Жилистая рука с береттой и крысы в подвале

До Усть-Сынов я добирался долго, так как ехать пришлось очень медленно. Увязнув пару раз в расхлябанных колеях, я кое-как выбрался на гравийку и вскоре оказался возле строения «16». Заасфальтированная площадка для парковки, аккуратный бордюр в виде кубиков, металлические ворота – все свидетельствовало о том, что здесь живут солидные люди.

Двухэтажный особняк был выстроен по неведомому мне проекту: каменный низ в виде овала из красного кирпича контрастировал с деревянным верхом, выложенным из бруса и имеющим форму ромба.

Никита оказался добродушным хохлом с висячими усами. Ситцевая рубаха на выпуск, соломенная шляпа и домашние тапочки прекрасно сочетались в нем с толстенной золотой цепью на шее и шортами «Rebook».

– Заходи, братуха. Наслышан о твоих приключениях. – Не обратив внимания на мои кровоподтеки и ссадины, он повел меня по узкой дорожке, выложенной коричневой плиткой.

– Машину надо спрятать, – первым делом наказал я Никите. – Видела ее всякая шушера, наверняка засекли...

– Раз надо, значит, спрячем, – невозмутимо шелестел сзади Никита. – И номера сменим, и перекрасим... Усё зробим!

Внутри дома все сияло чистотой и утопало в роскоши. Я даже приблизительно не мог прикинуть, сколько валюты вбухано в отделку особняка.

– Здесь джакузи... Сюды тобе, наверно, первым делом треба... – Никита толкнул дубовую дверь, за которой я разглядел огромную ванну, бурлящую зеленой пеной. – Затем милости прошу перекусить. – Он повел меня по ступенькам вверх, и вскоре я узрел круглый стол, уставленный закусками.

– Не снится ли мне все это? – выпалил я первое, что пришло мне в голову.

– А ты подумай на досуге, – серьезно парировал он мой выпад, начисто, казалось, забыв свою мову.

В джакузи меня так разморило, что я едва не отключился. Однако задремать мне не дали. Только я начал, нежась в теплых струях, расслабляться по системе тай-дзи-цюань, как приятный голосок откуда-то сверху пропел:

– Спинку потереть не требуется?

Я вздрогнул и задрал голову. Лучше бы я этого не делал, честное слово! Надо мной, раздвинув ноги, стояло божественное курносое создание. Загорелые икры и бедра, белоснежная полоска трусиков, бугорки с коричневыми сосками и миниатюрное личико – все открылось мне в таком ракурсе, что я едва не захлебнулся пеной. Моя испещренная шрамами физиономия, видимо, приняла выражение легкой дебильности, так как создание заливисто расхохоталось.

– Эдику нечего сказать? – нахохотавшись вволю, спросила, наконец, девушка.

– Тебя как зовут?

– Лора, – покачивая надо мной своими бедрами, томно произнесло создание. – Впрочем, если тебе не нравится это имя, давай придумаем другое.

Неожиданно она прыгнула через меня, на миг исчезла в зеленой пене, затем вынырнула, подобно русалке.

– Зачем же... придумывать, мне нравится... Лора, – выдал я, чтобы не выглядеть полным идиотом.

– Договорились. – Она выпрямилась и приблизилась ко мне настолько, что я мог без труда ловить капли, слетающие с ее сосков. – Я нравлюсь тебе?

Признаться честно, сил у меня оставалось ровно столько, чтобы перекусить после ванны и доползти до спальни. Но что-то подсказывало мне, что отвергать Лору не стоит.

– Я вот-вот… это самое… разряжусь, – брякнул я, глядя в ее голубые глаза.

– Тебе помочь?

Ее ладони проникли в святая святых и начали творить там чудеса, а губы жарко слились с моими. Я не чувствовал боли, хотя еще полчаса назад все лицо было сплошной раной.

Когда медвежьим рыком я известил Лору о том, что дальше продолжать не стоит, она властно повернула мою голову и шепнула на ухо:

– Будь осторожен, Эд!

Затем быстро выпрыгнула из ванны, но выскочить за дверь не успела, поскольку проем загораживал Никита. Что-то мелькнуло в его глазах звериное, но у меня в уставшем мозгу не зафиксировалось. Через секунду на его лице вновь гарцевала бесхитростная улыбочка.

– Ну как, братуха, расслабился?

– Чуть не помер, если честно, – признался я, выходя из пены и кутаясь в полотенце. – Ты в следующий раз предупреждай о таких подарках, а то мы люди пещерные, можем и в ящик сыграть от перевозбуждения.

– Договорились, братуха.

Чего только не было на столе, за который меня усадил Никита после джакузи. Жуя салат «оливье», я почувствовал, как заурчал истосковавшийся по пище желудок.

Наполнив тем временем фужеры «Хванчкарой», Никита предложил:

– Выпьем, братуха, за тебя!

– Почему за меня? – От удивления я даже перестал жевать.

