Покаяние. Роман, Глава 22

XXII

Говорят, что мы предполагаем, а Господь располагает. У Мельника было три относительно уважительные причины, если такое выражение здесь уместно, почему он не мог посетить праздничную службу на праздник Сретение, 15 февраля, хоть и планировал задолго это богослужение не пропустить. Но желание было и планировал он это сделать задолго, ещё в «перспективном планировании», как это делаю педагоги в календарно-тематическом плане (КТП), но увы и ах.
 И вообще, он находил в работе педагога и в работу служителей храма много общего, начиная с того, что новый учебный год, как и церковный год начинался 1 сентября. В этот день в учебных заведениях отмечают день знаний, а в жизни Церкви празднуют церковное новолетие.
Из истории этого праздника известно, что 1 сентября 312 года римский император Константин Великий одержал победу над Максентием. И после этого христианам была дарована полная свобода исповедовать свою веру. Но, с другой стороны, хоть Константин Великий и почитается не только Римско-католической Церковью, которая сама долго не включала его имя в список своих святых, но и другими церковными конфессиями, он сам принял Крещение только на смертном одре. Вот такой парадокс.
И ещё мы знаем из Святого Писания, что в этот день, когда иудеи праздновали новое лето, наш Спаситель, пришел в Назарет, который Он мог считать местом Своего воспитания. Войдя, Он, по обыкновению Своему, отправился в синагогу в этот день субботний. И в ней Он прочёл слова пророка Исаии: «Дух Господень на Мне, Его же ради помаза Мя… проповедати лето Господне приятно».
Потому оба названных события говорят в пользу того, что началом церковного года принято считать именно эту дату. И со времён Первого Вселенского Собора церковный богослужебный год начинается и празднуется 1 (14) сентября. И не только церковный, но и в течение многих веков Новый год в нашей стране начинался именно с этого дня.
Намного позже, по указу Петра I этот Новый год в России отмечается с 1 января 1700 года. И летоисчисление начало вестись от Рождества Христова. Теперь у Мельника была хорошая возможность, как Бог даст и доживём, отмечать в текущем уже году первого сентября двойной праздник, День знаний и начало нового церковного года. Если не считать того, что он немного «прогуливал» богослужения в храме, то 1 марта мог бы отмечать уже первые полгода служению Богу.

Мельник отвлёкся в раздумьях о том, каковы были причины, чтобы отменить запланированное посещение храма. Итак, первая причина состояла в том, что в этот день, в 10 часов нужно было ехать с женой в Таганрог, отвезти её в диагностический центр на УЗИ. Эта процедура была по записи на это время и отменять её было нельзя.
Вторая причина, если допустить попытку «убить двух зайцем одним выстрелом», и если бы он всё-таки пошёл на литургию или даже поехал автомобилем, чтоб сэкономить драгоценное время, то всю службу выстоять не смог бы, нужно было уходить раньше, что было, как минимум, не в правилах Фёдоровича.
Третья причина – уже традиционно на кануне запланированного мероприятия, плохо спал, мысли не давали расслабиться, а потому, ехать в город, это не то, что на рынок за молочком по месту, да ещё и с прогнозом дождя со снегом днём, поставили окончательно точку на его желании посетить эту праздничную службу, как было запланировано ещё с декабря месяца.
После этого, заранее запланированного и не исполненного посещения храма, Мельник даже пал духом, винил себя за то, что не предусмотрел всё наперёд, не смог рассчитать всё и предвидеть. Появилась вначале лёгкая депрессия, которая постепенно нарастала снежным комом, но истинную причину всего происходящего он поймёт позже. А сейчас, одним из факторов было то, что если и не рвалась стройная цепочка запланированного пути сближения с Богом, через служения Ему, молитвы и покаяния, то дала трещину, которая медленно увеличивалась и могла дойти до размеров пропасти, преодолеть которую было бы уже, если и возможно, то с большими трудностями, требующими сил, в основном душевных.
Бедой это назвать нельзя, скорее всего – неприятностью, которая также одной не приходит. Непонятное, но со знакомыми уже симптомами, вирусное заболевание продлило срок «воздержания» от посещения Божьего храма ещё на пол месяца.
Люба замечала состояние неудовлетворённости и даже раздражительности и, стараясь не вызвать в Кирилле взрыв эмоций, которыми он иногда отвечал на попытки успокоить его, когда он высказывал недовольство нынешним своим состоянием.
