Сизиф. книга 1 ангел смерти. остров ч 1

Остров

Камень был неимоверно тяжелым. Гладкий, полированный настолько, что отражал безрадостный пейзаж вокруг, как зеркало раздваивал его, искажая своей поверхностью и без того уродливое пространство. Идеальная сфера, которая при других обстоятельствах и для другого человека показалась бы прекрасным и удивительным творением, уникальным артефактом, созданным без единого удара молотка и зубила, без единого касания шлифовальной материи. Рожденный миллиарды лет назад, проживший долгую и удивительную жизнь. Этот камень видел зарождение и смерть океанов, возвышение и падение многочисленных империй. Он впитал в себя кровь воинов, павших в тысячах войн, и кровь жертв сотен религий и верований. Он лежал у порогов хижин бедняков, и у подножия гор, где обитали Боги…

Но для Сизифа этот восхитительный кусок плоти Земли был проклятием…

Полированная поверхность почти приятно холодила спину. Сизиф сидел на берегу моря, укрывшись от палящего солнца в узкой полоске тени, отбрасываемой камнем. Подножие горы спускалось прямо к морю, врезалось в него, разбиваясь на осколки, которые мрачными шпилями возвышались над зеркальной поверхностью. Серо-черный плоский унылый берег кое-где пересекали широкие полосы оползней. Редкие кустики да жухлая трава – вот и все разнообразие жизни, которое сопровождало Сизифа изо дня в день. Когда же этот остров успел прийти в такое запустение? Сизиф уже почти и не помнил его другим. Сегодня море радовало. Серо-бирюзовое, спокойное, оно умиротворяюще приглашало посидеть с ним рядом, шептало что-то утешающее своими тихими всплесками. «Зачем куда-то идти… Зачем что-то искать… Зачем …. Зачем… Просто будь со мной… Просто будь здесь… Забудь…Забудь…»

«Забыть… Забыть… Забыть кто я… Забыть, что я хочу… Забыть зачем я здесь…» Сизиф почти согласился с морем. Почти послушал его. На один лишь миг… «На один лишь миг… Я ведь могу себе это позволить…?»

Море продолжало что-то ему нашептывать, но Сизиф уже его не слушал. Пора снова в путь, снова вверх по гладкому склону. Снова вперед к своей мечте, к своей цели. Единственной цели всей его жизни. Он так многим пожертвовал для ее достижения, что никакое море, никакой океан тишины и забвения его не остановят. Гора возвышалась за его спиной бесконечным серым исполином, чьи плечи смутно угадывались в туманной пелене облаков, а голова и вовсе исчезала в ней. Бесконечный путь, который Сизиф раз за разом пытался пройти. Раз за разом проигрывал, и вновь пытался, и карабкался вверх. Весь склон горы был исчерчен тропами, рытвинами, гладкими желобами. Тысячи следов от тысячи попыток. Каждый день он прокладывал новый путь – когда более удачный, когда абсолютно провальный. Каждый день ему казалось, что гора постоянно меняет свой облик, путает его, смешивает все его просчитанные и выверенные ходы. И каждый раз все проторенные тропы оставались будто в стороне, в недосягаемости, и ему вновь приходилось катить свой камень по нетронутой целине.

Сизиф перевел взгляд на горизонт и приподнялся. Темные едкие глаза его под нахмуренными черными бровями пристально вглядывались в темно-фиолетовую полосу, расчертившую слившиеся море и небо. Где-то там, так далеко, но уже так близко, бушевала буря. Очередная буря в этом бесконечно одинаковом мире. Сизиф глубоко вздохнул и опять привалился спиной к гладкой и прохладной поверхности камня. Приближение этой буди означало одно – он останется здесь до ее окончания. Путь наверх сейчас становится бессмысленным. Горькая ухмылка исказила его губы, практически полностью скрытые спутанной черной бородой. Море все-таки победило и, как голодный шакал, вырвало еще немного его времени для себя.

