай лихом.

                ***

    Не так представлял себе старшина прощание с Севастополем. Мечталось посидеть на Графской пристани, выйти к Памятнику затопленным кораблям, помахать оттуда бескозыркой родному крейсеру, ткнуться лицом в железный забор на Минной стенке, но уже со стороны вольного города, утром, на построении, при подъёме флага. Скорее всего сердце сжалось бы от непонятной тоски, что нет уже твоего места в том строю, хотя три года только и мечтал об этом. Но горн и склянки на расстоянии вытянутой руки всё-таки имеют к тебе отношение, так как гюйс ещё не снят и не отложен в сторону, и есть пока связующая нить. Потом орава таких же мариманов на перроне, наполнившимся десятками хмельных глоток, «Прощание славянки» из репродуктора и громкое троекратное Ура по всему составу в первом тоннеле.
    Сейчас Слава пробирался на Корабельную сторону и на одноимённую улицу. Там и жила Танечка. Крымский быстрый вечер уже навалился на город, повыскакивали в небе звёзды, в парках зажглись фонари, а на бульварах заиграли оркестры, и распахнулись приторным запахом рододендроны. Но это всё оставалось за спиной, утопая звуками в Южной бухте, пока Рылеев продирался сквозь кусты акаций, сопровождаемый собачим лаем вдоль заборов. Познакомились они с девушкой при чрезвычайных обстоятельствах. На Корабельную матросы приходили отдохнуть. Тут, в частном секторе, почти в каждом доме давили виноград. За рубль на троих хозяйка выносила из погреба запотевший жбан вина, нарезала помидоры и брынзу. Можно было прикоснуться к домашнему уюту и позабыть на время изматывающую службу. Знал эти места и патруль. В тот день пришлось убегать от курсантского наряда из Голландии*, эти плавсостав не щадили. Залетев в тупик, Славка просто толкнул первую подвернувшуюся калитку, нырнул в неё и пополз в кусты смородины. Как потом оказалось, Танечка всё увидела в окно, мгновенно оценила обстановку, выбежала во двор и навалившись грудью на штакетник ослепительно улыбнулась подоспевшим запыхавшимся гардемаринам. Грудь у спасительницы была что надо, и преследователи вмиг забыли почему они здесь очутились. Потоптались для приличия, попили воды и сгинули. 

    Выслушав теперь сердечного друга, девушка вздохнула, но виду не подала о своей печали. Всё-таки родилась она в Зурбагане, а не в Рязани. Вечная Ассоль жила тут почти в каждой девчонке. Даже просьба писать письма выглядела бы нелепой с её стороны. Почтальоны в океанах не водились. Старшина же, с одной стороны, вроде и удовлетворён был таким поворотом событий в разрезе душевных отношений - не пришлось ничего выдумывать, врать. Хуже всего давать обещания заранее зная, что ты их не выполнишь. И оставлять человека брошенным один на один с какой-то надеждой. И кто знает, насколько и хватит тех ожиданий, а если на года;? Так и погубить можно душу, искалечить. А если не вселить никаких чаяний при прощании, это тоже как поставить крест на самом себе. Должен быть якорь спасения для обоих. Но, с другой стороны, Слава за год сам прикипел к Танечке и обманывать в чувствах себя не приходилось. Виной же терзаний оказался слишком юный возраст, жизнь не открылась ещё и на четверть, а впереди ждал родной огромный шумный город и любые возможности. В общем всё было понятно и без слов, подруга проявила больше мудрости, не стала портить вечер расставания и проводила на причал в Аполоновке.

    Отсюда были уже видны огни корабля. Огней было больше обычного, включены все прожектора, заканчивалась погрузка боеприпасов. Под утро снимались в поход. Старшина стоял в носу рейдового катера, впивался глазами в безупречный силуэт грозного фрегата и все волнения сегодняшнего дня вдруг стали мелкими, давно забытыми и остались далеко позади. Впереди был только Океан. И уже проложенный путь.

*каптри – капитан 3-го ранга
*Тащкавторанга – товарищ капитан 2-го ранга
*аттестат – всё имщество матроса
*патруль из Голландии – курсанты СВВМИУ, не любили матросов-срочников. Нелюбовь была взаимной.

далее  http://proza.ru/2025/07/21/1566