– А кто спас мово шефа от верной смертушки? Ты думаешь, он мне не сбачив? Встреть, говорит, как дорогого гостя, чтоб ни в чем не нуждался... Если что-то надо, братуха, не стесняйся...

После второго фужера я почувствовал острую необходимость узнать, а что интересного произошло в мире, пока я «путешествовал», подобно лягушке из известной сказки Гаршина. Пульт управления телевизором лежал тут же, на столе.

На экране появилась известная телеведущая местных «новостей». Настроив звук, я услышал следующее:

– ...убрать от экранов несовершеннолетних детей и лиц с неустойчивой психикой. Репортаж нашего корреспондента из квартиры по улице Чердынской.

На экране появилось испуганное лицо пожилой женщины. Она, не переставая, крестилась и закатывала глаза. Бойкая девушка совала ей микрофон под нос, заставляя постоянно пятиться.

– За санками, значит... Вышла я... Их давно пора было в гараж отнесть, дак у этого ирода все руки не доходят...

– Не отвлекайтесь, пожалуйста, – перебила женщину девушка. – Вышли вы на балкон, и что?

– Господи, прости меня, грешную... За что така напасть приключилася? – Женщина вновь начала креститься.

– Что вы увидели? – наседала журналистка.

– Лежит, значит, у санок. – Готовая расплакаться женщина отвернулась, по-видимому, показывая, где она обнаружила то, что пока оставалось за кадром.

– Что? – Запасы терпения у корреспондентки были явно на исходе.

– И меня слушат... ухо господа. И откудова на нашем балконе-то ему взяться? Вота что, конец близко, я думаю...

– Так что же обнаружила сегодня утром у себя на балконе Анастасия Федотовна, что так ее напугало? – Отчаявшись получить более-менее связную информацию от героини репортажа, журналистка решила сама стать этой героиней. – Давайте и мы посмотрим.

Камера плавно поехала влево, фиксируя обычную балконную дребедень. Но за секунду до появления на экране того самого предмета, насмерть перепугавшего бедную женщину, я догадался, что это может быть, и у меня кусок непрожеванной буженины угодил в дыхательное горло.

Я сильно закашлялся, пропустив самое интересное. Лишь возглас Никиты долетел до моих ушей:

– Ни хрена себе, мыс Канаверал!!!

– Что? Что такое? Я просмотрел, Никита, блин!!! – чуть не орал я, глядя то на охранника, то на экран, на котором в этот момент кривлялась пышногрудая журналистка.

– Полбашки, блин, развороченной... Словно кто ломиком поковырялся... Прикинь!

– Да уж прикидываю...

На экране вновь появился окровавленный висок с разорванным ухом, словно вывороченный сатанинской дланью из черепа в чем-то провинившегося бедолаги... Впрочем, я-то знал – чей череп подвергся подобной экзекуции, кто был тот сатана и в чем провинился бедолага.

Наверное, лицо в этот миг у меня было такое, что Никита предложил мне:

– Ступай, братуха, отдыхать. Думаю, тыща минут качественной отключки

тебе не повредит.

– Точно, – согласился я, вырубая телевизор и поднимаясь из-за стола. – Только перед сном, я думаю, мы с тобой должны подымить на балконе.

– Скурупулезно подмечено...

Через пару минут, развалившись в шезлонгах на широком балконе, мы неспешно закурили по сигарете «Парламента». Глубоко затянувшись, я подумал, что в жизни еще остались мгновения настоящего блаженства между изнурительными часами беспробудной пахоты.

– Так и сторожишь эту хату? – осмелев, спросил я Никиту.

– Угу... А шо: работка непыльная, – подмигнул он мне. – Опять же бабенки завсегда под боком, не заскучаешь. Шеф обычно за сутки предупреждает, что надо, к примеру, баньку стопить али шлюх каких надыбать.

– И часто шеф сюда наведывается? – наглел я понемногу.

– Дак время от времени, особливо зимой да осенью... Когда, видать, деловая активность у городе активизируется... Ну, и сексуальная, стал быть...

– Никит, ты вроде с Украины? – не унимался я.

– Угу, братуха, с под Днепропетровска... – насторожился он.

– А бакланишь не на чистой мове!

– Дак мени ж вот таким телком, – его ладонь, слегка подрагивая, застыла в полуметре от пола, – оттеда перевезли к москалям... – Он неожиданно поднялся со своего шезлонга, выстрелив окурком через перила. – Дрыхни, сколь душе треба, мешать не буду.

– Сигареты оставь, пожалуйста...

– О чем речь! Никаких проблем! – нераспечатанная пачка «Парламента» приземлилась на пустом шезлонге.

Вероятно, Никита подсыпал что-то в вино: глаза у меня слипались вовсю. Пришлось подойти к умывальнику, плеснуть на лицо холодной воды.

Взглянув на часы, я подумал, что сейчас самое время позвонить в клинику и поставить Олега Трунова в известность, что в ближайшее время доктор Курылев вынужден на работе отсутствовать по причине... глубокой депрессии.

