Восхождение души рабби Хаима

В ночь исхода святой субботы, когда Шхина возвращается в изгнание, а души праведников провожают ее слезами, случилось со мной нечто, о чем страшусь говорить, но должен поведать.
После киддуша, когда вино коснулось уст моих, началось во мне трепетание. Слезы полились из глаз, как воды потопа, омывая лицо мое. Каждая слеза была молитвой, каждый всхлип — именем непроизносимым. Упал я на ложе свое ниц, и плач мой был подобен плачу Рахели о детях ее.
И вот, между сном и явью, между мирами верхними и нижними, открылось мне видение страшное и чудное.
Стоит предо мною старец, и лицо его — как пергамент древний, на котором начертаны все тайны мироздания. Глаза его — колодцы бездонные, в которых отражается свет Эйн Соф.
— Хаим, — говорит он, и в голосе его слышу я эхо всех голосов, от Адама Ришон до последнего человека в конце дней, — пойдем со мною проводить Царицу-Субботу, как провожают невесту после свадьбы. Покажу я тебе то, что сокрыто от глаз смертных.
Вышли мы к стене старой башни, что на западе Цфата, где некогда были врата — те самые врата, через которые уходят молитвы наши в высь.
Поднял я глаза — и вижу гору, но не гору. Основание ее — в нашем мире, вершина же теряется в мирах, которым нет числа и имени. Каждый уступ ее — целый мир, каждый камень — вселенная.
В мгновение ока взлетел старец на вершину, как орел взлетает к солнцу. Я же остался внизу, прикованный тяжестью плоти своей.
— Как можешь ты, старче, подниматься столь легко? — вскричал я. — Я молод, но ноги мои как свинец!
Улыбнулся он улыбкой, в которой была вся скорбь изгнания и вся радость избавления.
— Дитя мое, — сказал он, и понял я, что передо мною Элияху-пророк, вестник избавления, — каждый день поднимаюсь я и спускаюсь по этой горе тысячу раз, исполняя поручения Того, Чье Имя благословенно. Для меня нет тяжести, ибо душа моя легче пера, что пишет судьбы.
Охватил меня страх великий, страх того, кто стоит на пороге между жизнью и смертью, между знанием и безумием.
— Не бойся, — сказал он и взял меня за руку.
И в то мгновение, когда коснулся он меня, почувствовал я, как тело мое становится прозрачным, как утренний туман. Взлетели мы вместе, но это не был полет тела — это был полет сущности моей, того, что глубже души и выше духа.
На вершине горы увидел я лестницу. Но какая же это была лестница! Каждая ступень ее — целая система миров. Нижние ступени еще можно было различить — они мерцали цветами сфирот: белым светом Кетер, серым Хохма, зеленым Бина... Но чем выше, тем более сливались цвета в единое сияние, невыносимое для зрения даже духовного.
— Дальше, — сказал Элияху, — я не могу сопровождать тебя. Мне дано довести тебя лишь до порога. Переступишь ли ты его — зависит от чистоты сосуда твоего.
И исчез он, как исчезает утренняя звезда при восходе солнца.
Остался я один перед лестницей, ведущей в бесконечность. Каждая ступень манила и отталкивала одновременно. Я знал: поднявшийся может не вернуться. Но я знал также: не поднявшийся уже мертв при жизни.
И тогда понял я тайну великую: лестница эта — не вне меня. Она внутри. Каждый человек несет в себе такую лестницу, но не каждый находит к ней путь. Гора, на которую поднял меня пророк, — это гора моего собственного существа, очищенного слезами и молитвой.
Сделал я шаг — и почувствовал, как распадается все, что я знал о себе. Еще шаг — и имя мое стало звуком без значения. Третий шаг — и я перестал быть "я", став точкой чистого осознания в океане света.
Что было дальше — не могу передать языком человеческим. Скажу лишь: видел я колесницы огненные и существ, которые суть чистая мысль. Слышал я музыку сфер и безмолвие, что громче всех громов. Познал я единство всего сущего и различие, что делает единство возможным.
Когда вернулся я в тело свое, нашли меня домашние без чувств на полу. Три дня не мог я говорить, а когда вернулась речь, каждое слово давалось с трудом, ибо как передать словами то, что выше слов?
С тех пор ношу я в себе эту лестницу. Иногда, в час молитвы особенно глубокой, чувствую я, как начинаю подниматься по ней. Но память о том страхе, что испытал я тогда, останавливает меня.
Ибо написано: "И увидевший лик Мой не останется в живых". Но также написано: "В близости Божьей — жизнь".
Между этими двумя истинами проходит лезвие, по которому должна идти душа. Благословен дающий силу идущим!