– Батя, не тужи! Будем живы, не помрём, в храме службы ежедневно, сходишь ещё и не раз. Сам говорил, что уныние – грех.
– Да, мать, уныние – грех. Но почему всё так происходит? Как только чего-то сильно пожелаешь – обязательно должно что-то помешать осуществить…
– Ты же Бога сам гневишь тем, что сам решаешь наперёд что и как. Забыл в чьей это всё воле?!
– Да, не забыл, конечно. В Его, Господа, всё воле. Но я же не греховное действо замышляю, а благородное, благое, я высказываю стремление к Нему, к Всевышнему… – Кирилл рассуждал задумчиво, не поднимая на супругу глаз, которая смотрела на него в упор, с такой жалость и нежность, с большим желанием успокоить, как это делает мать, успокаивающая плачущего сына, который перед этим упал и разбил колени.
Фёдорович, на удивление, был спокоен и рассудителен, и даже нисколько не вспылил на то, что находился сейчас в роли капризного пацана, который уповал на утешительную речь, без раздражения. Да и сам он за собой стал замечать, что и дома, и на работе, он перестал практически раздражаться, как это происходило раньше, когда мог вспыхнуть, как дизельное топливо в цилиндре двигателя, без искры, а лишь под действием внешних раздражителей. Он ещё до конца не осознавал, что это всё ничто иное, как действие, результат многократного посещения храма, молитв и покаяний.
Подняв голову и посмотрев в красивые карие глаза супруги, Кирилл улыбнулся и спросил:
– Мне интересно, а почему за всё время, когда я посещал храм, ты ни разу не изъявила желание составить мне компанию? Я нигде не слышал, что нельзя посещать Церковь Божью супругам вместе… Может быть потому, что я всегда хожу в храм пешком, а Вы непривычные к такому, мадам?! Или, Вы, безгрешная, святая? – с явной иронией хотел завершить «допрос», но быстро поняв, что может так невзначай обидеть дорого сердцу человека, с кем прожит не один десяток лет, добавил, – видимо, твоё время не пришло, придёт позже. А я зато в одно уверовал, что не стоит Бога гневить своими уверенными планами, лучше или этого вообще не делать, или добавлять словосочетание «как Бог даст…».

Второго марта отмечался праздник Прощёное Воскресение или именуемое ещё, как «изгнание Адама».  Название «изгнание Адамово» связано с тем, что во время богослужения в большинство своём используются песнопения Триоди, которые посвящены воспоминанию создания человека, а также его падению и изгнанию из рая.
Утром Мельник с трудом поднялся под заведённый на 6 часов будильник. Минут десять он приходил в себя, настраивал мысли на то, что ему предстоит сегодня сделать, пытался «сняться с ручника», который намертво удерживал, что колодками мышление. И вот теперь, когда появилось прояснение, его осенило.
«Эврика! Меня лукавый держал всё это время с 15 февраля, сменив тактику, не идя в открытую конфронтацию, обострение противоположных, а порою просто извращённых умышленно религиозных аспектов, ради убеждения и попытки искушения на низменные поступки и даже мысли, отделяющие человека от Божьего храма и веры. И что теперь? Против него нет никаких средств? Почему же нет. Молитва – защита, храм – защита, Таинства Исповеди и Причастие – «бронь» против лукавого. Как я мог начать паниковать, забыв то, что уже практически смог усвоить для себя, как теорему Пифагора, даже, как дважды два».
Мельник уже привычно шёл на утреню в Божий храм и его лицо сияло умиротворением, радостью того, что он шёл на встречу с Богом, как много лет тому назад спешил по этой самой дороге, но на свидание со своей избранницей, той, которая его ждёт дома и переживает за него, заботится и даже любит своего, некогда неверного и в тоже время ныне благоверного, того с кем бок о бок прожили более сорока лет… И его радовало только то, что через несколько минут он войдёт в Божий храм, увидит там знакомые уже лица прихожан, совершит обряд поклонения Господу, Пресвятой Богородице, праведному Павлу Таганрогскому, ликам святых на иконах и фресках…
Праздничное богослужение снова не могло не оставить в душе верующего прихожанина, молящегося и исповедующегося, обращаясь к Богу, исповедуясь перед Богом, просящего Бога и получающего через духовника на Исповеди благословение от Бога, духовной благодати, укрепление духа, заряд веры и уверенности в своих силах и благих поступках. Священники, проводившие Божественную литургию и водосвятие, ни как артисты, не на сцене, а среди зрителей или, как педагог, не напротив студентов, у доски, а среди студентов, не давая им скучать и расслабляться. Тем самым, служители Божьего храма становились, как бы ближе к богомольцам и всё действо, все обращения к Богу были направленные одним единым потоком, с запада на восток, в сторону восхода солнца, туда, куда мы обращаемся во время молитвы.