Сотовый был при мне.

– Да, хирургия. – Затравленный голос заведующего покоробил меня: они там пашут, спешат... И я бы сейчас был в гуще событий. А вместо этого отправляю на тот свет одного братка за другим... Скоро и пальцы веером научусь драконить...

– Анатолич, это Эдуард...

– Где тебя черти носят? И Наталья твоя куда-то исчезла... Ты можешь толком объяснить, что происходит!

– Могу. Объясняю: у меня в жизни наступил критический период, вынужден пока скрываться в местах не столь отдаленных. Но это не то, что ты подумал...

– Да я о тебе вообще не думаю. Мне на твои проблемы до одного места, у меня своих полно... Возомнил из себя черт знает что! Печорин, блин...

– При чем тут герой нашего времени?

– Он тоже жаловался, что его никто не понимает... Если все хирурги начнут страдать время от времени гормональными замукоками, пускаться в бега... Какая это к лешему клиника будет? У меня сейчас две непроходимости, геморрой, гинекологи зовут на внематочную... А он, видите ли, кризис выдумал!

– Лучше скажи, как там мой крестничек себя чувствует. Поправляется, небось?

– Какой еще крестничек?

– Кого мы вместе с тобой в пятницу оперировали. Не помнишь, что ли?

– А-а-а... Тут я вынужден тебя огорчить, Эдичка. В морге он... Причем не нашем, а кафедры судебной медицины Медакадемии. Еще в субботу отвезли.

– Что с ним? – опешил я.

– Эмболия, похоже... Кто-то ночью пузырь воздуха в катетер засандалил... Недолго мучился, сердешный...

– Что, серьезно? – Я отказывался верить своим ушам.

– Диагноз пока предварительный, конечно, сам понимаешь... Когда анестезиолог прибежал на крик медсестры, он увидел, как пузырь этот на его глазах исчезает в подключичке...

– И не нашли эту сволочь? – Голос мой дрожал, словно погибший приходился мне близким родственником.

– Да уж менты порылись тут... Превратили отделение в тюрягу…

– Анатолич, – взмолился я. – Будь другом, накалякай заяву по собственному от моего имени... Как-нибудь исхитрись, а?

– И долго ты собираешься пребывать черт-те где?

– Не знаю пока, Анатолич... Но я обещаю держать тебя в курсе.

Спрятав трубку сотового, я ненадолго задумался: надо как-то умудриться не заснуть. Но как? Крепкий кофе отпадал, холодная вода действовала недолго... Оставался единственный выход. Закурив, я отыскал у себя под коленной чашечкой точку Цзу-Сань-Лии, стиснув зубы, начал прижигание.

Через пять минут с многочисленными точечными ожогами на ногах я вернулся в спальню. От сонливости не осталось и следа. Внимательно осмотревшись, я не заметил ничего подозрительного.

С помощью покрывала, накидки, собственного халата и прикроватного коврика мне удалось достаточно правдоподобно сымитировать человеческий силуэт, свернувшийся калачиком под простыней.

Сам же я укрылся с «макаровым» в ванной, оставив небольшую щель для наблюдения. Ждать пришлось недолго. Сначала на шторке возник знакомый профиль с усами, затем бесшумно отворилось окно. Я увидел «беретту» с глушителем в жилистой руке Никиты.

Три коротких выстрела прозвучали, как три хлопка. Попасть в Никитину кисть особого труда не представляло. «Беретта» упала на кровать. Рука же исчезла за шторкой, а до моего слуха донесся зычный рев раненого медведя. Медлить было нельзя, и я, прихватив «беретту», пулей бросился на балкон, на котором недавно курили в шезлонгах два мужика, а сейчас один из них корчился, прижимая к животу руку, а другой, подскочив, сделал подсечку своему «приятелю», уронив его на пол.

Уперев колено в спину Никиты, я ткнул глушителем ему в плечо:

– Говори, тварь, кто меня заказал!

– Тебе отсюда... не выехать. Скоро... здесь бу...

– Что-то совсем ты, Никитушка, по-киевски перестал гутарить.

– Сам ты Никита, урррод

– Где настоящий Никита?

– В подвале, крыс кормит ...

– Ах ты, гнус! Сейчас туда же отправишься. Последний раз спрашиваю: кто меня заказал?

– Твой телефон ... прослушивается. А заказал... тебе его имя ничего не скажет.

– Кто? Последний раз спрашиваю!

В этот момент за забором скрипнули тормоза. Я резко ударил его по затылку и, пригибаясь, побежал в дом. Уже на бегу услышал:

– Глист! Отзовись! – кто-то раскатисто рявкнул по ту сторону забора. – Опять геморрой свой лечишь, вместо того, чтоб дело делать!

– Гляди, какую тачку надыбал! – удивился другой голос, помягче и поголубее.

– Гы-гы! Стекла-то нет!

– Стекло вставить – не проблема.

Итак, значит, Глист...