Буря пришла очень быстро. Порыв ветра налетел на остров, взметая песок и пыль, пригибая кустарники и переплетая стебли травы. Небо потемнело. Первые молнии рассекли пространство, вонзаясь в черные воды моря, раскаленными нитями соединив два противоположных мира. Неистово налетая на берег, хлеща его волнами, сбивая и выворачивая камни, море будто мстило скалам, за то, что они всегда так уродливо рвут его бескрайнюю гладь, смущают, мешают его беспечному течению. Такой сильной, сумасшедшей бури Сизиф еще не испытывал. Те лохмотья, которые еще на нем оставались и в которых с большим трудом можно было узнать некогда прекрасные одежды, намокли и прилипли к нему, став второй кожей. Спрятавшись за камнем, прижавшись к нему всем своим существом, Сизиф молился всем Богам, что бы волны не утащили камень вслед за собой. Он не боялся утонуть. Он боялся, что утонет камень. Он боялся, что останется на этом острове один-на-один с этой горой. Один-на-один со своей мечтой, но без возможности ее достичь.

Но вот волны все же немного сдвинули камень вниз. Сизиф выскочил из своего ненадежного укрытия и попытался закрыть камень своим мокрым, дрожащим от ледяной воды телом. Он понимал всю абсурдность своего поступка, но не мог ничего с собой поделать - его проклятье было самой большой его ценностью.

«Прочь!!! Убирайся!!! Он МОЙ!!!» кричал он бушующей стихии. Его длинные косматые волосы прилипли к телу, обвили руки, сковали движения, душили его, будто пытались остановить, образумить. Но Сизиф не замечал этого. Он бил волны кулаками, разбивая их в мелкие брызги, швырял в накатывающие оскаленные пенные пасти камни в тщетных попытках отогнать обезумевшую стаю морских хищников. Но вот налетел самый мощный шквал. С львиным рыком он набросился на Сизифа, схватил его, швыряя из стороны в сторону как тряпичную куклу, и бросил на камень. Сознание Сизифа померкло, и он погрузился в спасительное забытие…

Когда Сизиф очнулся, уже вовсю светило солнце. Где-то рядом был слышен тихий плеск волн. Поморщившись, он попытался приподняться на локтях, но бессильно опустился обратно. С головы до пят его покрывала корка из мокрого песка и водорослей. Песок забился в нос, в рот, в глаза. Особенно больно было глазам – они зудели и невозможно было их открыть. Немного придя в себя, Сизиф снова попытался подняться. Почти ползком он добрался до воды и принялся смывать с себя следы победившей стихии.  Прохладное море освежило его, сознание прояснилось, и Сизиф с наконец осмелился оглядеться по сторонам. Он понимал причину своего волнения, и это раздражало его, выворачивало изнутри… Камень стоял на прежнем месте - недвижимо и выжидающе… Сизиф поднялся и спотыкаясь побрел к нему. Упал в его как всегда спасительную тень и пустым взглядом уставился на морской прибой… Было плохо… В груди что-то тянуло и болело, как застарелая незаживающая рана. Буря ушла, но перед этим будто вскрыла эту рану, сорвала уже поджившую корку и теперь рана кровила, мучительно стягивая сердце, и не давая дышать. Сизиф скривился, из его горла вырвалось то ли рычание, то ли стон. Он ударил со всей силы себя кулаком в грудь, в самый центр боли. Еще раз! Еще! Будто пытаясь проломить какой-то панцирь, выбить дыхание, запустить остановившееся сердце.
Шумно выдохнув и немного успокоившись, Сизиф еще раз огляделся по сторонам. В этот раз буря была щедра на подарки. Всюду на берегу громоздились кучи водорослей, вперемешку с какими-то обломками, раковинами и не успевшими спрятаться морскими существами. Все было мертво… Только задорные мелкие волны накатывались на эти сомнительные дары, шевеля их, создавая иллюзию жизни.
Вдруг краем глаза Сизиф заметил слабое шевеление в дальней от моря куче водорослей. Волны до нее не доставали, и значит море впервые решило побаловать его чем-то живым. Опираясь на камень, Сизиф трудом поднялся.

«Я важнее…» шепнул ему камень.

«Подождешь немного…» буркнул в ответ Сизиф.