Обращение православных при молитве на восток определено Священным Писанием. Восток, в отличие от запада, символизирует правду, свет и добро. Мы все знаем, что на востоке встаёт солнце и несёт нам свет. Даже Христос зовётся Востоком свыше. Сын Божий родился на востоке и несёт нам, грешникам, Солнце Правды и Свет миру. И потому, в понимании Мельника, обладающего аналитическим умом, рассматривая этот процесс, используя чисто физические законы, хоть действия сил или законов звуковых, механические колебания, распространяющиеся в упругих средах: газах, жидкостях и твёрдых телах, мощность этого и не только звукового, но и душевного потока богомольцев, была максимально возможной. Ну и эффект того, когда священник находится не на подиуме, возвышении – солее и не в алтаре на почтенном расстоянии, а буквально в трёх-четырёх шагах от тебя, также внушает уверенность того, что и ты теперь точно являешься важным звеном в том же обряде водосвятия.
Это воскресное и праздничное богослужение с традиционной Исповедью, Литургией и Причастием, Покаяние же проходило же красной линией в течение всех четырёх часов богослужения в храме. Если на первых богослужениях Мельнику было неловко, как некоторые прихожане, во время молитвы, в важнейшие моменты искреннего раскаяния, преклоняли колени и «били челом», и к тому же он боялся опуститься на колени, тем более, после поклона, не подняться из-за возможного «прострела» в поясницу. Но в последние разы стал неспешно это проделывать, и Бог давал силы, и ничего трагического не случалось. А сегодня коленопреклонений во время богослужения было много и тем более, что и священники на солее также выполняли это богоугодное действо.
Женщина, постоянная прихожанка храма, как и Фёдорович, всегда располагалась на скамье немного впереди и справа непосредственно у стены притвора, с изображением святого Николая Чудотворца, миротворящей фрески. Когда после первого преклонения, она с трудом и только с помощью Мельника поднялась, но видя, что мужчина рядом в состоянии подниматься сам, без посторонней помощи, смело стало челобитничать рядом с ним. И Фёдорович, как подобает джентльмену и по-христиански тоже, конечно, после каждого коленопреклонения, вежливо подавал руку и помогал встать. Женщина благодарно улыбалась в ответ, а Кириллу было приятно, что он ещё пока не совсем дряхлый старикан.
Результатом этого праздничного богослужение было не только духовное удовлетворение, полученное во время всего процесса, в чём-то привычном, а в чём-то и ранее не созерцаемое визуально, и не пропущенное через душевные фибры, с целью получения положительных эмоций и позитивного настроя, но и Исповедь, Покаяние и Причастие, давшие силы накануне Великого поста. Кроме того, Фёдорович решил, во что бы то ни стало пост соблюсти с начала и до конца. На это был настрой и почему-то уверенность, что он справится непременно. Чем он хуже других. Сила воли уже стала покрепче, чем изначально и желание доказать самому себе тоже было большое.
– Мать, а, мать!? – Мельник чуть ли не с порога стал звать жену и когда она выглянула из кухни, которая была ровно напротив коридора и входной двери, продолжил, – короче говоря, мне нужно, если ты сама не справишься, кухарку нанимать. С завтрашнего дня буду поститься, а там всё нужно по дням и согласно меню готовить.
– Тю, удивил. Что я тебе столько лет ничего не готовила, небось в столовке питался, да в кафешках?
– Ну, если справишься, разве я против. Тебе же придётся полдня на кухне проводить. На диване не поваляешься. – Кирилл с явной иронией улыбнулся в пол, снимая ботинки, больше похожие на берцы.
Сняв верхнюю одежду и пройдя в свой кабинет, взял со стола давно заготовленные по этому случаю распечатанные листы с меню по дням недели и списки разрешённых и запрещенных продуктов. Подошёл на кухне к супруге и, протянув списки предложил:
– Посмотришь своим опытным глазом и чего дома нет, крупы какой или овощей, докупить нужно будет, хоть на первый случай.
