Ева и Нина
На улице после "дивного" сочетания оттепели и резкого заморозка образовался полноценный ледяной каток (хорошо, что у баб Глаши отпуск и не ей всё это убирать придется; но задержаться на работе таки придется...). Возле выхода, "украшенного" уже наметенным сугробом и переполненным мусорным баком (Андрей тяжело вздыхает: у нынешних студентов-практикантов из медицинского ВУЗа, по всей видимости, ни стыда, ни совести; могли бы хоть мусор мимо бака не кидать) слышно тихие всхлипывания. Андрей заглядывает за угол морга: там сквозь слезы разговаривает по телефону одна из студенток-практиканток, хрупкая до прозрачности и невысокая, выглядящая лет на четырнадцать, с высоким, почти детским голосом, вечно мерзнущая и кутающаяся в огромный молочного цвета свитер не по размеру.
Как же ее зовут? Для Андрея студенты меда, безразличные и желающие поскорее свалить, сливаются в одну безликую массу, поэтому имя он вспоминает не сразу. Евангелина. Это имя из списков практикантов, хотя все зовут девушку Гелей.
И почему Геля выскочила на мороз, не накинув куртку? Судя по тому, как жмется к стене и оглядывается, пытаясь говорить тише, не хочет, чтобы ее слышали? Андрей, первоначально решивший накинуть на девушку свою куртку и вернуться в здание морга, но не решающийся подойти, невольно начинает разбирать в ее рыданиях слова:
— Мама, я не знаю, что мне делать! Когда позвонить? Веня вчера на меня орал из-за того, что я с тобой разговаривала во время готовки! Он считает, что я из-за этого картошку пережарила! Я просто не успеваю! Нет, я не забыла! Просто утром не могла тебе позвонить, бежала на практику, я проспала! Вчера не спалось, Веня ночью играл в стрелялку!
Андрей шагает вперед, и снег громко хрустит под его ногами. Геля оглядывается по сторонам с видом преступницы, обнаружившей себя, шепчет: "Перезвоню", — пытается сунуть телефон в карман джинсов, но роняет его в снег. Андрей качает головой, подходит ближе, накидывает на девушку свою куртку.
— Извини, что напугал. На улице сейчас холодно, надень куртку.
— Да я уже договорила... Спасибо.
Глаза у Гели огромные, серые, перепуганные насмерть, лицо белое, волосы редкого пепельного блонда прядями растрепались, выползая из косы. Если бы не ужас в глазах, Андрей бы счел ее похожей на снежную деву Юки-Онна...
Андрей садится на корточки, ищет в снегу ее телефон:
— Геля, что с тобой произошло? Я могу тебе помочь?
— Нет, спасибо!
Девушка убежала обратно в морг, выхватив телефон у него из-под руки. Андрей тяжело вздохнул. Действительно ли Геле нужна помощь или ему кажется?
...Свою куртку он обнаружил на спинке стула возле гардероба. Геля куда-то делась. Андрей запретил себе ее искать: вот так навязывать свое общество девушке на грани истерики — последнее дело... И поплелся чистить гололед на улице. Геля пробежала мимо него, испуганно обернувшись на крик: "Осторожно, скользко!"
На следующий день лед намерз опять. А в здании сломался принтер, и Андрею пришлось писать от руки объявление "Осторожно, гололед!"... Когда он отправился крепить объявление, то увидел Гелю, плачущую на подоконнике. Другая практикантка, Нина, лучшая студентка этого курса, девушка с резкими решительными движениями и тяжелым взглядом, махала рукой перед ее лицом:
— Геля, приди в себя! Веня орет, потому что любит орать! Как ты себя ведешь, ему вообще без разницы! Тут надо или начать в ответ на него орать, или валить от него! Он тебе даже не муж, в конце концов!
Геля всхлипнула в ответ:
— Я же люблю его!
— У тебя же всю любовь скоро как ветром сдует! Вот когда ты в последний раз с Веней была счастлива и не тряслась от страха? Только честно, ну?!
Геля замолчала. Ее большие, как у олененка Бемби, глаза забегали по сторонам. А через несколько секунд она разрыдалась. Нина обхватила ее за плечи. Андрей двинулся к двери — кажется, сейчас есть кому Геле помочь, а гололед сам себя не уберет, надо хотя бы объявление повесить...