Камень действительно мог подождать. Сизиф уже и не помнил, когда он в последний раз исследовал «дары», выброшенные штормами. В самом начале это казалось ему приятным разнообразием, даже чем-то полезным. Ведь можно было найти что-то, что помогло бы ему закатить камень на вершину, что могло облегчить его каждодневный путь. Но затем это превратилось в такую же рутину, как и сама гора, как и сам камень, как и сама его цель. И вот уже долгое-долгое время все «дары» лежали нетронутыми. Старые истлевали или уносились штормами, новые появлялись, но были уже никому не нужны. Даже редкие обломки кораблей, наверняка некогда прекрасных и благородных, лежали исполинскими скелетами на берегу вдалеке, трепеща обрывками парусов, то ли прощаясь с морем, то ли умоляя его забрать их в свою пленительную глубину.

 Сизиф нетерпеливо разгребал руками водоросли. Его сердце отчего-то взволнованно колотилось. Никогда он еще не испытывал такого трепета, будто сейчас он найдет самую величайшую драгоценность в своей жизни. Ему казалось, что он стоит на краю мира, и когда найдет то загадочное нечто, он сделает шаг вперед, шаг за край привычного мироздания.

Наконец его пальцы нащупали что-то… Судорожно схватив свою находку, Сизиф полностью вытащил ее, отряхнул от остатков водорослей и в изумлении замер… На его ладонях лежала маленькая, мокрая, взъерошенная мартышка. Она уже не двигалась. Ее голова и лапы безжизненно свисали, глаза под приоткрытыми веками закатились и были видны только белки. Сизиф непроизвольно сжал пальцы и почувствовал легкую пульсацию – сердце мартышки все еще билось.

«Живая… Живая…» вырвался у него вздох облегчения.

Мартышка была совсем маленькая. Ее тонкое тельце полностью помещалось в его ладонях. Мокрая шерсть была неопределенного грязно-бурого цвета, как и хрупкие длинные лапки и облезлый хвост. Аккуратная головка с маленькими ушками и острой мордочкой все так же безвольно свисала, но главное обезьянка была жива.

Сизиф бережно положил свою находку за пазуху и, поднявшись, направился обратно к терпеливо ждущему камню. Еще немного и солнце начнет припекать, так что пора было трогаться в путь. Наверх, на самый-самый верх бесконечно высокой горы.

Камень был неимоверно тяжелый. Он возвышался над Сизифом, блестя в утренних лучах как полированная жемчужина. Чтобы сдвинуть его с места, приходилось срывать мозоли до крови о его гладкую поверхность, рвать себе жилы, скользя ногами по сыпучему склону, до скрежета зубов, до капель кровавого пота… Это было странно. Очень странно. Сизиф никак не мог найти этому объяснения. Но стоило ему только сдвинуть камень, как вся тяжесть, все напряжение исчезало, камень становился легче, не так скользил и срывался. День за днем, шаг за шагом Сизиф поднимался вверх, он знал уже тысячу способов, как заставить гору пропустить его, как обойти препятствия, как проложить лучший путь, как не дать камню скатиться обратно вниз… Но каждый раз, каждый день, не важно, сколько он прошел - шаг ли, четверть ли пути, или половину, что-то происходило, и камень срывался, и все начиналось сначала.

Сегодня все шло как нельзя просто. Будто в знак примирения и ветер, и каменистый склон, и даже облака, прикрывшие палящее солнце, помогали Сизифу. За несколько часов он одолел уже половину горы. Уже половину, а в запасе еще так много времени… Это радовало, бодрило, вселяло трепетную надежду, что может сегодня… Может именно сегодня… Еще немного пройти… И сегодня… Он… Достигнет…?

Слабое шевеление за пазухой отвлекло его. Кажется, его пассажир очнулся. Сизиф продолжал катить камень, чувствуя, как обезьянка все сильнее копошится и кряхтит, пытаясь выбраться из его лохмотьев. Ему стало щекотно и смешно. Улыбаясь сквозь бороду, он покосился вниз. Из складок сначала показались тонкие ручки с маленькими почти человеческими ладошками, а за ними серая острая мордочка с зелеными глазами, которые как прозрачные опалы сверкнули в солнечных лучах. Мартышка щурилась на ярком свету и с любопытством оглядывалась по сторонам. Сизиф, продолжая катить камень, с улыбкой смотрел на забавную зверюшку, которая видимо теперь будет его питомцем. Не бог весть какая компания, но все же живое существо, размышлял он. Мартышка, наконец подняла голову вверх и уставилась на его своими по-детски распахнутыми живыми глазами.