– Сделаю. Нужно будет сегодня поджарку свиную доесть, пока ещё не пост. Будешь на обед или как? – Люба испытывающе посмотрела на мужа, чтобы понять, какой у него настрой на пост, показной или «железный».
Одного только взгляда было достаточно, знающей лучше всех Кирилла жене, чтобы больше не задавать дополнительных вопросов, и она лишь добавила:
– Если не доедим, то знаю куда деть, соседям отнесу. Думаю, не откажутся от поджарки мяска с шейки свиной.
Под соседями понималась семья дочери, состоящая в общей сложности из пяти человек, что вместе с детьми, т.е. внуками Кирилла и Любови. Правда и у них традиционно еда готовилась всё больше из говядины, как минимум в первые блюда и котлеты, а из свинины они готовили в основном шашлыки по случаем праздников или дней рождения.

Прагматичный Мельник прежде, чем «присесть» на диету, а вернее сказать, до того, как начать поститься, сходил к товарищу и «бросил свои кости» на напольные весы. Сенсации не произошло, стрелка весов убедительно застыла на отметке 90, с желанием перевалиться на «плюс».
– А ну, дай-ка и я проверю, давно не взвешивался, – загорелся за компанию желанием и сам хозяин.
– Виктор Петрович, – уважительно начал Мельник, – я раньше думал, почему тебя из дому не вытянешь, всё сиднем сидишь. А теперь понял. Тебе прежде, чем выйти за ворота, нужно во все карманы или песка или лучше щебня наложить, иначе унесёт ветром, как пух, выбитый из подушки.
– Да, прям. Я за зиму, кажись, поправился. Вот смотри, аж 60 кило! Больше, чем у барашков.
– Ну почти уговорил. Только не забывай, что ты ростом даже выше меня, особенно, если тебя выпрямить. Понимаю, что жизнь тяжелая, согнула. А ты будешь поститься?
– Ну, разве, что материться меньше и то не получается. Как этот «ящик» включу так не только материться, разбить его хочется. – Петрович явно начинал нервничать.
– Не стоит, Витя. Ты же новый за свою мизерную пенсию уже не купишь, а если купишь, то точно нужно будет весь строгий пост на одном чае, без сахара и заварки провести. – На полном серьёзе констатировал Фёдорович, – тогда придётся у жены за определённую плату выпрашивать «окошко» между сериалами по «Домашнему», чтобы она от сериалов отдохнула и поматериться от души, включив «Новости».
– Да у меня и так одна радость – чай, да печенюшка с конфеткой и так трижды в день.
– Нет, брат, не всё! Пост, это нужно отказать и от воскресной чарки, и от сигарет…
– Ага, сейчас! – Петрович не дал даже договорить и потянулся при напоминании к сигаретам, сушившимся на котле, – закуришь?
– Ты, что, моей смерти хочешь? Я ведь 20 лет уже, как не курю.
– Вот потому тебя и разносит. А, если бы курил, то был бы, как тростинка, ну как я, – Виктор заулыбался редкозубой улыбкой, если зубастое выражение многократно возвести в степень, в отличие от Фёдоровича, у которого внизу «ветер гулял», а вверху, как у грызунов, кроме своих съеденных давно, желтили две-три коронки.
– Ну с этим я, конечно, могу согласиться, но уволь. Ты бы мне ещё выпить предложил, – Кирилл ляпнул и потом сам пожалел, что затронул эту тему.
– Так это я мигом организую. Будешь?! – Петрович на удивление шустро вскочил со стула и открыв створки кухонного стола, спросил, демонстрируя гостю содержимое одной полок, – какую доставать, выбирай!
Мельник засмеялся тому, как хозяин, при упоминании об спиртном, не упускал возможности похвастаться продукцией домашнего производства, как на местном жаргоне называли её – «КВН», т.е. «коньяк, выгнанный ночью».
– Если бы ты не боялся, что не выберешься из моего винного погребка, то я и тебе мог бы продемонстрировать и продегустировать, при желании мои вина. Там даже из твоего винограда ещё есть, оно уже четырех-пятилетней выдержки.
Виктор Петрович неспешно прикрыл створки стола, поднялся, оставаясь полусогнутым и произнёс:
– Не хочешь, не обижайся. Мне этого добра не жалко. Я и сам только по большому случаю и мне много не нужно – рюмашку.
– Ладно. Пора и честь знать, – Фёдорович поднялся.
– Що малі діти плачуть? – усмехнулся Петрович.