По дороге домой, встретив дождавшуюся его сестру и закупившись продуктами по скидкам, Андрей увидел Гелю, согнувшуюся под тяжестью двух пакетов из самого дешевого супермаркета. Рядом с ней шел, громко чем-то возмущаясь и активно жестикулируя, невысокий парень с обрюзгшим лицом. Андрей хотел бы подойти и помочь, но у него самого в руках были такие же пакеты, а за спиной — хрупкая младшая сестра...
На третий день Андрей снова вышел с работы вовремя. И увидел Гелю, балансирующую на ледяном поле.
— Осторожно!
Рванулся к ней, и, конечно же, не успел. Геля потеряла равновесие, растянулась на гололеде. Андрей подбежал, схватил за руки:
— Ты как? Цела?
Геля испуганно всхлипнула, схватилась за лодыжку. Андрей поднял ее и занес в морг, посадил на стул, стянул с ее ноги сапог, прощупал голень:
— Перелома нет. Скорее всего, будет растяжение или вывих. Но тебе надо к врачу обратиться.
Честно, такого страха в глазах у человека Андрей не видел, кажется, даже на войне...
— ТАК, Я НЕ ПОНЯЛ!!!
Перед ними стоял тот самый невысокий парень с перекошенным от крика лицом:
— Это что за хмырь тебя лапает, Гелька?! Это ты с ним на практике задерживаешься?!
Андрей тяжело вздохнул:
— Молодой человек, успокойтесь. Ваша девушка ногу подвернула, ей к врачу надо, а не истерики выслушивать.
— Это ты, что ли, врач?! Да я тебя...
Андрей не дослушивает, сбив типа на землю ударом кулака. Тот хватается за голову, испуганно ощупывая ее. Андрей вздыхает — похоже, человека никогда не осаживали, вот и привык чувствовать себя безнаказанным.
Геля завизжала. Неприятный тип схватил ее за руку:
— Так, пошли!
— Стоять!
Андрей разжал его руку, снова швырнул парня на пол:
— Твоя девушка подвернула ногу. Не надо ее так хватать.
— Пошли вы все к чертям! А с тобой дома поговорим!
Парень скрывается, хлопнув дверью. Андрей покачал головой, шагнул в сторону импровизированной "кухни", поставил чайник.
— Геля, это и есть твой Веня?
Девушку трясло мелкой дрожью:
— Да.
— Дай угадаю: каждый день он тебя обвиняет то в измене, то в холодном чае и за это на тебя кричит? Теперь еще и руку поднимать начал?
— Ну...
— А если честно?
Геля судорожно закивала головой.
— Так с любимыми не обращаются. Такое ощущение, что ему кукла для битья нужна, а не любимый человек.
— Я же сама виновата...
— Он всегда придумает, в чем на этот раз. Не повторяй за ним.
— Я не знаю, что мне делать.
— Геля, уходи от него. Пока не убил. И я сейчас серьезно.
— Но я же могу его исправить! Мама говорит, любовь — это главное...
— Даже мамы иногда ошибаются. Геля, Веня не будет исправляться. У него все хорошо. По чужой спине и сто палок не больно, как баб Глаша говорит.
Дверь распахивается с грохотом. Андрей напрягается, но на пороге стоит Нина.
— Андрей Александрович, я свой пакет забыла. Геля, кто тебя так? Опять Веня?!
Андрей деликатно отходит и идет чистить гололед, давая девушкам поговорить.
На следующий день Геля, притихшая сильнее обычного и закрывшая перебинтованную ногу объемной штаниной, задержалась. Медленно ковыляя возле Андрея, заканчивавшего с мертвым телом (автомобильная авария: машину на гололеде занесло, но героическая женщина за рулем успела развернуть автомобиль и врезаться не в остановку со ждущими автобус школьниками, а в дерево, став единственной погибшей), Геля произнесла:
— Всегда удивлялась, как осторожно вы с ними работаете!
Андрей вздохнул:
— Им по жизни и так уже досталось.
Геля произнесла тихо и грустно (скорее всего, слова вырвались сами):
— Меня мой парень так бережно не касается...
Андрей устало прошептал:
— Беги от него.
Девушка не ответила.
— Геля, он не остановится, я тебе точно говорю. Беги от него. Всё равно куда, только беги...
Уже не совет, уже просьба. Уже не наставление, а отчаянный крик. Потому что Андрей понял — Геля не уйдёт.
