Временная жизнь

глава 76
После того как разговоры стихли, каждый остался наедине с собой, но в комнате всё ещё ощущалась общая связь.

Марта тихо крутила в руках чайную ложку, думая о том, как долго не позволяла себе таких простых радостей — совместных ужинов, доверия, близости. Внутри словно зажглась крохотная искра: надежда на то, что можно не прятаться за стенами собственной крепости, а позволить себе быть уязвимой. Её мысли переплетались с ощущением тепла от руки Кости на столе — это было больше, чем прикосновение. Это было обещание, что она не одна.

Костя смотрел на неё, наблюдая, как меняется её лицо — смягчается, раскрывается. Он думал о том, сколько ещё трещин остаётся в их жизни, но видел в ней силу и желание двигаться дальше. Его сердце сжималось от благодарности за возможность быть рядом — и за то, что теперь рядом можно быть по-настоящему. Он чувствовал: они вместе способны пройти не только сквозь трудности, но и построить что-то своё, новое.

Юлька сидела, подперев щёку рукой, и наблюдала за ними. Её мысли метались между профессиональной задачей — рассказать историю этой команды, — и личным чувством причастности. Здесь, в этом простом доме, в этих взглядах и тишине было нечто настоящее. То, что не поддаётся ни постановке, ни редактуре. Ей хотелось сохранить этот момент — чтобы потом, когда слова станут статьями, а снимки — архивом, не потерять ту душу, что так явно ощущалась сейчас.

Вечер медленно угасал, но внутри каждого тихо разгоралось что-то новое — свет, обещающий не просто утро, а новую жизнь.


---

Свет пробивался сквозь жалюзи, рисуя на стене тонкие полосы. Марта проснулась первой — в этой новой привычке было что-то особенно трогательное. Она повернулась и увидела, что Костя уже открыл глаза и смотрит на неё с тихой улыбкой.

— Доброе утро, — прошептала она, поднимаясь на локоть. Её голос был ещё сонным, но полным тепла.

— С тобой любое утро — доброе, — ответил он, притянув её ближе.

Они лежали в тишине, слушая, как за окном поют птицы. Всё казалось невероятно правильным — будто каждый прожитый миг укреплял их связь.

— Я счастлива, — вдруг сказала Марта. — Просто так. От того, что ты рядом. От всего, что происходит.

Костя улыбнулся и коснулся её щеки.

— А я… наверное, никогда так не чувствовал. Будто всё встало на свои места. Даже немного страшно — как бы не спугнуть.

— Не спугнёшь, — сказала она. — Всё уже случилось.

Они поцеловались — медленно, неспешно, будто впереди у них вся жизнь, чтобы повторять этот момент снова и снова.

Из комнаты Юльки доносилось сонное сопение — она ещё спала. Костя встал, потянулся и пошёл на кухню варить кофе. Марта накинула тонкий халат и присоединилась к нему.

— Пахнет утренним счастьем, — сказала она, когда он налил в турку воду. — Кофе и ты рядом.

— Ты — мой секретный ингредиент, — подмигнул он.

Юлька появилась на пороге — в пижаме с совами и растрёпанными волосами.

— У вас тут филиал рая? — зевнула она. — Или мне это снится?

— Не снится, Юль, — засмеялась Марта. — Садись, сейчас будет завтрак.

Они ели втроём: омлет, гренки, кофе, фрукты. За столом было легко, уютно — как бывает только между людьми, которым ничего не нужно доказывать.

— Сегодня финальная репетиция, — напомнила Марта. — А завтра — конференция. Вы вообще осознаёте?

— Осознаю, — кивнула Юлька. — И начинаю слегка паниковать.

— Всё пройдёт отлично, — сказал Костя. — Мы к этому шли долго. Мы готовы.

— А после репетиции я хочу тебя кое с кем познакомить, — сказала Марта, повернувшись к Юльке. — С Анной Савельевной. Она держит маленькую пекарню. Хочу сводить тебя туда.

— Кто она? — заинтересовалась Юлька.

— Женщина, с которой у меня всё началось. Я тогда была разбитая, ходила по улицам как тень. А она просто дала мне пакет горячих пирожков с капустой. Ни вопросов, ни слов. А потом, когда я вернулась поблагодарить… она передала мне рукопись Елены. Представляешь? Хранила её столько лет.

— Как в кино, — прошептала Юлька.

— Как в новой жизни, — поправила её Марта и посмотрела на Костю.

Он взял её за руку, и она поняла: всё только начинается.


---

После завтрака они вышли вместе — Марта, Костя и Юлька. Улицы уже прогревались, но воздух всё ещё хранил утреннюю прохладу. Подойдя к библиотеке, Марта замедлила шаг — будто не решалась войти.

Внутри царила напряжённая тишина. Кто-то расставлял стулья, кто-то спорил полушёпотом, кто-то печатал бумаги. Всё дрожало в предвкушении.

Марта поёжилась — её будто пробрало изнутри.

Костя заметил это, подошёл ближе, крепко сжал её руку.

— Ну же, — тихо сказал он. — Пора.

Марта кивнула, сделала вдох и шагнула в центр зала.

— Все сюда, пожалуйста. Пять минут, — громко сказала она, собирая всех взглядом. Зал постепенно стих.

Она оглядела тех, кто был с ней всё это время. Эти лица стали родными. И в груди защемило.

— Я… — начала Марта, но голос дрогнул. Она собралась. — Я хочу сказать кое-что, пока мы не ушли в репетицию. Это важно.

В зале стало ещё тише.

— Спасибо вам. Всем. За веру в меня — даже когда я сама себе не верила. За поддержку, терпение, труд. — Она перевела взгляд на Елену. — Спасибо тебе, Елена, за доверие. За историю, которой ты поделилась. Она важна. Очень.

Затем повернулась к Наталье Степановне:

— Спасибо вам… как маме. Вы всегда были рядом. И когда я молчала, и когда не справлялась. Без вас я бы сбежала.

Вера Исаева кивнула ей сдержанно, но тепло.

— Спасибо, Вера. Если бы вы не открыли двери этой библиотеки, если бы не поверили в меня — ничего бы не было.

Марта замолчала на секунду. Её голос дрогнул снова.

— Мы у финиша. И это прекрасно. Но и горько. Потому что заканчивается одно из лучших времён в моей жизни. Я буду скучать по каждому дню, каждому утру, каждой чашке кофе, каждому разговору, каждой разминке перед репетицией. Я уже скучаю. Уже тоскую.

Слеза скатилась по щеке. Она смахнула её.

— Но завтра мы это сделаем. И это будет прекрасно.

Молчание — и вдруг кто-то первым подошёл обнять Марту. Потом — ещё. И ещё. Кто-то гладил по плечу, кто-то держал за руку. Слёзы, слова, смех — всё перемешалось в одном огромном, крепком объятии.

А потом они разошлись по местам. Финальная репетиция началась. Отточенная. Сосредоточенная. В воздухе всё ещё было напряжение, но уже другого рода — предвкушения.

Они были готовы.