– Та, ни! – так же на языке соседнего региона ответил Мельник, – к работе на завтра готовиться.
– Вот мне ещё учитель! Ты, шо до гробовой доски думаешь працювати? – Виктор сидел у котла и с удовольствием курил.
– Пойду, а то прокурил ты меня насквозь, Петрович.
– Зато моль не возьмет, – ухмыльнулся Петрович и умышленно, затянувшись глубоко, выпустил большое облако дыма.
– Пора уже и на улице курить, – как будто размышляя вслух, сказал Мельник. – Пока! Не провожай, а-то замёрзнешь.
– Нет, провожу. Как это не проводить?! – хозяин быстро накинул куртку, не застегивая и вышел следом за незваным гостем.
Весна брала своё. Только в тени ещё оставались островки снега. Солнце пригревало и, совместно с ветром делали своё дело. Весна вступала в свои права ровно по календарю.

В годы молодости редкие праздники обходились без застолий, даже в трудные времена, хоть скромный стол, но накрывался. А сейчас даже дни рождения свои и детей с внуками, супруги Мельник отмечали за своим кухонным столом. В руках Кирилла Фёдоровича был гранённый стакан, наполненный под «поясок» компотом или томатным соком, приготовленными хозяюшкой на зиму в виде закупорок. Сама же хозяйка могла себе позволить рюмочку домашнего вина, реже чего-либо покрепче.
Сегодня 8 марта, женский праздник. Фёдорович проснулся по будильнику рано. Кто-то подумает, что решил жене сюрприз сделать, приготовить завтрак или сбегать за цветами. Но, нет, даже жена восприняла бы такой поступок, как подхалимаж. Кирилл просто собирался в храм.
Люба проснулась и увидев одетого мужа, поняла, куда он собрался, хоть тот её не предупреждал. Кирилл подошёл, поцеловал и, поздравив, пожелал здоровья:
– Держи! Купишь то, что тебе хочется. «Ни в чём себе не отказывай!», как говорится. Думаю, что на туфли хватит.
– Спасибо! Да у меня почти всё есть. «Не до жиру», так тоже говорят. В Церковь собрался? – Не дожидаясь ответа, пошла на кухню, – сейчас завтрак приготовлю. Что там сегодня у нас в меню?
– В меню у нас – пост. А ты меня толкаешь на грех, да?
– Так я же дозволенную, скоромную пищу приготовлю, согласно твоему списку, – и Люба, для убедительности взяла список, – смотри вот сегодня – «горячая пища с маслом». Тебе овсянку или пшеничную кашу приготовить?
– Любаша, сегодня Божественная литургия, Исповедь и Причастие. Перед Причастием кушать нельзя. Придётся через раз причащаться, а в другой раз принимать таблетки и завтракать скоромную пищу. Если не выдержу до конца богослужения или голова закружится, я присяду на скамью – это лучше, чем грохнуться в обморок. Хотя, у меня такая заботливая хозяйка, что за зиму, как борова откормила, две пятидесятницы можно поститься, без особого ущерба для себя, только стройнее стану. Да и позвоночник, может быть отдохнёт от брюшной нагрузки.
– Ты не шути так. Сам знаешь, что для больных людей и для матерей кормящих есть исключение, – Люба переживала не наигранно, а сердобольно, как и всегда.
– Заговорились мы тут, теперь нужно поспешать. Ну я пошёл.
– Ступай с Богом! – жена провожала Фёдоровича взглядом, пока он обувался, одевал куртку и до момента, когда за ним не закрылась входная дверь.
«Любит или не любит – это я и спрашивать не вправе, после всего и стольких лет, прожитых вместе, а то, что уважает – однозначно, – подумал Кирилл, выходя из калитки на пустынную улицу, которая чаще всего и будничные дни является таковой.
Вот почему человек такой неблагодарный, неблагодарный судьбе, неблагодарный Богу, что Он сводит людей, как два ручья жизненных потоков во единый стремительный или размеренный судьбоносный поток, когда плечом о плечо, рука за руку, душа с душою, как один огромный мир семейного царства, отношений сроднившихся детьми людей, закреплённый союз внуками, почему? Бывает, вспылишь, когда настроение неважное, а родной человек попадается под руку в неподобающий, для душевного разговора час и минуту, и наговоришь сгоряча того, что в другое время и в мыслях никогда не родится, что «врагу не пожелаешь». Но случится и болеешь тогда из-за того, что обидел родного, самого родного человека. И, пусть после этого ты попросишь прощения, и пусть тебя, твоё состояние она или он поймёт практически сразу и пожалеет сама или сам в том, что «попала» или «попал по горячую руку», но поздно что изменить – всё уже произошло. И сколько вот таких раз было – не перечесть. Но мирились же столько лет, понимали друг друга, часто и без слов. А осадок всё-таки в душе оставался надолго.