— Мне кажется, я это заслужила. Судьба, наверное, такая... И пожалуйста, не зовите меня Гелей. Я это обращение никогда не любила. Лучше Ева.
— Понял тебя, Ева. А почему к тебе все обращаются на Гелю?
— Никто никогда не спрашивал, какое мне обращение нравится. Даже мама. Геля и все. Мне и мое имя не нравится, я ведь его не выбирала. А если я говорю, что мне так не нравится, меня или не слушают, или забывают. Я уже привыкла.
Ева уходит. Хочется рыдать лицом в дверной косяк, и Андрей с бессилием, яростью и отчаянием ударяет в него кулаком. Несильно, ни косяк, ни даже костяшки не пострадали. Смысл прикладывать силу? Уже всё равно поздно.
Обходя по дороге домой разговаривающую по телефону Еву, Андрей случайно услышал по громкой связи плаксивый голос: «Доченька, потерпи, будь поласковее с ним, не зли его»…
Конечно, вскоре Ева оказалась в морге. С проломленной головой.
Веня ее ударил о какую-то мебель, или она ударилась, падая? На рёбрах синяки — бил кулаком... Если не ногами. Ева и сорока килограмм не весила, а этот хряк... Представить страшно. Андрею безумно хочется закурить и захлебнуться дымом, чтобы не видеть этот кошмар. Но останавливает уважение к Еве. Она сигаретный дым не выносила... Хотя ее Веня смолил, как паровоз...
На похоронах мать Евы, суетливая и слезливая женщина, причитает:
— Доченька! Ох, за что так с нами! Зачем ты Вене перечила! Промолчала бы, голубка моя! С любовью бы к нему…
Ощущение, будто разыгрывается какой-то нелепый спектакль. Уже нет сил терпеть. Андрей смотрит женщине в глаза и тихо произносит:
— Зачем вы ее учили потакать? Если бы не ваши советы, Ева бы сейчас была жива.
Женщина охает, глядя в синие глаза. У Андрея нет сил развивать обвинения, но нет сил и молчать. Ненужные слова у него в горле застряли, а взгляд всё одно осуждающий.
Старый профессор, Григорий Федорович, хватает Андрея за плечо и тянет в подсобку:
— С ума сошел! Ты сколько выпил?! Пойдём! Извините, барышня!
Мать Евы смотрит на него отупевшими от горя глазами. Рядом с профессором она сошла бы за барышню по возрасту, но не по глазам.
В подсобке Андрей садится на стул и мрачно произносит:
— Я не пил.
Разговаривать ему сейчас совсем не хочется, все слова кажутся бессмысленными. Плечи у Андрея опущены, лишь голова поднята на профессора.
— Знаю, что не пьешь. И даже считаю, что ты прав. Но зачем ты её добиваешь?
— Больше не могу. Нет сил.
— Андрюша, прекрати! Да, в смерти дочери есть её вина. Но держи себя в руках!
— И моя тоже есть.
Профессор вопросительно смотрит на Андрея. Тот глухо произносит:
— Я же мог её спасти.
И развивает мысль, глядя куда-то сквозь профессора, на тысячу ярдов вперед:
- Я же дрался с этим Веней... Если бы я сильнее его ударил... Будь он на кладбище или в инвалидном кресле, Ева была бы жива.
Профессор дает Андрею подзатыльник, как нашкодившему мальчишке:
— А ты бы сел в тюрьму. У тебя сестра, кто о ней позаботится? Тебе ее совсем не жалко?! Думаешь, ваша тётка с ее воспитанием справится?! Аида девочка дерзкая, и не в хорошем смысле. Знаешь, сколько я в девяностые таких девочек в морге на столе видел? Ее вряд ли кто решится тронуть, пока ты рядом. Но без тебя она явно пострадает. Не факт, что вообще выживет.
— Я понимаю. Но если...
— Евангелина нашла бы себе другого подонка, их полно. От этого Вени бы ты ее отбил, а дальше что? Женился бы на ней?! Или удочерил?!
Андрей опускает не только плечи, но и голову. Видимо, и сам догадался, что сморозил глупость.
К концу следующего рабочего дня Нина подходит к профессору Григорию Федоровичу с вопросом:
— Вы не видели Андрея Александровича?
Тот улыбается:
— Он в кабинете. Наверное, чаю решил попить. Барышня, а вы зачем его ищете?
— Мне нужна его подпись для отчета.