«Ну привет…» сказал Сизиф, надеясь, что его сиплый голос и косматая борода не напугают маленького звереныша.

«Привет…» ответила вдруг мартышка… «А ты кто?»

Сказать, что это повергло Сизифа в шок, значит ничего не сказать. От неожиданности, он отшатнулся от обезьянки, забыв совершенно, что она все еще сидит у него за пазухой. От его резкого движения камень начал сползать вниз по склону, сандалии Сизифа заскользили по сыпучим мелким камням и он, не удержавшись, упал навзничь, больно ударившись спиной и локтем. Камень, ничем и никем больше не удерживаемый, весело заскакал вниз на свое привычное место, а Сизиф, как перевернутый на спину жук, барахтался в пыли, одновременно пытаясь вытащить запутавшуюся в складках его лохмотьев мартышку и отползти подальше от нее.

Мартышке, видимо, так же не понравился произведенный ею эффект, и она изо всех сил верещала и царапалась, пытаясь выбраться и убежать от орущего безумца, но только еще больше запутываясь.

Наконец оба они выдохлись и немного успокоились. Сизиф замер, продолжая лежать на спине в пыли, и вытаращился на, как он считал, демона, сидящего на его груди. Мартышка таращилась в ответ своими изумрудно-зелеными глазищами.
«Ты чего?!» отдышавшись спросила она. «Совсем спятил! Чуть не раздавил меня!»
«Я чего!?» возмутился Сизиф «Это ты чего!? Ты… Ты… Ты же разговариваешь! Демон!»
«От демона слышу!» огрызнулась мартышка «Ты себя вообще со стороны не видел! Жуть…»

«Нет, я точно перегрелся и переутомился…» Сизиф закрыл глаза и, для надежности, прикрыл их ладонями. «Мне это только кажется… Просто привиделось… Солнце жаркое… Головой недавно ударился…» продолжал бормотать он «Вот и мерещатся всякие… Говорящие мартышки…»

И он, чтобы уж точно удостовериться, что это иллюзия, хлопнул со всей силы себя по груди. Тут же ладонь пронзила острая боль. Вскрикнув, Сизиф подскочил и посмотрел на руку. На ладони расплывалось кровавое пятно. Кровь капала из аккуратных маленьких дырочек, а мартышка сидела поодаль и вытирала лапкой рот.

«Ничего себе …» Сизиф вытер ладонь об одежду «Так ты настоящая?»
Мартышка непонимающе моргнула

«Как это настоящая? Я такая, какая есть. Какой еще могу быть?»

«Но… Эээээ… Ты… Ты ведь говорить умеешь…» Сизиф не мог подобрать слова, чтобы объяснить мартышке ее странность.

«И что?» мартышка явно начала раздражаться «Ты тоже говоришь, но я на тебя с кулаками не бросаюсь и не ору «Деееееемон!»»

Сизиф помотал головой, стараясь привести мысли в порядок. Это не очень помогло. Голова была пустая и легкая. Может это сказывался горный разреженный воздух, но ему и правда уже не казалось таким странным, что обезьянка, волею шторма выброшенная именно на его берег, умела говорить. И не просто говорить, а говорить разумно. Даже слишком разумно.

«Ладно, прости, что так набросился… Ты меня напугала!» он сверху вниз посмотрел на маленькую тщедушную мартышку, сидевшую на камне и подозрительно, если не презрительно, на него смотрящую. Кажется, в ее взгляде читалась вся абсурдность и неуместность его фразы…

Некоторое время они молчали, все так же глядя друг на друга. Вдалеке был слышен грохот от скатывающегося вниз камня и оползней, которые он вызывал, ударяясь о склон. Жаркое солнце уже начало раскалять гору, волны горячего воздуха поднимались вверх, застилая глаза, искажая все вокруг, наводя миражи. Сизиф наконец отвел взгляд от мартышки и посмотрел вниз. Камень уже почти докатился до берега. Что ж… Не в первый раз… Сизиф вздохнул и направился вслед за ним.
Мартышка продолжала сидеть на камне. Через несколько шагов Сизиф обернулся

«Ты идешь? Что замерла?» он усмехнулся «Не бойся, не укушу! Пошли…»