 
Субботнее богослужение привело душевный мир Мельника в привычное уже состояние покоя и эйфории. Посторонние мысли, если и не покинули совсем голову, то возникали лишь эпизодами от случая к случаю. Но, когда настало время Исповеди и практически все присутствующие богомольцы дружно двинулись к аналою, с Евангелием и крестом на нём. Все, кроме двух женщин, которых Кирилл Фёдорович видел в храме впервые и, собственно, его самого.
Он находился в нерешительности, теперь, только теперь он начал анализировать всё то, что могло сподвигнуть его сегодня, как большинство прихожан, которые сделали сейчас решительный шаг на сближение с Богом, Исповедь – та цель, ради которой в основном они и пришли в храм, тем более в этот день, шестой день Великого поста. Что же ему мешало это сделать?
Накануне Великого поста Фёдорович исповедовался и получил Божий Дар в виде Причастия. За эту неделю много было совершенно того, в чём можно было и нужно было повиниться, исповедоваться и получить Божье благословенье. Мельник мысленно представил «весы правосудия», на одну из чаш которых он мысленно клал все «за», а на другую все «против». В итоге чаша с аргументом «против» Исповеди перевесила.
Самым веским из них был тот, что после Исповеди ему захочется принять Причастие, а сегодня он не считал себя достойным этого Дара Божьего. И от этого у него на душе стало легче, как будто он исповедовался, но перед кем? Перед самим собой, перед тем, кто жил в нём? А один там, тот, который есть его «второе я» или тот, которого он больше всего на свете хочет из себя выгнать, изжить, сделать его ничтожеством против веры и убеждений богомольца, раба Божьего Кирилла.
«Решил, что не достоин даже в грехах покаяться? – прозвучал внутри Фёдоровича до боли знакомый голос, – или ждёшь, когда Божьи уши будут заполнены «под завязку», ты сделаешь ту последнюю каплю, что переполнит чашу человеческих грехов? А ты уверен, что после этого тебя и благословят «по высшему разряду» и во время Причастие больше всех достанется Даров Божьих?!»
Не желая «собачится» по этому не будничному вопросу, ответ на который Кирилл нашёл не сразу, а после долгих раздумий, он улыбнулся легким движением волос густой и полностью седой бороды и после спокойно и с облегчением ответил:
«Да, брат мой, ты прав! Именно так и есть. Я сегодня буду только молиться, исповедуясь в общей Исповеди и славить нашего Бога Отца, Сына Божьего и Святого духа…»
«Ну-ну, а как же «допинг» в виде Причастия, что даёт силы и духовные, и физические, и веру, и уверенность в правоте выбранного пути и непоколебимости желания служить Единому Богу, а не тому, с кем даже мне стало неудобно, неуютно с его соседством и пребыванием в тебе. Надеюсь, что ты о нём не забыл, хоть и не вспоминаешь давно? Если он меня беспокоит, стало быть, и тебе даст о себе знать. Ты не ощущаешь его, того, которого некогда называли Ангелом Света, а ныне он – царь ада, Люцифер. Но ты познакомился уже и имел возможность уже общаться не раз, и в одном облике, и совершенно в другом. Но от этого его сущность не меняется, диавол-ли, лукавый-ли, тот же сатана, который являлся изначально тебе в образе Левиафана, страшного морского чудовища и в ином. Но, как бы он или они тебе не являлись, во сне или наяву, в воспалённом воображении или в моменты слабости – они все от лукавого, они дети Сатаны. Я рад, честно, я рад, что ты не реагируешь, как раньше, при первом появлении лукавого в нелицеприятном облике, стал адекватно реагировать. И чем ты будешь спокойнее и равнодушней относиться к его нападкам, тем и тебе будет легче, и мне, соседствуя с ним в одном индивидууме. Ты меня понял, «господин» или как?» – голос, хоть и внутренний, был спокоен, рассудителен и, как никогда убедителен.