— Нина, скажите честно: вы рекомендательное письмо хотите получить?
Нина, видимо, растерялась на мгновение, но тут же с вызовом вскинула голову:
— Да, а что?
— Составлю, вы его заслужили. Я таких вдумчивых студентов с энциклопедическими знаниями редко встречаю, а ведь у меня стаж больше вашего возраста.
Нина неверяще глянула на него, ее глаза засияли:
— Спасибо!
Старый профессор улыбнулся:
— Не забудьте себя поблагодарить за свои старания! У вас большое научное будущее, Нина, помяните мое слово!
Андрея они находят в кабинете. Тот спит, облокотившись на дверной косяк. Григорий Федорович, несмотря на свои годы, сохранивший в глазах какой-то юношеский задор, по-мальчишески подмигивает Нине, подкрадывается к Андрею и громко кричит ему в ухо:
— Степанов!
— Я!
Андрей вскакивает, вытянув руки по швам, едва не опрокинув шаткую табуретку. Профессор смеется:
— Андрюша, прости, я не удержался.
Андрей улыбается в ответ:
— Всё хорошо. Я по таким подъемам уже соскучился!
В глазах у него грустинка.
Когда профессор уходит, Нина подходит к Андрею ближе:
— Вы как?
Андрей вздыхает:
— Если честно – паршиво. Но спасибо, что спросила.
Нина вздыхает:
— Мне тоже.
— Тебе в какую сторону? Могу проводить.
— На Линии.
— Пойдет, мне в ту же сторону.
По дороге Нина вздыхает, глядя куда-то вперед:
— Мне не хватает Гели.
— Евы. Она не любила, когда ее зовут Гелей.
Нина пораженно ахнула:
— Я не знала. Она мне ни разу об этом не сказала!
— Она просто привыкла, что ее никто не хочет слышать. К сожалению, ее мнение даже для близких ничего не значило.
— По-моему, самое страшное – когда на тебя даже родным наплевать. Когда они нафантазировали, какой ты должна быть, а тебя настоящую даже не хотят видеть. Со мной так же было. Ой, я, наверное, перегибаю с откровениями?
— Если считаешь нужным – расскажи.
— Мой отец бухал как черт, а по пьяни становился агрессивным. Орал на всех так, что стены тряслись. И ремнем замахивался на меня постоянно. Не за проступки. Просто так. Мой бывший, Вадик, как мне казалось, на моего отца вообще не похож… Он всегда такой спокойный был... а потом потерял работу и начал на меня срываться и орать... Я сначала думала, что у него просто нервы сдают, но он стал мне так выговаривать, будто я всех работодателей подговорила ему отказывать. Что я одеваюсь хуже его бабки и его позорю своим видом. Что я ужасная хозяйка. Хотя раньше его всё устраивало… Он как будто вместо меня другого человека себе выдумал.
— Давай я с ним поговорю?
— Уже не стоит. Просто не хочу иметь с ним ничего общего. Благо он в другом районе живет, мы больше не видимся. Но расстались мы, конечно, феерично.
— Если тебе станет легче – расскажи.
— В итоге он начал пиво каждый вечер хлестать. И так постоянно... Я в какой-то момент не выдержала, схватила зарядку от телефона и ей Вадика отхлестала. У него вся спина была в красных полосах... и мне стало легче. Помню, как на него шла с этой зарядкой в руках и думала — даже если он меня за это убьет, уже всё равно. Просто отомстить хотела. Правда, ему даже понравилось. После этого мы расстались. Мама в таком ужасе была… говорила, нельзя на родного человека руку поднимать, надо у него прощения просить. А я себе поклялась тогда, что больше никому не позволю с собой так обращаться. Никому и никогда.
Тут Нина горько усмехнулась:
— Осуждаете?
— Нет.
— Вот так вот. Мама меня учила быть доброй и терпеливой, но, видимо, я в папочку пошла, такой же агрессор.
— Нина, ты не агрессор. Самооборона преступлением не является.
— Так Вадик меня не бил. Замахнулся, но не успел. Я его опередила.
— И правильно сделала. Безнаказанность поощряет зло. Мне это дед объяснил.
Андрея накрывает воспоминаниями:
Ему восемь лет. Мама в роддоме с младшей сестренкой, которую Андрей еще не видел, но уже очень любит и ждет. Отец, пришедший с работы, отчитывает его за драку с пятью дворовыми мальчишками. Хлопает дверь – дедушка зашел в квартиру.
