Герой?! Конец?

Я открыл глаза. Кажется, я всё вспомнил. Я лежал на жёстком деревянном ложе, мои руки и ноги были прикованы к поверхности. Где-то в груди болело, правую ногу я не чувствовал, голова была налита свинцом.

С трудом разлепив ссохшиеся от крови губы я застонал от боли. Кажется, я начинаю вспоминать, что писатель говорил о том, что я окажусь в мире, где только жрецы имеют чёрный цвет волос. А по зелёному цвету глаз поймут, что я не выродок. Я это помню.

А ещё, он сказал, что этому миру нужна помощь. И я пытался помочь. Искренне. Как умел. Ведь здесь людей угнетают только потому, что по местным религиозным убеждениям человек не имеет права быть счастливым. Он должен пострадать при жизни для того, чтобы жить счастливо в посмертии. И здесь тебя не спрашивают: согласен ты с этим религиозным воззрением или нет.

И если ты отклоняешься от канонов, отклоняешься от постулатов — тебя очень жёстко наказывают: пытают и убивают. А я пытался рассказать людям, что не обязательно жить так. И люди меня послушали. Люди со мной согласились. И я пытался рассказать жрецам ордена, что не обязательно так жить. Что любовь не равно боль. Что на небесах ждут любви, а не чьей-то смерти.

Но меня сочли еретиком и изменником. И вот, кажется несколько дней, хоть я и потерял здесь счёт дням, меня держит в тёмном подвале. И от меня не ждут ничего. От меня ничего не требуют. Они не хотят, чтобы я принял их вероисповедание. Меня просто пытают: жгут коленным железом, отрезают кусочки, накрывают лицо тряпкой и льют воду. Они получают удовольствие от процесса, видимо. А я.... Я просто жду, когда мой организм сдастся и перестанет бороться. Я просто жду, когда это всё закончится.

Потому что всё однажды заканчивается. И боль не бывает вечной. Скрипнула дверь. Послышались шаги. Через какое-то время надо мной нависло небритое лицо:
— Ну, что, падаль, помнишь меня?
Я молча посмотрел ему в глаза.
— Конечно помнишь, — ответил он за меня. — Что ты там нёс про любовь, еретик? Я тебе принёс любви.
Он вытащил из-под балахона какой-то сосуд.
— Это — эликсир любви Божией. Он тебе поможет, — сказал он осклабившись.
После зажал мне челюсть и в открывшийся рот влил весь флакон. На вкус жижа была как плохой бренди.
— Ничего, — сказал изувер, закрывая мне рот, чтобы я не мог выплюнуть то, что он залил в меня. — Ничего. Эта субстанция поможет твоему организму жить долго. Возможно даже вечно — никто не знает. Но то, что ты будешь жить дольше, чем хотел бы — это факт.
Я почувствовал, как боль в правую ногу возвращается: видимо начали срастаться перебитые кости сухожилия и мышцы.
Он улыбнулся:
— Полежи, мы придём завтра и продолжим. Мы будем выкатывать тебя на площадь каждый день и демонстративно резать на глазах у толпы, чтобы никто из них даже не подумал проникнуться той чушью, которую говорил ты. Чтобы никто из них не подумал в неё поверить. Мы слишком долго строили свой орден и слишком долго пестовали свою паству, чтобы в один миг всё потерять.

Он ударил меня по лицу, плюнул и сказал:
— До завтра, тварь.
Перед уходом он затушил факел и оставил меня в кромешной тьме, пахнущий тлеющим фитилём. Интересно, через какое время я умру от боли?