«Понял, конечно, понял! Я и сам к этому дошёл своим «куриным умом». Я даже за него забывать стал. Не зря говорят, что не поминай нечистую силу. И ещё говорят: «Вспомнишь дурака – он и появится». Хотя это сейчас не к месту…» – Мельник не заметил, как во время общения со своим внутренним голосом, присел на скамью и при этом не терял из виду тот дальний, левый край средней части храма, где стояли люди, ожидающие Покаяния, а другие, получив благословение от Бога через священника или присаживались также на скамье или оставались стоять в притворе молиться, сам встал и затем закончил диалог, – потом ещё, если желаешь, поговорим, а сейчас молиться нужно – я за этим сюда пришёл.»
«Конечно, согласен. Я умолкаю, а он, как я понял, ещё даст о себе знать, раз меня потревожил, – внутренний голос умолк, а потом неожиданно, добавил, – молись-молись, отмаливай грехи».
Не прошло и пяти минут, как Мельник почувствовал сначала неудобство ступней ног в сапожках, тем более что сегодня из-за тепла на улице, одел лёгкие осенне-весенние, вместо тяжёлых берцев с толстым утеплителем. Затем зачесалась подошва. Ещё чуть позже стало сводить пальцы ног, фаланги пальцев стало «крутить», «ломать» и простые движения ими внутри довольно тесной обуви не давало нужного эффекта.
И вот теперь Фёдорович вспомнил предостережение внутреннего голоса о «своём соседе», который и ему покоя не даёт и теперь до его «хозяина» добрался. Как быто ни было, но это был знак, пренебрегать коим было нельзя.
«Неужели Бог, который с некоторого времени не только со мной, но и стал присутствовать во мне, защищает весь мой внутренний духовный мир от внешних воздействий, и я это уже не раз ощущал, но ещё что-то защищает, то, что давно во мне и оно воспринимается, как моя неотъемлемая составляющая? Но есть и другое объяснение того, что происходило сейчас, даже два.» – Фёдорович осмотрелся, дабы проконтролировать, не обращает ли он на себе неадекватностью внимание богомольцев и поняв, что все заняты своим делом, вернее тем, зачем сюда пришли, решил быстро закончить рассуждения, приняв участие в Божественной литургии.
«Первое, это то, что тот, о котором Мельник в последнее время даже не вспоминал, решил обозначить таким необычным способом, что он никуда не делся и всячески противится, что есть у него сил и возможности в данной ситуации, чтобы, как минимум отвлечь меня, как богомольца от молитвы этими физическими недомоганиями. Я, если так, то во многом он добился этого, раз я, вместо богослужения занимаюсь недозволенным в храме, отвлёкся и надолго, переключившись на «разбор полётов». Второе, что было бы для меня более приятным, если это следствие того, что благодаря даже не личной, а общей Исповеди, которая в это время проходима в храме, его, что дустом на вшу оказали молитвы воздействие и оно или он покидал тело моё таким необычным способом, через стопы…»
Боковым зрением Фёдорович замечал, и до слуха доходили слова молитвы, когда была необходимость осенять себя крестным знамением и поклоном. Отбросив нахлынувшие раздумья, сосредоточился на Литургии. Через какое-то время неприятные ощущения в ногах ушли и вся служба, приуроченная к окончанию первой недели Великого поста, дальше шла, как по накатанной, размеренно, степенно и вдумчиво.
За время богослужения происходило не только внутреннее душевного преобразование человека, изменение его духовного мира в лучшую сторону, её умиротворение, приобретение состояния покоя и гармонии с внешним миром, но и преобразование внешнего мира в изменении погодных условий. И это было связано не только с тем, что утром, когда Мельник спешил в храм, рассвет ещё не наступал, было зачастую пасмурно и серо, и не только потому, что снега на улице уже не было, а потому голое деревья, в унылой дремоте дома и прилегающие к усадьбам участки, между заборами и проезжей частью, где обычно жители высаживали весной цветы, ещё не были тронуты зубьями граблей, как минимум. Всё вместе создавало состояние унылости и только ожидания весеннего возрождения.
Когда же заканчивалась служба, справа от богомольцев, через высокие окна притвора пробивался яркий свет весеннего ласкового солнца, поднимающего и до этого уже хорошего настроения от духовной лёгкости и очищения. А по дороге домой эти позитивные тенденции ещё больше усиливались и тем, что хотелось снять с себя куртку или ветровку, так как весна вступала в свои права решительно, и, казалось, что уже бесповоротно.