— Сын, ты понимаешь, что драться нельзя?
— Они про маму плохие слова говорили!
— Надо было с ними поговорить.
— Они меня не слушали и смеялись! А потом Яша начал в меня камни кидать.
— Андрюша, ты…
— Отставить!
Дедушка, Василий Дмитриевич Степанов, был не очень-то похож на отца: стройный и подтянутый, с военной выправкой и смелым открытым взглядом, добрый и справедливый. Андрей порой чувствовал вину перед отцом за то, что хотел вырасти похожим не на него, а на дедушку.
— Сашка! Ты за что сына ругаешь?
— За драку. Пап, у нас тут воспитательный процесс!
— То есть твой сын вступился за маму, не побоялся выйти против пятерых, а ты его за это ругаешь?
— Папа! Нельзя проблемы кулаками решать!
— Саша, ты своегосына слышишь? В него уже камни кидать начали, надо было ждать, пока голову проломят?! А потом ты его нюней называть будешь?!
…Потом дед вручил Андрею самодельную кованую медаль «За смелость» и пояснил:
— Все люди порой ошибаются. И родители, и я, и ты. Это нормально. И защищать тех, кто тебе дорог – нормально. Когда зло чувствует свою безнаказанность – оно становится всё страшнее. Поэтому надо давать ему отпор. А самооборона преступлением не является.
Мама тогда удивилась, что дедушка принес не шоколадную медаль из соседнего магазина, но дед улыбнулся:
— У настоящего героя медаль должна быть настоящая!
На следующий день Нина, измученная воспоминаниями об отце и Вадике, в свободную минуту идет курить. Дорогу ей преграждает лощеный типок с неприятной улыбкой:
— Девушка, а девушка!
Нина смотрит на него максимально недружелюбным взглядом:
— Чего надо?
— Ну зачем вы так грубо, я вам помочь хочу. Кто у вас умер?
— Отец.
Машинально ответив, Нина мысленно дала себе затрещину. Тип заулыбался еще шире, придвинулся ближе, прижимая к стене:
— Тогда вам ко мне! У нашей фирмы лучшие гробы…
— Он умер восемь лет назад. Отстаньте от меня.
— Тогда могу предложить самый лучший памятник. Вы же папу любите?
Нина бьет мужчину по лицу, не глядя. Ярость туманит голову, кажется, будто перед ней разом стоят и отец, и Вадик. И хочется просто бить, бить и не прекращать, отыграться за всё прошлое разом…
— Ты чего? Психованная! С ума сошла?!
Нина ударила бы еще раз, но тип отскочил. Не сразу до Нины дошло, что испугал его не только неожиданный отпор, но и быстро приближающийся Андрей. Лощеный сплюнул:
— Опять ты!
Андрей не то дурашливо, не то учтиво поклонился:
— К вашим услугам!
И тут же, стерев с лица дурашливость, крикнул:
— Нина, ты как?!
— Нормально.
Руку, будто бы испачканную об лощеное лицо, хотелось оттереть.
— Вы совсем тут все спятили?! Я в суд на вас подам!
Андрей усмехнулся:
— Подавай обязательно. Там оценят, как ты девушку к стене зажимаешь!
— Вы не докажете!
Андрей улыбнулся снова:
— Волшебное слово «камеры наблюдения»! Артур, иди отсюда по-хорошему, или будет еще хуже.
Неприятный тип уходит, визгливо изрекая какие-то проклятия.
Вечером Андрей провожает Нину, вручает шоколадку на окончание практики. Та улыбается:
— Спасибо Григорию Федоровичу за рекомендательное письмо! Я хочу перевестись в московский ВУЗ, на антропологию.
Андрей улыбается:
— Думаю, у тебя получится!
— Надеюсь… Мама вот не советует. Хотя, мне ее советы в отношении Вадика только навредили... Даже если она права, я все-таки попробую перевестись. Я чувствую, что мне это нужно.
— Удачи, Нина!
То же самое Андрей скажет Нине на вокзале спустя неделю. А спустя годы его дочь будет объяснять однокласснице:
— Нет, скелеты вовсе не страшные! По ним можно многое узнать. Посмотри научпоп-канал и подкасты Нины Морозовой, она очень понятно про них рассказывает. Она дружит с моим папой. И одна из лучших антропологов в нашей стране!
Свидетельство о публикации №225072201123